Текст книги "Парадоксы симптома. Системно-аналитический подход в работе с психосоматическим симптомом"

Мужской путь

Мужчина может стать мужчиной только в окружении других мужчин, через других мужчин. Для этого ему необходимо быть на мужской территории, регулярно подпитываться мужскими качествами. Мальчику просто необходим мужской пример – мужское поведение. Психоаналитики утверждают, что «мать – это образ мира, отец – способ действия».

Через постоянный контакт с мужчинами у мальчика появляется возможность наблюдать и присваивать себе мужские качества – ясность, твердость, решительность. Я имею в виду такую ситуацию, когда мужчины действительно обладают вышеперечисленным набором «мужских» качеств. В противном случае, если мальчик остается на «женской территории», то он находится под влиянием женских качеств, таких как – гибкость, мягкость, уступчивость.

Мужчине, для того чтобы стать на мужской путь и обрести мужскую идентичность, необходимо психологически отделиться от матери. Процесс отделения мальчика от матери проходит посредством следующих механизмов:

1. Через идентификацию с отцом.

2. Через символическое «убийство отца».

В обоих случаях мальчик «присваивает» себе образ отца и его качества. Это становится возможным благодаря прохождению им через кризисы развития. Первым из них является описанный в психоанализе эдипов комплекс. Критерием успешного прохождения этого кризиса является идентификация мальчика с отцом.

Следующим этапом в становлении мужественности является юношеский возраст с обрядом инициации. Результатом такой инициации является обретение юношей идентичности мужчины.

Инициация как условие взросления

Мужчиной не рождаются. Им нужно становиться. Обретение мужской идентичности требует от претендентов совершения мужских поступков. Для этого во всех культурах существовал обряд инициации – разнообразные испытания, которым подвергаются повзрослевшие мальчики.

Инициация – это рубеж, который необходимо пройти для обретения новых качеств. В содержание мужских инициаций, как правило, включены процедуры, требующие демонстрации от инициируемого ряда мужских качеств – умения терпеть и выносить боль, проходя через разного рода испытания. Успешно пройдя инициацию, мальчик становится мужчиной, обретает мужскую идентичность.

Юноше, для того чтобы обрести мужскую идентичность, необходимо символически «победить» отца. Тогда у него есть шанс самому стать мужчиной и встретить женщину. И далеко не каждый отец способен «проиграть» своему сыну. Мужчина-отец, у которого есть проблемы с мужской идентичностью, может вступать в конкуренцию (явную или скрытую) со своим сыном, самоутверждаясь при этом в своей мужественности за его счет. И тогда, не получив от своего отца такого рода признания его силы и мужественности, сыну предстоит долгий путь его поисков по дороге своей жизни.

Невозможно также получить мужественность от слабого отца. В этом случае юноше придется искать ее у других сильных мужчин.

В нашей же истории отец Мальчика-с-пальчик хоть и имел, но не был готов передать своему сыну свой «мужской подарок». И нашему герою пришлось «прорываться» к мужской идентичности через совершение подвигов, сражаясь с другими мужчинами. Согласно сказочному сюжету, он встречает злого людоеда и побеждает его.

Одни рассказывают, что вместе с сапогами-скороходами Мальчик-с-пальчик забрал у злого людоеда толстый кошелек с золотыми монетами.

Сапоги-скороходы – это метафора процесса развития. Мальчик-с-пальчик вступает в состязание с сильным мужчиной, побеждая его, и через это действие «подрастает», забирая у злого людоеда толстый кошелек с золотыми монетами – символом его мужества.

Для нашего сказочного героя все заканчивается благополучно. Совершив ряд подвигов, победив людоеда, забрав у него сапоги-скороходы и кошелек с золотыми монетами, Мальчик-с-пальчик взрослеет и становится мужчиной.

Мальчик-с-пальчик отправился к королю, и тот принял его к себе на службу гонцом. И Мальчик-с-пальчик заработал немало на королевской службе. Так обстоят дела в сказочной реальности.

Несказочная реальность

В реальной жизни зачастую все складывается не так хорошо, как в нашей сказке.

К сожалению, в современной культуре образ мужчины становится все более размытым, включая в себя все больше «женских качеств». Да и такая важная и естественная процедура «превращения» мальчика в мужчину, как инициация, практически исчезла, и современным мальчикам непросто обретать мужскую идентичность и следовать по мужскому пути.

Все попытки стать мужчиной, опираясь лишь на формальные признаки – борода, усы, деньги и т. д., не компенсируют недостаток мужественности внутренней.

Современные мальчики нередко так и остаются выросшими мальчиками. Такой выросший, но не отделившийся от матери мальчик:

всю жизнь ищет мать в других женщинах, как вариант, создавая с ними комплементарные браки;

остается с матерью навсегда (вариант созависимых отношений). Такой вариант часто приводит к алкоголизации мужчины, не сумевшего воплотить в себе мужскую идентичность.

К тому же для того, чтобы быть мужчиной, недостаточно только стать им, пройдя мужскую инициацию. Мужчиной не становятся раз и навсегда. В жизни необходимо постоянно доказывать, что ты мужчина, совершая мужские поступки.

Психотерапевтические размышления

Обретение мужественности – далеко не простой проект для мужчины. Как это бывает в жизни, мы с вами рассмотрели выше.

В терапии для этого приходится работать с такими устойчивыми личностными образованиями клиента, как его образ Я, самооценка, что требует немало времени и усилий. И терапевту необходимо сопровождать на этом пути своего клиента. Для меня это работа, требующая большого включения личности терапевта. И я убежден, что для того, чтобы клиент смог что-то взять для себя из этой терапии, у самого терапевта должно быть то, что он может ему дать.

Как повзрослевшему сыну уходить из родительской семьи?

Красивый образ такого ухода описал мой клиент (о котором я писал в начале главы), который стал результатом его успешной работы с проблемой его дифференциации от родительской семьи и следования своим мужским путем как причиной существования его симптома.

«Я ухожу с котомкой за плечами, в которой находятся дары от моих родителей. Там есть подарок от матери и от отца. Дар отца – признание и принятие во мне, своем сыне, мужчины, дар матери – любовь и восхищение мной как взрослым мужчиной и готовность отдать его другой женщине. Я стою на своей дороге, оборачиваюсь, смотрю на родителей с благодарностью. Меня увлекает и манит моя дорога. И я готов по ней идти с радостью и без чувства вины».

С этими подарками мужчине будет легче справляться с вызовами взрослой жизни.

И очень важно уходить с благодарностью… Тогда есть возможность периодически возвращаться домой в гости к родителям.

Несказочные истории

Непринятая женственность

Если ребенок отказывается от родительского наследия,

то эта «территория Я» оказывается отчужденной

и неассимилированной в образ его Я

С такого рода симптомом я встречался в своей практике не единожды. Было несколько похожих историй. Тем не менее для того чтобы понять суть симптома, каждый раз требовалось индивидуальное «расследование». Тем самым подтверждался следующий принцип: у одного и того же симптома могут быть разные причины, и для того чтобы понять суть его послания личности, необходимо тщательное изучение того контекста, в котором он возникает, т. е. подробное знакомство с жизненной историей этой личности.

В данной статье я привожу пример психологического анализа «истории одного симптома» через призму рассматриваемой выше концепции слияния.

Клиентка Светлана, женщина 50 лет, замужем, мать двоих детей, экономист. Обратилась с запросом появления на лице красных пятен непонятной природы. Врачи не знают, что это такое. Пятна появились около года тому назад. До этого ничего подобного у нее не было.

Ловлю себя на любопытстве, предвкушая интересное расследование! Пятна определенно выступают как яркий симптом. Но симптом чего? Что за ним стоит? О чем он? Какое послание несет? Что он хочет сказать клиентке? Какого уровня системы этот симптом: индивидуального, семейного, родового?

Пытаюсь узнать что-либо о феноменологии симптома, используя для этого методику «Идентификация с симптомом». Однако попытка «разговорить» симптом не принесла результата. Клиентке сложно дается визуализация, образное мышление явно не ее сильная сторона. Симптом упорно молчит на вербальном уровне, зато красноречиво говорит на невербальном. Понимаю, что прямой доступ к содержанию симптома затруднен, придется идти окольными путями.

Так бывает часто в работе с симптомом. Симптом одновременно и маркирует, и скрывает проблему, стоящую за ним. Первоначальный запрос клиентки с ожиданием скорейшего избавления от симптома постепенно переходит на системное исследование ее личности и ее жизни. Для того чтобы понять, «зачем он нужен этой системе», необходимо исследовать историю возникновения симптома и его системные связи – те контексты жизненных событий, взаимодействий и переживаний, в которых появляется симптом.

Начинать исследование системных связей симптома необходимо первоначально с ближайшего системного уровня – уровня личности. Иду и я по этому пути и для начала пытаюсь рассмотреть гипотезу появления симптома на индивидуальном уровне как элемента системы «личность». А для этого необходимо восстановить контекст, в котором возник симптом, историю его появления в контексте жизненного пути клиентки.

Спрашиваю Светлану о тех возможных событиях, которые случились в то время, когда появились пятна на ее лице: что произошло в ее жизни в этот момент либо за полгода до этого? Она пытается что-то вспомнить, но ничего особенного, за что можно было бы ухватиться, что могло бы стать причиной появления симптома или пусковым механизмом. Единственное, что ей приходит на ум, так это менопауза. По ее интонации, напряжению в голосе, эмоциональному сопровождению чувствуется, что эта тема у клиентки эмоционально заряжена.

Безусловно, данная тема не оставляет безразличной любую женщину. Это критический момент в жизни каждой женщины. Увядающая красота, телесные изменения, прекращение репродуктивной функции актуализируют в сознании женщины, столкнувшейся с этими фактами ее жизни, тревогу и страхи и требуют глубокой душевной работы по изменению своей идентичности, образа своего Я, прежде всего образа женщины. Такие моменты в жизни человека называют кризисными. И хорошим решением в этом случае является тщательная инвентаризация и последующая трансформация человеком своей актуальной идентичности.

Пытаюсь исследовать эту тему, понимая ее важность. Что для клиентки значит менопауза? Что она думает об этом? Какие мысли-чувства-переживания возникают в связи с этой темой?

Первое, что приходит на ум клиентки, – это связь менопаузы с репродуктивностью. Менопауза для Светланы – это сигнал того, что она больше не сможет иметь детей. После небольшого обсуждения этого ракурса замечаю, что это тема для нее эмоционально не заряжена. Клиентка соглашается, что это на самом деле так. У нее уже есть взрослые дети, она считает, что полностью исполнила свой материнский долг, и больше не хочет иметь детей. Оставляю эту гипотезу, однако понимаю, что необходимо продолжать исследование значения этого события (менопаузы) для моей клиентки.

Пробую исследовать тему продуктивности в общем – здесь тоже не за что зацепиться. Светлана достаточно хорошо реализовала себя, у нее много интересных проектов в жизни. И с началом менопаузы для нее творческая жизнь точно не заканчивается. Понимаю, что нужно разрабатывать другие версии. Однако идея менопаузы как важного события остается по-прежнему актуальной.

Пытаюсь повнимательнее всмотреться в образ клиентки. И здесь я обращаю внимание на ее внешний вид. Замечаю, что она как будто бы игнорирует факт своей внешней привлекательности. Об этом говорит отсутствие прически, макияжа, простая спортивная маечка. Говорю клиентке об этом своем наблюдении с некоторым напряжением (клиентка ведь женщина!), попутно уточняя ее возраст. Возраст Светланы удивляет, ей 47 лет, хотя по виду она выглядит старше. Мое напряжение оказывается напрасным: клиентка достаточно спокойно реагирует на мою обратную связь о ее внешнем виде и на вопрос о ее возрасте, заявляя, что для нее внешняя привлекательность совершенно не важна. Даже более того, она заявляет, что внешняя привлекательность для нее совершенно бесполезна.

– Зачем тратить время своей жизни на ненужное и бесполезное занятие? Гораздо важнее ум, знания.

Затрагиваю поглубже эту тему, чувствую, что это важно. Светлана искренне не понимает ценности внешней привлекательности. Мои попытки порассуждать о красоте, женственности не находят у нее поддержки.

– Зачем мне это??? Зачем мне красота и привлекательность, тем более в моем-то возрасте? В это время? Я мать, верная супруга, личность, состоявшаяся и в материнстве, и в профессии, что мне может дать внешняя привлекательность и красота? Только лишние проблемы…

Отмечаю для себя ее последнюю фразу. Думаю, что это важно. Да и весь ее текст о женской привлекательности звучит как-то осуждающе. Понимаю, что иду по верному следу.

Обращаю ее внимание на то, что, когда она говорит о красоте, привлекательности, ее слова звучат осуждающе и как будто направлены кому-то… Возникает идея об интроекте (идее из чужого опыта, принятой некритично и безоговорочно). Для моей клиентки таким убеждением является следующее: для человека ум важнее, чем красота. Зная о том, что у каждого интроекта есть автор, развиваю эту идею в надежде отыскать его источник – того человека, значимого и авторитетного в жизни клиентки, кому изначально могло бы принадлежать это убеждение. От кого она слышала эти слова? С чьим образом они ассоциируются? Может ли она вспомнить, откуда у нее такое убеждение? Когда оно появилось? Клиентка не может ничего такого вспомнить – кто, когда и при каких обстоятельствах ей об этом говорил?

Не обнаружив ничего, что подтвердило бы эту гипотезу, пытаюсь самостоятельно перебирать значимых ей людей. Начинаю, естественно, с матери – человека, в котором ребенок больше всего нуждается. И снова мимо – нет, не откликается. Более того, мать не была для Светланы в этом авторитетом и уж точно не могла «нести для нее такую истину». Этот факт кажется мне интересным и значимым. Чувствую, что здесь может быть что-то важное для понимания ее проблемы. Прошу Светлану рассказать поподробнее о ее матери.

Мать, со слов клиентки, взбалмошная, непоследовательная, истеричная, инфантильная женщина. Пока был жив ее муж (отец Светланы), мать вела себя беспечно, особо не обременяя себя никакими заботами. Родители часто устраивали семейные сцены с криками, выяснениями отношений, которые заканчивались сексуальными утехами в спальне. У клиентки сохранились неприятные переживания об этом периоде ее детства.

После смерти отца (клиентке было 15 лет) мать не изменилась, и Светлане пришлось стать для нее родительской фигурой – заботиться о ней. Матери в то время было 50, но она, по словам клиентки, не обращая внимания на возраст, продолжала жить, как и раньше, думая лишь о своей внешности, привлекательности и мечтая найти себе мужчину. Образ матери и ее поведение вызывали и вызывают до сих пор у Светланы неприязнь, отвращение и осуждение. Она точно не хотела бы быть похожей на свою мать!

Понимаю, что это заявление очень важно! Это очень эмоционально заряженная установка, оказывающая сильное влияние на формирование идентичности и последующее влияние на всю жизнь. Здесь мы имеем дело с примером антисценария – типичным механизмом родительского программирования жизни, характерного для детей с феноменом парентификации, описанным в тексте ранее.

Этот феномен чаще всего возникает в неблагополучных семьях с инфантильными родителями, например в семьях родителей-алкоголиков. Вынужденно рано повзрослевшие дети часто прибегают к антисценариям. Так, дети алкоголиков ненавидят алкоголь и алкоголиков и по сравнению со своими зависимыми родителями становятся противозависимыми.

Наша клиентка хоть и не росла в семье алкоголиков, но ей пришлось выполнять родительскую функцию по отношению к своей инфантильной матери. И здесь мы выходим на следующий уровень системы – семейный. Симптом клиентки вплетен в систему ее расширенной семьи. Очевидно, что Светлане не удалось психологически отделиться от своей мамы и она до сих пор находится в слиянии с ней. Притом что внешне такие отношения могут выглядеть, наоборот, отстраненными, дистантными.

В психологии такой вариант эмоциональной зависимости называется противо– или контрзависимостью. В этом случае ребенку невозможно интегрировать в образ Я непринимаемый образ родителя из-за сильной негативной эмоциональной заряженности последнего. Ребенок, выражаясь метафорически, в такой ситуации отказывается от родительского наследия, и эта его «территория Я» оказывается отчужденной, неинтегрированной и неассимилированной в образ Я ребенка.

Тем не менее эта сознательно непринимаемая и отвергаемая территория Я настойчиво «требует своего включения и представительства» в образ Я. Не получив этого, она начинает «мстить» Я, регулярно напоминая о себе посредством различных знаков-симптомов.

Суть рассматриваемой концепии психосоматики – концепции слияния – симптом – это часть Я, непринимаемая, отвергаемая, несынтегрированная в Я-образ себя.

Вернемся к нашей истории. Вспомним ранее оброненные слова клиентки:

– Зачем мне красота и привлекательность, тем более в это время? Я мать, верная супруга, личность, состоявшаяся и в материнстве, и в профессии, что мне может дать внешняя привлекательность и красота? Только лишние проблемы…

За этими словами скрываются непринятие женственности и сексуальности: «Если будешь привлекательной и сексуальной, то может возникнуть соблазн». «На тебя станут обращать внимание другие мужчины. А там и до беды недалеко: можно увлечься, влюбиться, изменить мужу…»

Попробуем понять в свете вышеизложенной теории суть симптома клиентки.

Итак, клиентка не смогла пройти сепарацию от своей матери в силу ее обесценивания. Самым ярким качеством матери является ее женственность и сексуальность. Результатом непринятия клиенткой матери является то, что она строит образ своего Я таким, для которого неприемлемо то проявление женственности и сексуальности, которое она наблюдает у своей матери.

Символически симптом клиентки – красные пятна на лице, можно интерпретировать следующим образом: красные щеки символизируют красоту, внешнюю привлекательность у женщин. Издревле женщины подкрашивали щеки, делая их ярче с целью привлекательности. Деревенские девушки в ситуации отсутствия косметики использовали свеклу, натирая ею щеки. Непринятая женственность таким образом пытается привлечь к себе внимание личности клиентки, проявляясь симптоматически в виде покраснения ее щек.

Остается еще открытым следующий вопрос: Почему симптом возник в этот период ее жизни? Мое мнение на этот счет такое. Симптом возник в период кризисного события жизни клиентки – менопаузы. Данное событие актуализирует в женщине переживания, связанные с женской идентичностью: какая я женщина? Для моей клиентки это не простой вопрос, с которым ей сложно встречаться. Однако ее непринятая женственность «не желает смириться с уготовленной ей участью» и пытается прорваться в сознание клиентки посредством такого рода симптома, настойчиво посылая ей сигнал «Заметь меня, я женщина!».

В данной статье я описал результаты первой встречи с клиенткой, целью которой было понять психологическую суть послания ее симптома. А впереди ожидала непростая работа по принятию клиенткой ее отвергаемой части и интеграции ее идентичности.

Мама, я такой, как ты

Симптом «питается» энергией

неосознаваемого внутриличностного конфликта

Мужчина, 34 года, назовем его Сергеем, обратился с проблемой сложности контроля в питании и в связи с этим регулярных навязчивых приступов переедания.

На протяжении нескольких лет старается всячески себя контролировать. На некоторое время ему это удается, но потом он опять срывается и объедается. Тогда начинает сам себя винить, стыдить, ругать.

Клиент говорит, что его проблема похожа на алкоголизм. Он, как алкоголик, который не может себя остановить при виде спиртного. Смотрит на еду и ничего не может с собой поделать – ест до боли, когда уже начинает распирать желудок.

В течение последнего года перенес две операции (грыжа желудка). Достаточно редкое для этого возраста заболевание. Сам связывает свое заболевание с проблемами в питании, считает его результатом своей несдержанности и переедания.

Спустя полгода после операции произошел рецидив, и мужчине предстояла еще одна операция.

Пытаюсь остановить свои забегающие вперед в желании рационально объяснить проблему клиента мысли: «Желудок… Что-то про функцию переваривания…» Говорю себе: «Стоп! Мой клиент не желудок, а вот этот конкретный живой человек. И этот симптом не человек, а всего лишь симптом этого человека». Универсальная для всех символика симптомов – довольно забавная штука для интеллекта, но в нашей работе намного важнее ориентироваться на внутреннюю феноменологию, чтобы не «потерять» конкретного человека с его уникальной историей жизни.

Клиенты же с такого рода проблемами, как правило, «знакомятся» с психотерапевтом через симптом. Не является исключением и эта история.

Что ж, как раз время для того, чтобы поближе «познакомиться» с этим конкретным симптомом. Пытаюсь «разговорить» симптом. Для этого в психотерапии есть определенные техники. Одна из них так и называется «Разговор с симптомом». Клиенту предлагают идентифицироваться с симптомом и рассказать о симптоме от первого лица. Психотерапевт при этом задает ряд уточняющих вопросов следующего типа:

• О чем вам хочет сказать симптом?

• О чем молчит симптом?

• В чем он нуждается?

• От чего предостерегает?

• Чем он вам помогает?

• Что хочет изменить в вашей жизни?

Достаточно неплохая техника на этот раз не сработала. Моя попытка таким образом познакомиться и «поговорить с симптомом» оказалась безуспешной. Симптом упорно молчит. Приходится иметь дело с сопротивлением, идти окольными путями и подробно изучать контекст. Продолжаю исследовать «обстоятельства дела»: должна же быть какая-то зацепка!

В процессе разговора клиент сделал интересное для самого себя открытие – он посетил много различных специалистов, кроме гастроэнтеролога. Говорит, что, видимо, это потому, что этот врач, вероятнее всего, запретит ему переедание. Понимает всю абсурдность такого положения вещей: он, с одной стороны, хочет избавиться от симптоматического переедания, с другой – всячески этому противится.

Позволю себе небольшое теоретическое отступление о сути симптома, основанное на моем опыте работы и задающее структуру для работы с такого рода клиентами.

На примере психотерапевтической работы с симптомом у клиента наиболее ярко проявляется феномен сопротивления. На сознательном уровне у клиента присутствует страстное желание избавиться от симптома, при этом другая, бессознательная часть упорно не хочет расставаться с симптомом. Клиент с помощью психотерапии хочет изменить свою жизнь, реально ничего в ней не меняя. Здесь, на мой взгляд, в полной мере мы можем наблюдать такой феномен, как парадоксы симптома, о которых я писал во введении.

Важнейшим же парадоксом симптома считаю наличие в нем противоположных функций. Симптом одновременно разрушает систему, элементом которой является, и удерживает ее от разрушения. И в этом его суть.

Позволю для иллюстрации сказанного образ. Симптом как ржавая шестеренка какого-то механизма. С одной стороны, она тормозит работу всего механизма. С другой стороны, выбрось ее – и все вообще остановится. В этой метафоре для меня содержится и суть работы с симптомом. Симптом нужно не удалять, а «смазывать», т. е. слушать его и пытаться понять, что он хочет.

Следовательно, работа с симптомом, безусловно, требует учета знаний о такого рода его парадоксах для того, чтобы использовать ту энергию, которая в них содержится.

Психотерапевту постоянно приходится держать в голове следующие вопросы: «Какой энергией питается симптом?», «Как использовать энергию, которая заключена в симптоме?», «Как использовать ее в мирных целях, чтобы она не разрушала личность, а работала на нее?»

Для того чтобы уменьшить сопротивление клиента, необходимо завоевать его доверие и снизить тревогу. Для этого важно не атаковать симптом напрямую и не пытаться его убрать, не поняв его функции и не предложив клиенту что-либо взамен симптоматической реализации этой функции.

Я заверил Сергея, что не собираюсь избавлять его от симптома, не прояснив его послания, предварительно не поняв, какая за ним стоит потребность и какую функцию он выполняет.

Возвращаюсь от теоретических рассуждений к клиенту и задаю сам себе вопрос: «Зачем клиенту его симптом?» Этот вопрос является центральным в работе с такого рода проблемами.

Для начала я всегда рассматриваю гипотезу возникновения симптома в контексте личной истории клиента, т. е. симптом как функция системы «личность». Для этого необходимо прояснить события, которые имели место в момент появления симптома либо накануне его возникновения (как правило, в промежуток времени до полугода). Начинать необходимо с этого уровня, чтобы исключить либо подтвердить травматическую природу симптома.

Пытаюсь прояснить у клиента, когда его стала беспокоить заявленная в терапии проблема переедания.

Выяснилось, что он всегда так питался и раньше это не было для него проблемой. Но в последние несколько лет клиент стал обращать внимание на то, как он ест. И вот тогда это стало его проблемой. С тех пор он постоянно прислушивается к своим ощущениям со стороны желудка и пытается с этим что-то сделать: пробовал разные диеты, различные способы контроля питания, голодовки, медитации. На время проблема отпускала, но неизбежно возвращалась вновь.

Любой психологический феномен становится симптомом тогда, когда он начинает восприниматься субъективно и (или) объективно как некоторое несоответствие привычному представлению о норме. Следовательно, условием превращения феномена в симптом является обращение на него сознания (своего либо чужого).

Каких-либо травматичных событий-переживаний за это время вспомнить Сергею не удалось. Что ж, будем «копать» дальше.

И тут я вспоминаю оброненный клиентом в ходе нашей беседы интересный, как мне показалось, факт: его мама тоже склонна к перееданию. «Наша семья – это семья чистых тарелок» – так выразился сам клиент.

– Нереально себя контролировать в еде, когда рядом мама. Раз она, родной человек, это делает, то, следовательно, и я могу.

Родилась гипотеза о том, что его симптом как-то связан с мамой. Идея связи симптома со значимым человеком достаточно распространена. Вспоминаю собственные «крылатые» высказывания на этот счет:

• За каждым симптомом стоит тень значимого человека.

• Симптом – это феномен неудавшейся встречи с Другим.

• Симптом – это фигура, растущая в поле отношений.

Нередко таким Другим являются проблемы в отношениях с самым близким человеком. Симптомы могут возникать как результат нарушения лояльности матери в ситуации психологического слияния с ней. Это переводит фокус моего исследования проблемы клиента на семейный уровень системы. Расспрашиваю его о родительской семье.

Отец ушел от матери, когда клиенту было 10 лет. Недавно он умер в другой семье. Мать больше замуж не вышла, все это время жила одна. У него есть еще младшие брат и сестра. Брат и сестра отделились от матери и живут своей жизнью, у них есть свои семьи. Клиент пока не женат и живет с мамой.

Интуитивно понимаю, что «иду в верном направлении». Начинаю расспрашивать его об отношениях с мамой. Говорит, что мама очень важный человек в его жизни, но в последнее время он начал испытывать к ней «плохие» чувства – раздражение, злость, а иногда даже отвращение. Его могут раздражать любые мелочи, вплоть до того, как она ест. Далее следует достаточно длинный эмоциональный монолог клиента:

– Это нехорошо, я считаю это неправильным. У меня было к ней сильное уважение, но я начинаю его сейчас терять. Да, она сама подняла троих детей, построила свой бизнес. Но сейчас я смотрю на нее другими глазами. Я сам стал бизнесменом и вижу все ее косяки. Замечаю также ее недостатки в воспитании детей. Она давала нам материальное, но ничего не давала для души. Отношение к нам, детям, было достаточно отстраненное. Я понимаю, что ей было непросто и порой даже не хватало времени, но обида все равно есть.

Внутри у него разгорается конфликт.

– Как можно одновременно любить человека и испытывать к нему «плохие» чувства? Невозможно жить с такими мыслями.

Выяснилось, что в его картине мира сложилась следующая модель близких отношений: к человеку, которого любишь, можно испытывать только хорошие чувства. Такая установка логично вытекает из его жизненного опыта. Так как его отец рано ушел из семьи, клиент не мог наблюдать разные спектры отношений между родителями. Произошла идеализация отношений.

Из истории жизни клиента становится понятным, что он не прожил сепарационные процессы. Отец ушел из семьи, когда клиенту было 10 лет.

– Мать с отцом развелись. На этом мое детство закончилось. Нужно было помогать маме, так как я был старшим. Приходилось многое делать по дому, а также присматривать за братом с сестрой. Было много злости на маму, но я не мог ее себе позволить проявлять из-за жалости к ней: мать осталась одна.

Клиенту пришлось в чем-то заменить в своей семье отца. Он оказался в ловушке парентификации и потерял свободу реагировать как подросток. Парентификация – семейная ситуация, при которой ребенок вынужден рано стать взрослым и принять на себя опеку над своими родителями либо заменить кого-то из родителей в системе. Прожить подростковый кризис из-за этого не удалось, и сепарационные задачи, которые стояли перед ним в этом возрасте, оказались нерешенными.

Но время шло, и нерешенные задачи подросткового периода вновь стали актуальны. Обострилась сепарационная тревога. Клиент оказался в ситуации внутриличностного конфликта. Его сознательная установка была направлена на то, чтобы отделиться и стать самостоятельным и автономным. Он открыл свой довольно успешный бизнес, стал финансово независимым от матери, начал думать о том, чтобы вернуть себе фамилию отца (мать после развода переписала детей на свою девичью фамилию).

Бессознательная же установка из-за сильного чувства вины и предательства требовала остаться в слиянии с мамой. Симптом в этой ситуации выступил как возможный компромисс между этими установками, как временное перемирие. Симптом сместил на себя энергию конфликта. Переживания клиента оказались смещенными из области конфликта в область его болезни и всего, что ей сопутствовало. Очевидно, что симптом «питается» энергией неосознаваемого внутриличностного конфликта. Непрожитые клиентом чувства вины и предательства «питали» его симптом. И если вина еще более-менее осознавалась им, то предательство нет.