Текст книги "Нагие намерения"

Любу Зинаида Петровна обожала, похоже, втайне преклонялась перед этой странноватой, немного загадочной женщиной, чья жизнь была проникнута романтикой и тайной. Может быть, поэтому их взгляды на многие вещи и явления практически всегда совпадали, а отношение к людям, включая близких родственников, было в значительной степени сформировано именно Любой.

С племянницей своей Люба, пока была здорова, отношений не поддерживала, и Зинаида Петровна оценила то, что Диана не бросила тетку, когда для той наступили тяжелые времена. Она с теплотой и нежностью относилась к Диане. И поэтому очень настороженно встречала ее мужа Дениса. Ведь Люба-то (Зинаида Петровна это прекрасно видела) Денису не доверяла, как будто опасалась его.

– Вы уж извините, слышать стала плоховато, – сетовала Зинаида Петровна за чаем, – сразу и не разобрала, кто да что…

– Это вы нас извините, приехали, как снег на голову, да еще поздно, – оправдывалась Диана.

– Вот был бы телефон, тогда бы другое дело.

– Зинаида Петровна, я же сколько раз предлагала, давайте я вам мобильный телефон…

– Ты, девочка, брось это, – решительно прервала ее Балашова. – Я эти ваши железяки не понимаю и знать их не хочу. Придумали тоже, прости господи, ересь какую-то! Забудь. Жила без этого телефона, так и помру.

– Ну зачем вы так, я же от души!

– Да знаю, знаю, не переживай. Я, если что надо – к соседу на первый этаж схожу, он инвалид войны, ему телефон поставили. Ну, рассказывай, что да как. По делу приехали или отдохнуть? Ты же с самых похорон Любочкиных здесь не была?

– Да, первый раз, хотя все собиралась. Теперь вот по делу пришлось. И нам очень надо с вами поговорить, мне и моим друзьям.

Увидев, что мужчины заинтересовались их разговором, Зинаида Петровна встала и сказала:

– Дианочка, помоги-ка мне с посудой.

И уже на кухне поинтересовалась:

– Кто эти твои друзья? Денис знает?

Диана на секунду задумалась. Врать не хотелось, сказать правду было невозможно. О теперешних их отношениях с Денисом Зинаида Петровна не знала, хотя о многом догадывалась.

Наконец, решившись, сказала:

– Друзья с работы. Там у меня не все гладко, так что один из них, ну, что ли, охранник мой. Олег.

– А другой, говорливый этот?

– Другой так, для мелких поручений, – мстительно пояснила Диана. И, помолчав, сказала: – Денис в больнице. В критическом состоянии.

Зинаида Петровна аж присела:

– Убили?

– Пытались. Я думала, вы по телевизору услышите, так что решила рассказать.

– За что его? Кто?

– Вот я и пытаюсь узнать, а друзья помогают.

– Нашли чего?

– Нет, – задумчиво протянула Диана, – пока нет. Ищем.

Помолчала еще немного, вздохнула. Внимательная Зинаида Петровна правильно поняла ситуацию:

– Говори, девочка, чего мнешься. Или секрет?

Диана как-то странно взглянула на нее и тихо спросила:

– Как вы думаете, тетя Люба правда умерла?

Зинаида Петровна всплеснула руками так, что смахнула с небольшого кухонного столика цветастую чайную чашку. Чашка упала на пол и с радостным звоном раскололась на несколько крупных разноцветных кусков.

Но Зинаида Петровна, кажется, этого даже не заметила:

– Дианочка, да что с тобой? Мы же все ее и хоронили, помнишь? А если кто умирает – то уж умирает, дело известное. Какие тут сомнения могут быть? Может, девочка, у тебя из-за Дениса расстройство какое случилось, а?

– Да нет, это я так, – тряхнула головой, словно сбрасывая наваждение, Диана, – мерещится иногда что-то. Пойдемте, а то мужчины там одни.

Действительно, пора уже было возвращаться в комнату, а то ее спутники чего доброго решат, что она тут без них обтяпывает свои делишки, может быть, даже пытая гражданку Балашову раскаленной сковородой.

Шургин и Алекс действительно сидели напряженные, сосредоточенно и молча глядя в свои чашки, правда, Алекс при этом что-то жевал.

– Где же это наши дамы пропадали… – завелся было он, но Шургин его перебил:

– Большое вам спасибо, Зинаида Петровна. Но нам хорошо бы отдохнуть, поспать.

– Да, да, – заторопилась и Диана, – Олег Павлович столько времени провел за рулем.

– Ага, – торопливо заглотив печенье, встрял Алекс, – я тоже чертовски устал, такая дорога была тяжелая!

– Пойдем устраиваться, – не обращая на его болтовню внимания, продолжала Диана. – У нас там все необходимое есть. Мы завтра утром зайдем, нам обязательно надо поговорить.

– Заходите, заходите, я вас покормлю. А белье, одеяла там есть, Любочка позаботилась, все тебе оставила. Ключ-то не забыла, а то у меня запасной возьми. Я-то, как цветы к себе снесла, месяца три назад, так уж туда и не ходила. Пылища, наверное…

– Не беспокойтесь, Зинаида Петровна, я разберусь.

– Ну, зови, если понадоблюсь.

– Через дверь? – тихонько шепнул язвительный Шургин, но Диана уже решительным шагом направилась к выходу, и он поплелся за ней, мечтая лишь о том, чтобы вытянуться горизонтально и закрыть глаза.

Квартира тети Любы была этажом выше. Поднявшись по лестнице, они остановились, ожидая, пока Диана отыщет нужные ключи.

– Ну, что, – прервал молчание Шургин, – пробовали говорить насчет вашего мужа? Был он здесь?

Пытаясь открыть непослушный замок, Диана ответила не сразу:

– Нет, не успела. Да и не хотела я вот так, сразу. Завтра поговорим, а сейчас хоть отдохнем – безумный день какой-то, длинный. Пусть уж он наконец закончится.

Дверь открылась, и они практически одновременно ввалились в прихожую.

Однако безумный день заканчиваться явно не желал. Едва включив свет, Диана немедленно стала кричать. Через некоторое время крик стал плавно переходить в пронзительный визг. Шургин и Алекс, наоборот, застыли, онемев, зачарованно глядя на открывшуюся перед ними картину.

Первым пришел в себя Шургин. Он решительно прикрыл рот Дианы своей широкой ладонью, отчего визг сначала стал глуше, а потом прекратился совсем.

– Вот так лучше, – молвил Олег и, обращаясь к Диане, спросил: – Если я уберу руку, вы не будете больше орать?

Диана с готовностью закивала головой, и он отпустил ее.

– Нет, ты видел когда-нибудь такое? – с оттенком какого-то даже восхищения поинтересовался у Шургина Алекс.

– Только в картинах про войну. Когда тяжелая артиллерия прямой наводкой лупит по жилым кварталам.

Действительно, квартира, Дианино наследство, доставшееся ей от умершей тети, представляла собой жуткое зрелище.

Со стен клочьями свисали отодранные чьей-то безжалостной рукой обои. Пол устилал слой перьев и пуха из вспоротых и валяющихся здесь же подушек и перин. Порыв ветра от раскрывшейся двери поднял эту массу в воздух, что так испугало Диану.

В кухне и обеих комнатах все было перевернуто вверх дном, стеклянная посуда разбита, кастрюли и сковородки выкинуты из шкафчиков. Целыми в квартире остались только окна и двери.

– Час от часу не легче, – подал голос Шургин, – ну и как все это понимать?

Вопрос был риторический, однако Диана, приняв его на свой счет, обреченно пожала плечами.

– Поспать здесь не удастся, – констатировал Алекс, – пойдем обратно к тете Зине, пока она не уснула.

Раздавшийся вслед за этими словами крик возвестил о том, что Зинаида Петровна не спит и теперь уже вряд ли быстро заснет. Полусонный Шургин забыл на стуле свою барсетку, и сердобольная Зинаида Петровна решила ее занести (вдруг там что нужное!), а заодно посмотреть, как обустраиваются на ночлег московские гости.

На крики и причитания Зинаиды Петровны стали выглядывать люди из соседних квартир, так что еще полчаса ушло на то, чтобы уговорить всех вернуться к домашнему очагу и не вмешиваться и в без того запутанную ситуацию.

В конце концов, успокоив соседей и заперев злополучную квартиру, Шургин, Алекс и Диана вернулись к Зинаиде Петровне.

– Ну, вот мы и снова в сборе, – радостно потер руки неунывающий Душкин. – Сейчас бы чайку, а еще лучше – кофе.

Хозяйка, невзирая на ужасное состояние, в котором она пребывала после того, как увидела, во что превратили Любочкину квартиру, засобиралась было на кухню, но ее остановил Шургин:

– Зинаида Петровна, погодите. Нам надо серьезно поговорить, и в первую очередь – с вами.

– Да что же, миленькие мои, я вам сказать могу? Я ведь как цветы забрала, месяца три назад, так уж туда и не заходила.

– Да, да, вы говорили, – нетерпеливо прервал ее Шургин. – Но, может быть, вы слышали что-то, может быть, видели кого-нибудь, кто ходил тут, около квартиры?

– Чужой?

– Чужой или свой – кто-то ходил?

– Да никто здесь не ходит, тут вообще чужих не бывает. А наши алкаши на такое не способны, мирные они у нас.

– А свои, – «выводил» ее на показания Шургин, – интерес проявляли?

– Это какие свои?

– Ну, там, соседи, родственники какие-нибудь…

– Соседям-то что, зачем им эта квартира. А родственников у Любы – только Дианочка с мужем.

– Скажите, Зинаида Петровна, – осторожно поинтересовалась немного оклемавшаяся после потрясения Диана, – а Денис здесь случайно не появлялся?

Главный вопрос, из-за которого они, собственно, и приехали сюда, был наконец задан, и вся троица притихла, ожидая ответа. И они его услышали.

– Дениска твой? Да нет, я его с самых Любиных похорон больше не видела. Да еще вот перед тем, как умерла она. Без тебя он был.

– Как это – без меня? – вытаращила глаза Диана. – Чего ему тут было делать? Они с тетей Любой друг друга не очень-то…

– Да не знаю я. О чем-то он с ней поговорить приехал. Сказал, что зуб у тебя заболел, Дианочка, мол, ты попозже будешь.

– Откуда вы все это взяли, Зинаида Петровна? – встрял в разговор Шургин, кожей почувствовавший, что становится «горячо». – Вы ничего не путаете?

– Память у меня – слава богу, нечего мне тут проверки устраивать. Говорю, Денис как раз накануне был, Люба еще разговаривать могла. Вот у них разговор странный и вышел. Он когда вошел в квартиру, сразу к ней. Люба уже не вставала, говорила с трудом, даже бредила иногда. Я на балконе цветы поливала, Денис меня и не увидел. Тебя я не услышала – подумала, он один приехал. А я не хотела с ним видеться, думала, привез что-то, оставит и уйдет.

У них вроде спор вышел – странный такой. Я не все слышала, но поняла – он про драгоценности говорил. Говорил – «прошу по-хорошему, Диану свою пожалейте». Она и отвечает ему – все оставляю Диане: квартиру, мебель… И что-то про драгоценности. Я еще удивилась – какие у нее драгоценности? Сережки серебряные с бирюзой, колечко золотое, тоненькое.

Я уже хотела войти, а она вдруг отчетливо так сказала ему: «Я в голове все держу». И замолчала. Я постояла еще – слышу, дверь хлопнула, Денис, значит, ушел. Подошла сразу к ней, а она лежит с закрытыми глазами, и слезы катятся. А через какое-то время и ты, Дианочка, приехала, но она уже не говорила, а я от расстройства забыла тебя о Денисе спросить. А там похороны, и все…

Тут Зинаида Петровна расплакалась, и Шургин с Дианой ее долго не могли успокоить. Даже Алекс, проявив что-то похожее на сочувствие, принес для Зинаиды Петровны из кухни чашку чая. Затем они уложили ее в маленькой комнатке на древнюю кровать с металлической сеткой и, тихонько прикрыв дверь, вернулись в гостиную.

Прерванный разговор возобновился.

– Ну а вы что скажете, – обратился к Диане Шургин, – вы этого не знали, что ли?

– Представьте себе, – огрызнулась Диана, – понятия не имела.

– А вы не встретились в тот день? – поинтересовался Алекс. – Типа, ты бежишь к тетушке, а навстречу по лестнице спускается твой благоверный.

– Понятия не имела, что он там был. Мы поехали, потому что знали, что тете уже совсем плохо. Тут еще зуб разболелся – видимо, на нервной почве. Боль такая была – хоть на стенку лезь, и Денис меня к врачу завез уже здесь, в Тихорецке, а сам домой умчался, у него что-то там на работе было срочное. А уж от врача я сразу к тете Любе, пешком. Вот уж не ожидала, что он к ней тоже забежит.

Диана поежилась, отгоняя неприятные воспоминания.

– Тетя Люба и вправду не разговаривала, даже не шевелилась почти. Когда я присела около нее – открыла глаза, погладила меня по руке. Потом вынула откуда-то из-под одеяла шкатулку и отдала мне. Шкатулка красивая, старинная. Да я про нее давно слышала. Семейная реликвия. Но это и все. Больше ничего не было. Через два дня позвонила Зинаида Петровна и сказала, что тетя умерла.

– Что было в шкатулке? – заволновался Душкин. – Может, несметные сокровища, а ты от нас это умело скрываешь, направляя по ложному следу?

– Ладно, кроме шуток, – что было в шкатулке, если не секрет? – заинтересовался и Шургин.

– Да какой там секрет. Старые письма, семейные.

– И больше ничего? – широко зевнув, разочарованно протянул Алекс.

– И больше ничего.

– Вы, конечно, извините за назойливость, но, может быть, в письмах что-то было, намеки там или прямые указания?

– Где спрятан пиратский клад, – Алекс зевал уже вовсю, однако продолжал ерничать.

– В одном из писем в самом деле упоминается какой-то необыкновенный камень. Но там просто рассказывается о нем – форма, цвет и все такое. Непонятно, чей он, какое тетя имеет к нему отношение. Ничего не понятно.

– А поточнее припомнить вы не сможете, что там про камень этот было написано? – оживился Шургин, у которого, похоже, открылось второе дыхание. Спать, во всяком случае, он уже не хотел.

– Может, и вспомню, но не уверена, что все. Я прочитала эти письма через неделю после похорон и больше не брала их в руки, так они дома и валяются. Вернее, уже не дома. Я шкатулку на съемную квартиру перевезла.

– Вспоминайте! – то ли попросил, то ли приказал Шургин и оглянулся на сидящего за его спиной Алекса. Но тот уже мирно посапывал, откинувшись назад и прислонив голову к дверце шкафа. – Вспоминайте, – снова обратился к ней Шургин.

– Сейчас, сейчас, – Диана напряглась, прикрыла глаза, немного пошевелила губами, затем шумно выдохнула и сказала: – Кажется, так: редкий зеленый алмаз, который кто-то нашел в Индии. Кто – не помню, но вроде в письме этого нет. Когда нашли – непонятно. Вообще там об этом камне вскользь, мимоходом. Вес, по-моему, 30 карат. Я потому и запомнила, что раньше и понятия не имела о каких-то зеленых алмазах. Даже не слышала о таких. Да, у этого камня имя было. Что-то на «э».

– Я тоже не слышал, чтобы алмазы были зеленые, – проворчал Шургин. – Может быть, это шутка? На «э». Кстати, от кого были письма?

– Не знаю, конвертов не было, а почерк незнакомый. Зачем мне вообще их тетя передала – ума не приложу.

– Может, мы зря привязались к этому камню, – Олег задумчиво потер подбородок. – Драгоценности, алмазы. Странная история получается. И с квартирой непонятно – это не акт вандализма, там проводили тотальный обыск.

– «Эверест», – объявила Диана. – Он, кажется, назывался «Эверест». Нет, – одернула она сама себя, – не то, по-другому, но похоже.

– «Эрнест»? – попытался ей помочь Шургин, но Диана сразу же пресекла его поползновения:

– Ради бога, не надо, а то будет у нас чеховская история с лошадиной фамилией. Попробую перестать на время думать об этом, тогда должно вспомниться. На женское имя смахивает.

– Тогда при чем «Эверест»? – растерялся Шургин.

– Похоже. Первая часть слова очень похожа. Нет, не вспомню.

– Ладно, – подвел черту Шургин, – уже светает, надо поспать хоть чуть-чуть да ехать обратно.

– Поспать надо – согласилась Диана, – вон Алекс дрыхнет, и ему хоть бы хны! Но как с квартирой быть? Если милицию звать – потеряем день, а то и больше.

– Я думаю, не надо никого звать. Милиция не поможет, это, скорее всего, связано или с нашими проблемами, или с вашими драгоценностями, которые, кстати, никто и в глаза не видел. И непонятно, есть они на самом деле или это была предсмертная шутка вашей тети.

– Она не любила шутить, – грустно вздохнула Диана. – Все-таки здесь есть загадка.

– Ладно, отдыхаем. Я пойду в машину, вы ложитесь здесь, на диване, а Алекс путь спит на стуле, ему полезно.

– А если он проснется и полезет ко мне на диван?

– Резонно. Но вы дадите ему по голове скалкой. Уверен, у нашей очаровательной хозяйки имеется сей замечательный инструмент. После этого Душкин с радостью вернется обратно на стул.

– Нетушки, в машине буду спать я, – твердо заявила Диана и протянула руку за ключами.

На дворе было практически светло и по-утреннему свежо. Вдали заливался чей-то петух. «Поспать удастся часа два-три от силы. Потом разбудят». – Диана грустно улыбнулась, поудобнее устраиваясь на заднем сиденье.

Ее разбудило яркое солнце, бившее в лицо. В салоне машины было жарковато, ныло неудобно изогнутое на сиденье тело. После короткого сна голова была тяжелая, словно налитая свинцом, зато в ней вспыхивало и гасло непонятное слово «Эвелин».

«Неужели вспомнила?» – мысленно восхитилась Диана. Да, это было то самое слово, точнее – имя. Имя драгоценного камня, зеленого алмаза, о котором говорилось в старом письме.

Поднявшись в квартиру к Зинаиде Петровне, она застала всю компанию в сборе. Алекс с помятой и небритой физиономией опять жевал, Шургин оживленно говорил с хозяйкой. По квартире плавал запах кофе, и Диане смертельно захотелось глотнуть бодрящей жидкости.

– А вот и Дианочка проснулась, – обрадовалась Зинаида Петровна, – давай я тебя накормлю!

– Ну, как ночь в машине? – поинтересовался Алекс. – Скучно не было?

– Мне бы кофе, – простонала, опускаясь на стул, Диана.

Зинаида Петровна немедленно ушла хлопотать, а Диана с ходу огорошила Шургина:

– «Эвелин».

– Кто эта Эвелин? – оживился Алекс.

– Не кто, а что. Так назывался в письме тот камень.

– Вы уверены? – уточнил Олег. – Я читал, что имена собственные имеют только уникальные камни. К тому же он и зеленый. Наверняка принадлежал султану или шаху.

– Вы, собственно, о чем? – поинтересовался Алекс, явно задетый тем, что интересный разговор велся без его непосредственного участия. Разговор о камне происходил, когда он уже позорно заснул. А статистом он быть не любил.

Пришлось быстро ввести его в курс дела.

– Это не приближает нас к разгадке происходящего, – подвел черту Шургин. – Хотя можно ради интереса выяснить про камень. Если он существовал, наверняка в какой-нибудь энциклопедии о нем написано.

Да, кстати! Зинаиду Петровну я очень попросил пока шум не поднимать и никому ничего не говорить. Сказал, мы сами все организуем, а злодеев поймаем и накажем. Возражений нет?

Возражений не последовало.

Было около девяти часов, наступил ясный летний день, и пора было возвращаться в Москву. Поездка в Тихорецк не прояснила, а только еще больше запутала ситуацию. К общей неясной картине добавились: таинственный визит Дениса к умирающей тете Любе, информация о зеленом алмазе, а главное – разгромленная квартира.

Зинаида Петровна пыталась им «в дорожку» собрать какой-то еды, но Диана решительно пресекла ее устремления, объяснив, что уже через три-четыре часа они будут дома. При этом она свирепо посмотрела на стоявшего с невинным видом Алекса.

Зинаиду Петровну Диана заверила, что, как только они что-нибудь выяснят, она приедет и все ей расскажет. Заодно они решат, как лучше поступить с квартирой, которой требовался серьезный ремонт. Заходить туда одна Зинаида Петровна опасалась.

Но, уже попрощавшись и сев в машину, Диана вспомнила, что хотела заехать на кладбище, на могилу к тете Любе.

– Ладно, – согласился Шургин, – тут же все рядом, я «за».

Доехав до железных, покрытых ржавчиной ворот городского кладбища, Шургин остановил машину. Он решил проводить Диану и побыть с ней. Невыспавшийся Алекс заявил, что он не любит гулять в таких местах даже днем и лучше вздремнет, пока их не будет.

На кладбище было безлюдно. Они быстро прошли несколько аллей и уже свернули на нужную дорожку, когда услышали чьи-то голоса и противные звуки, словно скребли по металлу.

– Мы туда идем? – уточнил пунктуальный Шургин. – Вы хорошо помните место?

– Естественно, – коротко бросила Диана, – вот там, видите…

Она подняла руку, чтобы показать Шургину место последнего упокоения любимой тети, но так и замерла с вытянутой вперед рукой, похожая на типовой памятник вождю пролетариата.

На месте, где была тети-Любина могила, копались два огромных неопрятных мужика с лопатами. Лопаты, соприкасаясь с землей и камнями, производили тот самый противный скрежещущий звук.

Аккуратного холма с венками, бумажными цветами и лентами, который запомнила Диана, уходя после похорон с кладбища, не было. Да и само место захоронения оказалось как-то подозрительно перекопано.

– Что это там такое? – поинтересовался Шургин.

– Сейчас выясним, – пробормотала Диана.

Сделав еще несколько шагов по направлению к мужикам, она севшим от волнения голосом поинтересовалась:

– Эй, что тут происходит?

Мужики обернулись, но, так ничего и не ответив, снова взялись за лопаты.

– Я вас спрашиваю! – В голосе Дианы появились металлические нотки.

Мужики без интереса посмотрели на нее, затем положили лопаты на землю, вынули папиросы и закурили. Один перед этим сплюнул в их сторону. Процесс происходил при полном их молчании.

– Мне вмешаться? – шепотом поинтересовался у Дианы Шургин.

– Нет, я сама, – тоже почему-то шепотом ответила Диана.

Но тут вдруг один из мужиков развернулся к ним и, вынув «беломорину» из щербатой пасти, пробасил:

– Ну что ты, девка, пристала? Что происходит, что происходит… Беда тут у нас!

– Какая беда? – упавшим голосом спросила Диана.

– А ты, чай, не слышала? Весь город говорит. В общем, покойница из могилы сбежала. Приходит утром наш смотритель – могила разрыта, а покойницы и след простыл. Да. Бегает, значит, туда-сюда. В этот раз вернуться под утро не успела, затаилась где-то, ночи ждет. А нам тут порядок наводи!

Тут Диана издала такой вопль, что от неожиданности у мужика выпала папироса из руки, а Шургин выронил собранный по дороге букет полевых цветов. Диана, развернувшись, стремительно бросилась по тропинке назад, завывая так, будто за ней гналось стадо вампиров. Шургин кинулся за ней, но догнать ее смог лишь у самых кладбищенских ворот. И то лишь потому, что Диана споткнулась о торчащий из земли корень и упала.

– Да что с вами, что случилось?

Шургин одним ловким движением поднял ее с земли, но руку уже не выпускал – вдруг опять рванет куда-нибудь?

– Ы-Ы-Ы, – выла Диана и больше никаких членораздельных звуков не издавала.

«Жаль, воды нет, надо бы ей в лицо брызнуть», – подумал Шургин. Приходилось действовать подручными средствами – и он слегка пошлепал ее по щекам. Подействовало – выть Диана перестала, зато начала горько плакать.

Он усадил ее на одинокую лавочку у ворот и стал ждать, когда же с ней можно будет поговорить, выяснить, что все-таки произошло.

В это время у могилы тети Любы происходило следующее. Молчавший все это время второй мужик сказал:

– Ну и дурак ты, Витя! Зачем девку перепугал?

– Да так. Я, понимаешь, люблю подшутить над такими зелеными. Не знал же, что она дура нервная. Плевать! Так мы сам-то памятник устанавливать сегодня будем? Или завтра?

– Давай сегодня. И цветник тоже. До вечера должны успеть, – ответил второй мужик, поднимая с земли лопату. – Очень уж Зинаида, соседка моя, просила.

– И что это за цирк? – Олег выжидательно посмотрел на хлюпающую носом Диану.

– Это не цирк, – всхлипывая, ответила она, глядя в пространство глазами, полными слез. – Это ужас.

– Какой ужас? Два идиота с похмелюги какую-то пургу несут, а вы…

– Поверьте, я не могу вам всего рассказать, но это – серьезно.

– Что серьезно – бегающие туда-сюда покойники?

– Я не могу всего рассказать!

– Нет уж, будьте добры – рассказывайте! А то вас еще что-нибудь и в самый неподходящий момент приведет в дивное состояние, которое я имел счастье только что лицезреть.

– Вы решите, что я сумасшедшая.

– Этого вы уже можете не бояться…

– Издеваетесь?

– Вот, так лучше. Что, собственно, происходит?

– Сама толком не пойму. В общем, я… видела тетю Любу.

– Естественно.

– Как раз нет. Я ее видела после похорон. Живую. Думала – с ума сойду. Ничего не поняла, старалась забыть. А тут – сами слышали.

– Ладно, поехали в Москву. Если проблемы станут множиться с такой скоростью, мы будем погребены под ними заживо. Все обдумаем по дороге. Насчет тети Любы – не знаю, что или кого вы видели, но уверен, что не тетю.

– А как же этот, на кладбище?

– Забудьте. Попросим Зинаиду Петровну разобраться, она человек деятельный, решительный, у нее и живой-то не очень забалует.

Реакция Шургина подвела. Он увидел непонимающий взгляд Дианы, устремленный ему за спину, услышал крадущиеся шаги, но обернуться не успел – голова словно раскололась надвое, брызнули цветные искры, и наступила ночь.

– Ты мешки приготовил?

Это было первое, что он услышал, придя в себя.

Голос оказался мужским, молодым и бодрым.

– Приготовил. Только в траве найти не могу.

Это ответил человек постарше, вроде даже с одышкой. Голос хрипловатый, как у курильщика с многолетним стажем.

Говорили громко, не таясь – значит, не боятся, уверены, что никто их не видит и не слышит. Или, что вероятно, их и впрямь никто не слышит!

Шургин попробовал чуть шевельнуться, чтобы ощутить происходящее и понять, для начала, собственную диспозицию. Диспозиция эта, как он догадался очень быстро, была незавидной. Он лежал на земле, лицом вниз. Руки вывернуты назад и связаны, хотя пальцами и даже кистями шевелить можно. Ноги тоже связаны. Голова болела, но не сильно, зато противно ныло где-то в области затылка – наверное, там, куда его ударили. Глаза и рот по неизменной гангстерской моде были залеплены чем-то противным с резким химическим запахом – скотч или еще что-нибудь в том же роде. Причем глаза ему заклеили плоховато – липкая лента прилегала неплотно, а проверить напавшие на них неизвестные еще не догадались. Или заняты другим.

Голоса стали удаляться, переругиваясь между собой: их обладатели искали утерянные хриплым ротозеем мешки. «Господи, – подумал Шургин, – и эти тоже ничего сделать нормально не могут». Думать о мешках, предназначенных явно для чего-то недоброго, ему не хотелось. Он попытался сосредоточиться на главном. А главное сейчас – выяснить, куда делись Алекс и Диана. Все остальное – кто да почему – он оставлял на потом. В контексте того, что с ними происходило в последнее время, корыстные и сексуальные мотивы он исключил. Это была явно спланированная акция. Скорее всего, за ними тщательно следили, коли сумели подобраться и напасть так неожиданно и стремительно.

И тут справа от него раздалось яростное мычание и сопение. Следом послышалось шуршание и еще какие-то звуки, идентифицировать которые Шургин не смог.

На шум явился обладатель молодого голоса.

– А, ты не угомонился? – поинтересовался он, из чего стало понятно, что мычит и шуршит Душкин. «Жив, слава богу, – подумал Олег, – теперь бы еще понять, где Диана».

Тут раздался звук глухого удара, стон, и все стихло. Удаляющиеся шаги свидетельствовали, что неизвестный вновь отправился на поиски мешков.

Похоже, у похитителей была вполне конкретная задача, исполнение которой затруднило лишь временное отсутствие тары для упаковки пленников. В том, что мешки предназначены для них, Шургин не сомневался.

Необходимо было что-то срочно предпринять. Сильно выгнув спину, он попытался осторожно покрутить головой, и это ему отчасти удалось. Тогда он стал тихонько тереться правой стороной лица о землю, стараясь отодрать липкую ленту. «Только бы они подольше не приходили, – мысленно взмолился Олег, – только бы не приходили!»

Наконец его титанические усилия увенчались успехом – кусочек ленты справа безвольно повис, приоткрыв для обзора правый глаз. «Отвалиться целиком скотч не должен», – лихорадочно соображал Олег. Теперь ему предстояло осмотреться и понять, что можно предпринять для освобождения. Пока ничего умного в голову не приходило.

Солнце светило, значит, без сознания они пробыли не так уж и долго. Если, конечно, он очнулся в тот же день. Если сегодня еще сегодня, а не завтра. На них напали прямо среди бела дня. Что же эти гады замыслили сделать, даже не дождавшись ночи?

Что-то путное увидеть, лежа лицом вниз, он не мог, поэтому стал тихонько переворачиваться сначала на левый бок. Это было не то место, где на них напали. Олег увидел довольно густой лес, окаймляющий скромную лужайку. Тут же стояли старенькие вишневого цвета «Жигули», развернутые боком к нему, так что номеров он не увидел. Зато увидел двух мужчин, бродящих в окрестностях машины. Они были далековато, но своим единственным свободным глазом Шургин разглядел фигуры – большую и маленькую, – одетые во что-то темное. Для полноты информации он, превозмогая острую боль в связанных руках, также осторожненько перевернулся на другой бок. Ему открылась чудесная панорама неизвестной речки, к которой вел от лужайки пологий спуск. Вот теперь картина становилась ясной, хотя и жуткой. Было похоже, что пара помещенных в мешки тел с грузом на ногах в обозримом будущем отправится на дно этой красивой провинциальной речушки.

Теперь понятно, почему они не таятся: место безлюдное, кого сюда купаться занесет – это ведь не Черноморское побережье.

По телу побежал неприятный холодок, и Шургин решил вновь перевернуться, чтобы иметь возможность наблюдать за действиями бандитов.

– Вот они, – раздался знакомый хриплый голос. Маленький бандит поднял над головой свою находку.

– Наконец-то, – молодой голос принадлежал большому, – надо скорее оформлять их, сюда сейчас московская братва подъедет. За бабой.

– А кто из наших с ними?

– Не твоя печаль. Лодка где?

– Привязана у берега, в кустах.

– Тащи на берег веревки и груз, а я гостей встречу.

Маленький полез в багажник машины, достал оттуда смотанную веревку и, подхватив другой рукой какой-то внушительный округлый предмет, с видимым усилием поволок его через лужайку к берегу. Когда он проходил мимо Олега, тот с удивлением обнаружил, что это классическая спортивная гиря пуда в два весом. Обремененный такой тяжестью, обладатель хриплого голоса не обратил на Шургина никакого внимания.

В этот момент раздался ровный и мощный шум мотора, и на лужайку, видимо, с какой-то лесной дороги, вкатился традиционный бандитский джип с наглухо затонированными стеклами.

Он плавно затормозил рядом с «жигуленком», причем так, что лучше не придумаешь. Шургин хорошо разглядел прибывший экипаж. Теперь хоть какая-то зацепка – марка и модель машины, номер. Хотя номер мог быть и фальшивый… И не очень понятно, как этим можно распорядиться, будучи кандидатом в утопленники.

Из джипа вылезли трое. Двое, одетые в летние светлые костюмы, оказались молчаливы и неторопливы в движениях. Похоже, обещанные москвичи. Третий, судя по его дикому наряду, был местным деятелем.

– Так, мальчики, – распорядился он, подходя к «Жигулям», – быстро перегружаем бабу, нашим гостям некогда.

– Сейчас, Колян вернется, он на берег пошел…

– Какой, на хрен, Колян! Ты что, девку не можешь поднять, бугай такой? Говорят тебе, людям некогда.