Текст книги "Парадоксы симптома. Системно-аналитический подход в работе с психосоматическим симптомом"

Следующая встреча Герды описывает очередную ловушку, в которую может попасть терапевт, описанную нами как иллюзия благополучия Я. Герда встречает ворона и рассказывает ему историю своих поисков Кая. В ответ ворон сообщает, что он видел Кая. У него все благополучно, и он собирается жениться на принцессе. Герда решает проверить это сама, пробирается в спальню к принцессе и обнаруживает, что это не Кай, а другой человек.

В реальной терапии клиент также часто предъявляет своего благополучного двойника и зачастую предстает перед терапевтом «принцем», у которого все в совершенном порядке. Утратив бдительность, приняв искусный фасад за реальное Я, терапевт может решить, что клиенту больше не нужна его помощь. Действительно, нарциссически травмированные клиенты зачастую предъявляют в контакте грандиозный, идеализированный полюс своего Я. Клиент очаровывает терапевта, и последний может принять за реальность его грандиозное Я – ведь не случайно Герда чуть не приняла за Кая принца.

Для терапевта, столкнувшегося на этом этапе терапии с такими проявлениями клиента, важна тонкая и осторожная работа, т. к. лобовое проникновение с «парадного входа» актуализирует действие психологических защит. В истории Андерсена Герда пробирается к мнимому Каю с черного хода под покровом ночи и застает его спящим. Спящий человек беззащитен, что в контексте терапии означает ослабление защитных механизмов и возможность увидеть человека таким, какой он есть.

Так происходит развенчание очередной иллюзии, иллюзии фальшивого Я, являющееся первым шагом к встрече с реальным Я клиента через отвержение фантомных не-Я. Ресурсами терапевта на данном этапе работы являются бдительность и гибкость. Бдительность позволяет заглянуть за фасад, не принимая на веру демонстрируемое благополучие клиента, гибкость – возможность менять стратегии и тактики в поиске точек контакта с ним.

Однако ситуация, когда терапевт застает клиента «обнаженным», порождает у последнего много стыда. Клиент может «соблазнять» терапевта, продолжая делать вид, что все в порядке, и попытаться остановить терапевта в его дальнейшем продвижении, предложив Герде, как в истории Андерсена, «оставаться во дворце, сколько она пожелает».

Герда не поддается на очередные уловки и снова отправляется на поиски Кая. В лесу на нее нападают разбойники, отбирают все ее вещи, а сама Герда становится пленницей маленькой разбойницы. Маленькая разбойница – агрессивная, капризная, избалованная девочка. Герда заметила, что «глаза у нее были совсем черные, но какие-то печальные». Вначале она угрожает убить Герду, но в конце сменяет гнев на милость и даже помогает ей в поисках Кая.

Таким образом, если терапевт не останавливается на предыдущей стадии, описанной как иллюзия благополучия Я, и не поддается попыткам клиента очаровать и соблазнить его, прорвется к его стыду, то неизбежно сталкивается с агрессией последнего. Этот этап в работе мы назвали «иллюзия разрушительности».

На этом этапе сам клиент и его способы контакта с Другим становятся крайне разрушительными и деструктивными. Агрессия – это первое чувство, которое появляется у нарциссически травмированного клиента, и именно она несет «нагрузку» всех остальных переживаний. Любовь, привязанность, нежность, зависть, желание – все выражается через агрессию. Так, маленькая разбойница испытывает теплые чувства к Герде, но при этом, обнимая одной рукой героиню, она держит нож в другой и обещает ее пырнуть, если та пошевелится. Точно так же маленькая разбойница взаимодействует с матерью, северным оленем, другими своими зверушками.

Появление агрессии – позитивный момент в терапии. Терапевт должен понимать, что, несмотря на всю разрушительность клиента, хрупкость контакта и возможные сложности во взаимодействии, только через возможность проявить агрессию к тому возвращается чувствительность. Терапевтической ошибкой было бы буквальное понимание агрессии и реактивное поведение терапевта. Ввиду этого интервенции терапевта не должны содержать ответной агрессии.

На этом этапе работы основными являются два типа интервенций: отзеркаливание того, что происходит, и поддержка клиента в его выражении чувств. Так, Герда, которая несколько раз пересказывает историю о Кае и не отвечает агрессией на агрессию, добивается установления хорошего контакта с маленькой разбойницей, которая в итоге помогает героине отправиться дальше на поиски Кая. В терапии это является свидетельством хорошего рабочего альянса и готовностью клиента продвигаться по пути к восстановлению чувствительности своего Я.

Описанный выше этап работы является весьма энергозатратным для терапевта. Ему приходится удерживать, контейнировать ряд собственных реакций и переживаний. Клиент здесь может быть весьма разрушительным, и зачастую терапевт сам нуждается в помощи, превращаясь, по меткому выражению К. Г. Юнга, в «раненого целителя». Эту помощь терапевту может оказать его супервизор.

Именно такими помощниками (супервизорами) в нашей истории являются лапландка и финка. Лапландка обогревает, кормит и поит Герду. Финка возвращает ей уверенность в себе, сообщая, что не может сделать Герду сильнее, чем та есть в реальности: «Не видишь разве, как велика ее сила? Не видишь, что ей служат и люди, и животные? Ведь она босая обошла полсвета! Не у нас занимать ей силу! Сила – в ее милом, невинном детском сердечке. Если она сама не сможет проникнуть в чертоги Снежной королевы и извлечь из сердца Кая осколки, то мы и подавно ей не поможем!» Как супервизор финка выполняет следующие функции:

• поддерживающую, когда говорит, что Герда движется в верном направлении и сможет преодолеть все препятствия;

• диагностическую – она объясняет, что «причиной же всему осколки зеркала, что сидят у Кая в сердце и в глазу»;

• дидактическую – информирует Герду о том, что осколки «надо удалить, иначе он никогда не будет человеком и Снежная королева сохранит над ним свою власть».

Таким образом, чтобы помочь клиенту в восстановлении его чувствительности, терапевт должен быть чувствительным к самому себе. Экологичное обращение с собственными переживаниями, внимание к своим чувствам – необходимое условие работы с клиентами с нарциссической травмой, особенно на начальных этапах возвращения их чувствительности.

Пятая встреча: исцеление травмы

Получив поддержку от финки, наша героиня оказывается в чертогах Снежной королевы. Андерсен дает мастерское описание травматического мира: «Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда! …Холодно, пустынно, мертво и грандиозно!

Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, – поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его стало куском льда». Кай «сидел на одном месте – такой бледный, неподвижный, словно неживой. Можно было подумать, что он замерз» (Г. Х. Андерсен, 1990).

Эпитеты, которые использует автор для описания мира травматика («холодно», «пустынно», «мертво», «грандиозно», «нечувствительный», «неподвижный», «неживой»), отражают потерю чувствительности, своеобразную психическую анестезию, защищающую от невыносимой психической боли. «Невыносимая психическая или душевная боль, ведущая к страданию, является выражением утраты смысла жизни и возникает при столкновении с ситуациями изоляции, одиночества, свободы или умирания» (А. Н. Моховиков, 2004). Действительно, смысл жизни Кая сводится к «ледяной игре разума» – навязчивой попытке сложить из льдин слово «вечность».

«Душа пережившего травму человека подобна стеклу, разбитому на осколочки и осколки» (О. В. Бермант-Полякова, 2006). Здесь мы сталкиваемся с механизмом смещения, характерного для травматиков. Сосредоточение внимания на навязчивой деятельности перемещает внимание и, следовательно, энергию от внутрипсихического конфликта или эмоционального стресса. Кай находится в изоляции, он одинок, эмоционально мертв и не свободен – Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет …»

К. Лукас и Г. Сейден предложили называть стили совладающего поведения с тяжелыми эмоциональными переживаниями сделками, «которые люди заключают с жизнью». В их основе лежит «обмен». Выбирая такой способ реагирования на травму, человек получает облегчение душевных мук неопределенности. Стереотипность защищает от болезненных чувств и мыслей. Все это свидетельствует о попытке травматика защититься от непереносимой боли путем эмоционального замораживания, навязчивых действий, ухода от контактов с Другими.

Происходит фиксация в этом состоянии: человек не может уйти от травмирующей ситуации, пока не переживет («пережует») ее; однако парадокс в том, что он не способен это сделать из-за слишком сильной душевной боли и сопряженных с ней чувств: страха, стыда, вины. «Человек, который пережил травмирующее событие, но не отреагировал его, как бы остается в этом событии. Оно притягивает к себе человека, не отпускает его… Человеку начинает казаться, что он в тупике, из которого уже нет выхода» (Л. А. Пергаменщик, 2004). Человек блокирует свои переживания, мысли и чувства, поддерживая гештальт незавершенным. Он не в силах встретиться лицом к лицу с болью, отчаянием, стыдом, виной, бессилием, ничтожностью. Перечисленные выше феномены являются симптомами травмы как «замороженной боли».

Для работы с травмами недостаточно одних лишь интерпретаций и осознавания. Ведущим терапевтическим методом становится повторное переживание или репереживание. Клиент в терапии должен иметь возможность эмоционально пережить влечения, тревоги, конфликты своего прошлого при определенных строго обозначенных условиях. М. Гилл описал условия проработки влечений и чувств, чтобы репереживание было терапевтичным:

1. Они должны быть испытаны в присутствии лица, на которого эти влечения и чувства теперь направлены.

2. Переживаемые заново чувства должны быть выражены тому лицу, на которое они направлены. Клиенту недостаточно только молча испытывать эти чувства.

3. Новый объект старых чувств – личность, на которую они направлены, должна быть готова обсуждать чувства и влечения с интересом, объективно и без защит.

4. Клиенту необходимо помочь обнаружить прошлый глубинный источник переживаемых им заново импульсов (М. Кан, 1997).

Очевидно, что таким лицом для клиента становится терапевт. «Если терапевт помогает клиенту соприкасаться с этими чувствами, делает безопасным для клиента их выражение, обсуждает эти чувства с клиентом в неосуждающей, незащищающейся, заинтересованной манере… тогда выдвинутые Гиллом условия для терапевтического репереживания удовлетворяются» (М. Кан, 1997).

Итак, Герда видит Кая и бросается к нему. Однако Кай продолжает сидеть, все такой же неподвижный и холодный. «Тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили его ледяную кору и расплавили осколок… Кай вдруг залился слезами и плакал так долго и так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и очень обрадовался.

– Герда! Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам? – И он оглянулся вокруг. – Как здесь холодно, пустынно!» (Г. Х. Андерсен, 1990).

Таким образом, терапия нарциссической травмы происходит путем репереживания остановленной психической (а иногда и физической) боли. Слезы Кая – это слезы мальчика, которому было больно, когда в глаз и в сердце попали осколки зеркала. Однако «там и тогда» переживание боли было заблокировано. Восстановление всех аспектов идентичности травматика возможно только «здесь и сейчас» в контакте с терапевтом. Мы замечаем, как в результате катарсиса у Кая восстанавливается чувствительность к реальному миру («Как здесь холодно, пустынно»), к Другому («Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго?») и к самому себе («Где был я сам?»).

Чувствительность терапевта к себе (аутентичность) и Другому (эмпатия) особенно важны при терапии нарциссической травмы. Это – условие возвращения чувствительности клиента. «Замороженный», бесчувственный терапевт не способен помочь клиенту вырваться из «чертогов Снежной королевы». Любопытно, что клиент, обретя чувствительность, автоматически получает пропуск «на выход»: льдинки сами складываются в слово «вечность», он становится «сам себе господином» без Снежной королевы и может подарить себе «весь белый свет». Таким образом, лишь восстановление всех модальностей идентичности, «воскрешение» эмоций и чувств позволяют обрести целостность и продуктивность.

В конце истории содержится еще один интересный для нашего анализа момент: дети Кай и Герда становятся взрослыми. Время травмированного человека останавливается, фиксируется в точке травмы, в результате чего происходит застревание в его развитии. Исцеление травмы вновь «запускает» для клиента течение времени, предоставляя ему реальную возможность для взросления.

Таким образом, в результате проработки травмы происходит интеграция всех модальностей и аспектов идентичности (Я-концепции, концепции Другого, концепции Мира), возвращаются эмоции и чувства, восстанавливается интерес к людям и окружающей среде, появляются Я – Ты отношения. Если для травматика смысл жизни заключается в бесконечном, стереотипном и нерезультативном воспроизведении одного и того же паттерна (вечный сизифов труд), то человек, который вновь обрел себя, открыт для творческого контакта с миром, Другими и собой – для Радости, Любви и Свободы.

В поисках мужской идентичности: психосоматический симптом в структуре (идентичности Мальчик-с-пальчик)

Сначала отыщите мужчину в себе,

тогда Вы вдохновите на мужественность других.

А. Б. Олкотт

У мужчины есть только одно «оружие» —

его мужественность.

Милли

В моей психотерапевтической практике нередки случаи, которые я называю для себя не иначе как «обращение за мужественностью». За многими предъявляемыми проблемами мужчин-клиентов просматривается более глубокая проблема – проблема мужской идентичности. Давно хотел об этом написать, но не мог подобрать красивую метафору для иллюстрации своих идей. Таким подарком для меня стал образ Мальчика-с-пальчик, который предложил мне один из моих клиентов. Обратившийся за психотерапией с весьма специфическим симптомом: он не мог набрать нужный ему вес, несмотря на целый ряд прилагаемых для этого усилий. Позволю порассуждать о становлении мужчины и мужском пути, взяв за иллюстрацию сказку Ш. Перро «Мальчик-с-пальчик».

Я в своем анализе буду использовать только авторский вариант сказки.

Если буквально посмотреть на текст этой сказки, то сюжет ее может показаться весьма странным: родители упорно пытаются отвезти своих детей в лес, а те все время возвращаются домой благодаря находчивости и изобретательности своего младшего брата.

У проницательного читателя при прочтении сказки закономерно может возникнуть ряд вопросов к тексту:

• Почему родители так упорствуют в своем желании избавиться от детей, которых, судя по описаниям, любят, отправляя их раз за разом в лес?

• Что заставляет младшего ребенка постоянно возвращаться в родительский дом, демонстрируя чудеса изобретательства и совершая для этого подвиги?

• Почему этим самым умным и изобретательным ребенком, упорно нежелающим покидать семью, оказался самый младший из детей?

Попробую ответить на эти вопросы как психолог, рассматривая данную сказку как метафору детско-родительских отношений.

Проблема сепарации в сказке и жизни

Думаю, что в данном тексте речь идет о проблемах сепарации, психологического отделения детей от родителей. При этом младшему ребенку, как правило, сделать это в жизни бывает сложнее всего. Поэтому в нашей сказочной истории именно он является главным героем.

Невозможность отделиться от родительской семьи порождает ряд проблем для подрастающего ребенка, центральной из которых является сложность обретения им своей подлинной идентичности. Для нашего героя – Мальчика-с-пальчик – это проблема становления мужественности и мужской идентичности. Неслучайным здесь является и выбор автором имени – Мальчик-с-пальчик, метафорично передающего идею психологической незрелости.

Есть ряд вероятностных причин, затрудняющих процесс отделения детей от родительской семьи. Чаще всего это связано с неспособностью либо с неготовностью родителей отпускать детей, либо с тем и другим одновременно.

Рассмотрим, как это «звучит» в нашей сказке.

При первом прочтении возникает идея, что здесь речь идет о неспособности родителей к отделению детей в силу своих психологических особенностей. Поскольку нашим героем является мальчик, то мы должны искать причину в неспособности, несостоятельности отца, а именно – в отсутствии у него самого мужественности.

В становлении мальчика как мужчины ведущее место в семье принадлежит отцу. Именно отец является объектом для идентификации, эталоном мужчины для подрастающего мальчика. И от того, какими качествами обладает отец, будет во многом зависеть характер становления мужской идентичности у сына.

Отправка детей в лес, как видно из текста сказки, происходит с подачи отца. Это действие можно символически расценить как неспособность принимать отцом факт взросления своих сыновей из-за страха конкуренции с ними. Схожую ситуацию, но уже по отношению к дочери, мы можем наблюдать в «Сказке о мертвой царевне». Там мать-мачеха в силу своей женской несостоятельности конкурирует с царевной, отправляя ее в лес на погибель.

Мы видим, что в нашей анализируемой истории отец как будто бы является слабым. Он не берет на себя ответственность, предпочитая надеяться на внешние обстоятельства, на судьбу.

– Ну, как нам быть? Ты сама видишь, мне детей не прокормить. А каково нам будет, когда наши ребятишки станут у нас на глазах один за другим умирать от голода? Давай лучше заведем их в лес и там оставим. Пусть уж разом погибнут все вместе, и мы не будем видеть их смерти. А может, им и посчастливится спастись – тут все-таки есть надежда.

Слабый отец не может передать сыну мужественность. Это аксиома. Нельзя передать то, чего сам не имеешь.

Однако предположу, что в данном случае это не так: отцу в данной истории есть что передать своим сыновьям. В пользу того, что отец не является слабым, говорят следующие факты:

Он дровосек. Дровосек ассоциируется с мужественностью.

У него, кроме Мальчика-с-пальчик, еще шесть сыновей. И для них отделение от семьи не является проблемой.

Проблемной является ситуация, связанная с последним ребенком.

Да и сама идея «отправить подрастающих сыновей в лес» выглядит вполне естественной, если смотреть на нее как на метафору неизбежной сепарации детей от родителей.

Тогда дровосек с женой стали потихоньку отходить от них и наконец совсем скрылись. Это пример символического описания постепенного психологического отделения родителей от детей.

Родители тяжело переживают уход из семьи своих детей. Это непростой, кризисный момент в жизни каждой семьи. Этот семейный кризис в психологии называют «синдромом пустого гнезда». Не являются исключением здесь и родители Мальчика-с-пальчик.

– Где-то наши бедные ребятишки? – сказала, плача, жена дровосека. – Что с ними? Одни в дремучем лесу. Может, их уже волки съели. И как это мы решились бросить своих родных детей? И зачем только я тебя послушала!

У дровосека у самого было горько на душе, но он молчал.

Однако неспособность родителей своевременно отпустить детей в собственную жизнь приводит к серьезным проблемам в жизни последних. Особенно это сложно бывает для младшего ребенка. Он-то и оказывается чаще других детей опутан сетями родительской любви.

В нашей истории это действие, на мой взгляд, является преждевременным только для младшего сына – он еще не готов отделяться от них и идти по собственному пути. И здесь, вероятно, мы имеем дело с неготовностью родителей отпускать последнего ребенка.

Мальчик-с-пальчик является младшим сыном, и родителям, похоже, сложно его отпускать во взрослую жизнь. Вероятно, они пытаются отсрочить кризис, связанный с пересмотром смысла их жизни, перед нависшей над ними перспективой встретиться с переживаниями, связанными с синдромом пустого гнезда, а также надеются подготовиться к старости, «оставив для себя младшего ребенка».

Неготовность родителей отпускать ребенка ведет к чрезмерной его привязанности к родительской системе. Мальчик-с-пальчик привязан к дому, его уход является вынужденным и преждевременным. Он навязчиво стремится вернуться обратно домой, преодолевая различные препятствия. В жизни это выглядит как неспособность отделиться от родителей и зажить самостоятельной жизнью.

В норме готовность родителей отпустить из семьи сына проявляется в их определенных установках к нему. Установка отца проявляется в следующем послании: «Я признаю и принимаю в тебе твою зреющую мужественность». Установка матери следующая: «Я восхищаюсь твоей зреющей мужественностью». Это те бесценные дары, которые может получить от своих родителей подрастающий сын.

Родители Мальчика-с-пальчик, похоже, не готовы к его вступлению во взрослую жизнь, и нашему герою удается «считать» эту их неготовность. Мы видим, что он придумывает план, как вернуться обратно в родительскую семью.

Мальчик-с-пальчик шел последним. Он то и дело вынимал из кармана белые камешки и бросал их позади себя на дорогу.

Другие, более взрослые дети, «не знают» дорогу домой и, похоже, готовы принять родительскую волю и пойти по своей дороге жизни. Этого нельзя сказать о Мальчике-с-пальчик:

– Не бойтесь, братцы, – сказал он. – Я знаю, как нам вернуться. Ступайте за мной.

И он вывел их из леса той дорогой, по какой они шли туда: белые камешки указывали ему путь.

Мы видим, что первая попытка отделиться от родительской семьи для нашего героя оказалась неудачной. Мальчик-с-пальчик, благодаря своей находчивости и изобретательности, возвращается обратно в семью.

Ребятишки живо уселись за стол и так накинулись на еду, что любо было смотреть. А после ужина все семеро стали наперебой рассказывать, как страшно им было в лесу и как Мальчик-с-пальчик привел их домой.

Все были счастливы: и дети, и родители.

Но счастье их длилось недолго.

И неудивительно. Взрослые дети должны жить отдельно, своей жизнью. Это естественно. Если этого не происходит, то в таких системах очень много эмоционального напряжения, приводящего к постоянным конфликтам. В нашей сказочной истории счастье также длилось недолго.

Скоро деньги были истрачены, и опять начался голод.

Дровосек с женой совсем пришли в отчаяние и решили снова завести детей в лес.

Родители предпринимают следующую попытку отправить детей во взрослую жизнь. Однако Мальчик-с-пальчик опять не готов уходить из дома. Он пытается препятствовать этому своим привычным способом.

Мальчик-с-пальчик опять подслушал разговор отца с матерью. Он подумал поступить как и в тот раз: сбегать к ручью и набрать там белых камешков.

Родители, похоже, опять набрались мужества и предугадали его старые способы удержаться в семье.

Но это Мальчику-с-пальчик не удалось. Дверь в доме была заперта крепко-накрепко. Однако это не останавливает нашего героя, он не намерен сдаваться и ищет новые способы, как остаться в родительской семье.

Мальчик-с-пальчик не знал, что и придумать. Когда мать дала всем семерым сыновьям на завтрак по куску хлеба, он не стал есть свою долю. Он спрятал хлеб в карман, чтобы по дороге бросать вместо камешков хлебные крошки.

Родители на этот раз делают еще больше усилий, чтобы дети «покинули родительское гнездо».

Теперь родители завели детей еще дальше от дома, в самую глубь темного, дремучего леса. И опять они заставили мальчиков собирать хворост, а сами тайком убежали от них.

На это раз вернуться домой так быстро, как в первый раз, не получилось. Кажется, что даже внешние обстоятельства против этого возвращения. Мальчик-с-пальчик думал, что легко найдет дорогу назад по хлебным крошкам. Но он не нашел ни одной крошки: все поклевали птицы.

Следующая фраза подчеркивает психологическую неготовность нашего героя отделиться от своих родителей, настолько страшной представляется ему сейчас идея идти по собственному жизненному пути.

– Пусть уж лучше мы достанемся людоеду. Может, он сжалится над нами, если вы, сударыня, заступитесь за нас.

Не получив от родителей подарок в виде принятия его мужественности, Мальчик-с-пальчик оказывается психологически не готов к отделению от них. Ему предстоит непростой путь поиска мужественности и обретения мужской идентичности. Нашему герою необходимо для этого пройти ряд испытаний, совершая подвиги.