Текст книги "Портрет леди"

– Именно поэтому вы и едете.

– Конечно. Разве можно найти более вескую причину?

– Чем это вам поможет? Вот что мне хотелось бы знать, – сказала мисс Стэкпол.

– Как раз этого я и не могу вам сказать. Вот о чем я так много думал в Париже.

– Поездка вызовет у вас только раздражение.

– Почему вы так говорите? – несколько резко спросил Каспар. – Откуда вы знаете, чем я могу быть раздражен?

– Ну, – Генриетта немного поколебалась, – кажется, никто с тех пор не затронул ваших чувств.

– Откуда вам знать про мои чувства? – вскричал мистер Гудвуд и вспыхнул. – Я чувствую, что должен ехать в Рим!

Генриетта молча смотрела на него своими блестящими глазами.

– Ладно, – сказала она наконец. – Я просто хотела высказать вам свое мнение. Это не давало мне покоя. Конечно, вы считаете, что это не мое дело. И, в принципе, вообще никто не должен совать нос в чьи-то дела.

– Это так любезно с вашей стороны. Я очень признателен вам за ваши хлопоты, – поблагодарил Каспар Гудвуд. – Я поеду в Рим и не причиню миссис Озмонд никакого вреда.

– Вреда вы ей не причините, но поможете ли? Вот в чем вопрос.

– Она нуждается в помощи? – медленно проговорил Каспар, пристально глядя на собеседницу.

– Большинство женщин нуждается в помощи, – уклончиво ответила Генриетта. – Если вы едете в Рим, надеюсь, вы будете вести себя как настоящий друг, а не как эгоист.

Она отвернулась от собеседника и пошла вдоль стены, рассматривая картины.

Каспар Гудвуд постоял-постоял и последовал за ней.

– Вы что-то слышали о миссис Озмонд, – произнес он. – Могу я узнать что?

Генриетта никогда в своей жизни не увиливала, и, хотя сейчас для этого представился весьма удобный момент, она после секундного замешательства решила все же не делать исключения.

– Да, я слышала, – ответила она. – Но поскольку я не хочу, чтобы вы ехали в Рим, то ничего вам не скажу.

– Как вам будет угодно. Я все увижу своими глазами, – сказал мистер Гудвуд и довольно непоследовательно добавил: – Вы слышали, что она несчастна?

– Ну, этого вы своими глазами не увидите! – воскликнула Генриетта.

– Надеюсь, нет. А когда вы выезжаете?

– Завтра утренним поездом. А вы?

Мистер Гудвуд задумался. Ему совсем не хотелось отправляться в Рим в компании с мисс Стэкпол. Без сомнения, его отношение к ней отличалось от отношения Джилберта Озмонда, но в данный момент между ними возникла точка соприкосновения, хотя чувство Каспара, в отличие от Озмонда, основывалось на признании добродетелей мисс Стэкпол. Каспар считал Генриетту замечательной и к тому же ничего не имел против пишущей братии. Существование журналистики – как и, разумеется, журналисток – казалось ему частью естественного положения вещей в прогрессивной стране. Хотя Каспар никогда не читал ее статей, он полагал, что они неким образом способствуют социальному прогрессу. Но именно из-за высоты ее положения ему не хотелось, чтобы мисс Стэкпол так много принимала как само собой разумеющееся. Раз уверовав, что Каспар всегда был готов к разговорам по поводу миссис Озмонд, она постоянно вела себя в соответствии с этим – и когда спустя полтора месяца после его приезда в Европу встретилась с ним в Париже, и в других подобных случаях.

Каспар не хотел постоянно слышать о миссис Озмонд – он был совершенно уверен, что вовсе не думал о ней день и ночь. Мистер Гудвуд являлся одним из самых сдержанных или, по крайней мере, рассудительных мужчин в мире, а эта любопытная журналистка постоянно зажигала лампу и светила ею в самые потаенные уголки его души. Ему хотелось, чтобы мисс Стэкпол не так сильно интересовалась его делами, и даже – хотя это может прозвучать довольно грубо – чтобы эта леди оставила его в покое. Но несмотря на это, молодому человеку тотчас же пришли в голову иные мысли – что, несомненно, показывает, насколько его дурное настроение отличалось от дурного настроения Джилберта Озмонда. Мистеру Гудвуду хотелось немедленно ехать в Рим – отправиться туда одному вечерним поездом. Он ненавидел европейские вагоны, тесные, неуютные, где приходилось сидеть, упираясь коленями и носом в незнакомого человека, который к тому же непременно вдруг начинал яростно возражать против того, чтобы открыть окно. Ночью в них было еще хуже, чем днем, – но, по крайней мере, ночью в них можно было хотя бы спать и видеть во сне просторные американские вагоны. Но не мог же Каспар выехать вечерним поездом, когда мисс Стэкпол собиралась выехать завтра утром, – это будет оскорблением для беззащитной женщины. Не мог он также ждать, чтобы она уехала, и только потом пускаться в путь, – ведь его терпение тоже имело свои границы. Генриетта тяготила Гудвуда и угнетала его. Перспектива провести в ее компании целый день в европейском вагоне вызывала в нем сложные чувства. Но когда дама путешествует одна, долг каждого джентльмена – предложить ей свои услуги. Тут не могло быть двух мнений, все было предельно ясно. Мистер Гудвуд обреченно принял весьма торжественный вид и твердо, хотя и не обременяя себя тем, чтобы придать своему тону оттенок любезности, произнес:

– Конечно, раз вы намереваетесь ехать завтра, поедем завтра. Буду рад сопровождать вас.

– Прекрасно, мистер Гудвуд, я и не сомневалась! – удовлетворенно ответила Генриетта.

Глава 45

У меня уже был случай сказать, что Изабелла знала о недовольстве мужа затянувшимся визитом Ральфа в Рим. Мысль об этом снова пришла ей в голову, когда она отправилась в отель к кузену на следующий день после того, как посоветовала лорду Уорбартону открыто предъявить доказательство своей искренности. В этот момент, впрочем, как и в любой другой, Изабелла достаточно ясно понимала источник недовольства Озмонда. Он не хотел предоставлять супруге духовной свободы и прекрасно понимал, что Ральф являлся апостолом такой свободы. Именно по этой причине, призналась себе Изабелла, ей и было особенно приятно повидать кузена – эта поездка доказывала, что она может пренебречь неодобрением мужа. Изабелла еще не перешла к открытому сопротивлению воле Озмонда. Он оставался ее хозяином и повелителем – в ее сознании, находящемся под давлением, неизменно присутствовало признание необходимости свято хранить добродетель, узы брака и не отступать от приличий. Идея сопротивления этим постулатам приводила Изабеллу в замешательство, вызывала ужас, поскольку, когда она выходила замуж, то, отдавая себя Озмонду, она не допускала и мысли о подобной возможности – ее вера в то, что намерения ее супруга столь же благородны, как и ее собственные, была безгранична. Однако теперь Изабелла, казалось, ощущала быстрое приближение того дня, когда она возьмет обратно кое-что из того, что когда-то столь торжественно отдала. Она понимала, что этот процесс будет одиозным и ужасным, – поэтому предпочитала не думать о нем. Озмонд ведь ничем не поможет ей, когда это начнется, и возложит всю тяжелую ношу на нее. Формально он еще не запретил ей навещать Ральфа – но Изабелла чувствовала, что, если кузен вскоре не уедет, это не заставит себя ждать. Но как бедный Ральф мог уехать? Погода этого не позволяла. Изабелла прекрасно могла понять, что муж с удовольствием бы ускорил это событие, – собственно, было совершенно невероятно, чтобы ему могло понравиться общение жены со своим кузеном. Ральф никогда не произнес об Озмонде дурного слова, но отношение того тем не менее имело под собой веские основания. Если Озмонд вмешается в ход событий, Изабелле придется принимать решение, – и это будет нелегко. Стоило ей подумать об этом, сердце ее начинало сильно биться, а щеки – пылать. Порой в своем желании избежать открытого конфликта с мужем Изабелла принималась желать, чтобы Ральф отправился домой, даже рискуя своим здоровьем. И когда она ловила себя на этой мысли, ей становилось стыдно, она принималась ругать себя, называла себя слабой духом, трусливой, но это не приносило никакой пользы. Изабелла любила кузена ничуть не меньше, чем раньше, но готова была согласиться на все – лишь бы не отречься от самого своего серьезного поступка в жизни, от своих священных обязанностей жены. Будущее после прекращения исполнения этого священного долга казалось ей ужасным. Разорвать отношения с Озмондом один раз означало разорвать их навсегда – любое открытое проявление непримиримости явилось бы признанием, что попытка их совместной жизни потерпела полный крах. Для них не могло существовать ни компромиссов, ни примирений, ни формального благополучия – они пытались жить «изящно», и если им это не удалось, это означало полный крах: никакой замены не существовало.

Однако Изабелла по-прежнему ездила в «Отель де Пари» так часто, как считала нужным, – едва ли нужны доказательства, что ее моральные принципы были тщательно ею продуманы. А сейчас она даже позволила себе отнестись к своему очередному походу либеральнее, чем когда-либо, – помимо стремления не оставить Ральфа на смертном одре одного, Изабелла хотела кое о чем спросить кузена, а это, в конце концов, касалось не только ее, но и Джилберта.

Она почти сразу заговорила с Ральфом об интересовавшем ее предмете.

– Я хочу, чтобы вы ответили мне на вопрос, – потребовала Изабелла. – Он касается лорда Уорбартона.

– Мне кажется, я знаю, о чем вы захотите спросить, – ответил Ральф. Он полулежал в своем кресле, и его ноги казались длиннее, чем обычно.

– Вполне возможно, – согласилась Изабелла. – Тогда ответьте, пожалуйста.

– О, я ведь не сказал, что могу ответить.

– Вы с лордом близкие друзья, – начала Изабелла, – а сейчас он постоянно на ваших глазах.

– Совершенно верно. И только представьте, как ему приходится притворяться!

– Почему ему приходится притворяться? Это не в его характере.

– Вы должны помнить, что обстоятельства довольно необычные, – весело проговорил Ральф.

– До определенной степени – да. Но лорд действительно влюблен?

– Думаю, очень. Это очевидно.

– О! – несколько суховато отозвалась Изабелла.

Ральф взглянул на кузину. К его веселому настрою едва заметно примешалась тень недоумения.

– Вы сказали это так, словно вас это расстроило.

Изабелла медленно поднялась, разглаживая свои перчатки и не отрывая от них взгляда.

– Вообще-то это не мое дело.

– Вы настроены философски, – произнес Ральф. – Могу я поинтересоваться, о чем идет речь?

Изабелла удивленно посмотрела на кузена.

– Я думала, вы знаете. Лорд Уорбартон сказал мне о своем желании жениться на Пэнси. Я говорила вам об этом раньше, но вы не потрудились высказать свое мнение. Сегодня можете рискнуть. Вы думаете, он действительно влюблен в девушку?

– В Пэнси? Нет! – решительно заявил Ральф.

– Но вы минуту назад подтвердили, что лорд влюблен!

Ральф помолчал, потом сказал:

– Он влюблен в вас, миссис Озмонд.

Изабелла торжественно покачала головой.

– Это совершенная глупость, и вы это прекрасно знаете.

– Разумеется. Но не моя, а Уорбартона.

– До чего же это скучно, – произнесла Изабелла, надеясь, что ее фраза прозвучала изысканно.

– Должен вам сказать, – продолжил Ральф, – что в разговоре со мной он это отрицал.

– Очень мило с вашей стороны, что вы это обсуждаете! Ну и что – лорд не говорил вам при этом, что влюблен в Пэнси?

– Он очень много говорил о ней… Очень хорошо отзывался. Конечно, Уорбартон намекнул, что ей было бы неплохо в Локли.

– Лорд действительно так думает?

– Ну, что на самом деле думает Уорбартон… – вздохнул Ральф.

Изабелла снова принялась разглаживать свои перчатки. Они были длинными, и потому хозяйке предоставлялось большое поле деятельности. Однако вскоре она снова подняла глаза и горячо воскликнула:

– Ральф, вы совсем не хотите помочь мне!

Впервые Изабелла заговорила вслух о том, что нуждается в помощи, и эти слова потрясли ее кузена. Он что-то пробормотал в ответ. В его голосе звучали облегчение, жалость, нежность. Ему показалось, что через разделявшую их с кузиной пропасть наконец-то перекинули мост, и он воскликнул:

– Как же вы, должно быть, несчастны!

Прежде чем Ральф успел еще что-то сказать, Изабелла взяла себя в руки и мгновенно решила притвориться, будто не слышала его последних слов.

– Обращаясь к вам за помощью, я поступаю просто глупо, – произнесла она, поспешно улыбнувшись. – Подумать только, беспокоить вас своими семейными проблемами! Все очень просто. Лорд Уорбартон должен действовать самостоятельно. Я не могу предпринять ничего, что могло бы ему помочь.

– Он должен легко добиться успеха, – сказал Ральф.

Изабелла на мгновение задумалась.

– Не знаю. Не всегда так было.

– Верно. Но вы знаете, как это меня удивило. А мисс Озмонд тоже способна преподнести нам сюрприз?

– Скорее сюрприз будет с его стороны. Я подозреваю, что в конце концов он сам провалит дело.

– Но он никогда не позволит себе поступить непорядочно, – заметил Ральф.

– Конечно. Но ничто не будет более порядочно с его стороны, как оставить девочку в покое. Ей нравится один молодой человек, и разве не жестоко пытаться подкупить ее великолепным предложением?

– Жестоко по отношению к молодому человеку. Это возможно. Но Уорбартон не обязан думать о нем.

– Нет, жестоко по отношению к ней, – возразила Изабелла. – Девушка будет очень несчастна, если покорится и оставит бедного Розье. Эта идея, кажется, веселит вас. Конечно, не вы влюблены в него. У него есть одно несомненное достоинство – он любит Пэнси. А лорд Уорбартон – нет, и она это видит.

– Уорбартон был бы ей отличным мужем, – сказал Ральф.

– Он уже сейчас хорош с ней. К счастью, он не сказал ни слова, которое могло бы встревожить ее. И спокойно может прийти завтра и попрощаться с Пэнси. А как к этому относится ваш муж?

– Отрицательно. И возможно, он прав. Только он сам должен заботиться о своих интересах.

– А он, конечно, поручил это вам? – рискнул поинтересоваться Ральф.

– Вполне естественно, что как старый добрый друг лорда Уорбартона я стала интересоваться его намерениями.

– То есть – не откажется ли он от своих намерений, вы хотите сказать?

Изабелла слегка нахмурилась.

– Не могу понять – вы его защищаете?

– Ни в коем случае. Я буду очень рад, что лорд не станет мужем вашей падчерицы. При этом возникла бы очень странная родственная связь между вами! – с улыбкой ответил Ральф. – Но я боюсь, как бы ваш муж не подумал, что вы оттолкнули Уорбартона.

Изабелла тоже смогла улыбнуться.

– Озмонд знает меня достаточно хорошо, чтобы ожидать, будто я кого-то оттолкну. Полагаю, сам он не имеет намерений отталкивать выгодного жениха. Я не боюсь, что мне не удастся оправдаться! – легко воскликнула она.

Маска на мгновение исчезла с лица Изабеллы, но, к огромному разочарованию Ральфа, она снова надела ее – молодой человек успел бросить лишь мимолетный взгляд на истинное лицо кузины. Ральф страстно желал, чтобы Изабелла пожаловалась на мужа, призналась, что в случае отступничества лорда Уорбартона отвечать придется ей. Он был уверен, что именно в такой ситуации находилась кузина, инстинктивно чувствовал, какую форму в таком случае приобретет недовольство Озмонда – низкую и подлую. Ему хотелось предупредить Изабеллу, дать ей понять, что он все понимает и все может предугадать. Ему было не важно, что Изабелла сама знает все, – Ральфу больше всего на свете хотелось доказать свою проницательность. Он снова и снова хладнокровно пытался заставить кузину сказать правду об Озмонде, хотя и чувствовал себя при этом бесчувственным, грубым, почти бесчестным. Все равно это вряд ли имело какое-то значение, поскольку он не мог ничего добиться. Тогда зачем Изабелла пришла к нему и почему, казалось, была готова предложить молчаливый союз? Зачем она спросила у него совета, если не дала возможности ответить? Как они могли говорить о ее семейных проблемах, как она с юмором называла их, если основная причина так и не была упомянута? Эти противоречия уже сами по себе свидетельствовали о том, что Изабелла несчастлива, – и ее крик о помощи никак не выходил из головы Ральфа.

– Боюсь, ваши надежды не оправдаются, – произнес он через мгновение.

Кузина ничего не ответила и смотрела на него, словно не понимая.

– Вот увидите – ваше взаимопонимание имеет границы, – продолжил Ральф.

– Этим грешит большинство супружеских пар.

Изабелла взяла свой зонтик. Ральф заметил, что она нервничала, опасаясь того, что он мог сказать дальше.

– Но по этому поводу мы вряд ли можем поссориться, – добавила она, – поскольку затронуты в основном его интересы. И это вполне естественно. Ведь Пэнси его дочь, а не моя.

Изабелла протянула Ральфу руку, собираясь уходить. Молодой человек принял решение не отпускать ее, пока она не поймет, что он догадался обо всем. Жаль было упустить такую прекрасную возможность.

– А знаете, что, исходя из этих его интересов, он скажет вам в конце концов? – спросил Ральф, пожимая кузине руку.

Она покачала головой несколько холодно, но нерешительно, и молодой человек продолжил:

– Что ваше недостаточное усердие продиктовано ревностью.

Ральф замолчал. Лицо кузины испугало его.

– Ревностью?

– Ревностью к его дочери.

Изабелла вспыхнула, гордо вскинув голову.

– Вы бессердечны, – произнесла она голосом, который Ральф еще никогда не слышал.

– Будьте откровенны со мной – прошу вас, – сказал он.

Но Изабелла ничего не ответила, а только выдернула свою руку, несмотря на то что кузен хотел задержать ее, и быстро вышла.

Она решила поговорить с Пэнси и нашла такую возможность в тот же день, войдя в комнату девушки перед обедом. Пэнси была уже одета. Она всегда одевалась заранее. Это, казалось, иллюстрировало ее терпение и грациозное спокойствие, с которым она могла сидеть и ждать. Сейчас девушка сидела в новом платье перед камином. Закончив одеваться, она задула свечи, – Пэнси привыкла быть экономной с детства. Спальня освещалась только горящими в камине поленьями. Комнаты в палаццо Рокканера были столь же просторны, как и многочисленны, и девичий будуар Пэнси представлял собой огромное помещение с тяжелыми деревянными балками под потолком. Его маленькая хозяйка казалась в нем мельчайшей пылинкой; когда она, приветствуя Изабеллу, встала, это впечатление даже усилилось – из-за застенчивой искренности Пэнси. Перед ее мачехой стояла сложная задача, и выполнить ее надо было с предельной простотой. Изабелла была в крайнем раздражении, но заставила себя скрыть это от Пэнси. Она даже боялась, что выглядит слишком строго и может напугать падчерицу. Но Пэнси, казалось, догадалась, что Изабелла пришла в некотором смысле в качестве исповедника, поскольку, придвинув кресло, в котором минуту назад сидела сама, поближе к огню и предложив его мачехе, она опустилась коленями на лежавшую на полу подушечку, подняла глаза и положила руки на колени Изабеллы. Больше всего Изабелле хотелось услышать от падчерицы, что ее мысли не заняты лордом Уорбартоном, но поскольку ей требовалось убедительное доказательство, она запретила себе каким-либо образом провоцировать Пэнси. Отец Пэнси квалифицировал бы это как вероломство, и Изабелла решила, что если девушка выдаст хотя бы малейший признак своего расположения к лорду Уорбартону, обязанностью мачехи будет молчать. Изабелла медлила – простота и невинность Пэнси придавали самому безобидному вопросу характер предупреждения. Девушка в своем милом платьице стояла на коленях в тусклом свете камина, покорно сложив руки и устремив на Изабеллу серьезный взгляд. Она смотрела как мученица, назначенная для жертвоприношения и почти потерявшая надежду на спасение. Когда Изабелла сказала, что не говорила с ней о вещах, касающихся ее замужества, и что подобное молчание было продиктовано не равнодушием и безразличием, а только лишь желанием предоставить ей свободу, Пэнси подалась вперед, приближая свое лицо к Изабелле. Шепотом, очевидно, от сильного волнения, она высказала свое давнее страстное желание поговорить об этом, а также стала умолять ее дать совет.

– Мне трудно советовать, – ответила Изабелла. – Я не уверена, что могу взять на себя ответственность. Совет тебе должен дать твой отец, а ты должна его послушаться.

Пэнси опустила глаза и некоторое время молчала.

– Мне бы хотелось получить совет от вас, а не от папы, – наконец прошептала она.

– Это неправильно, – сухо заметила Изабелла. – Я очень люблю тебя, но папа любит тебя еще сильнее.

– Дело не в вашей любви… дело в том, что вы женщина, – ответила Пэнси с очень серьезным видом. – Женщина может дать девушке лучший совет, чем мужчина.

– Тогда я советую тебе уважать волю отца.

– О да, – пылко согласилась Пэнси. – Я ее уважаю.

– Но если я говорю сейчас с тобой о замужестве, то не для тебя, а скорее для себя, – продолжила Изабелла. – Если я пытаюсь узнать от тебя, чего ты ждешь, каковы твои желания, то это потому, что только в этом случае у меня будет возможность действовать верно.

Пэнси взглянула на мачеху и очень быстро спросила:

– Вы выполните любое мое желание?

– Перед тем, как ответить «да», я должна знать это желание.

И Пэнси сказала ей, что больше всего хотела бы выйти замуж за мистера Розье. Он уже сделал ей предложение, и она ответила, что согласится, если на то даст разрешение папа. Но он против.

– Ну, тогда это невозможно, – сказала Изабелла.

– Невозможно, – эхом отозвалась Пэнси. Выражение ее лица не изменилось.

– Значит, ты должна подумать о ком-то другом, – продолжила ее мачеха.

Девушка вздохнула и сказала, что предпринимала такие попытки, но безуспешно.

– Всегда думаешь о тех, кто думает о тебе, – произнесла она с печальной улыбкой. – Я ведь знаю, мистер Розье тоскует по мне.

– А он не должен этого делать, – наставительно проговорила Изабелла. – Твой папа решительно требует, чтобы он забыл тебя.

– Тут ничего нельзя сделать – мистер Розье знает, что и я думаю о нем.

– Ты не должна думать о нем. У него, возможно, есть какие-то оправдания, а у тебя – нет!

– Не могли бы вы подыскать хоть какое-нибудь для меня? – взмолилась девушка, словно обращаясь к Мадонне.

– Это было бы с моей стороны не слишком хорошо, – ответила Мадонна с необычной для нее суровостью. – Если бы ты знала, что кто-то еще думает о тебе, стала бы ты думать об этом человеке?

– Не существует того, кто так бы тосковал по мне, как мистер Розье. Да никто и не имеет такого права.

– Но я не признаю этого права и за мистером Розье! – раздраженно воскликнула Изабелла.

Пэнси молча смотрела на мачеху – очевидно, она была озадачена. Воспользовавшись этим, Изабелла заговорила об ужасных последствиях неподчинения отцу. Девушка прервала ее, сказав, что никогда не ослушается его и не выйдет замуж без родительского благословения. А далее Пэнси совершенно спокойно заявила, что, если ей и не суждено выйти за мистера Розье, думать о нем она не перестанет никогда. Казалось, девушка смирилась с мыслью о вечном одиночестве, и Изабелла подумала, что Пэнси не понимает всего до конца. Пэнси говорила совершенно искренне и была готова оставить своего возлюбленного. Это могло бы быть серьезным шагом по направлению к другому человеку, но только не для Пэнси. Девушка не испытывала горечи по отношению к отцу. В ее сердце не было злобы, а лишь только нежная преданность мистеру Эдварду Розье и странное чувство – ей казалось, что она скорее докажет свою верность Розье оставшись одинокой, чем выйдя за него замуж.

– Твой отец мечтает о более достойной партии для тебя, – заявила Изабелла. – Состояние мистера Розье не слишком велико.

– Что имеется в виду под «более достойной»? Значит, мистер Розье – все же достойная партия? Зачем мне гнаться за деньгами? К тому же у меня самой нет состояния.

– Вот именно поэтому, – сказала Изабелла. Она была рада, что в комнате царил полумрак, поскольку чувствовала, каким неискренним было сейчас выражение ее лица. Она делала это для Озмонда. Вот что приходится ей делать для Озмонда! Ее глаза встретились с грустными глазами Пэнси, и Изабелла слегка смутилась. Ей стыдно было подумать о том, что она словно признавала чувства девушки несущественными.

– Как я, по-вашему, должна поступить? – мягко спросила Пэнси.

Вопрос был страшен, и Изабелла малодушно увильнула от прямого ответа.

– Подумать о том, какую радость ты можешь принести папе.

– Выйти замуж за кого-то другого… если он попросит?

Изабелла на мгновение задержалась с ответом, затем в полной тишине услышала свои слова словно со стороны.

– Да… выйти за другого.

Взгляд Пэнси становился все более испытывающим. Изабелле показалось, что девушка засомневалась в ее искренности и потому поднялась с колен. Она застыла с опущенными руками и затем с тяжелым вздохом произнесла:

– Я надеюсь, никто не станет делать мне предложение!

– Этот вопрос уже возникал. Кое-кто уже готов сделать тебе предложение.

– Не думаю, что он готов, – сказала Пэнси.

– Так было бы… если бы он был уверен в успехе.

– Если бы был уверен? Тогда он не готов!

Изабеллу поразила эта мысль. Она тоже встала и стояла некоторое время, глядя в камин.

– Лорд Уорбартон оказывает тебе много внимания, – произнесла она. – Ты, конечно, понимаешь, что я говорю о нем.

Изабелла неожиданно почувствовала себя так, как будто бы ей надо было оправдываться, и потому заговорила куда более прямо, чем хотела сначала.

– Он очень любезен со мной. Он мне очень нравится, но если вы считаете, будто лорд сделает мне предложение, я думаю, вы ошибаетесь.

– Возможно. Но твоему отцу это бы очень понравилось.

Пэнси со слабой и мудрой улыбкой покачала головой.

– Лорд Уорбартон не станет делать мне предложение только ради того, чтобы доставить удовольствие папе.

– Твой папа хотел бы, чтобы ты пошла ему навстречу, – механически продолжила Изабелла.

– Что я должна делать?

– Не знаю. Твой отец сам должен сказать тебе это.

Пэнси молчала и вдруг улыбнулась – словно ее осенила приятная мысль.

– Мне кажется, что от лорда не может исходить опасность, – сказала она.

В ее словах прозвучала такая уверенность, что Изабелла почувствовала себя неловко. Она ощутила укол совести, и мысль о своей нечестности показалась ей отвратительной. Дабы восстановить самоуважение, Изабелла уже была готова заявить, что опасность существует и лорд Уорбартон дал ей об этом знать; но она этого не сделала, а лишь смущенно заметила, что лорд – прекрасный и добрый человек.

– Да, он очень любезен, – согласилась Пэнси. – Этим он мне и нравится.

– Тогда зачем все так усложнять?

– У меня всегда создается впечатление, будто он знает то, что я не хочу… как вы это назвали? Пойти ему навстречу? Лорд знает, что я не стремлюсь выйти замуж, и хочет дать мне понять, что раз так, он не станет меня тревожить. Вот в чем состоит его доброта. Он словно говорит мне: «Вы мне очень нравитесь, но если вам это все равно, я никогда не скажу этого». Я думаю, это очень благородно. Это все, что мы сказали друг другу. Я ему безразлична. О, нет, в нем опасности нет!

Изабелла была тронута, став свидетельницей таких глубоких размышлений этого смиренного существа. Устрашившись мудрости Пэнси, она почти капитулировала перед ней.

– Ты должна сказать это отцу, – сдержанно сказала Изабелла.

– Не думаю, – отозвалась Пэнси.

– Он не должен питать ложные надежды.

– Возможно, это некрасиво, но для меня лучше, чтобы он их питал. Пока папа верит, что лорд Уорбартон намеревается поступать так, как вы говорите, он не станет искать другую кандидатуру. И это даст мне преимущество, – спокойно сказала Пэнси.

Ее рассудительность была поразительна. Изабелла глубоко вздохнула – теперь всякая ответственность с нее снималась. Пэнси сама все прекрасно понимала, и Изабелла почувствовала, что ее помощь здесь не требовалась. Тем не менее мысль о том, что она должна быть на стороне Озмонда, все еще не давала ей покоя. Под ее влиянием она перед уходом высказала еще одно предположение – предположение, высказав которое, как ей казалось, она могла считать, что с ее стороны сделано все возможное.

– Твой папа считает само собой разумеющимся, что ты выйдешь замуж за аристократа.

Пэнси стояла на пороге двери и сделала шаг в сторону, пропуская мачеху.

– Мистер Розье – аристократ, – все тем же серьезным тоном произнесла она.