Текст книги "Как было на самом деле. Царь Славян в зеркалах истории"

19. О странном отношении современных историков к «Сказанию о Селиме»

Итак, мы увидели, что персидское «Сказание о Селиме» (Рассказ о Селиме-ювелире) очень интересно и приоткрывает нам скрытые приемы летописцев и вообще историков, которыми они придумывали в XVI–XVII веках принятую сегодня версию древней истории. Рассказ о Селиме опубликован в большом томе «Средневековая персидская проза» [811:1] и поставлен в самое начало книги – вторым текстом. Всего же в книге девять Сказаний. Тот факт, что «Сказание о Селиме» помещено в самом начале тома, указывает на его важность. В то же время комментарии историков к нему выглядят чрезвычайно скупо и странно. Вот полный их перечень. Сжато говорится о правителе Хадджадже (мы цитировали этот скупой комментарий выше). Затем кратко обсуждаются четыре фразы о Намазе, Пророках, о Ночи Мирдаж и потомках Пророка. И это всё!

В большом Введении к данному изданию (написанному Н. Кондыревой) «Сказание о Селиме» ВООБЩЕ НЕ УПОМИНАЕТСЯ. Зато много говорится о довольно рутинных текстах «Бахтияр-наме» и «Самак-айяр», посвященных мелким любовным, философским, сказочным, бытовым и военным сюжетам.

Комментарии к Сказанию о Селиме, имеющиеся в Интернете, также весьма краткие и сухие, см. https://sted-ats-02.livejournal.com/1312016.html.

Примечательно, что во всех этих комментариях историков ни звука не говорится, например, о весьма ярком и подробном фрагменте «Сказания о Селиме», очевидно воспроизводящем (почти дословно) историю античного царя Одиссея. А ведь этот сюжет заслуживает большого внимания. Как и почему он попал в якобы «чисто персидский текст»? Однако комментаторы молчат. Спрашивается, почему? Вероятно, причина в том, что они смутно осознают опасность для скалигеровской версии истории обнаружения подобных параллелей. Ведь тогда становятся заметными хронологические сдвиги, всплывает многослойность дошедших до нас старинных текстов, вскрывается «переодевание в местные одежды» важных событий метрополии Великой Империи XII–XVI веков. А все эти обстоятельства современные историки всячески стараются скрыть от нас.

20. Вывод. История Селима Драгоценного – это «мягкое» анти-евангелие XVI–XVII веков

Подведем итоги. Персидская история Селима Драгоценного является «мягким» анти-евангелием. В целом нейтрально и даже уважительно, но местами с оттенком насмешки, пересказывается история императора Андроника-Христа (= князя Андрея Боголюбского). Резких выпадов против Него нет, однако многие важные канонические христианские сюжеты преподнесены в сильно приземленном виде. В основном, персидский рассказ скептически, но без особой агрессии, базируется на положительных евангельских мотивах.

Глава 3. Знаменитая история Дон Жуана – это «резкое» анти-евангелие XVI–XVII веков. Издевательская пародия на Андроника-Христа = Андрея Боголюбского

1. Скалигеровская версия истории Дон Жуана

Сегодня имя Дон Жуана стало нарицательным обозначением повесы и распутника. Считается, что прототипом легендарного персонажа был якобы в XIV веке представитель одного из аристократических испанских севильских родов по имени Дон Хуан Тенорио. Википедия сообщает, что его смелые любовные и дуэльные похождения, остававшиеся безнаказанными благодаря участию в них близкого друга, кастильского короля Педро I (якобы 1350–1369 годы), долго наводили ужас на всю Севилью, пока убийство Хуаном Дона Гонсало де Ульоа, командора ордена Калатравы, не положило конец терпению. Предаваясь вместе с королем распутству и насилиям, Дон Хуан похитил дочь командора де Ульоа, убив его самого. Правосудие бездействовало, и рыцари-калатравцы решили сами наказать дерзкого убийцу. От имени молодой и красивой женщины они назначили ему свидание поздно ночью в церкви, где был похоронен командор, убили его и распустили слух, что он низвергнут в ад каменной статуей командора.

Тема «Дон Жуана» стала весьма популярной в живописи, скульптуре, театре, музыке, рис. 3.1, 3.2, 3.3 и 3.4. Существуют и другие «исторические кандидаты в Дон Жуаны», но севильская версия считается наиболее авторитетной.

Рис. 3.1. Певец Джованни Марио в образе Дон Жуана в одноименной опере Моцарта. Взято из Википедии. См. https://ru.wikipedia.org/wiki/Дон_Жуан

Рис. 3.2. Памятник дону Хуану Тенорио в Севилье. Взято из Википедии. См. https://ru.wikipedia.org/wiki/Дон_Жуан

Рис. 3.3. Дон Жуан и донья Анна на картине И. Е. Репина. Взято из Википедии. См. https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Файл: Repin_donjuan.jpg

Рис. 3.4. Дон Жуан ухаживает за красавицей. Взято из Интернета. См. https://stihi.ru/2022/01/16/1124

ПЕРВЫЙ художественный образ Дон Жуана создал Тирсо де Молина в пьесе «Севильский озорник, или Каменный гость» (около 1630 года). Основой сюжета послужила испанская история Хуана Тенорио. То есть прошло якобы около двухсот лет. В пьесе де Молина Дон Жуан гордится своими любовными победами. После ряда любовных приключений он пробирается под видом своего друга, маркиза, к его невесте донне Анне. Обман замечен. Прибежавший на крик Анны отец, командор, убит. Дон Жуан спасается бегством. Вернувшись через некоторое время в Севилью, он случайно попадает на могилу командора. Прочитав надпись на памятнике, грозящую местью убийце, Дон Жуан хватает за бороду каменную статую и приглашает ее на ужин. Та является и в свою очередь зовет Дон Жуана к себе. Верный данному слову, Дон Жуан приходит на могилу. После адской трапезы оба проваливаются под землю. В конце пьесы король велит казнить распутного Дон Жуана. Но слуга Дон Жуана сообщает, что господина уже постигла Божья кара.

Комментаторы текста Тирсо де Молина справедливо пишут: «Блистательная литературная судьба этой бессмертной пьесы Тирсо де Молина общеизвестна. В той или другой степени с ней соприкасаются имена Мольера и Гольдони, Мюссе и Ленау, Пушкина и А. К. Толстого в драматургии, Байрона, Бодлера и Блока в поэзии, Моцарта в музыке. КРИТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ПО ЭТОМУ ВОПРОСУ НЕОБОЗРИМА… Точными данными о времени написания “Севильского озорника” мы не располагаем. По наиболее аргументированным предположениям, можно считать, что комедия написана между 1619 и 1623 годами… Пьеса Тирсо переведена на множество европейских языков» [840:0b].

В семнадцатом веке появились другие варианты истории Дон Жуана, в том числе в Италии и Франции. Переделка пьесы Тирсо де Молина шла со значительным успехом на народных сценах Италии. Около 1658 года сюжет проник во Францию, где тоже появились аналогичные спектакли. Сюжет пришелся по вкусу Мольеру. Большой шум произвела его пьеса «Дон Жуан, или Каменный пир» (в русских переводах часто встречается название «Дон Жуан, или Каменный гость»). Эта комедия Мольера была написана в 1665 году, рис. 3.5. Вот некоторые подробности.

После запрета в 1664 году пьесы «Тартюф» Мольер бросает новый вызов обществу и духовенству. Он берет ПОПУЛЯРНЫЙ ВО ФРАНЦИИ сюжет о севильском распутнике Дон Жуане и создает на его основе дерзкую, по своему времени, комедию нравов. Премьера состоялась 15 февраля 1665 года в парижском театре Пале-Рояль, однако после пятнадцати представлений Мольер снял пьесу с репертуара, опасаясь нового скандала. При жизни Мольера комедия больше не исполнялась на сцене и не публиковалась. Первая публикация с цензурными изъятиями датируется 1682 годом. См. Википедию.

После Мольера легенду о Дон Жуане обработали: брат известного драматурга Тома Корнель (1677 год), в переделке которого пьеса шла на французских сценах до новейшего времени, а также актер Розимон (под псевдонимом Жан-Батист Дюмениль), перенесший в своей пьесе («Каменный гость, или Испепеленный атеист», 1669 год) действие в языческие времена, чтобы герой мог безнаказанно богохульствовать.

В восемнадцатом веке интерес к легенде возрос. К ней обратился, в частности, В. А. Моцарт. Премьера его оперы «Дон Жуан» состоялась в 1787 году в Праге. Опера сразу приобрела большую популярность и за несколько последовавших лет была исполнена в Вене, Лейпциге, Франкфурте, Мангейме, Пассау, Бонне, Варшаве, Гамбурге, Брно, Берлине, Аугсбурге, Ганновере. На рис. 3.6 показана реклама модернизированной современной «весьма вольной» постановки оперы Моцарта «Дон Жуан» в Большом театре, г. Москва.

Либретто оперы Моцарта по мотивам средневековой легенды о Хуане Тенорио написал Лоренцо Да Понте, автор либретто трех самых знаменитых, включая «Дон Жуана», опер Моцарта. Основная линия либретто – многочисленные любовные успехи Дон Жуана и его наказание. Опера «Дон Жуан» Моцарта стала, возможно, самым популярным театральным воплощением легенды.

Рис. 3.5. Мольер: Don Juan ou le Festin de pierre. Написано в 1665 году, впервые опубликовано в 1682 году. Взято из Википедии. См. https://ru.wikipedia.org/wiki/Дон_Жуан,_или_ Каменный_пир

Рис. 3.6. Сильно модернизированная постановка оперы Моцарта «Дон Жуан» в Большом театре, Москва. Взято из Интернета. См. https://www.classicalmusicnews.ru/reports/don-giovanni-bolshoi-2021/

Рис. 3.7. Иллюстрация к поэме А. К. Толстого «Дон Жуан» на литографии И. Д. Сытина и Ко. 1888 год. Взято из Интернета. См. https://онлайн-читать. рф/а-к-толстой-дон-жуан/

Рис. 3.8. Дон Жуан и статуя командора. Взято из Интернета. См. https://diletant.media/articles/45274753/ Источник: Wikimedia.Commons

Рис. 3.9. Дон Жуан и статуя командора. Фрагмент спектакля. Взято из Интернета

Согласно одной из версий старинной легенды, Дон Хуан был казнен монахами. Якобы те же монахи распространили слух о том, что он был низвержен в ад статуей командора, отца одной из соблазненных им женщин, рис. 3.7, 3.8 и 3.9. На основе этой впечатляющей истории было создано множество литературных и музыкальных произведений. Например, Глюк поставил в Вене балет о Дон Жуане. Опустим подробности дальнейших обработок легенды о Дон Жуане в XVIII–XX веках (Гофман, Гольдони, Байрон, Граббе, Пушкин, Мериме и др.). Скажем только, что их было очень много. Сюжет оставался весьма популярным. Спрашивается, почему? Ответ мы дадим.

2. Почему Дон Жуан стал столь популярен

Мы не в первый раз сталкиваемся с весьма «раскрученными» сюжетами в западноевропейской культуре, именуемыми иногда «вечными». Как мы показали ранее, например, известные Тиль Уленшпигель и Гулливер (знаменитый роман Джонатана Свифта) – это две издевательские пародии на Иисуса Христа. То есть два анти-евангелия, созданные в эпоху XVI–XVII веков. Также мы показали в книге «Доктор Фауст. Христос глазами антихриста», что знаменитая история Фауста – это тоже анти-евангелие. То есть насмешливое искажение истории Иисуса, нацеленное на раскалывание церкви и общества в эпоху западноевропейской Реформации. Той же разрушительной антиимперской идее служил и объемистый развязный «роман» Франсуа Рабле – «Гангартюа и Пантагрюэль».

Аналогично создавались некоторые знаменитые произведения Шекспира: c похожими агитационными разрушительными целями. В книге «О чем на самом деле писал Шекспир» мы показали, что такие выдающиеся шекспировские пьесы, как «Гамлет», «Король Лир», «Макбет», «Тимон Афинский», «Генрих VI», «Король Ричард III», «Генрих VIII», «Тит Андроник» (действие которых сегодня ошибочно относят в далекое прошлое и в неверные географические регионы), говорят в действительности о реальных и важных событиях XII–XVI веков, развернувшихся, в основном, в метрополии Великой Империи. То есть в Царь-Граде и Руси-Орде. Но потом об этом заставили забыть. А тогдашнее восхищение «диссидентом» Шекспиром сохранили, законсервировали и превратили в традицию. Грамотно предав забвению подлинную политическую суть дела.

Далее, как мы показали в книге «Дон Кихот или Иван Грозный», известный роман Сервантеса тоже создали как насмешку над царем-ханом Иваном IV Грозным (Василием Блаженным), правившим Великой Ордынской Империей во второй половине XVI века.

В одном ряду с этими пропагандистскими «диссидентскими» произведениями находится, как выясняется, и знаменитая история Дон Жуана. К ней мы сейчас и перейдем. Но сначала напомним нужные нам сведения об императоре Андронике-Христе, он же князь Андрей Боголюбский, он же апостол Андрей Первозванный.

3. Два категоричных противоположных взгляда: «плохой» Андроник-Христос и «хороший» Андроник-Христос

Основными источниками сведений об Андронике Комнине являются Никита Хониат [933] и Робер де Клари [729]. Обращает на себя внимание яркая двойственность в описании Андроника. Он одновременно и «плохой», и «хороший».

С одной стороны, красочно живописуются его отрицательные качества и поступки. Развратник, лицемер, жестокий правитель. Приведем лишь несколько таких сообщений Никиты Хониата. «День, когда он возвращался в город после роскошной жизни в прелестных местах Пропонтиды, нельзя было не считать самым несчастным. Казалось, не за чем иным возвращался он, как только за тем, чтобы ГУБИТЬ И РЕЗАТЬ ЛЮДЕЙ, которых подозревал в злоумышлении против себя. И точно, прибытие Андроника сопровождалось для многих лишениями и скорбями, или даже потерею жизни, либо какою-нибудь другою крайнею бедой. ПОЛОЖИВ ОДНАЖДЫ НАВСЕГДА В ОСНОВАНИЕ ДУШИ СВОЕЙ ЖЕСТОКОСТЬ И ЕЙ ПОДЧИНЯЯ ВСЮ СВОЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, этот человек считал для себя тот день погибшим, когда он не захватил или не ослепил какого-нибудь вельможу, или кого-нибудь не обругал, или, по крайней мере, не устрашил грозным взглядом и диким выражением гнева. Подобно ЖЕСТОКОМУ УЧИТЕЛЮ, то и дело поднимающему бич на детей, он… кстати и некстати ругался и от всякого неприятного для него слуха выходил из себя.

Поэтому-то люди того времени ЖИЛИ ПЕЧАЛЬНО И УНЫЛО. Многие даже во сне не находили для себя покоя, тишины и отрады, но, едва заснувши, вдруг в испуге пробуждались, увидев пред собою во сне Андроника или тех, кого этот СВИРЕПЫЙ, УПРЯМЫЙ И НЕУМОЛИМЫЙ В СВОЕМ ГНЕВЕ ЧЕЛОВЕК ПРИНЕС В ЖЕРТВУ СВОЕЙ ЖЕСТОКОСТИ…

Не было пощады и женщинам; и они не избавлялись от тяжких наказаний, напротив, и из них НЕМАЛОЕ ЧИСЛО БЫЛИ ОСЛЕПЛЕНЫ, ПОДВЕРГЛИСЬ ТЕМНИЦАМ, ГОЛОДУ И ТЕЛЕСНОМУ НАКАЗАНИЮ…

МНОГИЕ, ИЗБЕГАЯ ГНЕВА АНДРОНИКА, КАК ПОЖАРА СОДОМСКОГО, БЕЗ ОГЛЯДКИ БЕЖАЛИ ИЗ ОТЕЧЕСТВА и поселялись у соседних с Римлянами народов. И если они оставались в изгнании до смерти Андроника, они спасались и от всякой беды. Но кто теперь же возвращался в свой дом, те, хотя и не превратились в соляной столп, подобно жене Лотовой, и не сделались мертвой солью, но все же изменились И ПОГИБЛИ ЛЮТОЙ СМЕРТЬЮ.

ТАК РАЗДРАЖИТЕЛЕН, СУРОВ И ЖЕСТОК БЫЛ АНДРОНИК; НЕУМОЛИМЫЙ В НАКАЗАНИЯХ, ОН ЗАБАВЛЯЛСЯ НЕСЧАСТЬЯМИ И СТРАДАНИЯМИ БЛИЖНИХ и, думая погибелью других утвердить свою власть и упрочить царство за своими детьми, находил в том особенное удовольствие» [933], с. 407–408.

Робер де Клари еще более резок. «Он (“предатель” Андром-Андроник, как его именует Клари – Авт.) силою заставил короновать себя императором. Когда Андром был коронован, он повелел незамедлительно схватить всех тех, кто, как ему было ведомо, считал худым делом, что он стал императором, и ПРИКАЗАЛ ВЫКОЛОТЬ ИМ ГЛАЗА, И ЗАМУЧИТЬ ИХ И ПОГУБИТЬ ИХ ЛЮБОЙ СМЕРТЬЮ. И хватал всех красивых женщин, которых встречал, и насильничал над ними… И ОН СОВЕРШИЛ СТОЛЬКО ДРУГИХ ВЕЛИКИХ БЕЗЗАКОНИЙ, СКОЛЬКО НИ ОДИН ПРЕДАТЕЛЬ И НИ ОДИН УБИЙЦА НИКОГДА НЕ СОВЕРШАЛ» [729], с. 18.

В общем, абсолютно черная личность. Однако поразительно, что тот же Никита Хониат, буквально на следующей странице радикально меняет тон и начинает взахлеб восхвалять Андроника!

Вот слова Хониата. «Тем не менее, однако ж, он немало сделал и хорошего и, при всех своих пагубных свойствах, не вовсе был чужд и добрых качеств…

ОН ПОМОГАЛ БЕДНЫМ ПОДДАННЫМ ЩЕДРЫМИ ПОДАЯНИЯМИ… ОН ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ ОБУЗДАЛ ХИЩНИЧЕСТВО ВЕЛЬМОЖ И ТАК СТЕСНИЛ РУКИ, ЖАДНЫЕ ДО ЧУЖОГО, ЧТО В ЕГО ЦАРСТВОВАНИЕ НАСЕЛЕННОСТЬ ВО МНОГИХ ОБЛАСТЯХ УВЕЛИЧИЛАСЬ. Каждый, согласно со словами Пророка, спокойно лежал теперь под сенью своих дерев и, собрав виноград и плоды земли, весело праздновал и приятно спал, не боясь угроз сборщика податей, не думая о хищном или побочном взыскателе повинностей, не опасаясь, что ограбят его виноград и оберут его жатву…

От одного имени Андроника, как от волшебного заклинания, разбегались алчные сборщики податей; оно было страшным пугалом для всех, кто требовал сверх должного, от него цепенели и опускались руки, которые прежде привыкли только брать…

Он не продавал общественных должностей и не отдавал их каждому желающему за какое-нибудь приношение, но предоставлял их даром и лицам избранным… И, как говорится в видении Иезекииля, кости стали соединяться теперь с костями, члены с членами, ТАК ЧТО В КОРОТКОЕ ВРЕМЯ МНОГИЕ ГОРОДА ОЖИЛИ И ПО-ПРЕЖНЕМУ СТАЛИ БОГАТЫ.

Если же нужно сказать что-нибудь и словами псалмопевца Давида, то пустыню Андроник обратил во вместилище вод и землю безводную в источники вод. Он собрал рассеявшихся жителей и чрез то увеличил государственные доходы, потому что прекратил притеснения сборщиков податей…

Кроме того, Андроник возобновил, УПОТРЕБИВ НА ЭТО ОГРОМНЫЕ СУММЫ, старый подземный водопровод, который должен был выходить среди площади и давать воду не стоячую и вредную, но текучую и здоровую…

На восстановленные им преторские должности он избирал мужей знаменитых и лучших из сенаторов. Притом, рассылая по местам, он наделял их богатейшими дарами… От этого в короткий срок население городов возросло, земля принесла сторичный плод, жизненные припасы сделались дешевле.

Вместе с тем Андроник был доступен для всех, кто приходил жаловаться на самоуправство и насилие, не разбирал лиц и не отнимал прав у справедливого. Наравне с людьми простыми он призывал к суду и людей знатных по роду и богатству, тех и других внимательно выслушивал…

Он крайне не одобрял бывшего в то время и ныне существующего обычая спорить о божественных догматах и отнюдь не любил говорить и слышать что-нибудь новое о Боге, хотя был далеко не чужд нашей мудрости…

Он ценил образование и не удалял от себя людей ученых, а, напротив, приближал их к своему престолу, часто поощрял дарами и удостаивал немаловажных почестей. Он и небесную философию считал делом важным и ценил весьма высоко, и одобрял красноречивых ораторов и чрезвычайно уважал искусных правоведов» [933], с. 408–410, 415–416, 418.

И так далее. Мы не будем цитировать несколько страниц, на которых Хониат расточает похвалы Андронику по самым разным поводам. Трудно даже поверить, что Хониат говорит о том самом человеке, которого несколькими страницами ранее описал исключительно черными красками.

С точки зрения Новой хронологии картина вполне понятна. Речь идет об императоре Андронике-Христе, он же князь Андрей Боголюбский, он же апостол Андрей Первозванный. Он провел в жизнь крупные радикальные реформы в Царь-Граде. Они были направлены на ограничение влияния знати, расширяли возможности простого народа. Это вызвало раскол в обществе. Грубо говоря, значительная часть знати (включая даже некоторых родственников) возненавидела императора-реформатора. В итоге устроили мятеж, организовали переворот и зверски казнили императора.

С другой стороны, многие простолюдины стали обожать Андроника, восхищаться им. Возникли и столкнулись две точки зрения – «плохой» царь и «хороший» царь. Обе они и нашли отражение на страницах Никиты Хониата. Летописец аккуратно собрал дошедшие до него обрывочные сведения и честно включил их в свою Хронику. В результате и вышло так, что Андроник одновременно «очень черный» и «очень светлый».

Далее мы предъявим яркий параллелизм между жизнеописаниями Андроника и Дон Жуана. Он состоит из нескольких разделов. Начнем с «распутного фрагмента».

Основной чертой Дон Жуана считается соблазнение им многих женщин. Разные варианты легенды настаивают, что он был неудержим в этом своем стремлении. Недаром его характеризуют как неутомимого повесу и распутника, см. выше. Спрашивается, если прообразом послужил император Андроник, то есть ли в его жизнеописании аналогичная тема? Ответ таков: да, есть, причем очень яркая. Это – одна из главных черт «плохого Андроника». Никита Хониат уделяет этому много внимания.

Вот что сообщается в разделе, который мы условно назовем «Плохой Андроник». Он описывается как безудержный развратник. «Часто оставлял он город и с толпою блудниц и наложниц проводил время в уединенных местах… любил забираться, подобно зверям, в расселины гор и в прохладные рощи, и водил за собою любовниц, как петух водит куриц или козел – коз на пастбище. Как Вакх ходил в сопровождении Тиад, Совад и Менад, так ходил и он, в сопровождении своих любовниц и только что не одевался в кожу оленя и не носил женского платья шафранного цвета.

Придворным своим, только немногим и то самым приближенным, он показывался лишь в определенные дни и как бы сквозь завесу; а певицам и блудницам у него всегда был открытый доступ: их он принимал в любое время… Он был епикуреец и последователь Хризиппа, ЧЕЛОВЕК КРАЙНЕ РАЗВРАТНЫЙ И ДО НЕИСТОВСТВА ПРЕДАННЫЙ СЛАДОСТРАСТИЮ. Он явно подражал Геркулесу в растлении им пятидесяти дочерей одного только Фиеста; но так как не имел столько же сил для сладострастия, то… прибегал к пособию различных мазей и к изысканным снадобьям, чтобы укрепить свои детородные члены. Он ел даже нильское животное, очень похожее на крокодила и называемое скингесом, которое обыкновенно в пищу не употребляется, но имеет свойство раздражать и возбуждать похоть» [933], с. 405–406.

Историк Ш. Диль в своем труде по истории Византии резюмирует: «Что губило его окончательно – это его страсти. “Как бешеный конь” бросался он во все приключения со спокойной дерзостью, с полным пренебрежением к общественному мнению, к общественным условностям. Попадалась ли ему на пути красивая женщина или просто он слышал о таковой, он не медля в нее влюблялся и, чтобы овладеть ею, пускал в ход всякие средства. И так как это был чаровник, он, по-видимому, никогда не встречал сурового отпора. ПО КОЛИЧЕСТВУ И ЯРКОМУ РАЗНООБРАЗИЮ СВОИХ ЛЮБОВНЫХ ИНТРИГ АНДРОНИК КОМНИН НАПОМИНАЕТ ДОН ЖУАНА, а оттенком развращенности, каким окрашено большинство его похождений, он олицетворяет тип “знатного сеньора, злого человека”. Однако при случае этот искатель новых ощущений, изменчивый, ветреный и лживый, оказывался способным к постоянству и верности.

Старея, с годами, он сделался ужасным» [248:1], Часть II. Глава IV. «Романтические похождения Андроника Комнина».

Таким образом, Шарль Диль в XIX веке указал на возможное соответствие между императором Андроником и Дон Жуаном. Скорее всего, Шарль Диль не осознавал всю глубину и значение нащупанного им параллелизма. Он не понял масштаба проблем, роли дубликатов и диссидентских пародий в скалигеровской хронологии, поскольку сам был убежденным скалигеровским историком. Тем не менее правильно «почувствовал» важный параллелизм. Но дальше не пошел.

Мы видим, что двойственное отношение к императору Андронику породило две ветви литературы. Одна из них, весьма уважительная, основывалась на «хорошем» Андронике, а вторая, скептическая, – на «плохом» Андронике. Уважительная версия наиболее ярко прозвучала в Евангелиях, окончательный вариант которых был изготовлен в XIV–XV веках, в среде апостольских христиан, преклонявшихся перед Андроником-Христом. Кроме того, среди обнаруженных нами БОЛЕЕ ЧЕМ СТА ДВАДЦАТИ ДУБЛИКАТОВ-ОТРАЖЕНИЙ АНДРОНИКА бо́льшая часть написана в положительном или нейтральном ключе.

Второе направление, отрицательное, породило несколько насмешливых и даже издевательских пародий на Андроника-Христа (Уленшпигель, Фауст, Гулливер). Как выясняется, еще одна такая средневековая пародия – это «развратный» Дон Жуан. Например, Мольер так характеризует Дон Жуана (словами его слуги Сганареля): «Мой господин Дон Жуан – это величайший из всех злодеев, каких когда-либо носила земля, чудовище, собака, дьявол, турок, еретик, который не верит ни в небо, ни в святых, ни в бога, ни в черта, который живет как гнусный скот, как эпикурейская свинья, как настоящий Сарданапал, не желающий слушать христианские поучения и считающий вздором все то, во что верим мы… В брак ему ничего не стоит вступить: он пользуется им, как ловушкой, чтобы завлекать красавиц, он тебе на ком угодно женится. Дама ли, девица ли, горожанка ли, крестьянка ли, – он ни одной не побрезгает, и если бы я стал называть тебе всех тех, на ком он женился в разных местах, то список можно было бы читать до вечера».

Здесь западные диссиденты тоже использовали негативные источники, написанные врагами Христа. В основном, врагами-современниками были, как мы говорили, представители знати XII века, обиженные на императора. Тем самым реальная «биография» Андроника «раздвоилась» на положительную версию (например, Евангелия и другие «светлые» отражения) и отрицательную версию. Со временем обе версии независимо развивались, оторвались от оригинала и начали жить своей собственной жизнью. Через какое-то время их истоки были прочно забыты. И люди стали искренне восхищаться Фаустом или осуждать Дон Жуана, не понимая, что на самом деле рассуждают об «бумажных отражениях» одного и того же персонажа далекого XII века.