Текст книги "Начала человеческой природы"

Человек и разум

Мы все несем в себе печать своего происхождения: духовный уклад своего народа и его прошлое – в своем сознании, гены, доставшиеся нам от родителей – в теле. Порой, они окрыляют нас, порой, как камень на шее. Но без них нас нет и быть не может. Мы не можем, как ни пытаемся, непорочными явиться на свет и начинать историю и жизнь с чистого листа. Наше происхождение довлеет над нами.

Наш мозг, а точнее нейронная система, обеспечивающая сознание, есть плоть от плоти нашего тела, и при всем том особенном, о чем мы говорили, несет на себе печать условий своего появления и существования. Она является частью человеческого организма, и сознание, отвечающее ей, выражает интересы этого организма. Выражает, прежде всего, потому, что индивидуальное человеческое «я» есть олицетворение индивидуального человеческого тела. «Я» является не просто представителем и выразителем этого тела в мире, оно живет жизнью этого тела – его особенностями, привычками, болезнями. Жизнь тела обеспечивает существование сознания. Оно – тело – есть опора сознанию. Без тела нет сознания, и сознание, естественно, служит телу.

Безусловно, сознание служит и себе, заставляя тело выполнять те или иные действия – идти на концерт, чтобы послушать музыку, или в ресторан, чтобы предаться чревоугодию. Но об этом позднее.

Индивидуальность, ценность и даже бессмертие человеческого «я» находится в вопиющем противоречии с биологической случайностью этого «я». Вот «я», которого зовут так-то и так-то, мужчина или женщина. «Я» есть мой собственный мир внутри меня или внутри тела, которым я являюсь. Я случаен в этом мире. Я мог быть, а мог бы и не быть. Случайна встреча моих отца и матери. Каждый из них мог встретиться с кем-то другим, и тогда меня бы не было, а был бы кто-то другой. И точно так же случайны мои родители, дети и внуки. В мире, где Солнце и Земля ходят по кругу, где жизнь и смерть сплетены, где все предопределено, я, владыка этого мира, случаен. Как так?

И сознание через тело общается с действительностью. Только с помощью тела, только через биологическое в теле сознание может удовлетворять свои и тела потребности и интересы. Собственно говоря, эту совокупность тела и сознания мы и называем человеком. И действия, продиктованные сознанием и выполняемые телом, мы называем человеческими действиями.

Отсюда три обстоятельства, которые следует уточнить.

Одно из них состоит в том, что сама наша нейронная система является биологическим образованием. Она, повторим, часть организма и при всех ее духовных исканиях и «полетах во сне и наяву» с этим организмом нераздельна. Наше сознание также является функцией биологических элементов – нейронов, у которых свои особенности, свои биологические свойства. Наше сознание вдвойне биологично, обречено на свою биологическую сущность, и другим оно быть не может. При этом нейронная система нуждается в еще более жестких условиях существования, чем живое вещество, с которым мы ее сравниваем, или само тело, в котором она находится. Температурные пределы этих условий составляют всего 1–2 градуса Цельсия. Необходимость в биологической среде, в кислороде и питательных веществах, поступающих с кровью, еще более делает эту систему уязвимой.

Надо сказать (и это не просто впечатление, но представляется действительно существующим), эта система живет своей особой жизнью точно так же, как наше биологическое тело живет своей особой жизнью независимо от нашей воли и сознания. Мы можем направлять куда-нибудь наше тело – на труд, на бой, – мы стараемся лечить его и предохранять от болезней и травм, но в большинстве своем процессы, в нем происходящие, происходят не по нашей воле, свидетельство чему болезни, застигающие нас врасплох. Точно так же обстоит дело с нейронной системой. Она живет своей таинственной жизнью и сознание наше, отражающее ее деятельность, не более чем вершина айсберга, выглядывающая из толщи вод в мир. Эта таинственная жизнь отражается в нас взлетами и упадками духа, непредсказуемостью реакций, когда единственное слово способно вывести из равновесия того, кто уцелел в кровопролитной битве, в непонятной тоске, что порой овладевает нами. Наше «я» всего лишь вершина айсберга, и «подсознание» и «бессознательное в нас» всего лишь жалкие слова, за которым скрывается непредсказуемая бездна.

Биологичность нейронной системы проявляется и в том, что у нее, а значит и у нашей души есть разные возрасты, как и у нашего тела, но возрасты души и тела не совсем совпадают. В отличие от зачатия и рождения тела, появление сознания продиктовано другими факторами и растянуто во времени намного большем, чем девять месяцев. Его взросление зависит от жизненных обстоятельств: в суровой общественной среде душа зреет быстро, наши дни скорее примечательны ее инфантильностью в зрелом теле. Зрелость души тоже понятие переменчивое, по крайней мере, создается впечатление, что опять-таки в наши дни ясность рассудка намного опережает биологический возраст, и даже в начале старости люди чувствуют себя молодыми. Но в отличие от тела душа старится быстрее и иногда, в зависимости от жизненных обстоятельств, мгновенно. Душа способна на подвиги и созидание в те счастливы дни, когда даже не столько ее таланты совпадают с возможностями тела, а когда её молодость зовет её вперед. Когда, вступая в этот мир, она становится отпечатком этого мира и судьей ему, когда она видит его несовершенство в общественном ли укладе, в конгломерате знаний, в способах выражения и мира, и себя. Когда зрение ее не замылено прожитыми годами. И тогда она бунтует в поисках справедливости, ищет новые выражения себя в искусстве, одержима жаждой познания. Мир, в который она вступает, зачастую противится новому и отвергает его, иногда навсегда, иногда временно, медленно зрея до понимания нового. И, как и тело, наша душа умирает. Чаще вместе с телом, когда смерть тела вызывает и ее смерть. В последнее время она дряхлеет раньше и хочет умереть раньше, чем умирает тело, откуда эвтаназия – один из символов наших дней.

Другое обстоятельство состоит в том, что только через биологическое, через управление биологическим телом сознание может выразить и себя, и интересы этого тела. Через органы чувств – получает информацию, через движения рук, ног, через взгляды, язык – этот непревзойденный выразитель слов – выдает ее, выражая себя и тело.

И как живое существо, лишившись одной из своих опор, способно вернуться к своему первоначальному состоянию – молекулам, так и человек, лишившись разума, способен вновь стать животным.

Был в свое время в России поэт Владимир Маяковский. Гигант телом и ребенок душой. Как дитя с восторгом принял он русскую революцию, и ушел из жизни, когда не нашел себя в ней, полагая, что он ее недостоин, тогда как было все наоборот. Так вот, у этого поэта есть строки, которые так и хочется переиначить на новый лад. «Мы говорим Ленин – подразумеваем партия, мы говорим партия, подразумеваем Ленин»[53]53
  Что делать? Автор вырос в советской России, где некоторые фразы надо было знать назубок.


[Закрыть], – писал Маяковский и, конечно же, сегодня строки эти ничего не скажут нам. Но скажут, если мы заменим в них всего два слова: «Мы говорим сознание, подразумеваем человек. Мы говорим человек – подразумеваем сознание». Именно это обстоятельство становится все более явным и значимым на горизонте естествознания. Функционирование человеческой части человеческого мозга является не просто характеристикой человека, но критерием его жизни: смерть мозга или запредельная кома при сохранении сердечной деятельности и искусственного газообмена является показанием к эвтаназии и критерием жизни.

Мы должны понимать, что биологическое существо вида Гомо сапиенс лишь в том случае является человеком, когда оно обладает упомянутой и функционирующей нейронной системой. Только ее наличие позволяет говорить о нем, как об общественном существе, принадлежащем к человеческому роду, и таких его особенностях, как душа, сознание, мышление, которые нигде ни у кого более не встречаются. Причем даже его поступки, продиктованные биологическим в нем – удовлетворение биологических потребностей, поступки, казалось бы, чисто животные, – управляются этим сознанием или нейронной системой. Гегелевское единство и борьба противоположностей в полной мере выступают здесь во всей своей противоречивой и плодотворной сути. Организм и часть организма, из которых каждый живет по своим законам – вот что мы имеем в человеке и что станет предметом нашего интереса позднее, когда мы будем говорить о современности, медицине, долголетии. Покуда же пусть отложится в нашей памяти сакраментальное и очевидное: «Мы говорим человек, подразумеваем нейронная система, мы говорим система нейронов, подразумеваем человек».

Это своеобразие человеческой природы, эта двойственность, это постоянное состояние, когда с одной стороны человек есть биологическое существо, внутренние процессы в котором управляются первичными структурами мозга и не зависят от сознания, а с другой человек есть выражение нейронной системы, обладающей сознанием, олицетворяющей себя с этим организмом и управляющей всеми его поступками и словами, все это наглядно проявляется в том процессе выделения и обособления человека в окружающем мире, который настолько нетороплив и медлителен, что может быть замечен лишь в ретроспективе тысячелетий.

Как устроен человек, так устроена человеческая деятельность, и так устроен человеческий мир в окружающей нас природе. Чтобы любить и мыслить, прежде всего, мы должны жить. Обеспечение биологического существования человека посредством создания жилищ, земледелия, животноводства, ставших ныне на промышленную основу, работающих как фабрики и заводы независимо от погодных и климатических условий – все это служит упомянутой цели – обеспечение биологических потребностей человека. Только обеспечив себя едой и кровом, мы начинаем любить и мыслить, и строить самолеты, и создавать телевидение. Но в этом вполне очевидном обстоятельстве – наличие человеческого мира в мире дикой природы – скрывается маленькая изюминка: в отличие от живого вещества человек не приспосабливается к миру и не меняет его, складывая свои скелеты в геологические пласты, но приспосабливает мир к себе. К своему прямохождению, своим пяти пальцам на каждый из двух рук, своему жалкому волосяному покрову и многому другому. Человек не ждет тысячелетия, чтобы у него вырос шестой палец на руке для лучшего управления клавиатурой компьютера, но создает клавиатуру под существующую руку, и так во всем. Человек приспосабливает мир под себя в отличие от биологических созданий, приспосабливающихся к миру.

Коль уж речь идет о разуме, следует уточнить, что под ним здесь, прежде всего, понимается свойство особым образом организованной материи, которое в своей наивысшей ипостаси выражается в возвышенных качествах, которые мы с этим словом зачастую ассоциируем, деля людей на умных и дурных. Но в делении этом также проявляется природа, как наша, так и нас создавшая. Так получилось, что вместе с человеком в этот мир пришли категории добра и зла, которые распространяются, впрочем, только на человека и все, что с ним связано. До него их не было, без него их не будет. Категории эти просто обязаны быть. И вот почему.

Кто мы? Что о нас можно сказать? Есть люди, как птицы, есть люди, как змеи. Одни живут в небе, другие – в грязи и скалах. Одни парят и летают и часто падают наземь, не рассчитав свои силы. Другие ждут терпеливо, когда птицы упадут на землю, чтобы пожрать их. Судьба и назначение одних – летать и падать, других – ждать и поедать упавших. И все это жизнь, от которой никуда не деться.

Эта славная преамбула раскрывает удивительное качество людей. Информационная суть разума, что бы мы ни понимали под словом информация, проявляется в том, что каждый из нас живет в мире собственных иллюзий и представлений. Человек в не меньшей степени служит своему воображению, чем повинуется действительности. В какой-то части его представления совпадают с реальностью, в какой-то нет, в какой-то части они отвечают общему умонастроению, владеющему людскими массами, в какой-то нет, и все это создает ту сложную гамму человеческого мира, который, словно стая облаков, течет по небу, повинуясь ветрам природы. Люди, как облака, то сливаются вместе, образуя грозовое небо, и отдают свою душу, умирая и проливаясь дождем на землю, то рассыпаются и плывут сами по себе, изредка касаясь и лепясь друг к другу на время или навсегда. Их рождение не зависит от них самих, так же как и их течение по воле ветра, и единственное, на что они способны, – это стараться найти свое место в стае себе подобных.

Каждый из нас способен искать свое место, более того, вынужден его искать. В свое время мы отмечали, что живое вещество воплощено в различного рода биологических созданиях. Нейронная система не исключение, она реализована в личностях или индивидуальных информативных качествах существ одного биологического вида. Не менее правдоподобна и другая аналогия: если в живом мире должны быть заняты все экологические ниши, дабы не прервался поток вещества и энергии, в котором единственно способно быть живое вещество, олицетворенное в существах от амебы до кита, то в человеческом мире должны быть заняты своего рода информационные пустоты, чтобы сохранилась целостность людей и не прервался поток информационного разнообразия, в котором единственно способно быть наше сознание. Каждый из нас в человеческом мире вынужден играть роль, отведенную ему нечто большим, чем он сам, если тому способствуют его личные качества и обстоятельства жизни. Когда освобождается место зверя, на смену ему должен прийти новый зверь, когда освобождается место ангела, на смену должен придти новый ангел. В группе людей от семьи до нации кто-то должен быть вождем, кто-то совестью, кто-то исполнителем и далее без конца. Мир человеческий меняется быстрее мира живого, появляются новые информационные пустоты или роли, и рождаются те, кто должен их занять. Не просто необходимость, но органичная безусловность осуществления собственного «я» диктует нам нахождение среди людей или в потоке социальной информации, где неумолимо требование не просто брать, но и отдавать информацию.

В живом мире поток энергии и вещества жесток и немилосерден, там каждый получает собственную жизнь и эту жизнь отдает, чтобы поток не прервался. За свое пребывание в потоке информации, в котором единственно способно быть наше сознание, мы расплачиваемся радостями и болями души. В то же время человеческий мир, как бы мы к нему ни относились, милосерднее живого, пусть даже в этом мире, говоря на языке улицы, каждый из нас кого-нибудь, как и каждого из нас кто-нибудь, да имеет.

Особого внимания заслуживает вопрос, какую роль играют свойства и потребности нейронной системы в нашем развитии. Здесь ненадолго остановимся.

Если в отношении совокупности живых организмов в науке утвердилось понимание того, что причиной развития этих существ являются не особенности их сообществ, а их внутренние генетические качества, то в отношении людей мнение зачастую противоположное. Считается безусловным, что человеческие общества развиваются по своим особенным законам. И предметом дискуссий становится даже не сам принцип вторичности человека от общества, но воплощение этого принципа на практике. Наиболее ярким примером является упомянутое прежде коммунистическое учение, крах которого, казалось бы, должен вразумить философов, но скорее стал им новым стимулом в поиске социальных правил бытия. Беда при этом состоит не в том, что эти законы ищутся и никогда не находятся – философов, как и солдат, всегда надо держать в напряжении, – беда в том, что споры философов заканчиваются спорами солдат, а это большая разница. Ну, а главная беда, конечно, в бесперспективности поиска силы, которая управляет человеком. Которую всюду ищут – в небесах, в истории, в экономике и нигде никогда не находят.

Эта беда проистекает из, казалось бы, вполне справедливого мнения, что сутью человеческого развития являются общественные изменения, как наиболее наглядные и значимые. История обманывает философию. Очевидное ложно. Дикость – варварство – цивилизация становятся мерилами прогресса и движения вперед. Но схемы эти не помогают нам понять, что происходит с нами сегодня. И даже если мы что-то начинаем понимать, значит, это что-то уже не повторится.

Однако вместе с крушением трудовой причины антропогенеза неминуем конец и его социального содержания. Формы общности людей, казалось бы, обусловленные расовыми, географическими, культурными, религиозными и экономическими факторами на поверку выступают лишь выражением информативной сущности людей, выражающей себя в этих факторах и блуждающей среди них во имя своего самовыражения и самовоплощения. Меняя богов и страны, предавая родных и близких в не меньшей степени, чем отдаваясь им, живут люди в человеческом мире, и с каждым столетием все очевидней слабость уз крови и родства. Плавильным котлом народов становятся не отдельные страны, но весь земной шар. Биологические факторы в жизни людей вместе с производными от них – социальными, брачными – все более уступают место факторам информативным, что проявляется в изменении человеческих нравов, и, значит, во имя этого и была вся наша история с ее техническим прогрессом, войнами, революциями научными и социальными.

Во имя расцвета человеческого «я» – наша история, и достигался этот расцвет не чем-то извне и потусторонним, но тем же самым нашим «я». Нашей способностью мыслить, прогнозировать, творить и воплощать свои и мысли, и иллюзии в реальность. Как саморазвитие живого вещества зиждется на способности искажать генетическую информацию и приспосабливаться к окружающему миру, так принцип саморазвития сигнального вещества зиждется на способности искажать поступающую информацию, тем создавая информацию новую для своего питания, и воплощать ее в действительность с помощью подручных средств, включая тело.