Текст книги "Демоны острова Пасхи"

В-третьих, иногда происходили убийства, вызванные злобой, завистью, ревностью или иными понятными причинами. Убийц осуждали и проклинали, но все же и это не вызывало ужаса, ибо было объяснимо недостатками человеческой натуры и слабостью людей.

Труднее поддавались объяснению случаи непредвиденной злобы, приводящие к тяжелым последствиям. Все помнили, как несколько лет назад на одном из праздников подрались жители двух деревень. Повод для драки был незначительным: зашел спор о том, в чьей деревне умеют лучше плести сандалии. Вначале разговор сопровождался шутками и смехом, затем начались крики, потом вспыхнула ссора, в ходе которой кто-то ударил кого-то кулаком, – и не успели опомниться, как три десятка человек ожесточенно молотили друг друга, не останавливаясь ни перед чем. Исход драки был печален: одного мужчину забили насмерть, семерых покалечили. Долгое время спустя люди с недоумением вспоминали об этом побоище, не понимая, как ссора, возникшая из-за сандалий, могла закончиться смертью и увечьями.

Другой подобный случай произошел при обряде посвящения во взрослые. Подростки, проходившие этот обряд, подвергались всевозможным испытаниям, которые должны были доказать умение молодых людей терпеть боль и лишения, – то есть готовность к взрослой жизни. В специально отведенном месте юношей и девушек, достигших половой зрелости, заставляли голодать, терпеливо переносить дневной зной и ночную прохладу; им делали надрезы на теле, прокалывали уши и ноздри, вгоняли острые шипы под кожу, прижигали раны огнем и натирали едкими мазями. Молодые люди обязаны были переносить все эти испытания хладнокровно, не выдавая своих страданий; тех, кто издавал крики и стоны, или, хуже того, молил о пощаде, – изгоняли с места испытаний, что было большим позором, так как следующая проверка на готовность к взрослой жизни проводилась только через год, и в течение этого времени над слабаком издевались все кому не лень.

И вот при очередном подобном обряде одного молодого человека замучили до смерти, причем, опять-таки никто не мог понять, как это произошло. Привязанный к дереву юноша стойко переносил мучения, но на лице его порой отражалось страдание, а на глазах появлялись предательские слезы, – казалось, еще немного, и он не выдержит. Это заставляло испытующих удваивать свои усилия и применять новые, более жестокие средства. Юноша, однако, продолжал терпеть, и тогда тех, кто испытывал его, обуяло какое-то странное чувство, похожее на страсть, – они стали получать удовольствие от истязаний, и пришли в себя лишь после того, как обнаженное тело молодого человека безжизненно обвисло на веревках.

Убившие юношу люди после говорили, что ими завладели демоны. Страсть, охватившая испытующих, явно имела потустороннее происхождение, с ней невозможно было бороться, она подчиняла себе полностью, наполняя душу человека диким, зверским, неистовым восторгом. Многие жители острова были согласны с этим, они и сами попадали под власть демонов; было замечено, что иной раз не только взрослые, но и дети совершают поступки, несовместимые с божественным пониманием человеческой природы.

Но всё же за тысячелетнюю историю острова демонам не удавалось еще вырваться на свободу: великое милосердие богов, разумные порядки, установленные здесь, и неустанные заботы жрецов хранили людей от нашествия злых сил. Старая колдунья Кахинали, одиноко жившая в своей хижине, предрекла когда-то, что такой порядок вещей будет нарушен – грядут новые времена, страшные и грозные, – однако ей не поверили. Но начавшаяся на острове война подтвердила слова колдуньи. Войско Аравака и войско его противников сошлись для боя на широкой равнине между Священным поселком и лесом у подножья Расщепленной Горы. Число воинов с той и другой стороны было невелико, но люди Аравака имели оружие: дротики, палицы, луки с тугой тетивой и длинные острые ножи, а также прикрывали себя щитами, – в то время как воины, выступившие против вождя, несли простые дубины и короткие луки, применявшиеся на охоте; щитов же не было у них вовсе.

Накануне битвы воины и той, и другой стороны горячились, обещая покарать своих врагов, и были полны решимости силой доказать свою правоту. Однако когда два войска встали друг напротив друга, люди растерялись: ведь многих из тех, с кем им предстояло сразиться, они очень хорошо знали, а с некоторыми даже находились в родстве. Мысль о том, что сейчас им придется драться насмерть, показалась всем настолько дикой и нелепой, что они устыдились своего намерения. Чувствуя себя неуверенно и неловко, они переминались с ноги на ногу, говорили ни о чем и не сводили глаз со своих предводителей, надеясь, что те предпримут что-нибудь такое, от чего битва закончится, не начавшись.

Аравак уловил это настроение и понял, что действовать надо немедленно и решительно, иначе войско его попросту разбредется по домам. Он обвел своих воинов грозным, непереносимым взглядом и, потрясая палицей, закричал:

– Вот там стоят бросившие вызов богам! Они пришли сюда, чтобы убить нас, чтобы завладеть нашими жилищами, нашими женами и детьми! Они – слуги проклятых демонов, они несут смерть и разрушение! Но боги на нашей стороне; с нами Бог Войны, и мы победим! Бей слуг демонов, бей их! Вперед!

И он с яростным воплем бросился на врагов, а за вождем побежал его сын Тлалок, а за ним – воины из личного отряда Аравака, увлекая за собой и всех остальных.

Эта ярость передалась врагам, которые, в свою очередь, страшно закричали и кинулись им навстречу. В одно мгновение закипел ожесточенный бой; теперь никто уже не мучился сомнениями, но каждый дрался с такой ненавистью, от которой туманился рассудок. Состраданию, жалости и благородству не было места в этой битве: здесь наносили удары в спину, нападали втроем на одного и добивали раненых.

Аравак чувствовал себя в своей стихии в этом жестоком, кровавом бою: он крушил своей палицей направо и налево, и стоны поверженных врагов услаждали его слух. Вождю не уступали и его воины: оружие в их руках будто само по себе, неотвратимо и неумолимо, уничтожало противников. Устоять перед такой страшной и безжалостной силой было невозможно, и битва вскоре закончилась: враги Аравак обратились в бегство. Их преследовали, пятерых поймали, остальные скрылись в лесу.

Аравак, весь забрызганный кровью убитых, гордо опираясь на палицу, озирал место сражения. Он заметил, что некоторые лежавшие на земле вражеские воины еще живы. Подозвав к себе своего сына, вождь сказал, показывая на них:

– Добейте их!

Тлалок, возбужденный боем, засмеялся и хищно оскалился:

– Мы перебьем всех, кто еще шевелится! Смерть им!

– Но позаботься о наших, – с улыбкой заметил ему Аравак. – Нашим раненым надо оказать помощь.

– Все сделаем, отец, – ответил Тлалок и, собрав людей, пошел с ними по полю битвы. Обнаружив раненого врага, они начинали с ожесточением бить и колоть его, пока тот не переставал подавать признаков жизни, – и такое занятие не только не было противно им, но доставляло удовольствие. Они и не знали раньше, что убивать людей так приятно.

Аравак внимательно наблюдал за ними; в его прищуренных глазах промелькнуло что-то странное, – похожее и на торжество, и на презрение.

* * *

Односельчане Капуны с нетерпением ждали его возвращения из Священного поселка. Страх одолевал их: слухи о произошедшем между Араваком и его противниками сражении уже дошли сюда, и деревенские жители боялись, как бы вождь не принялся теперь за других своих врагов, – ведь Кане был родом отсюда. Для того чтобы успокоить себя люди напоминали друг другу слова Капуны о том, что Аравак не держит на них зла и не будет мстить им, но тревога не покидала их, – а вдруг вождь передумает?

К тому же, были нехорошие знамения: два дня назад тряслась земля, и в то же время солнечный диск как будто уменьшился; правда, потом он восстановился, и земля больше не сотрясалась, однако что было, то было, и просто так отмахнуться от этого было нельзя. Помимо того, одна из куриц в деревне высидела черного цыпленка, который вел себя странно: только что вылупившись из яйца, он молча вышел на улицу и проследовал до самой околицы, останавливаясь у каждого дома и поворачивая голову и так, и этак, чтобы лучше все рассмотреть. Дойдя до последнего дома цыпленок издал гортанный крик, похожий на орлиный, но с отчетливо слышимыми звуками «е» и «а», – те жители деревни, которые слышали этот крик, уверяли, что птенец прокричал «беда!». Издав этот вопль, цыпленок свалился на землю и испустил дух, что еще более озадачило деревенских жителей, ибо они не знали, как поступить с телом птенца, – зарыть ли его в землю, сжечь, или бросить в воду? После длительно совещания было решено мертвого цыпленка все-таки сжечь, дабы душа его могла легко отлететь к небесам, не привязанная ни к какой земной сущности. Так и сделали, однако в ту же ночь черный цыпленок снова бродил по деревне, о чем-то разговаривая сам с собой, – нашлось три человека, которые видели и слышали это.

Утром все люди, от мала до велика, собрались у деревенского алтаря, чтобы возложить дары богам и молить их о заступничестве. В самый разгар церемонии Мауна, стоявшая в первом ряду, воскликнула:

– Глядите, люди, а вот и Капуна идет! Он поспел как раз вовремя – кому же, как ни старосте подносить дары богам? Это хороший знак, что Капуна успел к началу подношения, – значит, боги милостивы к нам и спасут нас от демонов.

В толпе раздались тяжелые вздохи: всем хотелось верить сказанному Мауной, но и страх не оставлял людей.

Капуна, хорошо знавший своих односельчан, в один миг понял, какие чувства их обуревают; он хотел было ускорить шаг, чтобы поскорее дойти до алтаря и успокоить людей, но вспомнил наставления Мауны. Вспомнив же их, он пошел медленнее, делая вид, что занятый своими мыслями он не замечает скопления людей у деревенского святилища. Мауна оценила достойное поведение мужа и была очень довольна им.

Подойдя к алтарю, Капуна будто бы только теперь увидел собравшихся здесь жителей деревни. Он провел рукой по лицу, вроде бы отгоняя какое-то наваждение, и со вздохом проговорил:

– Привет вам, люди. Вы, что же, решили поднести дары богам? Это благое дело. Продолжайте, продолжайте, я не хочу вам мешать.

– О, Капуна, но ты же наш староста, – ты должен поднести дары богам! – послышался голос Мауны.

– Да, да! Ты наш староста, и тебе надо воздать им это подношение! – подхватили и другие жители деревни.

– Вы оказываете мне огромную честь, люди, – склонил голову Капуна, и, взяв дары, со словами молитв возложил их к алтарю.

Закончив церемонию, Капуна собирался продолжить свою игру, то есть пойти домой, оставив любопытство односельчан неудовлетворенным, а беспокойство – не снятым, но взгляд Мауны, который он поймал, дал ему понять, что такой поступок будет неправильным. Тогда Капуна повернулся к людям и сказал им, просто и сердечно:

– Я хочу поведать вам о том, что произошло в Священном поселке. Кстати, вождь Аравак наказывал мне передать вам его лучшие пожелания. Вождь подтверждает, что не держит зла на нас, на нашу деревню, и по-прежнему будет оказывать нам покровительство.

После этих слов в толпе раздался шумный вздох облегчения.

– Слава великому вождю! – закричали люди. – Да хранят его боги! Да отвратят они от него несчастья, да не покинет его удача!

– Слава великому вождю, – повторил и Капуна. – Боги хранят его, они даровали ему победу над врагами. Вы уже слышали о том, что Аравак наголову разбил тех, кто стал служить демонам? Бесчисленное множество этих нечестивцев убито, кое-кого удалось захватить живьем, остальные разбежались и прячутся по лесам, дожидаясь неминуемой смерти.

– Да, мы слышали об этом, – сказали люди, – но не знали, что победа Аравака так велика. Неужели он вот так, разом, покончил со всеми служителями демонов?

– Не сомневайтесь, их осталась жалкая горстка, да и тех не сегодня-завтра переловят, – подтвердил Капуна. – Однако вы, наверно, не знаете главного; не знаете, что схваченных служителей демонов наш великий вождь принес в жертву Богу Войны.

– Он принес их в жертву? – послышались удивленные восклицания.

Капуна, стараясь подражать Араваку, обвел своих односельчан тяжким взглядом.

– Разве не справедливо такое воздаяние для служителей зла? – произнес он фразу, услышанную в Священном поселке. – И разве не должен был Аравак отблагодарить Бога Войны за победу? Или вы жалеете тех, кто отринул богов и отдал свои души демонам?

– Будь они прокляты! – раздался голос Мауны. – Вождь сделал всё как надо.

– Слава вождю! Будь прокляты служители демонов! – немедленно поддержали ее жители деревни.

– Но как же произошло жертвоприношение? Расскажи, Капуна! Ты был там, ты видел? – стали вопрошать люди своего старосту.

Капуна с важностью отвечал:

– Да, я был там и видел все от начала до конца собственными глазами. Вы хотите узнать, как произошло жертвоприношение? Хорошо, слушайте, я расскажу вам… Еще до того, как отправиться на битву, Аравак принес в жертву одного из пленников, которого, как говорят, случайно захватили воины вождя. Этого я, понятное дело, не видел, так как был тогда с вами, в деревне, но в Священном поселке мне сказали, что жертвоприношение было совершено плохо, наспех, без должного почтения к Богу Войны. Однако когда Аравак вернулся после сражения, он воздал богу, как следовало. О, это было страшное и величественное зрелище, которого мне никогда не забыть! Начну с того, что для Бога Войны переделали храм, который раньше принадлежал Богу Лесов. Вы, конечно, видели этот храм, заходили в него и молились, когда бывали в Священном поселке, – но вы не представляете, каким он стал теперь. Изваяние Бога Лесов из него убрали, – вождь сказал, что для этого бога после построят новый храм, – но зато поставили статую Бога Войны, такую красивую и грозную, что и передать нельзя! Люди, говорю вам, что это самый грозный и самый великий из всех богов! Внешне он похож на нас с вами, но его взгляд беспощаден, лицо яростно, а в руках он сжимает лук; этот бог не знает жалости и милосердия к врагам.

Аравак устроил великолепный праздник для этого бога. В первый день праздника за час до рассвета из Дома Посвятивших Себя Богам вышли девушки в белом, с украшениями в волосах и на одежде, при том щеки их были выкрашены в красный цвет, а руки от локтей до запястий покрыты перьями попугаев. Затем юноши Священного поселка, во всем красном, в венках из пальмовых листьев присоединились к девушкам, – и все они вместе, возглавляемые нашим молодым жрецом (верховный жрец Баира был болен и не выходил из дома), проследовали в храм и возложили к ногам Бога Войны жареное мясо дичь и печеный батат. Выстроившись в определенном порядке вокруг статуи бога, они совершали обряды, сопровождаемые пением и танцами.

Посмотреть на это зрелище собрались все жители Священного поселка, так что мне едва удалось пробиться к храму, – да и то вряд ли я рассмотрел бы что-нибудь, если бы не великая милость Аравака: он узнал меня и велел своим воинам расчистить мне место в толпе, в первом ряду.

– О-о-о! – раздались восклицания жителей деревни. – Великий вождь ценит тебя, Капуна.

– Да, он меня уважает, – подтвердил Капуна с гордостью. – Итак, в первый день праздника лучшие юноши Священного поселка и девы, посвятившие себя богам, воздали почести Богу Войны. На следующий день настал черед жертвоприношений. Из числа пленников вождь Аравак выбрал наиболее подходящего; на этого человека надели такие же украшения, которые были накануне на избранных юношах и девах, посвятивших себя богам, – а лицо его закрыли маской, повторяющей черты Бога Войны. Этому человеку надлежало изображать бога, который должен был умереть, чтобы воскреснуть. Ведь бог ослаб за долгие-долгие годы, когда его не почитали у нас, а значит, ему следовало возродиться, дабы наполниться силой. Аравак сказал, что смерть богов – это начало их новой жизни. Боги должны умирать время от времени, чтобы стать еще сильнее.

Так вот, Аравак выбрал из числа пленников юношу, который должен был изображать Бога Войны. Тело этого юноши не имело ни малейшего порока; роста он был не высокого, но и не низкого, стройный, как тростник, с прекрасной осанкой. На нем был роскошный наряд – плетеная мантия и набедренная повязка из расписной ткани; на голову ему надели пышный убор из орлиных перьев, который обычно носят только верховный жрец или великий вождь; в волосы юноши вплели петушиные перья, лоб украшал венок из цветов, а на шее висели ожерелья из раковин.

Этому юноше оказывали такое почтение, что и рассказать невозможно: сам великий вождь Аравак преклоняся перед ним, а вслед за вождем – его сын Тлалок, старейшины, жители Священного поселка; склонился перед ним и я, и было у меня такое чувство, будто я кланяюсь богу!

Юноша был весел и приветлив со всеми, потому что ему дали выпить хмельной напиток и вкусно покормили; он благословлял всех нас и желал счастья, здоровья и процветания. С песнями и танцами привели его к храму Бога Войны, где был сооружен помост с жертвенным алтарем; там встретил юношу молодой жрец и под руку возвел его наверх, также оказывая уважение и внимание.

У алтаря ожидали два помощника жреца, добровольно вызвавшиеся из числа жителей поселка. Схватив юношу, они сорвали с него одежду и распластали на алтаре. Молодой жрец вспорол юноше грудь, погрузил в рану руку и вырвал его сердце. Говорили, что на том жертвоприношении, что было перед битвой, он не смог этого сделать, но теперь вынул сердце так ловко, будто часто этим занимался.

– А что же Баира? – раздался чей-то голос. – Неужто он был так болен, что не мог сам совершить жертвоприношение?

Капуна покосился на жену. Мауна поднесла палец к губам, и тогда Капуна сказал:

– Да разное болтают… Я думаю, что это не нашего ума дело; мы не должны обсуждать поведение верховного жреца.

– Да, да, конечно, – испуганно согласился вопрошающий.

– На чем я остановился? – Капуна с досадой и укором посмотрел на любопытного односельчанина. – Ах, да, на жертвоприношении!.. Даже после смерти юноше продолжали выказывать уважение: помощники жреца не сбросили его тело, а снесли вниз на руках. Там у трупа отрубили голову и насадили на копье, а сердце юноши сожгли перед изображением Бога Войны, которого, к тому же, обильно полили кровью… Что же вы молчите? Радуйтесь, люди, бог умер и бог воскрес! Он вновь пришел в наш мир, он наш защитник и спаситель!

– Он наш защитник и спаситель! – закричали жители деревни. – Слава воскресшему богу!

– То-то же, – сказал Капуна. – Но праздник в Священном поселке на этом не закончился: остальные пленники тоже были принесены в жертву Богу Войны, но прежде был проведен обряд изгнания злых демонов большой величины. Происходило это так. Вначале пленников, обнаженных, провели через весь поселок; при этом их секли прутьями колючего кустарника и приговаривали: «Пусть уйдут прочь несчастья, болезни и лишения! Пусть будет у нас здоровье и богатство». Прутья колючего кустарника – отличное средство против демонов, которые не выдерживают избиения и убегают прочь, унося с собой наши беды.

Прогнав пленников из конца в конец Священного поселка, их доставили, опять-таки, к храму Бога Войны и здесь сожгли живьем – из веток и травы сделали огромные плетеные чучела, в которые поместили этих злодеев, а затем чучела подожгли. Как сказал вождь Аравак, сожжение заживо – это самый надежный способ избавиться от таких вредоносных и опасных существ, какими являются демоны…

Что же вы опять примолкли, люди? Радуйтесь, ведь великий вождь позаботился о вас – после жертвоприношения, устроенного им в Священном поселке, демоны долго не смогут прийти в себя! Ваши жизни, ваше здоровье, ваши дети теперь надежно защищены!

– Слава великому вождю! Слава ему! Слава Араваку! – послышались возгласы, но были они лишены должного воодушевления, и Капуне пришлось еще раз тяжелым взглядом обвести своих односельчан…

– В чем дело, Мауна? – спрашивал Капуна жену, оставшись с ней наедине. – Разве плохо я говорил? Разве жертвоприношение Аравака не было грозным и величественным?

– О, говорил ты очень хорошо! – отвечала ему Мауна. – Я была поражена красотой твоей речи. Когда ты успел выучиться так говорить?

Капуна засмеялся.

– Правда, здорово? А ты думаешь, что я ни на что не способен? А я в Священном поселке ловил каждое слово вождя, слушал, как говорят старейшины, – и учился. Говорить-то, ведь, каждый из нас умеет, да только не каждый слагает слова правильно, так чтобы они подходили друг к другу и выстраивались рядком, как бусы на ниточке. О, Аравак умеет говорить, – его слова это даже не бусинки, а камни, увесистые, крепкие: они складываются в прочную стену, которую невозможно прошибить! Слова старейшин послабее будут, но и они крепкие и гладкие; у меня еще так не получается, но все равно не плохо выходит, да?

– Да, не плохо, – подтвердила Мауна. – Наши люди были поражены твоей речью.

– Так-то вот, – улыбаясь, произнес польщенный Капуна. – Но отчего тогда лица их были угрюмыми?

– Люди испугались. Они испугались именно потому, что твой рассказ был слишком хорош. Ты мог бы не рассказывать о некоторых вещах, Капуна. Пойми, на нашем острове не было еще таких жертвоприношений.

– Но они же нужны! – перебил ее Капуна. – С их помощью мы располагаем к себе богов, искупаем грехи, изгоняем злых демонов, – неужто это не понятно?

– Со временем все это поймут, но пока не надо было тебе так стараться. Я и то испугалась, хотя не показывала виду, – Мауна хлопнула себя руками по щекам и покачала головой. – Ой, как убивали этих пленников! Представить страшно; неужели тебе самому, когда ты видел все это, не было жутко?

– Ну, может быть немного, – замялся Капуна. – Но чем дальше это продолжалось, тем больше меня охватывал восторг. Да разве я один такой? Посмотрела бы ты на жителей поселка: к концу церемонии они кричали и выли, словно помешанные!

– Капуна, прошу тебя! – замахала руками Мауна. – Не забывай, я вынашиваю ребенка: как бы не скинуть его от этаких впечатлений.

– Пусть боги спасут нас от беды, – Капуна поднял глаза к небесам, а потом, после некоторой паузы добавил:

– А все-таки, Мауна, деревня наша захудалая, живем мы в глуши, и сами подобны диким птицам, что пугливо прячутся в лесной чаще. Вот в Священном поселке совсем другая жизнь, и люди там другие… Э-хе-хе, и повезло же нам с тобой родиться в этом бедном и унылом месте!

* * *

В последнее время в мире, в котором жил верховный жрец Баира, происходили неприятные события, имеющие сильное влияние на настоящее и будущее. От них следовало удалиться и переждать, пока они уйдут в прошлое и перестанут вызывать душевное волнение; надо было дождаться того момента, когда мир снова станет спокойным и обычным.

Ныне спокойствие мира нарушали два злых существа: вождь Аравак, который, как совершенно ясно было теперь Баире, являлся воплощением жестокого Бога Войны, – и Тлалок, без сомнения являющийся куриным демоном, тем самым, что вселялся иногда в этих птиц и заставлял их истошно кричать и носиться по двору. Молитвы и обряды совершенно не помогали в борьбе с Араваком и Тлалоком, поэтому, удалившись от людей, Баира общался исключительно с высшими силами.

Смутные начертания будущего занимали внимание верховного жреца; с помощью гаданий, а также пророчеств, записанных в древних таблицах, Баира пытался узнать, что ожидает островитян впереди. «Что нам предстоит? Какие радости и огорчения ждут нас в будущем; как избежать нам несчастий и неприятностей?» – вопрошал верховный жрец, пытаясь отодвинуть завесу времени.

Верховный жрец разложил перед собой древние таблицы, дабы вчитаться в их текст и понять смысл пророчеств. В первой таблице рассказывалось о Великой Матери Сущего, которая не есть Мать-Земля, известная людям прародительница богов, но высший дух, пронизывающий все, что только существует в земном, небесном и подземном мире. Люди часто путали Великую Мать Всего Сущего с Матерью-Землей, не понимая, где царит дух, а где – прародительница богов, но Баира прекрасно разбирался в этом, руководствуясь священными текстами. Вот как, например, Сын Солнца рассказывал своим ученикам о Матери Всего Сущего:

«Я открою вам дверь жизни, говорил Сын Солнца. Счастливы вы, что хотите сбросить власть злых демонов, ибо я приведу вас в царство демонов добрых, которые служат нашей Матери; в царство, где нет места злу.

И в изумлении спросили люди Сына Солнца:

– Кто наша Мать и кто ее добрые демоны? И где ее царство?

– Ваша Мать в вас, и вы в ней, – отвечал им Сын Солнца. – Она носит вас: она дает вам жизнь. Именно она дала вам ваше тело и настанет день, когда вы вернете его снова ей. Счастливы вы будете, если подчинитесь ее законам. Кто сделает это, никогда не увидит болезни. Ибо сила Матери превосходит все. Того, кто придерживается законов Матери, того сама Мать будет также держать. Она исцелит все болезни его, и никогда он более не будет недомогать. Она защитит от огня, от воды, от укуса ядовитых змей… Счастлив тот, кто любит Мать, и кто мирно прильнул к ее груди. Ибо Мать ваша любит вас, даже когда вы отворачиваетесь от нее. Велика ее любовь, выше горных высот, глубже морских глубин. И тех, кто любит Мать, она никогда не оставляет. Как курица защищает своих цыплят, а женщина – своего новорожденного младенца, так и Мать Всего Сущего охраняет людей от любой опасности и от любого зла… Слушайте меня, люди! Когда вы отринете злых демонов, обитающих в вас более, чем где-либо, и прекратите выполнять волю их, в тот же самый миг и дыхание ваше, и кровь ваша, и плоть ваша будут едины с дыханием, кровью и плотью Матери Всего Сущего, – и дух ваш сможет стать единым с духом великих, милостивых и совершенных богов. Ибо никто не может достичь божественного кроме как через Мать Всего Сущего».

Мать Всего Сущего, говорилось далее в священных тексах, находится за пределами трех составляющих бытия – прошлого, настоящего и будущего или, по-другому, – желания, действия и реальности. Но это не надо понимать как отстраненность Матери от бытия, ибо она, Мать, также является и матерью этих трех составляющих…

Тут Баира отложил таблицы и блаженно откинулся назад, на подушки лежанки. Простой и ясный текст священного писания всегда умилял верховного жреца и доставлял наслаждение, – да и как можно было не восторгаться столь доступным и предельно прозрачным изложением!..

Отдохнув, верховный жрец продолжил чтение. В таблицах далее говорилось о втором пришествии Сына Солнца. Он будет преисполнен мудрости и великодушия, радости, знания обо всем на свете – обо всей вселенной с ее мирами, ее богами, добрыми и злыми демонами. Лучше всего, однако, он знает людей, он видит их насквозь; в таблицах так и было сказано: «знаток людей, непревосходимый». Понятно, что с таким знанием людей и с такой силой Сын Солнца во втором своем пришествии станет «укротителем буйных, а для всех прочих – учителем». Он преподаст всем людям наиглавнейший урок нравственности, – и не простой обыденной, а высшей божественной, которая «прекрасна в начале, прекрасна в середине и прекрасна в конце; она благая по смыслу и выражению, полная и законченная, совершенно чистая, ведущая к просветленному и безгрешному житию».

С помощью своей чрезвычайной силы Сын Солнца разрушит все варварское и воровское и победит всех тех, кто творит беззаконие. Он восстановит справедливость на земле, и души живущих в конце эры Пятого Солнца людей пробудятся и сделаются чистыми, как горное стекло. Люди, претерпевшие подобное изменение, станут как семя для будущих поколений и положат начало рождению расы, которая будет следовать законам богов. В конце концов, люди и сами уподобятся бессмертным богам, – и тогда телесное существование людей прекратится, а их души, став легкими и совсем тонкими, поселятся между небом и землей. В созерцании богов они обретут истинное знание и блаженство и уже никогда не расстанутся с ними…

Баира вытер слезы на глазах: сколь велика мудрость богов, сколь велика их милость к людям! Расчувствовавшись, верховный жрец долго вздыхал и бормотал что-то невнятное, глядя в потолок.

Потом он взялся за последнюю таблицу из тех, что выбрал сегодня на прочтение, и по лицу Баиры пробежала тень. Эта таблица давно не давала покоя верховному жрецу, ибо ее текст противоречил текстам других таблиц. Священное писание обещало спасение людям, но в этой последней злосчастной таблице утверждалось, что они погибнут до единого человека, сгинет и Земля в том виде, в каком она была до сих пор. Собственно, гибель людей верховный жрец не считал чем-то необычным, – они уже гибли в наказание за свои грехи в предыдущие эпохи Солнца, – однако в таблице говорилось об окончательной и бесповоротной гибели всего рода людского.

Сказано же было так: «Четвертого Ахаута Третьего Канкина прольется внезапный ливень, непременно прольется ливень… А затем опрокинутся небеса, опрокинутся на землю, когда четыре бога низвергнутся на них», – и смысл этого пророчества далее подробно разъясняли древние мудрецы. Четвертого Ахаута Третьего Канкина прольется не обычный ливень, но огненный, который сожжет всю растительность без остатка, превратит воды реки озер в пар, а над океаном поднимется такой густой туман, что земля покроется непроницаемым мраком. Спасутся лишь те люди, животные и птицы, которые укроются в глубоких пещерах, но и там многие умрут от жара и духоты. Оставшиеся в живых не успеют еще прийти в себя от ужаса, как зашатаются небеса и со страшным грохотом обвалятся вниз. Это произойдет от того, что четыре бога не удержатся на своих высотах, а низвергнутся на небеса, и небеса рухнут под их тяжестью. Почему же низвергнутся четыре бога, и какие это будут четыре бога? Те боги падут, которых перестанут чтить люди – умный поймет, о чем идет речь, говорилось в тексте.

Когда небеса опрокинутся на землю, случится непоправимое. Все смешается, – вода, земля и воздух, – и не будет уже ни земли, ни воды, ни воздуха, но наступит Хаос, какой был до начала времен. В это время погибнут не только люди, но и все боги, потому что пропадет то, на чем основана их жизненная сила: не станет моря, – значит, не станет Бога Моря; исчезнут деревья, – значит, исчезнут Бог Леса и Бог Плодовых Деревьев; не будет земли и неба, – значит, погибнут Мать-Земля и Отец-Небо. В Хаосе останется лишь одна Мать Всего Сущего, для которой и Хаос – сущее, но она навеки замкнется в себе и больше ничего не сотворит…

Баире всегда было жутко и тоскливо читать это пророчество, но он утешался тем, что в остальных таблицах о светопреставлении не упоминалось. Мучительно размышляя о причинах такого расхождения в священных текстах, Баира пришел к выводу, что древние мудрецы хотели, скорее всего, просто предупредить людей о последствиях неправедной жизни. Таким образом, конец света был вероятным, но не обязательным, ведь в других таблицах прямо было сказано, что люди поселятся между небом и землей, где и обретут блаженство в созерцании богов.