Текст книги "Знак четырех. Тайна отца Брауна (сборник)"

Какое-то время никто не мог оторвать глаз от рубина – огромного красного камня, горящего, словно костер, заливаемый кровавым ливнем. Но лорд Маунтигл, катая его на ладони, даже не смотрел на него. Глядя в потолок, он стал рассказывать им долгую историю о легендарной горе Меру и о том, как в гностической мифологии она стала считаться местом битвы безымянных первозданных сил.

Под конец лекции о демиурге, как о созидательном начале в понимании гностиков (в том числе и о его связи с параллельной концепцией у манихейцев), даже тактичный мистер Хардкасл посчитал, что пора уже и отвлечься. Он спросил разрешения взглянуть на камень и, поскольку приближался вечер и в длинном зале с его единственной дверью уже стемнело, шагнул в сторону дворика, где было больше света и можно было получше рассмотреть рубин. И только тогда он чуть ли не с ужасом начал осознавать присутствие Владыки Гор.

Внутренний двор по форме представлял собой обычный прямоугольник, но линия готических колонн и стрельчатых арок, образующих внутренний квадрат, по всей длине соединялась невысокой стенкой, высотой примерно по пояс, которая превратила арки в своего рода окна, наделив каждое из них каменным подоконником. Переделка эта, по всей видимости, была сделана очень давно, но были тут и другие, более неожиданные усовершенствования, свидетельствовавшие о достаточно своеобразных вкусах лорда и леди Маунтигл. Между колоннами висели гардины, а точнее, занавеси из бусинок или тоненьких палочек в колониальном или южном стиле, и на них тоже можно было различить очертания разноцветных восточных драконов и божеств, что выглядело довольно нелепо на фоне серых готических пролетов, в которых они были вывешены. Занавеси эти плохо пропускали свет, но все же не могли укрыть от глаз остальные несообразности, на которые взирали, каждый по своему, участники небольшой компании.

Посреди окруженного арками двора кругом, вписанным в квадрат, шла дорожка, выложенная серыми каменными плитами и опоясанная чем-то наподобие зеленого изразца, имитировавшего траву. Внутри нее, в самом центре круга, находился фонтан, или искусственный пруд, с темно-зелеными стенками, в котором плавали кувшинки и шмыгали золотые рыбки. А над водой высоко вздымалась большая зеленокаменная скульптура. К ним она сидела спиной, и голова фигуры была в поклоне опущена так низко, что статуя могла показаться безголовой. Однако в самом контуре ее, очерченном сумрачным светом угасающего дня, было нечто такое, что сразу заставило некоторых из них почувствовать в этих линиях чужеродность.

В нескольких шагах, на каменной дорожке, лицом к огромному зеленому идолу стоял тот, кого называли Владыкой Гор. Его заостренное, правильной формы лицо с тонкими чертами напоминало изготовленную искусным мастером бронзовую маску. На ней темно-серая борода казалась синей, почти как цвет индиго. Начиналась она с узкого пучка на подбородке и расходилась в стороны, как распущенный хвост птицы. Одет он был в синевато-зеленые одежды, лысую голову венчал высокий головной убор неопределенной формы, скорее египетский, чем индийский. Широко раскрытые рыбьи глаза пророка были неподвижны, как рисуют на саркофагах. Однако, несмотря на колоритность фигуры Владыки Гор, почти вся компания, включая отца Брауна, смотрела не на него. Взгляды их были устремлены на темно-зеленого идола, на него же смотрел и пророк.

– Странно, что такую штуковину установили здесь, посреди двора старого монастыря, – заметил Хардкасл, слегка нахмурившись.

– Только не говорите, что вы ничего не поняли! – воскликнула леди Маунтигл. – Это же очевидно. Мы хотели этим связать великие религии Востока и Запада, Будду и Христа. Вы же должны понимать, что все религии мира – это на самом деле одна и та же религия.

– Если это так, – негромко вставил отец Браун, – незачем ехать через полмира в Азию, чтобы узнать об этом.

– Леди Маунтигл имеет в виду, что все они лишь разные стороны одного и того же, как грани этого камня, – начал Хардкасл и, отвлеченный новой темой, положил большой рубин на каменную стенку в одной из готических арок. – Но из этого не следует, что можно все их перемешать и получить единый стиль. Христианство с исламом соединить можно, но готику с мавританским стилем, не говоря уже о настоящем индийском, – никогда.

Пока он это произносил, Владыка Гор ожил, точно очнулся от оцепенения, прошел еще одну четверть круга и остановился перед ними, за аркой. Теперь он стоял к ним спиной и смотрел на спину идола. Стало понятно, что он постепенно обходит весь круг, как стрелки часов на циферблате, но с остановками для молитв или размышлений.

– А в кого он верит? – с некоторым раздражением в голосе поинтересовался Хардкасл.

– Он говорит, – благоговейно ответил лорд Маунтигл, – что его вера древнее индуизма и чище буддизма.

– А, – только и произнес Хардкасл, продолжая, засунув руки в карманы, рассматривать его через монокль.

– Говорят, – мягким, но наставительным голосом продолжил хозяин, – что в пещере горы Меру высечено изображение божества, которое зовется Богом богов…

Преисполненная величественного спокойствия речь его светлости была неожиданно прервана голосом, раздавшимся у него за спиной. Он послышался из темноты музея, из которого они только что вышли. При звуках этого голоса двое молодых мужчин сначала удивленно переглянулись, потом их лица преисполнились гневом, а потом они захохотали.

– Надеюсь, не помешал? – вежливо и вкрадчиво произнес профессор Фрозо, непокорный борец за истину. – Мне показалось, что кое-кто из вас был готов уделить немного времени незаслуженно презираемой науке о буграх и шишках человеческого черепа, которая…

– Послушайте, – воскликнул неуемный Томми Хантер, – у меня шишек нет, но у вас они сейчас появятся, вы…

Хардкасл мягким движением остановил его, когда несдержанный молодой человек хотел броситься в музей. Все повернулись и на какой-то миг застыли, всматриваясь в темноту зала.

Тут-то все и случилось. Первым, кто что-то предпринял, был все тот же подвижный Томми, и на этот раз его порыв окончился не впустую. Прежде чем кто-то успел что-нибудь заметить, прежде чем Хардкасл вздрогнул, вспомнив, что оставил рубин на каменном подоконнике, Томми кошачьим прыжком подскочил к невысокой стенке, перегнувшись, высунул в проем между колоннами голову и плечи, и заорал на весь двор:

– Поймал!

В этот ничтожный промежуток времени, после того как они снова развернулись, и до того, как раздался ликующий вопль, все увидели, что произошло. Из-за одной колонны выскользнула и тут же снова исчезла коричневая, а точнее, бронзовая рука, рука цвета старого золота, показавшаяся им знакомой. Движение руки было быстрым и точным, как бросок атакующей змеи, и скрылась она мгновенно, как длинный язык муравьеда, но драгоценность она слизать успела. Гладкая каменная кладка подоконника, освещенная бледным, угасающим светом, была пуста. Рубин исчез.

– Держу! – снова крикнул Томми Хантер. – Выворачивается!.. Кто-нибудь, зайдите с другой стороны… Он не мог успеть его спрятать.

Тут ожили все. Кто-то побежал по коридору, кто-то перепрыгнул через невысокую стенку, и вскоре небольшая толпа, состоящая из Хардкасла, лорда Маунтигла, отца Брауна и даже вездесущего знатока шишек мистера Фрозо, обступила плененного Владыку Гор, которого Хантер крепко держал одной рукой за воротник и время от времени тряс, совершенно не считаясь с высоким положением провидца.

– Ну, теперь не уйдет, – сказал Хантер и, облегченно вздохнув, разжал руку. – Нужно только его обыскать. Камень должен быть где-то у него.

Через три четверти часа Хантер и Хардкасл отошли в сторону и посмотрели друг на друга. Их цилиндры, галстуки, перчатки, манжеты и гетры после усердных трудов уже не выглядели столь безукоризненно.

– Ну что, – сдержанно спросил Хардкасл, – есть какие-нибудь соображения насчет этой загадки?

– Черт подери! – воскликнул Хантер. – Какая же это загадка, если мы сами видели, как он его сцапал?

– Да, – кивнул Хардкасл, – но никто из нас не видел, чтобы он избавился от него. Загадка в том, куда он умудрился спрятать камень так, что мы не можем его найти.

– Ну где-то же он должен быть, – заметил Хантер. – Вы смотрели у фонтана и вокруг этого чертова истукана?

– Да только что рыбок не вскрыл! – сказал Хардкасл, приложил к глазу монокль и внимательно посмотрел на собеседника. – Вам вспомнился перстень Поликрата?

Однако изучение круглого лица собеседника, по-видимому, убедило его, что Томми в ту минуту был далек от мысли об этой греческой легенде.

– Точно, камень не у него! – неожиданно вскричал Хантер. – Если только он его не проглотил, конечно.

– Нам и пророка придется вскрывать? – усмехнулся Хардкасл. – Но вот идет наш хозяин.

– Какое несчастье! – произнес лорд Маунтигл, нервно покручивая седой ус дрожащими пальцами. – Кража… В моем собственном доме! И кто вор?! Пророк! Это ужасно… Он что-то говорит, но, признаюсь, я ни слова не понимаю. Давайте пойдем в дом и все обсудим.

И вся компания направились внутрь. Хантер отстал от остальных и увлекся разговором с отцом Брауном, который в это время прохаживался по дворику.

– Вы, должно быть, очень сильный человек, если смогли удержать его одной рукой, – весело сказал священник. – Хотя и он не слаб. Даже когда мы пустили в ход восемь рук, как эти индийские божества, он и то пытался высвободиться, и достаточно энергично.

Они прошли пару кругов вокруг двора, после чего тоже зашли во внутреннюю комнату, где на одной из скамеечек Владыка Гор сидел в качестве пленника, но с видом короля.

Действительно, как сказал лорд Маунтигл, его было нелегко понять, ибо разговаривал он спокойным и властным тоном, хотя и держался замкнуто. Его, похоже, удивляли их банальные догадки о том, где можно спрятать драгоценность, но и возмущения он не показывал. Он словно потешался над их попытками найти то, что он взял, хотя внешне это никак не проявлялось.

– Сейчас вы лишь немного начинаете понимать, – снисходительно произнес он, – законы времени и пространства, в познании которых наша древняя религия опережает вашу современную науку на тысячелетия. Мои бедные друзья, вы даже не понимаете, что значит спрятать вещь. Вы не понимаете саму суть этого процесса. Да что там, вы даже не понимаете, что на самом деле значит видеть предмет, иначе видели бы все так же ясно, как я.

– Вы хотите сказать, что он где-то здесь? – грубовато бросил Хардкасл.

– Слово «здесь» имеет множество значений, – ответствовал посвященный в тайны мироздания пророк. – Но я не говорил «он здесь». Я лишь сказал, что вижу его.

Напряженная тишина повисла в зале, и он продолжил умиротворенным голосом:

– Если бы вы смогли замолчать полностью, абсолютно, вы смогли бы услышать крик с другого конца земли. Крик одинокого подвижника, возносящего молитвы в горах первозданному образу, который восседает там, сам точно гора. Есть такие, кто говорит, будто даже иудеи и мусульмане поклоняются этому образу, ибо сотворен он не человеком. Прислушайтесь! Вы слышите его глас, когда он поднимает голову и видит в каменном отверстии, пустовавшем столетиями, алую огненную луну, око той горы.

– Вы хотите сказать, – несколько взволнованно воскликнул лорд Маунтигл, – что смогли передать камень отсюда на гору Меру? Я считал вас человеком великой духовной силы, но все же…

– Возможно, – властным голосом оборвал его Владыка, – я наделен силами куда большими, чем вы можете даже представить.

Хардкасл нетерпеливо вскочил и, засунув руки в карманы, нервно прошелся по комнате.

– Я никогда не был особенно верующим человеком, но я признаю, что существуют силы… определенного типа, которые… Боже правый!

Его высокий напряженный голос оборвался, и он замер на месте, глядя на что-то ошалелым взглядом. Его монокль выпал из глазницы, но он этого даже не заметил. Все повернулись в том направлении, куда смотрел он, и на их лицах появилось одинаковое выражение крайнего изумления.

Алая луна Меру лежал на каменном подоконнике там же, где они видели его в последний раз. Это могла быть огненная искра, занесенная туда от костра, или красный лепесток, упавший со сломанной розы, но лежал он на том самом месте, куда Хардкасл столь легкомысленно положил рубин.

На этот раз Хардкасл не стал брать его, но повел себя несколько необычно. Он медленно повернулся и сделал еще несколько шагов по комнате. Но если до этого движения его были беспокойными, то теперь он держался уверенно, даже властно. Наконец он остановился перед сидящим индусом и поклонился ему с сардонической улыбкой.

– Владыка, – сказал он, – мы должны перед вами извиниться. Но более важно то, что вы преподали нам всем урок. Поверьте, я воспринимаю это не просто как шутку, а как настоящий урок. Я навсегда сохраню память о ваших поистине замечательных силах и о том, как благородно вы ими воспользовались. Леди Маунтигл, – продолжил он, повернувшись к ней, – простите меня за то, что я сначала обратился к Владыке, но я уже имел честь недавно высказать вам свои мысли по этому поводу. Я, можно сказать, дал объяснение случившемуся еще до того, как это произошло. Я говорил вам, что большинство подобного рода явлений возможно объяснить гипнотическим воздействием. Немало людей верят, что именно этим можно объяснить индийские легенды о дереве манго и о том мальчике, который сумел подняться по веревке, подброшенной в воздух. Ничего этого на самом деле нет, но зрители под воздействием внушения представляют себе, будто все это происходит наяву. Так и нам внушили, что произошла кража. Эта коричневая рука, мелькнувшая в окне и схватившая рубин, была всего лишь мгновенной иллюзией, сном. Только увидев, что камень исчез, мы стали искать его где угодно, только не там, где он лежал раньше. Мы заглянули в пруд и перевернули каждый лист каждой кувшинки, мы уже дошли до того, что собирались рыбкам давать рвотное, но рубин все это время лежал на своем месте.

Лорд Маунтигл бросил косой взгляд на опалоглазого Владыку и заметил, что улыбка на его бородатом лице стала чуточку шире. И в улыбке этой появилось что-то такое, отчего всеобщую напряженность как рукой сняло. Все разом встали, по залу пронесся вздох облегчения.

– Для нас всех это наилучший исход дела, – продолжил лорд Маунтигл, улыбаясь довольно нервно. – У меня не осталось ни капли сомнения, что все было именно так, как вы говорите. Случай, конечно, крайне неприятный, и я не знаю, какими словами просить у вас прощения…

– Я не жалуюсь, – сказал Владыка, по-прежнему улыбаясь. – Ведь вы не в силах ко мне даже прикоснуться.

Когда все, радостно обмениваясь впечатлениями и расхваливая на все лады героя дня Хардкасла, ушли, маленький френолог с черными бакенбардами неторопливо направился к своему нелепому шатру. Случайно оглянувшись, он с удивлением заметил, что следом за ним идет отец Браун.

– Ощупать ваши шишки? – немного насмешливым тоном поинтересовался мистер Фрозо.

– Я думаю, вам уже нет нужды этим заниматься, верно? – добродушно сказал священник. – Вы ведь сыщик, не так ли?

– Да, – ответил усач. – Леди Маунтигл попросила меня присмотреть за Владыкой. Она не глупа, несмотря на весь ее мистицизм. Когда пророк ушел из своего шатра, мне оставалось только последовать за ним, для чего и пришлось превратиться в эдакого зануду и маньяка. Если бы ко мне в шатер действительно кто-нибудь заглянул, мне бы пришлось искать в энциклопедии, что такое все эти «бугры» и «шишки».

– «Шишка, Эй, гляди! Бам и: смотри Фольклор»[32]32
  «Эй, гляди! Бам и шишка» («What ho! She bumps!») – старинное английское восклицание (примерно соответствует русскому «Вот тебе и здрасьте!»). Чаще всего его употребляли моряки при столкновении судов бортами.


[Закрыть], – мечтательно протянул отец Браун. – Вы выбрали подходящее место, чтобы докучать людям, – ярмарка.

– Странное все-таки дело, вы не находите? – заметил мнимый френолог. – Как-то не верится, что эта штука все время пролежала на месте.

– Совсем не верится, – согласился священник.

Его ответ заставил его собеседника остановиться и удивленно взглянуть на него.

– О чем это вы?! – воскликнул он. – К чему клоните? Вы что же, не верите, что камень все время пролежал на месте?

Отец Браун растерянно заморгал, как будто ни с того ни с сего получил пощечину, потом медленно и неуверенно произнес:

– Нет, просто… я не могу… Я не могу себя заставить поверить в это.

– Вы не похожи на человека, который стал бы такое говорить просто так, – проницательно заметил сыщик. – Что же вам мешает поверить, что камень все время лежал там?

– Только то, что я сам его туда положил.

Его собеседник замер, точно молнией пораженный, и уставился на собеседника округлившимися глазами. Он открыл рот, но не издал ни звука.

– Вернее, – продолжил священник, – убедил вора позволить мне положить его обратно. Я рассказал ему о своей догадке и добавил, что еще есть время для раскаяния. Вам, как профессионалу, я могу обо всем рассказать, к тому же я не думаю, что Маунтиглы станут доводить дело до суда теперь, когда их сокровище вернулась к ним, тем более, если принять во внимание, кто его украл.

– Вы имеете в виду Владыку? – спросил бывший Фрозо.

– Нет, – ответил отец Браун. – Владыка не крал его.

– Но я не понимаю, – возразил сыщик, – за окном, кроме Владыки, никого не было. И рука совершенно точно появилась снаружи, со стороны двора.

– Рука появилась снаружи, но вор был внутри, – сказал отец Браун.

– Похоже, мы снова уходим в мистику. Послушайте, я практичный человек, меня интересует только то, что с рубином все в порядке…

– Не все в порядке, – сказал отец Браун. – Я знал, что все совсем не в порядке еще до того, как услышал о существовании рубина.

Помолчав, он продолжил, задумчиво сдвинув брови:

– С самого начала, еще когда они спорили, стоя у шатров, я понял, что что-то не так. Люди говорят, что догадки ничего не значат, что логика и философия не связаны с жизнью. Не верьте им. Разум дан нам от Бога, и когда происходит что-то противоречащее здравому смыслу, это означает, что что-то не в порядке. Так вот, этот абстрактный тезис привел к очень неожиданным последствиям. Вспомните, какие тогда прозвучали мнения. Хардкасл пошел немного дальше остальных и предположил, что невозможных вещей не существует, стоит только обратиться к неопознанным силам и ясновидению – обычная игра с научными терминами при решении философских загадок. Но Хантер посчитал все это чистой воды шарлатанством и рвался это доказывать. Как сказала леди Маунтигл, он был большим любителем разоблачать разного рода предсказателей и вещунов и в Мэллоувуд-эбби явился специально, чтобы встретиться с Владыкой. Здесь он бывал нечасто и с Маунтиглом не ладил, потому что был мотом и не раз пытался занять у него денег. Но едва узнав о том, что ему удастся встретиться с Владыкой, он тут же поспешил приехать. Все бы ничего, но в шатер к Владыке вошел не он, а Хардкасл. Сам же Хантер заявил, что не желает тратить время на подобный вздор, хотя немалую часть жизни посвятил именно доказательству того, что все это вздор. Несколько непоследовательно, вы не находите? К тому же он полагал, что ему придется столкнуться с гаданием при помощи магического кристалла, а выяснилось, что речь идет о хиромантии.

– По-вашему, это была отговорка, чтобы не ходить туда? – озадаченно спросил сыщик.

– Я так подумал сначала, – ответил священник. – Но сейчас я знаю, что это была не отговорка, а истинная причина. Его действительно смутило то, что Владыка – хиромант, потому что… – Отец Браун замолчал.

– Почему? – Его собеседник нетерпеливо подался вперед.

– Потому что он не хотел снимать с руки перчатку.

– Не хотел снимать перчатку? – повторил человек с черными бакенбардами.

– Если бы он это сделал, все бы увидели, что его рука выкрашена в бледно-коричневый цвет… О да, он действительно приехал сюда из-за Владыки, и приехал подготовленным.

– Вы хотите сказать, – воскликнул Фрозо, – что коричневая рука, мелькнувшая в окне, это была его выкрашенная рука?! Но позвольте, он же все время находился рядом с нами!

– Попробуйте проделать этот трюк сами, – сказал священник. – Вы увидите, это не так уж сложно. Хантер подскочил к окну и высунулся из него. Молниеносным движением он сорвал с руки перчатку, отдернул рукав и обвил рукой колонну, одновременно схватив другой рукой индийца и закричав, что поймал вора. Я сразу обратил внимание на то, что он удерживал вора одной рукой, хотя любой здравый человек пустил бы в ход обе руки. А вторую руку, в которой был зажат камень, он держал в кармане брюк.

Долгое время оба мужчины молчали. Потом бывший френолог медленно произнес:

– Ну и дельце. Но мне все равно не все понятно. Во-первых, ваша версия не объясняет странного поведения самого старого мага. Если он был ни в чем не виноват, почему, черт возьми, он не сказал об этом прямо? Почему он так спокойно дал себя обыскать и выслушивал обвинения в свой адрес, не возмущаясь? Что же он все сидел, улыбался да туманно намекал на всякие чудеса, которые якобы может сотворить?

– Эх! – в голосе отца Брауна послышалась нотка раздражения. – Вот и вы против. Против всего, что люди не могут и не хотят понять. Все религии одинаковы, говорит леди Маунтигл. Да так ли? Есть религии, настолько различные, что одно и то же явление последователи одной посчитают худшим из грехов, а последователи другой – величайшим из благ. Я уже говорил, что не люблю духовные силы, потому что ударение в этом выражении падает на слово «сила». Я не говорю, что Владыка мог украсть рубин, он бы, скорее всего, не стал этого делать, даже если бы у него была такая возможность. Он, скорее всего, посчитал бы этот предмет не стоящим того, чтобы его воровать. Драгоценности как таковые для него не искушение, но он не смог бы устоять перед соблазном приписать себе чудеса, к которым на самом деле не имеет никакого отношения, так же как не имеет права на эту драгоценность. Сегодня он поддался этому искушению. Вот какую кражу он сегодня совершил. Ему хотелось, чтобы мы думали, будто он наделен таким удивительно мощным разумом, что одной лишь силой мысли может перемещать материальные предметы через любые расстояния и пространства. И хоть ничего подобного он не делал, Владыка не стал с нами спорить, когда мы посчитали, что он это сделал. Он не задумывался о частной собственности. У него не возникало мысли: «Стоит ли украсть этот камешек?», он подумал: «Могу ли я сделать так, чтобы некий камешек исчез и снова появился на далекой горе?» И вопрос о том, кому этот камень принадлежит, показался бы ему совершенно неуместным. Вот что я имею в виду, говоря о различии религий. Он очень гордится своей, как он это называет, «духовной силой». Но то, что он зовет духовным, не совпадает с тем, что мы считаем моральным. Духовное для него – это нечто, связанное, скорее, с разумом: власть мысли над материей; маг, подчиняющий себе стихии. Мы же видим все это по-другому, пусть даже мы не лучше его, пусть даже мы хуже. Мы – те, чьи отцы, по крайней мере, были христианами; те, кто вырос под этими средневековыми арками, будь они хоть трижды разукрашены изображениями всех демонов Азии, – мы наделены совершенно противоположными устремлениями и совершенно противоположными понятиями о стыде. Любой из нас больше всего на свете не хотел бы, чтобы кто-то подумал, будто это он взял камень. Ему же больше всего хотелось, чтобы все решили, что это сделал он, даже если на самом деле он этого не делал. Фактически он украл вину за воровство. Когда все мы гнали от себя это преступление, точно ядовитую змею, он приманивал его к себе, как заклинатель змей. Но в нашей стране змеи не считаются домашними животными! Если христианство у тебя в крови, такая проверка сразу это покажет. Вспомните, например, самого старика Маунтигла. Ты можешь быть восточен и эзотеричен сколько душе угодно, можешь вырядиться в длинные одежды, напялить на голову чалму и жить по предписаниям Махатм, но, если в твоем доме крадут драгоценный камень и подозрение падает на твоих друзей, очень скоро ты поймешь, что ты – обычный английский джентльмен, взволнованный и растерянный. Человек, который украл камень, меньше всего хотел, чтобы мы узнали, кто это сделал, потому что он тоже обычный английский джентльмен. Нет, лучше: он вор-христианин. Я надеюсь и верю, что еще он окажется вором раскаявшимся.

– Вас послушать, – рассмеялся его собеседник, – так выходит, что вор-христианин и язычник-шарлатан оказались противоположны друг другу. Один пожалел, что сделал это, а другой пожалел, что не сделал.

– Не нужно судить обоих слишком строго, – сказал отец Браун. – Английские джентльмены воровали и раньше, имея юридическую и политическую защиту. И на Востоке существуют способы прикрывать воровство софистикой. В конце концов, Алая луна Меру – не единственный драгоценный камень на свете, который переходил из рук в руки; такое случалось и с другими камнями, и не только резными, как камеи, и разноцветными, как цветы. – Сыщик вопросительно посмотрел на него, и палец священника указал на готические формы бывшего монастыря. – Эти огромные серые камни, – продолжил отец Браун, – тоже были украдены.