Текст книги "Портрет леди"

Мадам Мерль защищала злополучную даму пылко и очень умно. Она отказывалась понимать, почему хозяйка дома решила сделать из бедной графини козла отпущения – она была совершенно безвредной и даже старалась делать добро – может быть, выбирая неверные пути. Конечно, можно и установить границу, но тогда она должна быть совершенно прямой – а линия, которой отсекалась от общества графиня, была чрезвычайно извилиста. В таком случае миссис Тачетт следовало бы просто закрыть свой дом на время, которое она намеревалась проводить во Флоренции, – это было бы лучшим решением. Нужно быть справедливым и ко всем применять одинаковые критерии; конечно, графиня вела себя опрометчиво, не то что другие, более умные женщины. Она была хорошим человеком – пусть глуповатым, но с каких пор это стало причиной изгнания из порядочного общества? Графиня давно уже не давала никакого повода судачить о себе, и требовалось ли лучшее доказательство того, что она стремилась исправить свои ошибки, чем желание войти в круг миссис Тачетт? Изабелла не могла внести никакого вклада в этот спор и не стремилась даже прислушиваться. При всех своих недостатках графиня имела одно несомненное достоинство – являлась сестрой мистера Озмонда, и по этой причине Изабелла проявляла к ней искреннее дружелюбие. Поскольку ей нравился брат, Изабелла считала необходимым постараться полюбить и его сестру. Графиня не слишком понравилась девушке, когда та познакомилась с ней на вилле у Озмонда, и сейчас она искренне старалась внести коррективы в свои первоначальные впечатления. Разве Озмонд не называл ее очень хорошей женщиной? Для джентльмена, умевшего изъясняться весьма изысканно и пространно, это был довольно туманный отзыв, но мадам Мерль взяла на себя труд усовершенствовать его. Она рассказала Изабелле о бедной графине больше, чем мистер Озмонд, изложив историю ее замужества и все последствия этого. Граф был выходцем из старинной тосканской семьи, но столь бедным, что с радостью взял в жены Эми Озмонд, несмотря на ее не слишком привлекательную внешность и скромное приданое – сумму, примерно равную той, которая составляла долю брата в их общем наследстве. Однако позднее граф Джемини унаследовал какой-то капитал, и теперь денег семье хватало (по итальянским понятиям), несмотря на то, что Эми любила сорить деньгами. Граф оказался пошляком и грубияном – его поведение полностью оправдывало ее. Детей у них не было. Трое рожденных ею младенцев умерли, не прожив и года. Ее мать, кичившаяся тем, что она весьма образованная дама, сочиняла романтические вирши и писала заметки о жизни в Италии, отправляя их в английские еженедельники. Она умерла через три года после того, как дочь вышла замуж, а когда уж умер отец, никто и не помнил. По мнению мадам Мерль, по Озмонду было очень заметно, что его воспитала женщина; но, хотя ее и называли американской Коринной[56]56
  Коринна – героиня романа «Коринна, или Италия» (1807) мадам де Сталь, в котором провозглашалось право женщины на свободный выбор и содержание которого было направлено против общественных предрассудков и ханжества общепринятой морали.


[Закрыть] (а это очень нравилось миссис Озмонд), ради справедливости нужно отметить, что это была женщина куда более здравомыслящая. Она привезла детей в Италию после смерти мужа, и миссис Тачетт помнила ее такой, какой она была в первые годы после приезда, и осуждала за то, что она слишком стремилась пролезть в здешнее высшее общество (впрочем, миссис Тачетт не замечала, что тут она противоречит самой себе, поскольку сама всегда одобряла браки по расчету). Графиня была неплохой собеседницей и вовсе не так глупа, как казалось, – просто при общении с ней было необходимо не верить ни одному ее слову. Мадам Мерль всегда мирилась с ней ради ее брата; мистер Озмонд всегда ценил любое проявление внимания к Эми, поскольку (да будет дозволено нам признаться в этом за него) немного стеснялся ее. Естественно, ему не могли нравиться ее манеры, громкий голос и наплевательская манера поведения. Она раздражала его, действовала ему на нервы, в общем, если бы она не была его сестрой, можно было бы сказать, что это была «женщина не его романа». А какой должна быть его женщина? О, прямая противоположность графине – женщина, всегда говорящая правду…

Изабелла, разумеется, не могла отличить, что в словах графини правда, а что ложь; так она и объяснила мадам Мерль. Графиня произвела на девушку впечатление неуместно откровенной простушки. Она говорила практически только о себе – щебетала без умолку о том, как ей нравилась мисс Арчер, как она счастлива, что приобрела настоящую подругу; какие отвратительные люди жили во Флоренции; как она устала от этого города и как ей хотелось бы жить где-нибудь в другом месте – в Париже, Лондоне или Санкт-Петербурге; как невозможно в Италии купить красивую одежду, разве что старинные кружева; как прекрасна оживающая весенняя природа; какую ужасную и одинокую жизнь она вела. Мадам Мерль с интересом выслушала мнение Изабеллы о заунывных жалобах сего порхающего мотылька, и вовсе не потому, что испытывала беспокойство из-за ее шутливых угроз. В общем-то мадам Мерль не слишком боялась графини и могла позволить себе держаться именно таким образом – а это и было лучшей линией поведения.

Тем временем Изабеллу навестила другая гостья, которой было трудно покровительствовать даже за ее спиной. Генриетта Стэкпол, покинувшая Париж сразу после отъезда миссис Тачетт в Сан-Ремо и проложившая, как она выразилась, себе путь через города Северной Италии, прибыла во Флоренцию в середине мая. Мадам Мерль взглянула на нее, сразу оценила и после недолгих размышлений решила смириться с ее появлением. Более того, она решила, что должна наслаждаться ее обществом. Относиться к Генриетте с симпатией было невозможно, но более сильным чувством мадам Мерль управлять могла. Она справилась с этой задачей превосходно, и Изабелла подумала, что, предвидя подобную широту взгляда мадам Мерль, она верно судила об уме своей новой подруги. О предполагаемом приезде мисс Стэкпол объявил мистер Бентлинг, прибывший во Флоренцию из Ниццы, надеясь застать здесь Генриетту, в то время как она еще находилась в Венеции. Джентльмен направился в палаццо Кресчентини выразить свое разочарование. Появление Генриетты состоялось двумя днями позже, чему мистер Бентлинг сильно обрадовался, и немудрено: они ведь не виделись с тех пор, как вместе посетили Версаль. Все понимали комизм его положения, но только Ральф Тачетт, уединившись с гостем в собственных апартаментах, где Бентлинг искурил сигару, позволил себе удовольствие поиронизировать вслух над забавным союзом энергичной мисс Стэкпол и ее британского поклонника. Бентлинг реагировал на это весьма добродушно и откровенно признался, что он рассматривает их отношения как флирт с интеллектуальным уклоном. Ему очень нравилась мисс Стэкпол, он считал, что у нее на плечах замечательная голова, и ему было необыкновенно комфортно в обществе женщины, которая не думала постоянно о том, что скажут люди и как это будет выглядеть в их глазах. Мисс Стэкпол ровным счетом не было никакого дела до того, как будет выглядеть ее поведение. А если ей не было до этого дела, то почему это должно было волновать мистера Бентлинга? Но его просто разбирало от любопытства. Ему очень хотелось знать, на каком же этапе она пойдет на попятный. Бентлинг был готов зайти так же далеко, как она, – не останавливаться же ему было первым?

Но Генриетта и не думала о том, чтобы остановиться. С тех пор как она покинула Англию, ее дела пошли на лад, и она принимала открывшиеся ей широкие возможности получения разного рода информации с наслаждением. Правда, ей пришлось распрощаться с надеждами проникнуть в частную жизнь жителей континентальной Европы – осветить социальные вопросы оказалось здесь едва ли не более трудным, чем в Англии. Но зато здесь существовала «внешняя» жизнь, хорошо видимая и ощутимая, более пригодная для использования в литературных целях, нежели обычаи этих замкнутых островитян. На континенте, как остроумно заметила мисс Стэкпол, занавески в окнах вешали к улице лицевой стороной, а в Англии – изнанкой, и с улицы было невозможно судить о рисунке. Генриетте было бы неприятно признаться в этом – но, отчаявшись добраться до скрытого внутри, она переключила свое внимание на видимое снаружи. Она изучала его в течение двух месяцев в Венеции, откуда слала в «Интервьюер» расхожие очерки о гондолах, площади Святого Марка, мосте Вздохов, голубях и юном гондольере, нараспев читающем Тассо[57]57
  Торквато Тассо (1544–1595) – итальянский поэт, автор лирических и эпических поэм.


[Закрыть]. Возможно, редакция «Интервьюера» была несколько разочарована, но, по крайней мере, Генриетта посмотрела Европу. Теперь она намеревалась добраться до Рима, пока не начался малярийный сезон – мисс Стэкпол полагала, что он всегда начинался в определенный день, и поэтому остановилась во Флоренции всего на несколько дней. Мистер Бентлинг собирался сопровождать ее в Рим, и Генриетта заявила Изабелле, что, поскольку ее приятель уже бывал в этом городе раньше, был военным человеком, имел классическое образование – учился в Итоне, где, по ее мнению, не учили ничему, кроме латыни, – он являлся наиболее полезным спутником в городе цезарей. В этот момент Ральф высказал прекрасную мысль, что Изабелла, взяв его в провожатые, тоже могла бы совершить паломничество в Рим. Она собиралась провести там часть будущей зимы, но было бы полезно осмотреться уже сейчас. До конца прекрасного месяца мая – драгоценнейшего месяца для всех, влюбленных в Рим, – оставалось десять дней, а Изабелла, без сомнения, должна была стать таковой. И вот у нее неожиданно появилась проверенная спутница, чье общество, в силу того, что она имеет много собственных интересов, не грозило стать обременяющим. Мадам Мерль останется с миссис Тачетт – она уехала из Рима на все лето, заперев дом и отпустив кухарку домой, в Палестрину. И теперь дама наслаждалась во Флоренции покоем. Мадам Мерль настоятельно советовала Изабелле воспользоваться предложением Ральфа и убеждала ее в том, что от такого прекрасного случая познакомиться с Римом не следовало отказываться. Впрочем, девушку и не нужно было уговаривать – и компания из четырех человек отправилась в это небольшое путешествие. На этот раз миссис Тачетт примирилась с отсутствием дуэньи – вспомнив ее наставления Изабелле, мы поймем, что теперь тетушка считала возможным, чтобы ее племянница проявляла самостоятельность.

Среди прочих дел перед отъездом Изабелла свиделась с Джилбертом Озмондом и рассказала ему о своих планах.

– Мне хотелось бы поехать вместе с вами, – сказал он. – Как было бы чудесно… Смотреть на вас – на фоне вечного города…

– Так поезжайте тоже, – после секундного колебания произнесла Изабелла.

– Но с вами будет много людей.

– Да, – признала Изабелла, – разумеется, я еду не одна.

Он помолчал немного.

– Вы полюбите этот город, – произнес он наконец. – Его сильно испортили, но вы все равно полюбите его.

– Раз его испортили, может быть, он мне и не понравится, – поддразнила Изабелла.

– Не думаю. С ним так часто это происходило… Я бы с удовольствием поехал, но что делать с дочерью?

– Разве вы не можете оставить ее на вилле?

– Мне это не очень нравится… хотя там есть прекрасная старушка, которая могла бы присмотреть за ней. Гувернантку я не могу себе позволить.

– Тогда возьмите дочь с собой, – с улыбкой предложила Изабелла.

Озмонд смотрел на нее серьезным взглядом.

– Она провела в Риме всю зиму в своем монастыре, да и мала она еще для увеселительных поездок.

– Вы не хотите развивать ее? – спросила Изабелла.

– Просто я думаю, молоденьких девочек надо держать подальше от грешного мира.

– Меня воспитывали по-другому.

– Вы? С вами все было хорошо, поскольку вы исключительная.

– Я? Да почему же? – запротестовала Изабелла, хотя в глубине души не была уверена, что он так уж не прав.

Мистер Озмонд не стал ничего объяснять, а просто продолжил:

– Если бы я знал, что поездка в Рим поможет дочери стать похожей на вас, я завтра же повез бы ее туда.

– Не делайте ее похожей на меня, – возразила Изабелла. – Пусть она будет такой, какая она есть.

– Я мог бы отправить ее к сестре, – предположил мистер Озмонд. Казалось, он просил совета – как будто ему доставляло удовольствие говорить о своих личных делах с Изабеллой.

– Да, – согласилась девушка, – и это уж точно не поможет ей стать похожей на меня!

После отъезда Изабеллы из Флоренции мистер Озмонд встретился с мадам Мерль у графини Джемини. Они были не одни; в гостиной графини, как обычно, было оживленно и шел общий разговор; но через некоторое время мистер Озмонд встал со своего места и переместился на диван, который стоял рядом и чуть позади кресла мадам Мерль.

– Она хочет, чтобы я поехал с ней в Рим, – негромко проговорил он.

– Поехать с ней?

– И пробыть там все время, которое она будет. Она мне это предложила.

– Полагаю, что это вы предложили, а она согласилась.

– Конечно, я навел ее на эту мысль, но она ухватилась за нее… очень рьяно.

– Рада это слышать, но еще слишком рано издавать победный клич. А вот в Рим надо ехать непременно.

– Ох, – вздохнул Озмонд, – сколько ж хлопот доставляет мне ваша идея!

– Не притворяйтесь, будто она вам не нравится, неблагодарный. Я не помню, когда вас что-нибудь так занимало.

– Вот как вы себе все это представляете. Так я должен благодарить вас?

– Не усердствуйте слишком, – ответила мадам Мерль. Улыбаясь, она откинулась на спинку кресла и обвела взглядом комнату. – Вы произвели очень хорошее впечатление, и мне кажется, что ваше – не менее приятно. Не ради меня же вы приезжали к миссис Тачетт семь раз.

– Девушка неплоха, – спокойно заметил Озмонд.

Мадам Мерль взглянула на него, поджав губы.

– И это все, что вы можете сказать об этом очаровательном существе?

– Все? Разве этого мало? Часто вы слышали, чтобы я о ком-нибудь так отзывался?

Она ничего не ответила, по-прежнему улыбаясь так, что окружающие могли подумать, будто они ведут обычную светскую беседу.

– Вы непостижимый человек, – пробормотала наконец мадам Мерль. – Мне просто становится страшно при мысли о том, в какую пропасть я толкаю девушку!

Озмонд издал короткий смешок.

– Вы не можете отступить – слишком уж далеко зашли.

– Что ж, но остальное вы должны сделать сами.

– Я сделаю это, – сказал Озмонд.

Мадам Мерль ничего не сказала, и он покинул место подле нее. Но, когда она поднялась, чтобы уйти, он тоже стал прощаться. Экипаж миссис Тачетт ждал мадам Мерль во дворе; Озмонд помог ей сесть в него и на минуту задержался.

– Вы неблагоразумны, – устало произнесла мадам Мерль. – Вам не стоило уходить вместе со мной.

Джентльмен снял шляпу и провел рукой по лбу.

– Всегда забываю. Дурная привычка.

– Вы непостижимый человек, – повторила дама, бросив взгляд на окна дома – современного здания в новой части города.

Озмонд не обратил внимания на это замечание и с пылкостью сказал:

– Она действительно очаровательна. Едва ли мне приходилось встречать такую изящную женщину.

– Рада слышать. Чем больше она вам нравится, тем лучше для меня.

– Она мне очень нравится. Девушка точно такая, как вы ее описывали, и к тому же, кажется, способна на настоящую преданность. У нее лишь один недостаток.

– Что же?

– Слишком много идей.

– Я предупреждала вас, что она умна.

– Но, к счастью, все они никуда не годятся, – продолжал Озмонд.

– Почему к счастью?

– Потому, миледи, что ими придется пожертвовать!

Мадам Мерль откинулась на спинку сиденья и, глядя прямо перед собой, скомандовала кучеру трогать, но Озмонд снова задержал ее.

– Если я поеду в Рим, что мне делать с Пэнси?

– Я буду наведываться к ней, – ответила мадам Мерль.

Глава 27

Мне кажется, нет никакой необходимости в подробном отчете о впечатлениях Изабеллы от Рима – надо ли анализировать ее переживания в тот момент, когда девушка шла по древней мостовой Форума или ступила на порог собора Святого Павла? Достаточно сказать, что Вечный город вызвал в ней именно те чувства, какие и можно было ожидать от столь впечатлительной и непосредственной натуры. Она всегда любила историю – а здесь история жила в камнях мостовой и лучах солнечного света. Ее воображение всегда воспламенялось при упоминании о каком-нибудь великом событии, а здесь куда ни поверни – везде когда-то вершились великие дела. Волнение просто переполняло Изабеллу, хотя она старалась не показывать этого. Спутники Изабеллы замечали, что девушка говорила меньше обычного, и Ральф Тачетт, делая вид, будто рассеянно и бесцельно посматривает по сторонам, на самом деле внимательно наблюдал за ней. Изабелла чувствовала себя бесконечно счастливой и искренне верила, что эти часы были самыми радостными в ее жизни. Ощущение могучего прошлого человечества простирало над ней свои мрачные крылья, но оно как-то причудливо и неожиданно мешалось со свежим, прохладным дыханием настоящего. Чувства Изабеллы находились в таком смятении, что она не знала, куда они ее в конечном итоге приведут, – и она постоянно находилась в безмолвном экстазе созерцания, часто видя в окружающих предметах больше, чем заключалось в них на самом деле, и не замечая достопримечательностей, отмеченных в Murray[58]58
  Издательская фирма, выпускавшая путеводители.


[Закрыть]. Время пребывания было выбрано ими безукоризненно – Рим сейчас, как отметил Ральф, был просто великолепен. Толпы шумных туристов исчезли, и величавые памятники старины вновь обрели свое величие. Небо блестело голубизной. Фонтанные струйки в поросших мхом каменных нишах утратили прохладу, зато зазвучали громче и мелодичнее. На залитых и прогретых солнцем перекрестках пестрели клумбы с цветами.

В один прекрасный день – третий их пребывания в Риме – наши друзья отправились посмотреть в Форуме последние раскопки, которые уже давно велись там, занимая немалую территорию. Спустившись по современной улице к Священной дороге, они пошли вперед, с разной долей благоговения взирая на все вокруг. Генриетту Стэкпол поразило то, что улицы Древнего Рима были вымощены совсем как в Нью-Йорке, и она даже нашла сходство между следами от колесниц на античных улицах и железными рельсовыми колеями американской конки. Солнце начало садиться. Воздух наполнился золотым сиянием, и на развалины легли длинные тени от полуразрушенных колонн и изъеденных временем пьедесталов. Генриетта удалилась вместе с мистером Бентлингом, познаниями которого в древней истории она так интересовалась, а Ральф обратился со специально подготовленными для нашей внимательной слушательницы подробными объяснениями. Один из перепачканных археологов, слонявшихся по развалинам, предложил им свои услуги и отбарабанил положенный урок с беглостью, которую не нарушило даже то, что туристический сезон подходил к концу[59]59
  В описываемое время (XIX век) границы туристических сезонов были другими – например, отдыхать на море летом в обществе было не принято (не купались, от солнца прятались под зонтиками).


[Закрыть]. Он привлек внимание нашей пары к раскопкам, продолжавшимся в дальнем углу Форума, и заметил, что если синьор и синьорина подойдут туда, они смогут увидеть что-нибудь интересное. Изабелла, которая устала от долгой прогулки и которой предложение пришлось не слишком по душе, позволила спутнику удовлетворить свое любопытство, согласившись подождать его. И это место, и время дня отвечали ее настроению, и она с удовольствием отпустила Ральфа, который охотно удалился вместе с экскурсоводом. Изабелла села на повалившуюся колонну рядом с основанием Капитолия. Ей хотелось хотя бы четверть часа побыть одной, но наслаждаться одиночеством ей долго не пришлось.

При всем интересе Изабеллы к старинным реликвиям римского прошлого, которые были буквально разбросаны вокруг и в которых века не уничтожили жизнь, мысли девушки, поблуждав некоторое время над ними, перенеслись в силу сцеплений и связей, которые довольно сложно проследить, к более современным предметам. От канувшего в прошлое Рима до будущего Изабеллы Арчер было огромное расстояние, но воображение девушки легко преодолело его и теперь парило над более близкой ей и более живописной местностью. Изабелла была так погружена в свои размышления, уткнувшись взглядом в изрядно потрескавшиеся, но крепко-накрепко вбитые в землю плиты под ногами, что не услышала звуков шагов, пока на нее не легла чья-то тень. Подняв глаза, она увидела джентльмена – но это был не Ральф, вернувшийся, чтобы объявить о том, что раскопки – ужасная скука. Джентльмен, представший перед ней, был не меньше поражен, чем Изабелла: он заметно покраснел и стоял, сняв шляпу и растерянно улыбаясь.

– Лорд Уорбартон! – воскликнула девушка, поднимаясь.

– Никак не ожидал встретить вас здесь, – сказал он. – Повернул за угол, и вдруг – вы!

– Вообще-то я не одна, – оглядываясь, произнесла Изабелла. – Мои спутники просто на время оставили меня. Кузен только что отправился посмотреть на раскопки вон в том конце.

– Вот как, – лорд Уорбартон мельком взглянул в том направлении, куда указала Изабелла. Он уже вполне овладел собой; улыбка исчезла с его губ. – Что ж, не буду мешать вам. Боюсь, вы устали.

– Да, немного. – Изабелла немного поколебалась и снова села. – Да и вашим планам, наверное, помешала встреча со мной.

– Да что вы, я совершенно один, и нет никаких дел. Я и понятия не имел, что вы в Риме. Я здесь проездом – только что с Востока.

– Да, вы же давно уже путешествуете, – заметила Изабелла, которая знала об отъезде лорда Уорбартона из Англии от Ральфа.

– Уже полгода. Я уехал вскоре после нашей последней встречи. Был в Турции и Малой Азии и только что приехал сюда из Афин.

Все-таки он говорил с заметным смущением – неожиданная встреча вызвала в нем волнение, скрыть которое ему не удавалось. Лорд несколько секунд смотрел на Изабеллу, затем выпалил:

– Хотите, чтобы я ушел, или позволите мне ненадолго остаться?

Девушка взглянула на него и мягко проговорила:

– Я не хочу, чтобы вы уходили, лорд Уорбартон. Я очень рада вас видеть.

– Благодарю вас. Могу я присесть?

На рифленой колонне, где устроилась Изабелла, достало бы места для нескольких человек – и для досточтимого англичанина места, разумеется, хватило. Этот великолепный представитель высшего света сел рядом с нашей героиней и в течение пяти минут задал ей наугад несколько вопросов, на которые, судя по тому, что некоторые из них он задал дважды, ему совсем не требовалось ответа. Лорд также рассказал немного о себе, и эта информация отнюдь не прошла мимо внимания ясного женского ума Изабеллы. Хотя лорд изо всех сил старался казаться спокойным, это ему не вполне удавалось. Он несколько раз повторил, что не ожидал встретить Изабеллу, и было очевидно, что случайная встреча очень его тронула – в его словах чередовались радость и торжественность; он то искал взгляда Изабеллы, то избегал его. Он сильно загорел – даже борода выглядела обожженной жарким солнцем Азии. Он был одет в просторную, разномастную одежду, в которой путешествующие англичане, ни в каких обстоятельствах не согласные поступиться своим национальным своеобразием, чувствуют себя особенно комфортно. Его ясные серые глаза, отливающая бронзой загорелая кожа, мужественная осанка, сдержанные манеры – весь этот образ джентльмена, исследователя заморских стран говорил, что его обладатель – достойный представитель британской расы; и ни у кого ни в одной стране мира это не вызвало бы сомнений. Это не ускользнуло от Изабеллы, и она подумала не без удовольствия, что не зря лорд всегда ей нравился. Он был столь же хорош, как и прежде; в самом тоне его голоса сквозило что-то свидетельствующее о том, что его жизнь никогда не изменится к худшему, ощущалась какая-то уверенность, присущая исключительно людям состоятельным и занимающим высокое положение в обществе. Уорбартон и Изабелла говорили о вполне естественных в данной ситуации вещах – о смерти ее дяди, здоровье Ральфа, о том, как девушка провела зиму, о ее поездке в Рим, возвращении во Флоренцию, о планах на лето, об отеле, в котором она остановилась, затем о приключениях самого лорда Уорбартона, его передвижениях, намерениях, впечатлениях и нынешнем месте проживания. Наконец, повисла пауза – и Изабелла чувствовала, о чем задумался Уорбартон. Его глаза были устремлены под ноги – но через некоторое время он поднял их и, решившись, произнес:

– Я несколько раз писал вам.

– Писали мне? Я не получала ваших писем.

– Я не отослал ни одного. Все сжег.

– О, – рассмеялась Изабелла, – вы решили избавить меня от труда прочесть их?

– Мне казалось, что они будут вам безразличны, – продолжал лорд с простотой, которая не могла не тронуть девушку. – Мне казалось, что у меня нет права беспокоить вас письмами.

– Я была бы очень рада услышать последние новости о вас. Вы же знаете, как я бы хотела, чтобы… – Изабелла замолчала: облаченная в слова, мысль прозвучала бы весьма тривиально.

– Я знаю, что вы хотите сказать: как вы хотели бы, чтобы мы с вами остались добрыми друзьями, – высказал ее Уорбартон. И в его устах она прозвучала как-то особенно плоско.

Изабелла не нашла ничего лучшего, чем сказать:

– Пожалуйста, не нужно об этом… – Но эта фраза показалась ей еще банальнее предыдущей.

– Согласитесь – это столь малое утешение! – пылко воскликнул лорд Уорбартон.

– Я и не собиралась утешать вас, – сказала девушка и вдруг поняла, что ей приятно вспомнить свой ответ шестимесячной давности, который так задел лорда. Да, он был милым, могущественным, галантным, лучше его не было мужчины на свете. Но ее ответ оставался прежним.

– Очень хорошо, что вы не пытаетесь утешить меня. Это вам все равно не удалось бы, – донеслись до Изабеллы слова собеседника сквозь пелену ее мыслей.

– Я питала надежду, что мы встретимся снова, поскольку не боялась, что вы попытаетесь вызвать во мне чувство вины – будто я обошлась с вами несправедливо. Но раз вы взяли этот тон – мне не столько приятно, сколько больно видеть вас. – И Изабелла гордо встала, оглядываясь по сторонам в поисках своих спутников.

– Я и не думал обвинять вас – да вас и не в чем обвинять. Мне просто хочется, чтобы вы знали… я должен вам сказать два слова, хотя бы из чувства справедливости к самому себе. Я больше не вернусь к этой теме, обещаю. Я по-прежнему чувствую то, о чем сказал вам полгода назад, – и не могу думать ни о чем другом. Я пытался забыть вас – всеми силами. Пытался заинтересоваться какой-нибудь другой женщиной. Я говорю вам об этом, потому что хочу, чтобы вы знали – я пытался делать то, что должно, но безуспешно. Я и за границу-то уехал как можно дальше именно из-за этого – говорят, путешествия позволяют отвлечься. Но у меня ничего не получилось. Я постоянно думаю о вас с момента нашей последней встречи. Я остался прежним. Я все так же люблю вас, и все, что я сказал вам тогда, остается в силе и сегодня. Я больше не буду докучать вам. Добавлю только одно: в то мгновение, как я увидел вас, я как раз думал о том, как бы мне хотелось узнать, где вы.

Лорду Уорбартону, наконец, удалось взять себя в руки – к концу своей речи он окончательно успокоился. Он говорил спокойно и просто, обычным голосом. Откровенные и разумные слова этого превосходного человека, обладавшего к тому же изрядной внешней привлекательностью, могли произвести впечатление даже на женщину с менее богатым воображением, чем у нашей героини.

– Я тоже часто думала о вас, лорд Уорбартон. И будьте уверены – я всегда буду вас вспоминать, – сказала она и добавила с улыбкой: – Ведь от этого нет никакого вреда ни для вас, ни для меня…

Они прошлись немного вместе; Изабелла спросила лорда о сестрах и передала им привет. Уорбартон больше не говорил о своих чувствах и вернулся к менее скользким темам, которых они с Изабеллой уже касались. Среди прочего он поинтересовался, когда она намеревалась покинуть Рим, и, получив ответ, выразил радость, что до этого дня еще далеко.

– Но ведь вы говорили, что здесь проездом? – с легким удивлением спросила Изабелла.

– Но я же не собираюсь миновать Рим, словно это узловая станция. Быть проездом в этом городе означает остановиться в нем на неделю или две.

– Признайтесь уж честно, что вы намерены остаться в Риме, пока я здесь!

Лорд Уорбартон несколько мгновений смотрел на нее с неловкой улыбкой.

– Вам это не понравится. Вам не понравится, что придется видеть меня слишком часто.

– Не важно, что мне понравится. Конечно, я не думаю, что вы уедете из этого потрясающего города из-за меня. Но, признаюсь, я опасаюсь вас.

– Опасаетесь, что я вновь примусь за старое? Обещаю быть очень осторожным.

Постепенно замедляя шаги, они остановились, глядя друг другу в глаза.

– Бедный лорд Уорбартон! – произнесла Изабелла с грустной улыбкой.

– Действительно, бедный лорд Уорбартон! Но я в самом деле буду очень осторожен – обещаю.

– Если вам угодно страдать – страдайте, но вы не смеете заставлять страдать меня. Я не позволю.

– Если бы я думал, что смогу сделать это, полагаю, я рискнул бы попробовать, – пошутил Уорбартон.

Изабелла шагнула вперед; лорд последовал за ней.

– Не сердитесь. Обещаю – больше ни слова, которое может вас расстроить, – очень мягко сказал он.

– Отлично. Но если вы нарушите слово – нашей дружбе придет конец.

– Возможно, в один прекрасный день… когда-нибудь… вы позволите мне, – предположил лорд.

– Позволю вам… заставить меня страдать?

Он поколебался.

– Сказать вам снова… – Но лорд Уорбартон тут же оборвал себя. – Нет, я буду молчать. Всю жизнь.

Осматривая раскопки, Ральф вновь соединился с мисс Стэкпол и ее спутником. Все трое, вынырнув из-за груды вывороченной земли и камней, появились перед Изабеллой и Уорбартоном. Ральф Тачетт помахал Уорбартону в знак приветствия, а Генриетта взвизгнула:

– Боже милосердный, это же лорд!

Ральф и его друг сдержанно, истинно по-английски, приветствовали друг друга, а мисс Стэкпол своими умными глазами прямо-таки сверлила загорелого путешественника.

– Думаю, вы меня не помните, сэр, – заметила она.

– Напротив, хорошо помню, – ответил лорд Уорбартон. – Я приглашал вас к себе, но вы так и не посетили меня.

– Я езжу не всюду, куда меня приглашают, – холодно заметила мисс Стэкпол.

– Ну, тогда не смею настаивать, – с улыбкой произнес хозяин Локли.

– Но если вы пригласите меня, я обязательно приеду, – продолжила она. – Можете быть уверены!

Лорд, все еще находясь в своем добродушно-шутливом настроении, возражать не стал. Мистер Бентлинг, который стоял рядом, не предпринимая никаких попыток заявить о своем присутствии, теперь, наконец, счел момент удобным и кивнул его светлости.

– О, и вы здесь? – дружески приветствовал его лорд Уорбартон и протянул ему руку.

– А я и не знала, что вы знакомы! – заметила Генриетта.

– А вы полагаете, что знаете всех моих знакомых? – шутливо осведомился мистер Бентлинг.

– Я думала, англичанин не забудет рассказать о том, что знаком с настоящим лордом.

– Стало быть, боюсь, Бентлинг стыдится знакомства со мной, – рассмеялся лорд Уорбартон.

Изабелла была рада перемене его настроения к лучшему и с облегчением вздохнула, когда вся компания отправилась обратно в отель.