Текст книги "Сборник редакторских анонсов литературного портала Изба-читальня. Том второй. Проза"

Дед и внук (Николай Поляков) – Миниатюра. 11.11.2015

– Дед, а дед? Ты хотел бы быть молодым?

– Я уже был молодым, внучек. Всему своё время.

– Ты не понял, деда. Всегда молодым?

– Но тогда бы я не узнал счастья зрелого возраста и мудрости, обретенной к старости.

– Дедуль, а ты хотел бы быть богатым?

– Нет. Я уже был богатым. Хватит с меня.

– Но почему? Это же здорово, когда можешь купить все, что захочешь!

– Все купить невозможно, мой мальчик. Богатство – это испытание, а не награда. И я не видел людей, которые его прошли и остались самими собой.

– Но если ты был богатым, почему ты сейчас бедный?

– Потому что из-за богатства я потерял любимую, потом настоящих друзей, а потом и себя. У меня осталось только богатство, которое я потом тоже потерял, слава Богу!

– Почему ты так говоришь?

– Потому что быть богатым в нищей стране, это позорнее, чем быть вором и убийцей.

– Как это?

– Очень просто. Насколько ты разбогател, настолько обнищал кто-то другой. Твой друг, сосед или незнакомая тебе семья. И денег, которые без толка в избытке лежат у тебя, может не хватить кому-то на хлеб, а кому-то на лечение. Надо знать меру и брать ровно столько, сколько тебе нужно, и будешь вполне благополучен.

– Дед, а ты хотел быть знаменитым, чтобы тебя все знали?

– Я был знаменитым, мой мальчик. И меня знали все. Обнимали и звали за стол. Я был почетным гостем на любом празднике.

– И что потом?

– Слава пролетает мгновенно, как ласточка над нашей крышей. Да и людей, которые меня знали, почти не осталось.

– Дед, ну должно же быть что-то, чего у тебя не было, и ты бы этого очень хотел.

– Есть такое, малыш.

– Что же это?

– Я хочу быть прадедом твоих детей и когда-нибудь отвечать на их глупые вопросы…

В одном мгновенье видел вечность (Дина Немировская). Очерк. 18.08.2015

На факультете русского языка и литературы астраханского педагогического института студенты учились разные. Кого-то из преподавателей они вниманием не жаловали, кого-то откровенно недолюбливали. Но Владимира Ивановича Попова, человека бесконечно светлого, обожали и студенты, и коллеги. При этом все. Без исключения.

Владимир Иванович Попов (15 июля 1920 – 21 октября 1986) родился в г. Валуйки Белгородской области в крестьянской семье. В 1941 году окончил Московский библиотечный институт. Участник Великой Отечественной войны, кандидат педагогических наук, был членом КПСС (с 1948).

Владимир Попов – автор книг: «Астраханская область. Краткий рекомендательный указатель литературы». Астрахань, 1959; «Астрахань – край литературный». Астрахань, 1968. Посмертно выпущена книга: «Безделушки и осколки. Стихи на случай, эпиграммы, экспромты». Изд-во Астраханского педагогического института, 1993. Член СЖ СССР (1960). Награждён орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и другими. Жил и умер в Астрахани.

Екатерина Плеханова, которой любимый вузовский педагог В. И. Попов помог определиться раз и навсегда с будущей профессией, посвятила ему небольшое эссе, эпиграфом к которому взяла эти строки классика:

«В одном мгновенье видеть вечность…»

 
В одном мгновенье видеть вечность.
Огромный мир – в зерне песка.
В единой капле – бесконечность.
И небо – в чашечке цветка.
 

Уильям Блейк.

В любимом четверостишии незабвенного В. И. Попова «отражён весь смысл философии». Фраза, сказанная им тридцать лет назад, запомнилась Екатерине на всю жизнь. «И слова, и трепещущая на устах его улыбка, и тайный жар его души. Тогда, давно, думалось: «Счастливый человек – живёт в мире грёз, постоянно вполголоса декламирует стихи античных поэтов…». И только теперь осозналось, что абстракции бывают в такой же, и даже большей степени реальны, чем осязаемые, конкретные факты.

Владимир Иванович был тружеником, но даже если бы он просто бродил по улочкам нашего города, весь нездешний, с глазами, устремлёнными не в землю, как могло показаться, а в вечность, коротко помахивая портфельчиком, в такт шагам и стихам, стихам, которым было хорошо в этом огромном и лучезарном доме, по имени Владимир Иванович Попов, мы бы всё равно любили его.

Душа, возведённая в степень, гармонизирует мир одним своим присутствием в этом мире.

Его звезда, а она обязательно есть на небосводе, и ныне светит его ученикам и всем, кто его знал и любил, а любили его все», – писала Плеханова в 2012 году.

А мне вспоминаются рассказы студенток, учившихся курсом старше. Любимый преподаватель античной и зарубежной литературы приветствовал их в начале лекций весёлым вопросом: «Как живёте, караси?», на который курс дружно отвечал: «Ничего себе, мерси!» Это очень повышала настроение и самому лектору, и его слушателям.

Ещё вспоминается один из концертов Павла Сурова, атмосферу которого на бумаге не передашь. Пародист и талантливый импровизатор, также выпускник литфака астраханского педагогического, Суров посвятил мини-стихотворения многим педагогам. О Владимире Ивановиче были у Павла такие строки: «Он знает на память всего Пастернака, всего Пастернака, помимо всего». Это действительно так. Поэтический, да и не только поэтический кругозор В. И. Попова потрясал.

Своим коллегам по кафедре русской и зарубежной литературы Владимир Попов посвятил следующие строки:

Учёным коллегам

Улица в площадь ширится…

Н. Травушкин, из сборника стихотворений 1950 г.

Духа усердие явите миру, Мир не забудет вас – улица Свердлиной, Улица Чирова будут у нас.

А рядом с улицей Савушкина раскинется площадь Травушкина. 1973 г.

(Здесь уместно напомнить о том, что в Астрахани имеются улицы Свердлова и Кирова).

На практических занятиях по старославянскому языку (взволнованный монолог Эммы Владимировны Копыловой):

 
Как хорошо глаголится,
когда из сердца выльется
хвала значкам глаголицы
и буквице кириллицы.
 
 
Студенты, вы – напористы.
Не надо долго пыжиться!
Влюбляйтеся в аористы,
рисуйте лихо ижицы!
 
 
За окнами – вдали – река.
Горбиться ль стоит спинами?
Когда в ладу с супинами,
Вся жизнь – сплошная лирика!
 

1979 г.

 
Нечто флюорографическое
Чётко в профиль видим Флюру,
Видим шефа шевелюру.
Всё на месте. Все на месте.
Время – думать о сиесте.
 

1983 г.

Да что посвящения коллегам! Владимир Иванович подписывал научные брошюры и монографии, которые нам, зелёным студенткам, надлежало выкупать в обязательном порядке, и, надо сказать, делали мы это с удовольствием, благо стоили они тогда сущие копейки, а материал, опубликованный в них в то время (начало восьмидесятых годов двадцатого столетия) был поистине уникальным, к примеру, так:

«Брошен Москве клич – Веклич!» – эту надпись В. И. Попов сделал на монографии, подписанной Марине Веклич, моей однокурснице, которая и вправду затем покорила столицу глубокими знаниями, обучаясь в аспирантуре в Москве, а ныне успешно сама преподаёт в нашем теперь уже университете, а не пединституте. Был у Попова редкий дар предвидения, даже в таких вот милейших одностишиях.

Благоговейно храню брошюру, подписанную Владимиром Ивановичем мне: «Наук седые паладины хвалу трубят в честь донны Дины».

В статье «Мы с него брали пример» журналист, а прежде – коллега Владимира Ивановича по кафедральной работе Наиль Баширов пишет: «Владимир Иванович прошёл войну, знал шесть иностранных языков, редкой скромности и интеллигентности был человек. В годы войны – военный корреспондент. Как-то на фронте всю ночь за игрою в шахматы беседовал с Рокоссовским. Ему больше нравилось называть работников редакций не журналистами, не корреспондентами, а газетчиками. Мы, студенты литфака Астраханского пединститута, во всем брали с него пример».

Во время Великой Отечественной войны и после её завершения В. И. Попов служил военным журналистом (до 1956), с 1956 по 1961 год работал в Астраханской областной библиотеке, на здании которой ныне висит мемориальная табличка в его честь, с 1962 по 1965 годы трудился в Астраханском комитете теле– и радиовещания, до последнего дня жизни преподавал зарубежную литературу в Астраханском пединституте (1965–1986 годы).

Победа застала многих в самых разных местах и оказалась даже несколько неожиданной. В. И. Попов, ставший впоследствии преподавателем института, в майские дни 1945 года был политработником на IV Украинском фронте в Чехословакии. Он писал своим родным: «В одном из далеких европейских городков сегодня утром уже видел нашу газету с объявлением этого дня днем Победы. Сколько мы думали об этом дне, и он наступил… Я живу, как в сказке, но снится лишь Россия».

Владимир Иванович прислал домой стихи, написанные под впечатлением счастливых дней Победы:

 
Ночью Европе сегодня не спать,
В порыве рванулись едином.
Коням боевым не устать ступать,
Авто – клокотать бензином.
В Победе ты видишь свою мечту,
В чудесную быль воплощенной.
И чехи не спят и стоят на посту
На всех перекрестках зеленых.
Ночам непроглядным отныне не быть,
На площади клен не увянет.
Для светлого мира детей вам растить.
Большого вам счастья, славяне!
 

В статье «Глазами моего поколения» тепло вспоминает наставника Галина Белолипская, нынешний декан факультета журналистики астраханского государственного университета: «Нам рано жить воспоминаниями, поколению, учившемуся в середине 80-х годов в педагогическом институте… Но как важно, что они у нас есть.

Владимир Иванович Попов, преподаватель зарубежной литературы нашего филологического факультета, а также журналист, знаменитый библиограф, был моим самым первым читателем, самым внимательным и отзывчивым…

Тогда, в середине 80-х годов, активно развивался ФОП (факультет общественных профессий), где я выбрала журналистику и бредила интереснейшим будущим. Училась этому ремеслу легко и беззаботно, как, впрочем, все на этом факультете «учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».

Владимир Иванович подарил мне другое отношение к журналистике. Он не рассеивал моего представления о мире, а просто приглашал к прогулкам после занятий по зеленой аллее, которую очень любил. Она тянется от здания университета до магазина «Детский мир». Владимир Иванович считал, что настоящее университетское образование может состояться только вот так: в беседах, когда учитель и ученик обсуждают на равных ту или иную проблему культуры, философии, политики. Этот элемент древнегреческой педагогики запомнился мне свободой мышления и энциклопедическими познаниями Учителя. Именно это вошло в моё подсознание основной идеей развития личности: образование, как процесс познания, должно продолжаться всю жизнь.

Владимир Иванович незримо, не назидательно воспитывал во мне уверенность, умение общаться и уважать чужую точку зрения. Километрами наматывая расстояния по аллее, я училась размышлять, комментировать, сопоставлять, тонко чувствовать и точно определять. Таким образом, наставник освобождал от ненужных собственных комплексов и дарил ощущение личной свободы.

У него я училась любить людей и жизнь. Помню, как впервые озвучивала новости на местном радио. Зная, что передача будет в 6 часов 30 минут утра, я никому не сказала и решила одна прослушать себя в эфире.

Естественно, мне всё тогда решительно не понравилось: ни голос, ни интонация. Но когда я прибежала в институт к восьми часам на лекцию, Владимир Иванович уже ждал на третьем этаже около лестницы, чтобы сообщить и обсудить услышанное по радио. И так было всегда и во всём.

Владимир Иванович часто повторял: «Журналисту нужна среда профессионального общения». И поэтому, когда узнал о том, что я еду на студенческие каникулы в Ленинград, очень обрадовался возможности через меня передать привет своему фронтовому другу, Владимиру Николаевичу Сашонко, который в ту пору был ответственным секретарём журнала «Нева». Он написал письмо и направил меня лично к адресату. Но при этом рассказал о том, что их в юности было три товарища (три Владимира). Всё как у Ремарка! Они воевали, война благополучно закончилась для них всех. И уже в мирное время они разъехались, но продолжали поддерживать друг друга. Владимир Иванович не мог мне не рассказать поподробнее об одном из Владимиров, к которому посылал: «Вам эта фамилия должна быть знакома.

Володька является потомком той знаменитой семьи, которая выкупила Тараса Григорьевича Шевченко и подарила ему вольную. Но это ещё не всё. Интересно то, что Володя закончил знаменитый ИФЛИ (Институт философии, литературы и искусства), который сделал всего два выпуска. Но не успел получить диплом об окончании. Началась война…»

Не успел получить диплом и Владимир Иванович. В 1941 году он рыл окопы под Смоленском, а потом записался добровольцем в армию и случайно в разорённой Москве, в родном институте, в груде рухляди нашел свой красный диплом об окончании Московского библиотечного института (в настоящее время Институт Культуры), который ему не успели вручить перед войной.

При встрече Владимир Николаевич Сашонко, в свою очередь, рассказал о том, что третий их друг, Володя, – достаточно известный журналист газеты «Известия». Но в юности, когда они все вместе дружили, «золотым пером» считался Володя Попов. И они даже сейчас знают и держат в своей памяти планку, которую задавал своими материалами Владимир Иванович. А он относился к своему журналистскому труду очень серьёзно. Так, например, он рассказывал, как ему, военному корреспонденту, поручили первое редакторское задание: написать о водителе военного грузовика. Мучился, не знал, с какого боку подойти к этому заданию. Трудновато это сделать, «когда в ушах звучат сонаты, когда звучит забытый джаз». Потом всё-таки решил изучить машину так, как знает её водитель, чтобы интервью было серьёзным и профессиональным. Учил не за страх, а за совесть, так как ошибку было сделать невозможно. Газета набиралась вручную. Редактор и военный корреспондент сами делали макет газеты, собирая его по буквам, печатали и размножали. Это был достаточно тяжёлый физический труд, поэтому менять что-либо в напечатанном было невозможно. Водитель был очень доволен разговором, так как ему не пришлось объяснять что к чему «на пальцах» этому корреспонденту. В это же время в часть ожидали генерала, который должен был проверить и военную редакцию. Когда ему принесли свежий номер газеты, он бегло просмотрел, а потом остановился на материале Владимира Ивановича и внимательно стал его изучать. Автор разволновался, не находил себе места. «Ошибка, ошибка» – вертелось у него в голове. Генерал, перестав читать, вдруг неожиданно похвалил: «Как хорошо водитель знает свою машину… Одним словом, профессионал». Для Владимира Ивановича это было хорошим началом его журналистской практики.

Таким образом сложился журналистский принцип, которому Владимир Иванович следовал всю жизнь – уметь так рассказать о человеке и о его деле, чтобы читатель, в первую очередь, почувствовал талант самого героя.

Владимир Иванович очень чувствовал ответственность за слово, за точность выражения, потому что знал, что словом можно и воскресить, и погубить. «Не навреди! – говорил он – Заповедь не только медиков, но и журналистов».

Он прошёл дорогами войны до Берлина, потом служил в Польше до конца сороковых годов. Когда вернулся домой, работал корреспондентом военных газет Новочеркасска и Ростова до 1956 года. Затем, переехав в Астрахань, сотрудничал с молодежной газетой «Комсомолец Каспия». В начале 60-х годов его приглашают в качестве журналиста на Астраханскую студию телевидения, где он вскоре становится главным редактором художественного вещания. Так журналистика стала его призванием, и он щедро делился её секретами.

В. И. Попов успевал следить за нашими успехами, читал лекции по зарубежной литературе, делал библиографические открытия в нашей научной библиотеке им. Н. К. Крупской, без устали совершенствовал собственные знания по иностранным языкам, играл в шахматы и занимался детьми, писал стихи и статьи о русском языке. Для меня он был и остаётся Человеком Эпохи Возрождения».

Мой вузовский куратор Ирина Викторовна Колесова, сама большой и неординарный знаток зарубежной литературы, вспоминает друга и коллегу в статье «Миг жизни длиною в тридцать лет» так:

«Душой кафедры, её совестью был Владимир Иванович Попов – настоящий русский интеллигент, обладавший энциклопедическими знаниями, полиглот, поэт (мастер эпиграммы, он посвящал их и студентам, и коллегам), переводчик, кандидат педагогических наук. От него исходило такое обаяние духовной культуры, такая любовь к коллегам и студентам, которым постоянно помогал и словом и делом, что он всегда пользовался симпатией и тех, и других. Ему нравилась работа преподавателя литературы, так как он нашел в студентах благодарную аудиторию и увлеченно читал им курсы зарубежной литературы (XVII–XVIII вв., античную литературу и историю французской литературы). В студентах он видел своих младших друзей – любителей хороших книг. Сердечное тепло, щедрость души, глубина и разнообразие знаний располагали к нему студентов, и он стал их кумиром. Удивительно тонкое чувство поэтического слова, прекрасное знание русской и зарубежной поэзии родили о нём легенды».

Пусть же и легенды, и добрая память о любимом Педагоге, Человеке с большой буквы останется в веках!

Досужие разговоры стариков. Очерк с продолжением (Татьяна Леухина) – Очерк. 19.12.2015

Было время, когда на Руси к мнению стариков прислушивались. Более того, если, к примеру, приходила беда в какое-нибудь селение, обязательно собирали старейшин родов, чтобы те, используя опыт прожитых лет, посовещавшись, могли внести конструктивные предложения по поводу того, как следует поступить, что в первую очередь сделать, чтобы спасти род и выйти из создавшегося положения с наименьшими потерями. Хотя, кто может это утверждать с полной уверенностью, когда мы и недавнюю-то историю стали забывать, а уж о временах, давно ушедших и быльём поросших, большинство из нас – неблагодарных потомков вряд ли знаем доподлинно?

Лично мне эти мысли о стариках запали в душу в те поры, когда я была ещё ребёнком и читала сказки. Вот уж где старцы почитались мудрецами. Может, тогда во мне и зародилось такое почтение к убелённым сединами пращурам?

Каково же отношение к ним сегодня? Интересует ли мнение старожилов кого-либо из тех, кто правит современным миром? Похоже, что нет. Не думаю, что найдётся много охотников поспорить со мной, так как всем известна участь нынешних состарившихся граждан нашего государства.

Они, как ни крути, являются самой незащищённой, а, следовательно, уязвимой частью общества. И это не только потому, что средства, выделяемые в бюджете на долю стариков попросту смехотворны – их едва хватает, чтобы сводить концы с концами. И ладно бы дело касалось только материальной стороны дела – мы приучены туго затягивать пояски на ментальном уровне. Пожалуй, моральная сторона вопроса ничуть не менее важна, когда речь заходит о стариках.

В Советском союзе пенсии по старости тоже были невелики, хотя на тогдашние 100–132 рубля можно было вполне прилично, пусть и без особых изысков питаться, позволить себе раз в неделю сходить в кинотеатр, раз в месяц – в театр и в филармонию. Тот, кто хаживал в те годы на концерты симфонической музыки, или был заядлым театралом, не могут не вспомнить, сколько пожилых людей присутствовало тогда в залах.

Теперь они лишены и этого, так как цены на билеты оказались для них просто неподъёмными.

Я уже не говорю о том, что медицинское обслуживание было тогда бесплатным, а кто, как не старики, в первую очередь, нуждаются в медицинской помощи и в лекарствах? И тут представителей старшего поколения удручает не только дороговизна лекарств, которые им теперь жизненно необходимы.

Стариков удручает то, что они пребывают в состоянии полного непонимания того, как им следует относиться к собственному государству. Они смолоду были воспитаны в уважении к закону, а тем более, к главному закону страны – его конституции. Любое нарушение статей того и другого считали преступлением. Вот и встаёт в этой связи перед ними ужасающий своей откровенной обнажённостью вопрос: уж ее совершает ли нынче само государство преступление, нарушая конституцию, в которой чёрным по белому прописано, что медицинское обслуживание населения у нас в стране бесплатное.

Любой здравомыслящий гражданин понимает, что тут нужно что-то делать: либо менять конституцию, либо приводить в соответствие к её нормам реальную жизнь в стране.

Тем тяжелее переживают сложившуюся ситуацию в вопросе медицинского обслуживания те из стариков, которые помнят, как жили пенсионеры в советское время, так безжалостно и бессовестно хулимое сегодня всеми, кому не лень. А ведь в шестидесятые, кроме всего прочего, на свою пенсию каждый пожилой человек мог позволить себе хотя бы раз в три года подлечить здоровье в санатории, в том числе и на море. Многих ли бывших рабочих и служащих фабрик и заводов, тружеников села и представителей старой интеллигенции можно встретить сегодня под южным солнышком хотя бы на черноморских курортах?

Однако, говоря о нравственной стороне, никак нельзя умолчать о том, что ветераны, проработавшие на благо Отечества не один и даже не два, а порой и не три десятка лет, вдруг в собственном доме стали чувствовать себя балластом, мешающим молодым жить.

Такое ощущение рождается не на пустом месте: кровь в жилах стынет, когда узнаёшь, сколько стариков их собственными детьми и внуками отправляется в Дома престарелых, хотя сами они не бедствуют и вполне могли бы обеспечить своим родителям и прародителям достойную старость в кругу семьи.

Умом понимаешь, что такое положение вещей связано с тем, что вся наша жизнь, превратившаяся в огромный – без конца и края – рынок, насквозь пронизалась меркантильными интересами всех и вся – от рядового гражданина до собственно самого государства.

По большому счёту, участь, уготованная старикам, – это продукт государственной политики, направленной на моральное уничижение представителей отживающего свой земной срок поколения.

В эпоху социализма лозунг «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт», по сути, не был тем, что современные журналисты называют «пустым бла-бла». И не нужно ёрничать, господа хорошие, знающие о том времени из воспоминаний перевёртышей и тех, кто занял прочное место в шеренгах пятой колонны. Последние вообще не гнушаются наживать капиталы на переписывании отечественной истории. Они вымарывают её страницы до такой степени, что очевидцы, всё ещё здравствующие, увы, не понимают, о чём идёт речь, хотя и были когда-то непосредственными участниками описываемых событий, оболганных до бесстыдства…

А ведь было время, причём, совсем не доисторическое, когда стариков уважали и берегли, как народное достояние.

Помню, как мы, будучи тимуровцами, помогали ветеранам войны и труда с уборкой квартиры, ходили в аптеку и в магазин. А я своему старичку-ветерану читала по его просьбе русские народные сказки, которые он искренне любил и, как малое дитя, живо реагировал на все события, происходившие в сюжете. Как-то прощаясь со мной, он признался, за что так любит сказки: «Потому, детонька, я и люблю сказки, что в них добро всегда побеждает зло. Очень нам, старикам, хочется, чтобы и в жизни так было. Жаль, что от нас тут больше ничего не зависит – растратили мы свои силушки. Так что вся надёга на вас, на молодых».

Ветеранов не забывали и профсоюзные организации тех предприятий, на которых их когда-то проводили на пенсию…

Делалось это не ради галочки, как сейчас представляют многие «летописцы» советского периода, а во исполнение государственной программы и своего гражданского долга.

Собственно ничего нового я не сказала – всё, что вспомнила, думаю, известно большинству здравомыслящих сограждан. Только почему-то многие, причём не только представители власти, но и рядовые граждане элементарно замалчивают проблемы вокруг старшего поколения, де, и без них проблем невпроворот.

А затеяла этот разговор для того, чтобы вместе с вами послушать, а может, и прислушаться к тому, что о сегодняшнем времени думают, о чём печалятся и о чём говорят между собой старики.

Чтобы узнать всё из первых рук, использовала старый испытанный метод: мимоходом подслушивала, о чём беседуют пенсионеры, при малейшем удобном случае подсаживалась к ним на скамейку возле дома или на лавочку у подъезда и в основном слушала. Лишь иногда встревала, чтобы что-то уточнить. Старалась делать это осторожно, пытаясь не смутить стариков и не заставить их замкнуться в себе.

Выкладываю всё без купюр, так, как записала стариковские досужие разговоры в блокнот по горячим следам, сразу вернувшись домой из поездки в село или после прогулки по городским дворам. Не брала диктофон и не пыталась делать заметки по ходу. Так однажды, испробовав это, убедилась: старики тут же переставали откровенничать, едва слышали щелчок диктофона, или видели появившуюся у меня в руках шариковую ручку.

* * *

– А по мне, так лучше бы вовсе не было этого телевизора – только душу травят. То девок полуголых показывают, то блуду учат – вот ведь до чего дошли современные люди! Тьфу ты, и людьми-то их называть не хочется! Виданое ли дело, весь срам перед нами выворачивают наизнанку – то от поноса все подряд маются, то по чужим подушкам кувыркаясь, свою силу мужики теряют, а потом спасения ищут. Да кабы только это! Вот ты скажи, если они всё это для нас показывают, почему нас не спросят, оно нам надо? Неужто никто в правительстве не может этим безобразиям сказать своё «нет!»

– Да ладно тебе, Маша, поди, опять с молодыми поцапалась, то и на телевизоре зло срываешь. Полно тебе! Нормальные у тебя сын с невесткой. А внучки – те и вовсе загляденье – чего ещё желать! Вот достроят свой дом, переедут, скучать ведь станешь.

– Может, и стану. Зато хоть отдохну, ей Богу. Всё, что ни сделаю, что ни сготовлю, – всё ей не так!

– А ты по-хорошему скажи, мол, если не нравится, сами и делайте: и стряпайте, и по дому хозяйничайте.

– Какое сами, Наталья? Они с утра до вечера на работе, а как придут, сразу едут на свою проклятущую стройку, прости Господи.

– А почему проклятущую?

– А потому, что говорила им, что лучше к нашему дому пристройку сделать – так бы и жили, считай, вместе, а всё поврозь, если два выхода прорубить. Так нет ведь! Всё по-своему норовят сделать.

– Маш, а ты не помнишь, как сама со свекрухой жить начинала? Надолго ли тебя хватило? Вы с Васькой тогда чуть ли не сразу после свадьбы вообще на Север на заработки укатили, а вернулись лишь на похороны свекровушки твоей – Александры Ивановны, царствие ей небесное.

– Ты лучше мне про неё и не напоминай, соседка, – ещё хуже настроение испортится. Пожелала царствия небесного – с неё и хватит с лихвой. А я не могу даже через зубы ей такого процедить, чтобы от чистого сердца получилось, не поверишь.

А про телевизор я начала говорить совсем не потому, что Светка меня доняла своим «надо так да вот эдак». Телевизор ещё хуже Светки нашей и хуже бывшей свекрови.

– А я, вот, наоборот, считаю, что от телевизора больше пользы, чем вреда. Никуда не ездим, а что где в мире творится, видим. Здорово ведь!

– А чего здорового?! Кругом одни безобразия: там воюют, там воруют. И вот всю ту непотребщину нам и показывают. Неужто нигде нормальной жизни нет?

– Маш, ты что-то разошлась ноне! На то в телевизоре и программ несколько, чтоб выбрать ту, которую любо смотреть. Не хочешь новости глядеть – переключайся на рыбалку или на канал про животных. Лично мне этот канал очень нравится. Кстати через пару минут начнётся передача про древних животных. Пойдём-ка ко мне. У меня никого, знаешь, до позднего вечера не будет. Посидим в тишине, чайку попьём и телевизор посмотрим, глядишь, и отойдёшь, даст Бог.