Текст книги "В любви брода нет"

Глава 7

– Алло! – Молоденькая девушка сморщила хорошенький носик и почесала коготком висок. – Михалыч, ты? Да, да, это я, Света. Инга Витальевна еще на месте?

Михалыч буркнул что-то утвердительное. Громыхнул трубкой, укладывая ее на рабочий стол, и скрылся за тяжелой дубовой дверью кабинета хозяйки их конторы. Было слышно, как он громко стукнул дверью о притолоку.

Представив себе, что Михалыч все время своего дежурства просиживал в ее кресле, тыкал своими пальцами с вечно грязными ногтями по ее клавиатуре и, еще не дай бог, пил чай из ее чашки, Света брезгливо поморщилась.

Она его не то чтобы ненавидела, нет. По ее понятиям, это мерзкое существо, выполняющее самую грязную работу в их конторе, недостойно даже ее ненависти. Светочка его глубоко презирала и смертельно боялась. Боялась даже больше начальницы – Инги Витальевны, а у той взгляд порой бывал таким, что вода была способна замерзнуть в лужах. Но к ее сознанию можно достучаться. Дама была высокообразованной и с интеллектом. А вот что касалось Михалыча…

Однажды ей довелось наблюдать его в деле. Эффект был сродни ядерному взрыву. Ее потом неделю колбасило и выворачивало наружу. Пришлось даже взять больничный и отлеживаться с грелкой на диване. Ее отпустили вроде бы без проблем, посочувствовали и даже поболеть позволили, но всего лишь два дня… На третий к ней заявился Михалыч.

Вспомнив о его визите, Света непроизвольно всхлипнула. Это был самый кошмарный день, преподнесенный ей судьбою. Ничего более ужасного в ее нелегкой жизни еще не случалось.

Он открыл дверь своим ключом, который непонятно как у него оказался, и навис над ней, над спящей, огромной, шумно сопящей массой. Света открыла глаза и только хотела было заорать, как на рот ей легла заскорузлая ладонь, пропахшая соляркой и бензином.

– Спишь, стерва, – промямлил он тогда, не убирая руки с ее рта и сдергивая одеяло. – Заболела, стало быть?

Она отчаянно затрясла головой, что, мол, да, заболела.

– Понятно… – промямлил Михалыч, выдернул грелку из ее рук и отшвырнул далеко в угол. – А я вот тебя полечить пришел, чтобы в хроническую форму твое заболевание не перешло. Инга тебе рецепт прописала, а я сейчас его обналичу. Ну-ка, показывай, где болит?

И он начал рвать на ней пижаму. Своими грубыми жесткими пальцами он хватал ее нежную кожу, уход за которой обходился ей ежемесячно в кругленькую сумму. Мял, тискал, щипал… и все время приговаривал:

– Ты, вертихвостка, знала, куда шла работать. Ты думала, что такие бабки получишь только за то, что задом будешь по приемной крутить. Не-ее, дорогуша. Мы все повязаны. Все… И ты, и я, и Инга… Потому и живешь ты безбедно. И на машине крутой катаешься, и квартирку отдельную имеешь. Так ведь?! А она болеть удумала! А может быть, соскочить решила, Светик? Может, уже и ментам настучала?! Так ты признайся, я пойму.

Признаваться ей было абсолютно не в чем. Ей и в голову не приходило бежать в милицию. Светочка не была дурой и прекрасно знала, какой конкретно срок грозит ей за соучастие в их успешном предприятии. Но об этом знала только она. А убедить-то нужно было Михалыча. А он все никак не хотел понимать… Чего только он с ней не делал, каким унижениям только не подвергал. К концу дня, а пробыл он у нее с полудня до одиннадцати вечера, Света уже не могла даже плакать, а лишь тихонько подвывала и икала от испуга и отвращения к самой себе. Скажи ей еще хоть год назад, что она будет выполнять все самые изощренные требования извращенца Михалыча, молить его о пощаде и снова делать то, что он приказывал, ее бы точно вывернуло наизнанку. Но в тот день…

– Встань на колени, – приказывал он с мерзкой ухмылкой. – Руки за голову! Теперь лежать… Поползла… Быстрее, еще быстрее…

Потом, окончательно устав и пресытившись, он заставил ее готовить ему ужин. Света металась по кухне абсолютно голая, жарила ему мясо, чистила картошку, варила кофе. Зачем этому монстру кофе, она не понимала. Он же с одинаковым удовольствием мог пить воду из лужи, денатурат или теплое газированное пойло, продающееся на заправках.

Когда Михалыч наелся, он снова начал ее воспитывать.

Он больше не насиловал ее, нет. Он просто поставил ее на колени, ухватил за волосы и, больно шлепая по щекам, наставлял:

– Ты будешь умницей. Ты будешь послушной умницей. Ты забудешь, что такое болезни и скорбь. Ты будешь весела и приветлива. И даже со мной. Завтра ты должна быть на службе и улыбаться всем нашим клиентам. Упаси тебя господь пустить слезу или нахмуриться…

Светочка урок усвоила намертво. Но самое главное, что ей удалось уяснить, так это то, что назад пути у нее нет и быть не может. Во всяком случае, пока живы эти двое: Михалыч и Инга. Все остальные не были счет. Все остальные были не посвящены. И ей оставалось терпеть и ждать. Либо эти двое окончательно пресытятся и прикроют свой бизнес, либо они со временем… передохнут.

– Говори! – властно приказала Инга, даже на расстоянии заставив Свету поежиться. – Что-то важное, раз ты звонишь так поздно?

– Мне позвонила клиентка. Перспективная… – делая ударение на последнем слове, обронила Светочка со значением.

Под перспективными подразумевались как раз те самые, которых дорабатывал Михалыч.

– Возраст? – спросила Инга, мгновенно все поняв.

– Знаешь, по-моему, молодая. По голосу точно не определишь, но не больше тридцати, – задумчиво проговорила Света, тут же спохватилась и зачастила: – Квартира в самом центре, большая, с евроремонтом. Две лоджии, потолки три метра.

– Это который же дом?.. Уж не тот ли, что стоит торцом к улице Зайцева… – Инга на минуту задумалась. – Наверное, тот самый. Хороший домик, Светик. Если действительно это тот дом, о котором я думаю, то мы возьмем за квартиру хорошие деньги. Мне тут на днях звонили несколько раз, искали как раз такой вариант. И деньги обещали наличными и сразу, никаких кредитов… А что же дама? Что там у нее?

– Трудно сказать. – Света пожала плечами, будто Инга могла ее видеть. – Говорила о срочности и конфиденциальности. Она, судя по голосу, сильно нервничала. Что там с ней на самом деле, пойди разберись.

– Разберемся, – пообещала Инга хорошо поставленным голосом и утробно хохотнула. – Когда назначена встреча?

– На послезавтра. На полдень. Ей не хотелось, чтобы ее видели, вот я и назначила это время.

– Отлично! Молодец, Светик! Отработаем этот заказ, и можешь смело отправляться в отпуск. Слетаешь куда-нибудь. Ты ведь хотела на Канары?

– Ну да, вроде хотела. – Света жалко улыбнулась в трубку.

Спина у нее мгновенно взмокла, предложения подобного рода от начальницы исходили редко, точнее – никогда не исходили. Поболеть когда-то не позволили, а тут ей предлагают отдых в очень дальнем зарубежье. С чего бы?!

Это могло означать одно из двух: либо дела в конторе и в самом деле идут весьма успешно и ей теперь доверяют на все сто, либо… Либо ее хотят списать, как отработанный материал.

Она простилась с Ингой. Аккуратно пристроила трубку на аппарат (мобильный ей был выдан только для клиентов) и тут же заметалась по комнате. Непонятная тоска прочно прилепила язык к небу и свела желудок болезненными судорогами.

«Доигралась?! Допрыгалась?! Думала, что все твои делишки будут продолжаться бесконечно?!»

Все, ее точно списывают! Ей выдадут отпускные, одарят щедрыми премиальными и потом… Ей вряд ли так повезет, как тем убогим одиноким старушкам. Ее не усыпят снотворным перед тем, как вывезти на заброшенный хутор и закопать там в развалинах. Ее Михалыч уж точно закопает живьем. Свяжет, сунет в рот кляп и будет медленно засыпать землей, приговаривая при этом что-нибудь отвратительное. А то еще, чего доброго, поселит в одном из подвалов, которыми этот хутор славится похлеще одесских катакомб. Прикует железом к осклизлой холодной стене и станет истязать день за днем, как в тот неповторимо страшный день…

Света остановилась у дивана, любовно погладила нежную шелковистость обивки из тонкой кожи. Колени ее подломились сами собой, она упала на диван ничком и глухо зарыдала.

Конец! Всему конец… Самое страшное было в том, что выхода из тупика не виделось никакого. В конторе, судя по всему, ее приговорили. В милиции приговорят однозначно. Правда, оставалась весьма призрачная надежда на содействие следствию и все такое, но она была столь призрачна, что легко проигрывала в сравнении со всем остальным грядущим ужасом.

И вот когда отчаяние уже готово было накрыть ее с головой, подобно океаническому цунами, она вспомнила!

Света вскочила с дивана и метнулась к высокому стеклянному шкафу. Где-то там, среди бумаг, притаилась крохотная бумажка с номером мобильного того приставучего мужика, что клеился к ней неделю назад в баре.

Он был изрядно навеселе и смотрел на всех, словно филин, прикрыв один глаз. Но и одного ему оказалось достаточно, чтобы выцепить пьяным сознанием из полутора десятка посетителей высокую, стройную Светлану. Она бродила тем вечером по улицам просто так. И просто так зашла в тот бар. Пристроилась у стойки и заказала коктейль. Потом взяла зачем-то кофе, следом мороженое. Потом ей захотелось покурить, и она купила пару сигарет. И вот в тот момент, когда она взяла одну из них тонкими ухоженными пальчиками, под самым носом у нее щелкнула зажигалка, и узкое лезвие пламени опалило ей ресницы.

– Эй, чего это вы?! – Света испуганно отшатнулась, после Михалыча она сторонилась инициативных мужчин.

– Пардон, – крякнул неожиданный кавалер и взобрался на соседний табурет. – Прикурили или повторить?

– Нет, спасибо, – Света с наслаждением затянулась и скосила на соседа глаза.

Он рассматривал ее без стеснения, вполне откровенно заглядывая за низкий вырез кофты и елозя глазами по ее ногам.

– А почему вам грустно, милое дитя? – вдруг спросил он совершенно трезвым голосом, хотя внешний вид свидетельствовал как раз об обратном.

– А какое вам-то до моей печали дело? – огрызнулась Света, почувствовав комок горечи в горле.

– А такое, милое дитя, что я в силах утолить твои печали, – произнес он глумливо и положил-таки пухлую ладонь ей на колено. – Расскажи папочке, малышка, что за беда у тебя приключилась, и я помогу.

– Да ну! – насмешливо протянула Света, мысленно сопоставляя физические возможности Михалыча и этого рыхлого слизняка.

– Не нужно так щетиниться, малышка, – безошибочно угадал ее состояние мужчина и сдвинул руку ей на бедро. – Ты одна. Тебе плохо. И рядом нет никого, кому бы ты могла довериться. А я как раз такой человек. Доверься мне, милое дитя, и папочка все уладит. Папочка у нас знаешь кто?

И тут он склонился к ней. Припечатал свои влажные толстые губы к ее уху и пьяно прошептал пару слов.

Светлану передернуло. Вот только этого ей до полного счастья как раз и не хватало. Всех прелестей жизни навалом, осталось лишь это испробовать.

Она в три затяжки докурила сигарету, ткнула окурком в пепельницу. Кивнула бармену и сползла с табурета.

– Бывай, защитник, – пробормотала она напоследок навязчивому кавалеру, отцепляя от своей юбки его жаркую потную ладонь.

И пошла к выходу из бара, не оглядываясь.

Мужик нагнал ее уже на улице. Обхватил за плечи и увлек в подворотню. Света даже опомниться не успела, настолько мастерским был его прием. В подворотне он прижал ее к шероховатой стене пятиэтажки, стиснул в руках и снова зашептал ей сдавленным от возбуждения голосом:

– Ты меня еще не знаешь, девочка! Совсем не знаешь! А я много чего могу.

– Чего же? – Света и не думала сопротивляться, безучастно наблюдая за тем, как мужик шарит потными ручищами по ее телу. – Трахнуть меня прямо в подворотне? Много ума нужно на такой подвиг, ничего не скажешь! Ты бы другое мне чего показал…

– Что хочешь, говори! – потребовал он, дико вращая пьяными глазищами и сноровисто стягивая с нее кофточку. – Ух, ты, хорошенькая какая… Сладенькая… Щ-щас я тебя…

Он ничего не успел. Подъехал джип с синей мигалкой. Оттуда высыпало по меньшей мере четверо, они скрылись за дверями бара. Через пару минут вышли назад и тут же начали пьяными голосами звать своего коллегу по имени.

– Тебя зовут, – насмешливо обронила Света, поправляя на себе кофту и поддергивая колготки. – Соскучились братья по оружию. Ступай, ступай, защитничек.

Кавалер с досады грязно выругался и тут же сунул ей в руку клочок бумаги с написанным на ней номером телефона.

– Если клюнет петух в одно место, позвони, – брякнул он напоследок и нетвердой походкой пошел к сотоварищам.

Света вернулась домой. Стянула с себя одежду и с непередаваемой брезгливостью посовала все барахло в стиральную машинку. Кажется, Михалыч здорово постарался, убив в ней все ее гетеросексуальное начало. Она не знала, как обстоят дела с женщинами, но что от мужчин ее теперь воротит, тут сомневаться не приходилось.

Наутро она про этого мужика напрочь позабыла, потому что пришлось разрабатывать очередного перспективного клиента.

Сегодня пришлось вспомнить…

Мобильный ухажера целых три часа был вне зоны действия сети. Потом гудки пошли нормальные, но никто не брал трубку. Наконец, когда время уже близилось к полуночи, в ухо ей знакомо выдохнули:

– Алло! Кто на линии?

– Здрассте, – Света ненадолго растерялась, соображая, помнит ли он о ней или нет. Потом, собравшись с духом, спросила: – Это кто? Тот самый защитник, что готов за меня в огонь и в воду?

Повисла пауза, в течение которой его мобильник наверняка неистово накручивал центы. Потом раздалась какая-то возня, ворчание, и ее непрошеный кавалер догадливо хмыкнул:

– Ну что, дитя мое, приспичило? Стало быть, клюнул петушок-то?

– Клюнул. Еще как клюнул. – Она подавила судорожный вздох и попросила: – Ты не мог бы сейчас приехать?

– А где ты?

Света быстро назвала свой адрес и замерла в ожидании его решения.

– Ладно. Минут через двадцать приеду. Только в магазин заскочу, прихвачу чего-нибудь.

– Ничего не нужно, – поспешила сказать она и, впервые называя его по имени, проговорила: – У меня все необходимое есть, Степа. Приезжай…

Глава 8

Наутро Назаров проспал на работу. Такого конфуза за долголетнюю службу в доблестных органах правопорядка с ним еще ни разу не приключалось. Он даже с температурой и в соплях с девяти ноль-ноль утра бывал в своем кабинете. А сегодня…

Сегодня ему приснилась Верочка. Страшно так приснилась, нереально. Будто стоит она в глубокой яме, протягивает к нему руки и умоляет ее вытащить. А он суетливо мечется вокруг и все пытается найти какую-нибудь длинную палку, чтобы помочь ей выбраться. Палки, конечно же, не находилось. Силуэт Верочки становился все менее отчетливым, а голос слабым. Наступил даже такой момент, что Назаров вообще перестал ее видеть, слыша только ее глухие стоны и мольбы. И вот тогда он решился. Просто взял и прыгнул к ней в эту самую яму. Тут же нашел Верочку, дрожащую от страха и холода. Прижал к себе и начал говорить о том, что все теперь будет хорошо. И Верочка доверчиво прильнула к нему и перестала дрожать и всхлипывать. И они почти совсем поверили в то, что все и в самом деле теперь наладится и они вместе очень быстро смогут выбраться из этой глубокой страшной ямы, больше напоминающей могилу, когда на голову им полетели комья земли…

Сан Саныч страшно заорал и проснулся.

Часы на стене показывали восемь утра. Это было уже поздно для него. Даже если исключить десятиминутную утреннюю разминку и пятнадцатиминутный завтрак, он все равно опаздывал. Опаздывал к утреннему разводу, на котором присутствовал, как и все остальные работника их районного отдела.

Он быстро поднялся с дивана. Сунул комком одеяло и подушку в шкаф и помчался в ванную. Наскоро побрился, оставив глубокий порез на кадыке. Причесал влажные после душа волосы, почистил зубы и быстро влез в свою форму. С минуту тискал в руках дерматиновую форменную куртку, разглядывал лопнувший по шву рукав, потом в сердцах зашвырнул ее на антресоли и влез в свою парадную – кожаную.

Он выскочил из дома и почти бегом припустил к автобусной остановке. Ехать было две остановки, которые обычно он преодолевал пешком, но сегодня такой день…

– Привет, Сан Саныч. – поприветствовал его Виталик из дежурной части и осклабился догадливо. – Что, проспал? Не один, наверное, спал-то…

– Меня никто не спрашивал? – Назаров подразумевал лишь начальство и морщился в преддверии нежелательного объяснения.

– Все в порядке. Начальство еще к семи укатило в краевое управление. Никто твоего отсутствия не заметил. Кроме одной миловидной… – Виталик сделал многозначительную паузу и, не выдержав, весело фыркнул: – Старушка. Ждет тебя с восьми часов. То и дело ко мне подходит и спрашивает, появишься ли ты на работе.

Про старушку Назаров совсем забыл.

Севастьянова Зоя Ивановна доставала его второй месяц. Сначала ей нужна была непременная консультация по вопросу продажи квартиры. Как, где и с кем можно иметь дело, чтобы не стать околпаченной. Назарову было неудобно отослать ее куда подальше, и он невнятно советовал ей обратиться в какую-нибудь известную риелторскую контору. Зоя Ивановна у него не появлялась три недели. Потом пришла, швырнула ему на стол гору газетных вырезок и, припечатав всю эту макулатуру смачным плевком, произнесла в их адрес весьма нелестные отзывы. И обдирают они за оформление, и ждать заставляют месяцами, пока на ее квартиру не найдется желающий, а уж о процентных ставках с продажи и говорить нечего. Они, по словам Зои Ивановны, были просто грабительскими.

Назарову осталось лишь пожать плечами и отпустить ее с самыми искренними пожеланиями разрешить свою проблему в возможно короткие сроки.

Зоя Ивановна ушла, но через три дня вернулась и попросила его узнать что-нибудь об одной недавно открывшейся конторе, где господствовала высоченная стерва под именем Инга Витальевна. По словам приятельницы Севастьяновой, сказанным как бы вскользь, эта контора бралась разрешить проблемы с недвижимостью быстро и почти даром.

Так в жизнь Назарова вошли и плотно обосновались там две подруги: Анна Степановна и Зоя Ивановна. Если до сего момента в его душе царствовала лишь одна женщина – Верочка, то теперь он не мог не думать еще и об этих двух старухах. Правда, Анну Степановну ему предстояло полюбить лишь заочно и чуть позже.

Он поначалу не обращал на Зою Ивановну особого внимания. Ну, впала старушка в маразм, с кем не бывает. Ну, надоедает ему, и что с того, это своего рода издержки профессии. Но однажды она вдруг заявила ему:

– Мне кажется, Сашенька, – так она называла его, игнорируя отчество и звание, – что это какие-то аферисты.

– С чего вы так решили? – вяло поинтересовался Назаров, составляя в тот момент отчет.

Рутинная бумажная работа изводила его до желудочных колик, поэтому Севастьянова была в тот момент своего рода отвлекающим фактором. Хотя обычно он не особо провоцировал ее словоохотливость.

– Я не знаю! – возмутилась Зоя Ивановна, в прошлом активная помощница по связям с общественностью при горкоме партии. – Назовите это интуицией!

– А-аа, понятно, – неопределенно ответил Назаров, внося пометки в отчет. – Вашу интуицию, Зоя Ивановна, к делу не пришьешь, так ведь? Вы вон даже заявление не написали.

– Писала! – воскликнула Севастьянова, затеребив сухонькими пальчиками край пуховой куртки. – Кто его у меня взял?! Никто! Сказали, чтобы я шла и не мешала работать. Какой-то мордастый тип все хмыкал и хохмил. Про какой-то весенний вирус, действующий исключительно на стариков, все острил. Сашенька, но нельзя же так!

– Как? – Одна строка в отчете ему не нравилась, но исправить ее он не имел права, поэтому сидел и кусал кончик авторучки, вполуха слушая посетительницу и отвечая ей порой невпопад. – А как можно?

– Нельзя быть таким равнодушным, в конце концов. Вы же не такой, Сашенька! За мою многолетнюю практику я знала многих людей и научилась в них разбираться. Вы – хороший опер.

Назаров фыркнул. Опером он не был, и Севастьяновой об этом известно. Но могла она знать также и о той давней истории, которая низвергла его с того пьедестала. Подумав так, он сразу посуровел и совсем нелюбезно возразил:

– Я не опер, Зоя Ивановна. И вам об этом известно. Так что в помощь вашей интуиции совсем не гожусь. – И он многозначительно посмотрел на часы на запястье, а затем на дверь.

Севастьянова догадливо поднялась со стула для посетителей и сердито засопела. Она двинулась к выходу, но у самой двери притормозила и проговорила обиженно:

– Я их подозреваю в нечистоплотности по отношению к пожилым людям. И я вам докажу, Сашенька, что права!

Севастьянова скрылась тогда за дверью, весьма рассерженная, и очень долго не давала о себе знать. И вот сегодня снова…

Он подошел к двери своего кабинета и огляделся.

Зоя Ивановна сидела в дальнем углу коридора на мягких стульях у самого окна. Она, по всей видимости, задумалась, раз пропустила его. Крохотные ножки, обутые в резиновые старомодные боты с кнопками, она скрестила, подобрав их под стул. Кримпленовое пальто, кокетливый платочек вокруг морщинистой шеи. Она сидела, выпрямив спину, и что-то с напряженным вниманием рассматривала за окном.

– Зоя Ивановна, – позвал Назаров, сжалившись над старой женщиной: ждет-то уже давно. – Вы не ко мне?

Севастьянова встрепенулась и почти бегом припустила к нему. Подойдя поближе, она вцепилась в его рукав и жарко зашептала:

– Я оказалась права, Сашенька! Я оказалась во всем права!

– Проходите, – пригласил ее Сан Саныч, подавив горестный вздох.

День начинался многообещающе…

Он снял куртку, повесил ее на гвоздь за дверью и, пододвинув посетительский стул поближе к своему столу, указал на него Севастьяновой.

Зоя Ивановна села, снова по-птичьи подобрав ножки под стул. Прокашлялась и начала говорить, не дождавшись, пока Назаров усядется.

– Она пропала, Сашенька!

– Кто?

– Аннушка, кто же еще! – возмутилась Зоя Ивановна и негодующе подергала тонкими ниточками бровей. – Анна Степановна! Я же вам про нее рассказывала!

– Как пропала? – Назаров с трудом подавил невольную зевоту.

Начинается! Сейчас ему надлежит выслушать очередную порцию ее интуитивных выкладок, а затем придется подвергнуть всю ее ахинею анализу. Но Севастьянова на этот раз его удивила. Она вдруг щелкнула замком сумочки, называемой в прошлом столетии ридикюлем. Порылась в ней и извлекла на свет божий плотный конверт.

– Вот. – Она положила конверт на стол.

– Что это?! – Сан Саныч похолодел: неужели бедная старушка решилась на взятку, отчаявшись быть услышанной.

– Фотографии, не пугайтесь. Мне совсем нечем дать вам взятку, Сашенька, – фыркнула догадливая Зоя Ивановна. – Это фотографии той конторы и той преступной группировки, что там трудится.

Лихо! Назарову сделалось смешно. Он взял в руки конверт и вытащил фотографии.

На первом снимке красовалась вывеска конторы с замысловатым названием «Тагриус». Потом следовало фото высокой, худощавой женщины, которую смело можно было бы назвать красавицей и за правильные черты лица, и за шикарные длинные волосы, если бы не ее взгляд… Назарова даже передернуло от мрачной холодности ее темно-серых глаз. Вот другая девушка была просто милашкой. Высокая, стройная, с пушистой густой челкой и голубыми смешливыми глазами. Был еще один сотрудник, взглянув на чей портрет Назаров тут же покрылся липким потом.

– Что, их только трое? – мгновенно севшим голосом спросил он у посетительницы.

– Мое наблюдение доложило, что остальные – просто ширма. Эти трое всегда держатся вместе. Одна в приемной, второй водителем, ну и длинная – начальница. Остальные даже располагаются в другом крыле здания и занимаются вполне законной деятельностью. Оформляют акты и договора купли-продажи. Мое наблюдение говорит…

– Ваше наблюдение??? Какое еще наблюдение, Зоя Ивановна??? Что вы себе позволяете, черт возьми?! – Он непонятно с чего взвился и, вскочив с места, заметался по тесному кабинету. – Работают уважаемые люди, а вы устраиваете за ними слежку! Это же… Это же незаконно!

– Аннушка пропала, Сашенька. – Старушка всхлипнула и приложила к морщинистым векам кружевной батистовый платочек. – Она через их контору продавала свою квартиру. Все тайно делала, никому не доверилась. Лишь однажды, когда я обмолвилась о том, что хочу обменять свою квартиру на другой район, она как бы вскользь рассказала мне о них. И все! Молчок…

– И что с того? – Назаров хмуро взирал на ее посеребренную годами макушку, а из головы не шел тот хмурый малый, чей портрет ему принесла Зоя Ивановна.

– Потом я перестала ее видеть. То встречались с ней каждый день в булочной, на почте пенсию в один день получали. Мы там, собственно, и познакомились. У нас, у стариков, свои ведь разговоры в очередях, все о болячках да о детях.

– Не увлекайтесь, Зоя Ивановна, – в раздражении прервал ее монолог Назаров. – Вы перестали с ней встречаться. Что дальше?

– А ничего! Она перестала ходить за хлебом, это нормально? На почте тоже не встретились, это как?

– Она могла прийти в булочную за час до вас. И за пенсией так же. Может быть, она за что-то на вас рассердилась и не хочет больше встречаться с вами…

– Анна?! На меня?! Да вы что, Сашенька?! Она же ангел! Она и сердиться-то не умела, – перебила его Зоя Ивановна. – Нет, она пропала, совершенно точно!

– Откуда такая уверенность? – Назаров вернулся за свой стол. – Ну вот откуда?!

– Оттуда! – огрызнулась Севастьянова и забарабанила сухонькими пальчиками по столу. – Я узнала на почте три дня спустя, что она так и не пришла за деньгами. Узнала там же ее точный адрес, потому что в гостях мы друг у друга никогда не бывали, и пошла к ней домой. А там!..

– Что там? Обезглавленный труп вашей приятельницы? – не совсем удачно пошутил Назаров.

– Не смешно!.. Нет там никакого трупа. Там уже живут другие люди! – Зоя Ивановна вдруг подняла на него несчастные стариковские глаза и отчетливо всхлипнула. – Я подняла шум, а они мне в нос документы сунули.

– На квартиру?

– Да!

– Ну вот, чего же вы тогда бурю в стакане воды поднимаете? Ваша приятельница продала квартиру и уехала. Вы же сами говорили, что у нее родня где-то на Украине, кажется.

– Продала! Уехала! – Зоя Ивановна недовольно поджала губы. – Никому ничего не сказала. Кошку свою во двор выбросила. Пенсию не перевела по новому месту жительства. Кто так делает?!

В словах Севастьяновой была логика. Пускай от рассказов Анна Степановна могла и воздержаться, да и кошку могла запросто отпустить на улицу. Маловероятно, конечно, но возможен такой вариант. Но вот чтобы пенсию оставить…

– Гм-мм, а если она решила, что денег, вырученных за квартиру, ей вполне хватит, а с переводом денег за рубеж могли возникнуть проблемы, то… – проговорил он, слабо в это веря.

– Ага! Может, и так. Тогда где она? – Зоя Ивановна прикрыла сморщенной ладошкой глаза. – Она же должна была уехать к сыну на Украину.

– Так она, может, и уехала.

– Не уезжала. Я третьего дня снова ходила на ее бывшую квартиру. Попросила новых жильцов всю почту мне передавать, якобы по просьбе старушки. Они мне корреспонденцию и передали.

– И что там? – Назаров против воли зауважал въедливую старушку.

Таких бы дотошных следователей побольше, не токовали бы «глухари» стаями на полках.

– А там письмо от сына. Я его взяла – и на главпочтамт. Дошла до начальника, и через Москву мы вышли на справочную города, где сын Аннушки проживает. Нам по адресу, указанному на конверте, нашли его номер телефона. Я и позвонила…

– И что?! – История переставала казаться пустяковой.

– Нет ее! Хотя должна была быть. Еще с неделю назад должна была приехать. У младшей внучки свадьбу в прошлую субботу праздновали, и Анна собиралась к ней обязательно. А ее нет!

– Что говорит ее сын?

– А ничего не говорит. Разволновался и сразу засобирался приехать. Еле его отговорила. Со слов Анны, живут они там не очень. Она наверняка и квартиру решила продать, чтобы помочь им материально. Ой, беда, беда, Сашенька! – Зоя Ивановна вытерла слезы, застрявшие в глубоких морщинах, обстоятельно высморкалась и, пряча платок в сумочку, потребовала: – Вы должны с этим разобраться. Обязательно! Вашим глупым мордастым коллегам нет никакого дела до пропадающих без вести старушек. Им лишь бы поржать.

– Ну, зачем вы так, Зоя Ивановна! – воскликнул Назаров, стараясь казаться обиженным, но прекрасно в то же время понимая, что сам бы десять лет назад отослал старушенцию куда подальше.

– Ладно вам, Сашенька. Знаю я… Только… – Она вдруг опасливо оглянулась на дверь. – Думаю, что дело куда более серьезное. И одним грабежом пенсионерок они не обойдутся. Сейчас же что творят с недвижимостью, с ума сойти можно! Это же мафия просто какая-то!.. А вам нужно подключиться. Непременно. Послушайтесь совета старой партийной активистки, Сашенька. Если вы поймаете рыбку в этой мутной воде, то, возможно, вернетесь туда, откуда ушли в свое время.

Ну что ты с ней будешь делать?! Назарову ничего не оставалось, как только развести руками. А с другой стороны, у Севастьяновой полгорода ходило в знакомых, а вторая половина в должниках. Она в свое время многим составила протекцию – кому в институт, кому по службе, кому с жильем помогла. Осведомленности ее удивляться не приходится. Старушка стоила того, чтобы с ней считались.

– Ладно, – скрипя зубами проговорил Назаров, сам не зная, зачем взваливает на себя лишнюю ношу. – Я попробую навести справки.

– Нет. – Ее крохотная ладошка весьма ощутимо опустилась на край его стола. – Никаких справок. Пора действовать. Мне что, вас учить, как надо работать?!

Сан Саныч криво ухмыльнулся. Если честно, то он представления не имел, как сумеет подступиться к этому самому «Тагриусу». Полномочиями он уж точно не обладал. И заветных корочек у него в кармане не было. А с теми, что были, его пошлют куда подальше и будут правы, между прочим.

– А научите! – вдруг вспылил он, по ее примеру лупанув по краю стола.

Кажется, Севастьянова представления не имела о его возможностях. Как оказалось, он ошибся.

– Вам нужно начинать с тех пенсионеров, которые по той или иной причине не получают пенсию, – предложила она ему оригинальное решение. – И выяснить, живут ли они все еще по своим квартирам, или там так же, как в случае с Анной Степановной, новые жильцы… Вам ведь могут ответить на подобные вопросы, Сашенька?

– Не знаю. В любом случае, следует заручиться поддержкой руководства. А им это… – Назаров обреченно махнул рукой.

У Зои Ивановны сделались совершенно хитрые глаза, она даже завела их как-то непередаваемо кокетливо и, беспечно дернув худеньким плечиком, произнесла:

– Если дело только в этом, то я вам помогу.

– То есть? – Сан Саныч мгновенно напрягся.

– У меня там… – Ее палец указал на их потолок в протечных разводах. – Есть свои люди. Позвонить им мне не составит большого труда.