Текст книги "Парадоксы симптома. Системно-аналитический подход в работе с психосоматическим симптомом"

Одной из стратегических и долгосрочных целей терапии с клиентом с приступами паники является работа с его идентичностью. Как говорилось ранее, Я современного человека идентифицируется по большей мере с его разумом, постепенно отчуждая от себя свою эмоциональную часть и телесность, в результате чего вместе с потерей этих «своих территорий» Я утрачивает и ряд своих функций. Оно прекрасно функционирует в области контроля, анализа, сравнения, оценки, но оказывается импотентным в области установления отношений. В итоге такие человеческие феномены, как участие, привязанность, близость, становятся для него недоступными.

Посредством терапии происходит возвращение доверия к телу, чувствам, возвращение в Я эмоциональности и телесности. Это возвращение себе ранее отчужденных территорий. В итоге Я становится более целостным и интегрированным. Когда прежнее, идентифицируемое с разумом Я «сдает» свои позиции, перестает контролировать, становится терпимее к своим чувствам, желаниям, телесным феноменам, паника уходит.

Эта работа технически ведется через открытие у клиента его эмоциональных и телесных феноменов и возможность появления доступа к ним посредством организации с ними диалога. Путь к интеграции лежит через диалог и умение договариваться.

Психосоматические игры

Зависимые отношения —

благодатная почва для

психосоматических симптомов

Прекрасно осознавая все многообразие возможных функций психосоматических симптомов, мы предлагаем сосредоточиться лишь на одной из них – коммуникативной. Хочется здесь представить несколько иной ракурс – посмотреть на психосоматический симптом как на нарушение внешней (между Я и Другим) и внутренней (между частями Я) коммуникации, в которой тело используется как посредник.

В этом тексте мы не будем ограничиваться лишь психосоматическими заболеваниями, а будем рассматривать под психосоматическим симптомом любой соматический ответ, возникший вследствие воздействия факторов психологического плана.

Мы предлагаем рассматривать психосоматический симптом как компонент психологической игры, в которую бессознательно вовлекается наше тело.

Какова же роль в этой игре тела в целом и психосоматического симптома в частности?

Телесный симптом в этой игре выступает как посредник между Я и реальным Другим, либо между Я и отчужденными, непринимаемыми аспектами своего же Я (не-Я). Мы называем такие игры психосоматическими, когда тело сдается, жертвуется Я ради каких-то его целей, а человека, который «играет» в такие игры, – угодившим в ловушку симптома.

Почему мы используем термин игра?

Дело в том, что в такого рода взаимодействии между телом и Я присутствуют все основные структурные компоненты, описанные Э. Берном в характеристиках психологических игр:

• Наличие двух уровней коммуникаций: явного и скрытого. В психосоматической игре, как и в любой другой психологической игре, есть явный (сознательный) и скрытый (бессознательный) уровень коммуникации.

• Наличие психологического выигрыша. Посредством одной психосоматической игры может удовлетворяться целый ряд потребностей: в отдыхе, внимании, заботе, любви, избегании ответственности и пр.

• Автоматизированный характер взаимодействия всех участников игры. Такое взаимодействие является устойчивым и стереотипным.

Выделим трех субъектов игры:

Я – сам человек, осознающий себя как Я.

Не-Я – другой человек либо отвергаемая, непринимаемая и часто неосознаваемая часть своего Я. В психосоматической игре всегда присутствует Другой: значимый ли, обобщенный, либо же Я как другой – непринимаемая часть Я.

Тело – точнее, какой-то орган, выступающий в качестве проблемного – симптома.

Чаще всего это происходит тогда, когда у нас не хватает смелости встретиться с реальным Другим и собой другим или не-Я, в результате чего мы избегаем прямой коммуникации, прикрываемся своим телом.

Вот некоторые наиболее типичные варианты использования тела для коммуникации:

• Нам стыдно отказать Другому. Кто из вас не вспомнит ситуацию, в которой вы, сохраняя лояльность другим людям, не ссылались на какую-либо телесную хворь или недомогание, чтобы таким образом отказать им? Такой способ, надо отметить, не всегда приводит к возникновению симптома. В том случае, когда у человека запускается процесс переживания вины, совести, «нужно что-то делать со своим запятнавшимся образом»? – симптом не возникает. Психосоматический симптом возникает как раз тогда, когда человеку сложно признавать, переживать и принимать «плохие» аспекты своего Я. В этом случае какая-либо хворь у него возникает «не для отмазки», а по-настоящему.

• Нам страшно отказать Другому. Другой представляет реальную опасность, и силы реально неравны. Например, в случаях детско-родительских отношений, когда ребенку сложно противопоставить свои желания взрослым.

Если мы чего-то не хотим, но при этом боимся об этом открыто заявить, то можем использовать свое тело – «сдаем» его в психосоматической игре.

Мы «предаем» свое тело в тех случаях, когда:

• хотим мира в семье: «Лишь бы все было спокойно» – позиция кота Леопольда;

• не хотим (боимся) сказать кому-то «Нет»;

• хотим (опять же боимся) чтобы, не дай бог, о нас плохо не подумали: «Надо держать лицо!»;

• боимся либо стыдимся просить о чем-либо для себя, считая, что другие должны догадаться сами;

• в целом боимся что-либо менять в своей жизни и др.

В итоге мы ничего не делаем и ждем, ждем, ждем… Надеясь, что что-то случится с нами чудесным образом. Оно и случается, но выглядит это отнюдь не чудесно, а иногда и смертельно опасно.

Тело вместо Я

Хорошим и простым решением для человека, использующего тело для решения конфликтов, будет намерение разобраться со своими фантазируемыми страхами и попытаться наладить прямую коммуникацию с реальным Другим либо с непринимаемой частью своего Я – собой другим.

Как правило, выздоровление наступает достаточно быстро после того, как удается вернуть себе здоровую агрессию и научиться управлять ею в контакте с другими и с собой. На языке гештальттерапии этот тезис выглядит так: осознать и принять свою ретрофлексированную (удержанную и обращенную на себя) агрессию и направить ее на объект своей фрустрированной, неудовлетворенной потребности.

Агрессия в этом плане является одним из немногих эффективных способов отстоять свои психологические границы, защитить и сохранить свое психосоматическое пространство.

Но психосоматически организованный человек поступает иначе. Он не ищет легких путей. Он слишком интеллигентен и воспитан, чтобы поступать таким образом. Он выбирает для коммуникации язык тела, в частности язык симптомов, всячески избегая проявления агрессии.

Симптом – это всегда уход из контакта. И если невротически организованный человек «переносит» этот контакт в свое субъективное пространство и свои чувства и фантазии, активно проживает в виде внутреннего диалога с обидчиком, то психосоматически организованный человек отыгрывает все это символически, подключая для этого тело. Симптом – это памятник на могиле контакта.

«Не буду встречаться напрямую с Другим, со своими страхами, не стану напрямую говорить о своих потребностях – отправлю Я вместо себя свое тело» – такова бессознательная установка человека, использующего тело для решения конфликта. «Терпеть, молчать и уйти» – вот его лозунг в проблемных ситуациях взаимодействия. Для таких людей важнее сохранить свой хрупкий мир, свой дорогой идеальный образ Я, свою иллюзорную стабильность даже ценой своего физического здоровья.

Зависимые отношения – благодатная почва для возникновения психосоматических симптомов.

В чем суть зависимых отношений?

В отсутствии дифференциации образа Я и слабых границах Я. Зависимый человек имеет смутное представление о своем Я, о его желаниях, потребностях. В отношениях он больше ориентируется на Другого. В ситуации выбора между Я и Другим, в которой возможен конфликт, он «выбирает» в качестве жертвы собственное тело. Однако этот выбор здесь без реального выбора. Это автоматизированный способ контакта зависимого от отношений человека, контакта, в котором симптом «отправляется» на встречу с Другим.

Зачем такая жертва, скажете вы?

Для того чтобы оставаться хорошим в глазах Другого и в своих собственных глазах. Однако не всегда есть такая необходимость – жертвовать своим телом. У взрослого человека, даже зависимого от Другого, всегда есть выбор, лучшим из которых, безусловно, является психотерапия.

С детьми все обстоит гораздо сложнее. У ребенка выбора нет, ему сложно проявить свою волю, особенно в токсично агрессивной среде. Он полностью зависит от значимых Других. Не лучше обстоит дело и в ситуации использования родителями в качестве «воспитательных средств» для своего ребенка вины и стыда. Естественно, что все это делается «для его же блага» и «из любви к нему».

Сошлюсь на красивый пример из кинофильма «Похороните меня за плинтусом». Ребенок в показанной в этом фильме семейной системе может выжить только болея. Тогда у взрослых членов системы появляются к нему хоть какие-то человеческие чувства – к примеру, сочувствие. Как только он начинает демонстрировать взрослым свои автономные установки, система моментально реагирует очень агрессивно. Единственным способом для ребенка выжить в такой системе является отказ от своего Я и целый букет тяжелых соматических заболеваний.

У взрослого хотя бы остается вариант психотерапии, ребенок же и этого лишен. Так как в ситуации зависимой системы ребенок если и отправляется на терапию, то не иначе, как семейный симптом с установкой родителей «избавиться от болезни, ничего не меняя в семейной системе». Да и для взрослого человека вырваться из зависимой семейной системы зачастую бывает очень сложно, а для кого-то и вообще невозможно.

Вот пример взрослого, не менее трагичного проявления психосоматики как следствия зависимых отношений из собственной терапевтической практики.

Клиентка С., женщина 40 лет, не замужем, к своим годам имеет большой букет заболеваний. В последние годы это стало серьезной помехой для ее работы. Несмотря на законный характер пропусков работы (медицинские справки), возникла реальная угроза незаключения дальнейшего контракта – количество дней, проведенных ею на больничном, стало превышать рабочие дни. Последним диагнозом, побудившим С. на терапию, была анорексия.

Когда я слушал клиентку, меня все время преследовал вопрос: «Как так случилось, что эта еще молодая женщина выглядит больной, изможденной старухой?», «Что же это за почва, на которой так пышно расцветают всевозможные хвори?». Исследование ее личной истории не позволяло зацепиться за что-либо серьезное: ни одно из событий ее жизни не выглядело психотравмирующим: единственный ребенок в семье, мама, папа, детский садик, школа, институт, работа в хорошей фирме. Исключение составляла лишь смерть ее отца в 50-летнем возрасте 10 лет назад, на которую сложно было все списать.

Загадка разрешилась благодаря неожиданному событию: я случайно увидел ее гуляющей со своей мамой. Увиденное меня потрясло. Я даже первоначально начал сомневаться – моя ли это клиентка? Они шли по улице как две подружки – держась за руки. Я бы даже сказал, что мама клиентки выглядела моложе – все в ней сияло энергией и красотой! Чего нельзя было сказать о моей клиентке – немодная одежда, сгорбленная спина, тусклый взгляд, даже выбор цвета краски для волос какой-то серебристо-седой – все сильно ее старило. В голове четко возникла ассоциация – Рапунцель и ее мать-ведьма, забирающая ее молодость, энергию и красоту! Вот она, разгадка всех ее болезней и плохого самочувствия – злокачественные созависимые отношения!

Как выяснилось, такого рода отношения всегда существовали в жизни клиентки, но еще больше усугубились после смерти отца – вся сила материнской «любви» мощным потоком обрушилась на С. Мать, и до того жившая жизнью дочери, после смерти мужа целиком сосредоточилась на ней. Из жизни дочери, надо сказать, ранее очень красивой и стройной девушки (показывала свои фото), постепенно исчезли все ухажеры, немногочисленные подруги: мама заменила всех!

Итогом многочисленных телесных недугов, как я уже писал, стала анорексия. Она также, безусловно, представляет интерес. Дело в том, что это психическое заболевание, характерное в большинстве случаев для девочек подросткового возраста, символизирует неразрешенный бессознательный конфликт между дочерью и матерью в плане сепарации.

Психоаналитики, изучив анамнез моей клиентки, сказали бы, что-то типа «Дочь не может съесть и переварить свою мать, так как та слишком ядовита!». Несмотря на разные теоретические взгляды, думаю, что большинство терапевтов согласились бы с определением такого рода отношений между матерью и дочерью как созависимых.

Мой опыт работы с клиентами, попавшими в психосоматические ловушки, оказывался успешным, когда в ходе терапии удавалось убедить их в авторстве своих проблем. Хотя само по себе это и непросто.

Вот некоторая схема работы с такого рода людьми, угодившими в ловушку симптома и «избравшими» для себя симптоматический способ контакта с другими:

• Для начала вам необходимо осознать манипулятивный характер своих привычных способов поведения.

• Осознать также те потребности, которые удовлетворяются таким симптоматическим способом.

• Осознать те чувства (страхи, стыд, вина), либо неосознаваемые убеждения, которые запускают манипулятивное поведение.

• Прожить эти страхи. Представить их. Что будет, если так случится?

• Попробовать другой способ контакта. Первоначально это можно сделать в игровой форме, а потом и в реальности.

• Освоить возможность диалога между Я и своим симптомом.

Как правило, сутью работы с симптомом является возможность наладить диалог между Я и симптомом и в этом диалоге услышать симптом как один из аспектов своего отчужденного Я и «договориться» с ним.

Вот некоторые важные вопросы для такого диалога:

• О чем вам хочет сказать ваш симптом?

• О чем молчит симптом?

• В чем он нуждается?

• От чего предостерегает?

• Чем он вам помогает?

• Что хочет изменить в вашей жизни?

• Зачем он хочет это изменить?

• Как измениться ваша жизнь, когда симптом уйдет?

Необходимо договориться с симптомом, быть внимательным к его посланию и дать обещание выполнить условие, по которому болезнь уйдет.

Путь самонасилия

Для меня суть психосоматики – самонасилие.

И степень ее злокачественности

и разрушительности коррелирует

со степенью насилия над собой

В психотерапии часто замечал у клиентов, склонных к соматизации, высокий уровень напряжения, сложности с расслаблением, повышенную волевую активность: как будто они всегда находятся в состоянии готовности к действию. Я называю этот феномен гипертрофией воли или самонасилием. Попытаюсь описать этот феномен и причины его появления.

Воля, безусловно, нужный для человека психический процесс, и Я-усилия как проявления воли просто необходимы нам, чтобы добиваться в жизни своих целей. Но только в том случае, если воля не является гипертрофированной и Я-усилия не становятся Я-насилием над самим собой.

Для меня суть самонасилия в том, что человек старается быть не тем, кем является. Он старается при этом быть хорошим для кого-то, соответствовать кому-то. А парадокс здесь в том, что тот, для кого человек старается соответствовать, является частью его Я (внутренним объектом, субличностью).

И тогда мы имеем ситуацию, когда человек в одном лице выступает одновременно в качестве насильника и насилуемого: Человек сам себя… В гештальтподходе такой способ контакта с миром называется ретрофлексией.

Повторюсь, Я-усилия – необходимый инструмент в жизни каждого взрослого человека, но лишь в той мере, когда он является способом достижения, а не способом подавления себя, своего Я. Нет хуже насильника, чем сам. От другого можно защититься, спрятаться, убежать, попробовать договориться… От себя не убежишь и не спрячешься.

Через что это проявляется?

• Наличие в речи человека большого количества возвратных глаголов, т. е. глаголов с морфемой – ся (-сь) на конце.

• Много жизненных правил, с помощью которых человек структурирует свою жизнь.

• Большое количество долженствований, запретов, «интроектов» (некритически принятых убеждений).

• Перфекционизм, стремление быть во всем совершенным.

• Сложность в том, чтобы расслабиться, непрерывное пребывание в ситуации постоянной физической и психической мобилизации.

• Аскетизм. Создание искусственных ситуаций самонасилия – изнуряющие диеты, голодания, физические упражнения… Эдакая любовь поиздеваться над собой.

• Навязчивое стремление к личностному росту, саморазвитию, самосовершенствованию.

• Игнорирование или избегание эмоциональной стороны жизни.

• Неустойчивая самооценка, непосредственно связанная с ситуациями достижений – неудач.

• Психологические срывы (алкоголизм, наркотики, периодические депрессии).

Психоаналитики здесь, пожалуй, говорили бы о наличии у человека жесткого эго, гештальттерапевты – о ригидной персоне.

Каковы причины описываемого феномена?

Я рассматриваю такое отношение к себе как компенсацию, защиту, появившуюся в результате психической травматизации в отношениях со значимыми для человека людьми. Такие ситуации чаще возникают в детстве, в детско-родительских отношениях из-за неспособности либо невозможности родителей удовлетворить важные для ребенка в этом периоде потребности (в принятии, безусловной любви, поддержке). Я называю такие травмы травмами развития.

Психическая травма приводит к расщеплению Я на здоровое, травмированное и выживающее (здесь я солидарен с идеями Франца Рупперта, прописанными им в книге «Симбиоз и автономность»). Развитие здорового Я при этом оказывается заблокированным, капсулизируется. Травмированное же Я, для того чтобы не встречаться с сильными болезненными переживаниями, наращивает в качестве защиты психическое новообразование – выживающее Я, подобно тому как у надломанного дерева в месте надлома возникает нарост. В дальнейшем человек, подвергшийся такого рода травмам развития, усиленно формирует ложную идентичность, которая позволяет ему не встречаться с болезненными травматичными переживаниями.

Наиболее часто встречаются следующие виды психической травматизации: нарциссическое воспитание, нарциссическая травма, неблагоприятная ситуация развития.

Нарциссическое воспитание

Родители рассматривают ребенка как свое «нарциссическое расширение», регулярно давая ему следующее универсальное послание: «Мы будем тебя любить, если…». А далее следует индивидуальный для каждой семьи набор условий: «Если ты будешь послушным, старательным, умным…».

У ребенка складывается убеждение, что такой, какой он есть, здесь никому не нужен. Нужно стараться быть таким, каким хотят видеть тебя родители. В результате он «убивает» свою уникальность и наращивает ожидаемый образ себя – компенсаторное Я (ложную идентичность, фальшивое Я). Я называю такого клиента «использованным ребенком».

Рассмотрим, как функционирует компенсаторное Я «использованного ребенка».

Механизмы компенсации «использованного ребенка»:

Установка в отношении Я: «Я не важен, важны мои достижения».

Установка в отношении к миру: «Меня будут любить, если я буду соответствовать».

Сценарий: «Для того чтобы меня любили, нужно стараться, постоянно что-то делать…»

Здесь ведущим механизмом будет стыд (Я не тот, за кого себя выдаю) и страх (Меня могут разоблачить).

Клиент В., мужчина 35 лет. Обратился с запросом стать более эмоционально устойчивым. У него успешная карьера, хорошее материальное положение. В свои годы уже многого достиг. Что его волнует, так это то, что у него периодически случаются эмоциональные срывы. Он влюбляется, выбирая в качестве объектов любви тех женщин, которые не могут ответить ему взаимностью.

И тогда он страдает, «становится больным». Свою болезнь называет зависимостью от отношений. В терапии хотел бы избавиться от чувств, которые «мешают жить». С «болезнью» сражается следующим образом: «Максимально пытаюсь себя загружать. Много занимаюсь спортом, физически истощая себя. Тогда можно поспать. Бешено учу английский». В ходе терапии вскрылось много страха «быть ненужным» и много стыда «быть слабым». Следы этих переживаний вели в детство…