Текст книги "Солдат, не спрашивай"

Глава 19

– Вас рекомендовал командующий Вессель, – сказал он, предложив мне сесть. – А это довольно необычно.

В этом человеке чувствовалась власть. До этого только у одного человека я встречал такой же все подчиняющий взгляд. Его глаза были глазами Торквемады, главы Инквизиции в древней Испании.

В первый момент я растерялся. Точно так же, как и тогда, когда очнулся после обморока в Индекс-комнате. У этого человека не было видно слабостей и у меня мелькнула мысль о поражении, если я попытаюсь управлять им.

Но так как каждое из тысяч интервью, которые я брал, было рискованно, и я уже свыкся с такой опасностью, мой язык начал автоматически:

– ...в величайшем сотрудничестве с командующим Весселем и его людьми на Новой Земле, – сказал я. – Я оценил его...

– Я тоже, – перебил меня резко Брайт. Его глаза сжигали меня. – В противном случае, вы не получили бы аудиенции. Работа Правителя оставляет мне очень мало свободного времени. Ну, что же вас интересует?

– Я хотел бы, – начал я, – представить Френдлиз в наилучшем свете перед человечеством 14 миров.

– Чтобы еще раз доказать вашу лояльность Кодексу?

– В общем-то да. Знаете, я очень рано осиротел и моей сокровенной мечтой было работать в Службе Новостей...

– Не тратьте моего времени, ньюсмен! – тяжелый голос Брайта прервал меня на середине предложения. – Что ваш кодекс для меня, который движется по пути божественного слова?

– Каждый из нас движется по своему собственному пути, – возразил я.

Он застыл, придвинувшись ко мне.

– Если бы не мой Кодекс, я не был бы здесь, – продолжал я. – Возможно, вы не знаете, что случилось со мной и моим шурином на Новой Земле?

– Знаю, – это было сказано без признаков милосердия. – Вы, ньюсмен, были наказаны за свою самонадеянность. – Его губы растянулись в кривой усмешке. – Насколько мне известно, ньюсмен Олин, вы не принадлежите к Помазанникам Божьим?

– Нет?

– У тех из нас, кто следует божественному слову, есть немало причин совершить какое-нибудь действие из ненависти, невзирая на собственные интересы. Ну, а в безбожниках какая может быть ярость, кроме как на самих себя?

Я растерялся.

– Вы насмехаетесь над нашим Кодексом Ньюсмена, потому что он не ваш? – выпалил я через мгновение.

Усмешка исчезла с лица священника.

– Бог не выбрал бы дурака Старейшиной Совета наших Церквей. Ты должен был подумать об этом, перед тем как ехать на Гармонию. Но в любом случае, ньюсмен, теперь ты это уже знаешь.

Я взглянул на него, почти ослепленный озарившим меня пониманием. Я понял, как можно использовать этого человека. Его слабостью была его же сила. Тот софизм, который вывел его в правители этих людей. Тот фанатизм, который наносил ему так много вреда во встречах с лидерами других миров, поскольку из-за него он во все вмешивался. Хотя недобрые яростные глаза, сверкающие на фоне черной одежды различали всего лишь два цвета – черный и белый, тем не менее их владелец претендовал на роль политика. И поэтому я решил действовать с ним, как с политиком.

Как политика, я мог бы вынудить его совершить политическую ошибку.

– Думаю, что мне здесь делать больше нечего, – сказал я растерянным тоном. – Полагаю...

– Уходите? – голос священника прозвучал как выстрел. – Но разве я сказал вам, ньюсмен, что интервью закончено? Садитесь!

Поспешно сев, я постарался выглядеть бледным и думаю, что преуспел в этом, так как все время понимал, что хотя я и разгадал этого человека, это все же был еще лев, в клетке которого я продолжал находиться.

– Теперь, – сказал он, вглядываясь в меня, – что вы в действительности хотите получить от нас?

Я поджал губы.

– Говорите! – приказал Брайт.

– Совет... – пробормотал я.

– Совет? Совет наших Старейшин? Что ты хочешь, ньюсмен, знать о нашем Совете?

– Вы меня... не так поняли, сэр, – выдавил я из себя, глядя в пол. – Я имел в виду Совет Ньюсменской Гильдии. Я хотел бы получить там место... И вы, френдлизцы, можете стать причиной, из-за которой мне откроется туда дверь. После того, что случилось с Дэйвом, моя совместная работа с Весселем доказала, что я могу действовать без предубеждений... А если я и в дальнейшем буду придерживаться такой линии, то...

Я умолк и медленно взглянул на Преподобного Брайта. Он смотрел на меня с жесткой улыбкой.

– Ну что ж, твоя исповедь мне понравилась, – сказал он. – Думаю, что мы поможем тебе, – его глаза Торквемады мимолетной улыбкой приветствовали меня.

Внезапно на столе раздался зуммер видеофона. Элдер Брайт нажал на кнопку и повернулся к экрану, на котором возникло лицо пожилого человека.

– Вы приказали мне выяснить, Старейшина... – начал было он, но Брайт жестом остановил его и, посмотрев на меня, указал головой на дверь кабинета. Я встал и вышел в приемную. Минут через пять секретарь снова пригласил меня зайти.

Брайт стоял за столом.

– Ньюсмен, – сказал он грубо, – меня предупредили, что члены Совета вашей Гильдии после событий на Ориенте настроены враждебно к нам, к людям миров Френдлиза. И скорее всего, ваши репортажи могут и не увидеть свет! А если это так, то какая же нам от вас, ньюсмен, польза?

– Но я... я не говорил, что буду восхвалять ваш народ, сэр. Мне достаточно объективно осветить жизнь простых тружеников, простых людей ваших миров!

– Да, – кивнул он головой. – В этом что-то есть! Тогда пойдем и посмотрим на наших людей.

Брайт вышел из комнаты и по эскалатору провел меня в гараж. Мы сели в машину и куда-то поехали.

– Смотрите, – сказал священник, когда мы проезжали через какой-то небольшой городок. – Мы с муками выращиваем на наших каменистых почвах всего один урожай в год. И для того, чтобы наш народ не голодал, мы вынуждены закупать продовольствие на других планетах. А для того, чтобы достать на это денег, мы вынуждены продавать своих юношей в солдаты. А что обезображивает их юные души, когда они отправляются на другие миры, чтобы принять участие в чужих войнах?

Я повернулся и увидел, что его глаза впились в меня.

– Отношение... к ним, – сказал я как можно растерянней.

Брайт рассмеялся.

– Отношение?! Оставь простые слова, ньюсмен! Не отношение, нет... гордость! ГОРДОСТЬ!!! Худые, искусные лишь в труде и владении оружием они для тех, кто их нанимает, всего лишь грязный убойный скот! И я тебя спрашиваю, ньюсмен, что им остается? Им остается только гордость, чтобы защищать себя!

Он печально улыбнулся.

– Вот что ты можешь увидеть здесь! Но что ты сможешь сделать своими статьями на других мирах? Научить скромности и гостеприимству тех, кто нанимает Детей Божьих?

Он вновь насмехался надо мной. Но я уже изучил его достаточно, чтобы не обращать на это внимания.

– Думаю, сэр, что если бы миры внезапно узнали, что ваши люди, Старейшина, более терпимы – не интересны, нет, а просто терпимы, то отношение к ним могло бы в корне измениться, – сказал я и посмотрел прямо в глаза старику.

Брайт отвел свой взгляд и, посмотрев в окно, вдруг приказал водителю:

– Остановись!

Мы находились в маленькой деревеньке. Одетые в черное люди двигались между одноэтажных бараков, сделанных из резины – временных строений, которые на других мирах теперь уже редко использовались.

– Где мы? – поинтересовался я.

– Этот город называется «Поминание Господа», – ответил Брайт и открыл дверцу машины. – Кстати, ньюсмен, к нам направляется тот, кто очень хорошо вам знаком!

Действительно, фигура в военной форме приближалась к нам. Когда она подошла к машине и остановилась, я узнал в ней Джаймтона Блека.

– Здравствуйте, сэр, – поприветствовал он отца Брайта.

– Да снизойдет на тебя благословение Господа нашего, – сказал в ответ Глава Объединенных Церквей. И не поворачиваясь ко мне, произнес:

– Надеюсь, ньюсмен, что вы узнали этого человека. Так вот, я хотел бы... Форс-лидер, – обратился он к Блеку, – вы видели этого человека дважды. Первый раз, когда просили руки его сестры, и еще раз, на Новой Земле, когда он хотел получить пропуск для своего помощника. Что вы можете сказать о нем?

Глаза Джаймтона сузились, вглядываясь сквозь полумрак кабины в меня.

– Только то, что он любил свою сестру и хотел для нее лучшей жизни, чем я мог бы ей предложить, – спокойным, как и его лицо, голосом произнес офицер. – Он хотел спасти своего шурина... – Джаймтон повернулся к Брайту и сказал:

– Я верю, что он честный человек, Старейшина.

– Я не спрашиваю вас, во что вы верите, – взорвался Брайт.

– Как хотите, – пожал плечами Джаймтон.

Я почувствовал ненависть к этому человеку. Ненависть, которая вот-вот разорвет меня, несмотря на такие неподходящие обстоятельства. Ярость к этому спокойному человеку. Не только потому, что он только что рекомендовал меня, как честного и хорошего человека, но и потому, что в его лице было еще что-то, чего я никак не мог разобрать. Но тут я понял он не боялся Брайта! А я – боялся! Хотя я и был ньюсменом с авторитетом Гильдии за плечами, а он простой офицер перед своим главнокомандующим, верховным военным вождем двух миров... Как он мог? И затем я вновь понял это. И сцепил свои зубы от ненависти и раздражения. Джаймтон ничем не отличался от того лейтенанта, который отказался выдать пропуск Дэйву. Тот офицер готов был повиноваться Брайту, который был Старейшиной, но ни в грош не ставил Брайта как человека.

Таким же образом Брайт держал жизнь Блека в своих руках, но держал только меньшую ее часть.

– Ваш отдых здесь окончен, форс-лидер, – резко сказал Брайт. – Скажите своей семье, чтобы отправили ваши вещи в столицу, и присоединяйтесь к нам. Я назначаю вас в помощь этому ньюсмену. Мы присваиваем вам чин капитана, чтобы сделать эту должность более привлекательной.

– Сэр! – безэмоционально произнес Джаймтон, четко щелкнув каблуками и наклонив голову.

* * *

Когда мы возвратились, Брайт приказал Джаймтону ознакомить меня с ситуацией на Френдлизе и достопримечательностями этих двух планет. После короткого осмотра столицы я вернулся в отель. Это требовало выдержки видеть постоянно возле себя Блека, официально поставленного, чтобы помогать мне, а неофициально – чтобы шпионить. Тем не менее, я ничего не сказал об этом, а Джаймтон тоже молчал. Это странное соседство двух людей, прогуливающихся по городу и не говорящих друг с другом, было вполне объяснимо, поскольку между нами стояли Эйлин и Дэйв.

Тем не менее, меня время от времени приглашали к Брайту. Он встречал меня более или менее приветливо, интересовался, как я вхожу в курс событий, и вообще, он выглядел все более и более доброжелательным. Я понимал его. Он хотел как можно полнее использовать меня, ньюсмена, в деле рекламы своего народа.

День за днем, интервью за интервью, он становился в беседах со мной все доверчивее и мягче.

– Что любят больше всего читать на других планетах, ньюсмен? – спросил как-то Брайт. – Точнее, о чем они больше всего любят слушать?

– О героях, конечно, – ответил я. – Вот почему Дорсай имеет такую популярность... И вот почему другие миры, и в том числе Экзотика, так охотно нанимают их.

Днем позже он снова вернулся к этому разговору.

– Что делает людей героями в глазах общественности?

– Обычно это происходит на войне. Вот, например, если равное количество ваших солдат встретится с тем же числом дорсайцев и разобьет их, то...

Наступила тишина, так как меня остановил взгляд Элдера Брайта.

– Ты что, считаешь меня дураком? – рявкнул он. – А может быть, ты сам дурак? – Он долго смотрел на меня. Я молчал. Наконец, он кивнул головой и тихо, как бы про себя, произнес:

– Все верно... этот ньюсмен – глупец!

Затем Глава Объединенных Церквей встал и указал мне на дверь. На этом наше интервью закончилось.

Не думаю, чтобы он посчитал меня дураком. Все было гораздо сложнее.

Это был момент, когда я сделал свое предложение. Но я так и не понял, что означала эта его такая необычная реакция. И это беспокоило меня. Мое упоминание о дорсайцах не могло быть таким впечатляющим. Я хотел было спросить об этом Джаймтона, но решил, что мудрее будет немного подождать.

Наконец настал тот день, когда Брайт задал вопрос, который он рано или поздно обязан был задать.

– Ньюсмен, – сказал он, – ты как-то говорил, что героями становятся, победив прежних, признанных героев. Ты упомянул при этом, как пример, прежних героев в общепринятом мнении: Дорсай... и Экзотику.

– Да, Старейшина.

– Но эти безбожники с Экзотики, – медленно выговаривал он слова, будто пробуя их на язык, – они ведь используют наемные войска. А что толку разгромить наемников? Даже если это легко и возможно!

– Но почему бы вам не рискнуть, – спросил я. – Такого рода победа могла бы создать вам благоприятное общественное мнение. Правда, для встречи с Дорсаем Френдлиз еще не вполне подготовлен...

Он тяжело взглянул на меня.

– А с кем мы могли бы рискнуть? – потребовал он.

– Ну... всегда есть небольшие группы людей, которые хотят что-то изменить. Скажем, если небольшая инакомыслящая группа наймет ваших солдат для свержения конституционного правительства... Конечно, я не хотел бы, чтобы повторилась ситуация с Новой Землей...

– Мы получили деньги, и нас не касается, кто выиграл в той грязной войне, – раздраженно бросил Брайт. – Разве мы не придерживались Кодекса Наемников?

– Да, но силы противников на Новой Земле были примерно равны. И вот, если бы вы оказали помощь крохотному меньшинству против всей государственной машины... Скажем, что-то подобное борьбе шахтеров Коби против шахтовладельцев!

– Что? Коби? – Брайт в задумчивости начал мерить шагами свой кабинет.

– Как ни странно, ньюсмен, но я уже получил подобную просьбу о помощи, причем на совершенно выгодных условиях, от группы...

Он снова сел за стол и внимательно посмотрел на меня.

– От группы, подобной Коби? – сказал я невинно. – Уж не сами ли шахтеры взывают о помощи?

– Нет, не шахтеры!

Брайт помолчал, затем встал и подошел ко мне.

– Мне сказали, что вы собираетесь покинуть нас, ньюсмен.

– Я?

– Не думаю, что меня не правильно проинформировали, – почти весело проговорил он. – Мне сказали, что сегодня вечером вы улетаете на Землю. Вы что, уже купили билет?

– В общем... да, – кивнул я головой, изображая растерянность. – Как это я мог запамятовать? Неужели я не сказал вам об этом, сэр?

– Доброго пути, ньюсмен, – протянул мне руку Брайт. – Я очень рад, что мы смогли достичь с вами понимания. Можете рассчитывать на меня в будущем. Думаю, что в следующий ваш приезд на Гармонию мы лучше встретим вас?

– Благодарю, – просиял я.

– До свидания, ньюсмен.

Мы снова пожелали друг другу всего наилучшего, и я отправился в отель. Мои вещи были уже упакованы. На столе лежал билет на вечерний лайнер.

И вот, пятью часами позже, я находился уже в космосе, на пути к Земле.

А еще пятью неделями позже движение «обывателей» на Святой Марии, тайно обеспеченное людьми и снаряжением с Френдлиза, совершило быстрый и кровопролитный переворот, заменив законное правительство лидерами Голубого Фронта.

Глава 20

На этот раз я не просил встречи с Пирсом Лифом. Он сам вызвал меня.

Когда я шел по коридорам «И. Н. С.» и подымался по эскалатору к его кабинету, головы одетых в гильдийскую униформу людей поворачивались, провожая меня взглядами.

За три года, прошедшие после того, как лидеры Голубого Фронта захватили власть, многое изменилось для меня.

Я получил свой час мучений от встречи с сестрой. И каждый раз, когда я вспоминал про это, с новой силой вспыхивали мои боль и сожаление. Чтобы отомстить за все, я предпринял два действия – на Святой Марии и на Гармонии. Я привел свою месть в движение. Эти три года действительно изменили меня. Поэтому-то Пирс Лиф и вызвал меня. За эти три года сила моего знания стала полной в такой мере, что по сравнению с ней та, что была у меня, когда я говорил с Брайтом, казалась мне слабой, хрупкой, словно только что родившейся. Я грезил местью, клинком в руке, который вершит правосудие. То, что я сейчас в себе ощущал, было неизмеримо сильнее, чем какое бы то ни было прежде чувство, сильнее, чем желание есть и пить, чем желание любить или жить.

Тупицы те, кто думает, что человека удовлетворит здоровье, женщины или горячительные напитки. Эти вещи мелки по сравнению с величайшей из страстей, которая поглощает все силы, надежды, страхи и мечты, которая, не найдя выходя, иссушает мозг. Эта страсть – жажда мести! Глупцы, кто думает иначе. Ни живопись, ни музыка, ни молитва не могут доставить такой радости, как свершение этой страсти. Пожалуй, с ней можно было бы сравнить радость тех, кто строил Парфенон или сражался, защищая родной дом в Фермопилах. Владеть собой – использовать себя как оружие в собственных руках – и так создавать или разрушать, как никто больше не сможет воздвигнуть или разрушить – это и есть величайшее удовольствие, которое доводилось знать только богам или демонам!

Это и вошло в меня за эти два или чуть более года.

Я грезил держать молнии в руках над 14 мирами и подчинять их своей воле. Теперь я держал их! Мои возможности усилились. Я предугадывал поступки таких людей, как Вильям с Сеты, Блейк с Венеры и Сейона, преподобный отец с миров Экзотики – всех тех, чьи движения и колебания делали межзвездную политику – и я читал их результаты совершенно ясно. И с этим знанием я направлялся туда, где эти события ожидались. И описывал их, словно они уже случались, хотя все еще было впереди. Поэтому-то мои коллеги по Гильдии и считали меня полудьяволом или полупророком.

Но я ничего не говорил им. Свои секреты я держал при себе, согреваемый предвкушением мести, чувством клинка, сжатого в руке инструмента моего РАЗРУШЕНИЯ!

И вот кабинет Пирса Лифа. Сам он стоял у двери, ожидая меня, хотя я был только еще на подходе. Шеф пожал мне руку, провел к столу и усадил.

Затем налил в стаканы виски и произнес:

– Ты слышал, Там, что Морган Шу Томпсон умер?

– Да, – кивнул я. – И место в Совете освободилось!

– Да, – подтвердил Лиф. И добавил, отвернувшись от меня:

– Он был моим старым другом.

– Я знаю это. Думаю, что это был очень тяжелый удар для вас, сэр.

– Мы одногодки... – устало проговорил Лиф и немного виновато улыбнулся мне. – Я полагаю, что ты ожидаешь, что я выдвину твою кандидатуру в Совет?

– Ожидаю, сэр, – сказал я, – но думаю, что члены Гильдии могут сделать это, даже если вы этого не захотите!

Лиф кивнул головой.

– Около трех лет назад, – сказал он, – ты приходил сюда с предсказанием. Ты помнишь его?

Я улыбнулся.

– Ты мог бы забыть это... – покачал головой старик. – Ну, уж ладно, Там... – он остановился и тяжело вздохнул. Он, казалось, подыскивал слова. Но я был уже достаточно умудрен опытом. Я просто ждал. – Мы оба наблюдали события, и мне кажется, что оба были правы... и не правы!

– Не правы? – удивился я.

– Да, – сказал шеф. – Это была твоя теория, что Экзотика намерена разрушить культуру Френдлиза. Но взгляни, как все сейчас повернулось?

– Как? Например?

– Ну, – удивился Лиф, – неужели тебе не ясно, что фанатизм Френдлиза своего рода защитная реакция на отношение к ним тринадцати миров, населенных человечеством. Это должно быть понятно. Но любой здравомыслящий человек не стал бы обвинять Экзотику в разжигании этих предубеждений против Френдлиза. Не так ли?

– Целиком с вами согласен, сэр.

– Когда ты пришел ко мне и сказал, что Экзотика намерена стереть с лица земли культуру Френдлиза, я сначала тебе не поверил. Но после того, как Френдлиз поддержал войсками и снаряжением переворот на Святой Марии, вотчине Экзотики, я понял, что между этими мирами что-то происходит.

– ???

– Но Голубой Фронт продержался недолго...

– Хотя и казалось, что его поддерживают массы, – вставил я.

– Да, да, – Пирс не осудил мое нетерпение. – Дело в том, что лидеры Голубого Фронта оказались недальновидны. Все дело было основано только на глотках активистов Голубого Фронта. Оказалось, что Св. Мария не может развиваться самостоятельно. Она финансово, да и рядом других пут, связана с богатыми мирами Экзотики. И как только Экзотика перестала оказывать помощь Св. Марии, Голубой Фронт пал!

– Это сейчас понятно любому, – согласился я.

– Но вы знали это еще раньше, – воскликнул Лиф. – Не говорите мне, что вы не предвидели этого с самого начала, Там. Но то, что я не предвидел... и вероятно не предвидели и вы, это оккупацию Св. Марии войсками Френдлиза с требованием законному правительству оплатить услуги и помощь, предоставленные в свое время Голубому Фронту. Но между Святой Марией и Экзотикой существует договор, а это значит, что Экзотика должна заступиться за свою союзницу.

– Я предвидел и это...

Он недоверчиво взглянул на меня.

– Предвидели? Тогда как вы могли подумать, что Экзотика что-то затевает против Френдлиза? Похоже, что Френдлиз постоянно вступает в конфликт с Экзотикой. Вспомни, как и со Святой Марией, у Экзотики был договор о взаимной помощи с Новой Землей. Поэтому-то она и вступила в тот конфликт.

Лиф встал и посмотрел в окно.

– Сейчас на Св. Марии зима. Но весной многотысячный экспедиционный корпус с Экзотики высадится на этой планете. Думаю, что начнется резня. Брайт не пошлет оккупационным войскам подкреплений. То, что Экзотика спустила на Новой Земле, того она не спустит у себя под боком, в своей звездной системе. А это значит, что Брайту ничего не останется делать, как обратиться за помощью к Сете, Нептуну и всем другим «жестким» мирам, чтобы как-то противостоять Экзотике. И что ты сейчас скажешь на это? Ты понимаешь, что я имел в виду, когда говорил, что ты был прав и не прав одновременно?..

Лиф в волнении даже не заметил, как перешел на «ты». Но я его не перебивал.

– ...ты был прав в предсказании вендетты между Френдлизом и Экзотикой... и не прав... ты видишь, почему, ПОЧЕМУ ты был не прав?

Я свободно откинулся назад, прежде чем ответить.

– Да, – кивнул я. – Вижу. Это не Экзотика хочет уничтожить Френдлиз. Это Френдлиз хочет уничтожить Экзотику!

– Точно! – воскликнул Лиф. – Здоровые и узкоспециализированные знания Экзотики олицетворяют миры свободных контрактов, которые имеют равновесие, действуя в союзе со всеми свободными мирами, образуя снопы пшеницы, которые жесткие миры не могут сломать! Если Экзотика будет разгромлена, баланс сил между этими двумя группировками будет нарушен. Только такое равновесие позволило стоять нашей старушке Земле в стороне от обеих групп.

Хотя мы и тяготеем к мирам свободного контракта, это для непосвященного наблюдателя не так заметно. Теперь же мы будем вынуждены официально примкнуть к одной из групп и таким образом поставим нашу Гильдию под ее контроль. А это будет означать, что придет конец беспристрастности «Ньюс Сервис».

Он умолк и выжидательно посмотрел на меня.

– Ты знаешь, что за группа достанется нам, если победит Френдлиз? – спросил он. – Группа «жесткого» контракта! Поэтому я хотел бы посоветоваться с тобой... что мы в Гильдии... должны сейчас предпринять?

Я взглянул на него и задумался. Но в действительности в это время я упивался своей местью. Здесь была цель, которую я вынашивал, лелеял, и вот настало время Гильдии всем своим авторитетом и влиянием стать на мою сторону! Я дал шефу немного подождать моего ответа и медленно произнес:

– Если Френдлиз может уничтожить Экзотику, то возможно, что и Экзотика может уничтожить Френдлиз! В любой ситуации, подобной этой, поражение каждой из сторон равновероятно. Теперь же без компромисса с нашей беспристрастностью я мог бы полететь на Святую Марию для разведки, что позволило бы нам глубже проникнуть в ситуацию. Это поможет сделать выбор!

Пирс вгляделся в меня, его лицо побледнело.

– Что ты подразумеваешь под словами «сделать выбор»? Мы не можем сейчас открыто встать на сторону Экзотики! Мы ведь об этом?

– Нет! Просто я мог бы выяснить кое-какие детали, которые позволили бы нам занять в этом конфликте преимущественную позицию. Я ничего не вижу ясно в этом конфликте, а вы ведь спросили меня, сэр, что нам необходимо предпринять?

Он заколебался. Его руки немного дрожали. Это позволило мне догадаться о том, что он думает. Это было колебание между двумя поступками: беспристрастностью Гильдии и необходимостью поддержать свободные миры в их борьбе с «жесткими».

Внезапно раздался зуммер и Лиф нажал кнопку видеофона. На экране возникло лицо Тома Лассери, его секретаря.

– Сэр, – сказал Том, – вызов с Абсолютной Энциклопедии. Для ньюсмена Олина. От мисс Лизы Кант. Она говорит, что дело чрезвычайно важное.

Пирс вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул головой.

Тогда шеф переключил какой-то тумблер, и на экране видео возникло лицо Лизы.

– Там! – воскликнула она без приветствия. – Там, приезжай быстрее! Марк Торр ранен убийцей! Он умирает и хочет поговорить с тобой... с тобой, Там. О, Там, поспеши!

– Еду! – воскликнул я.

И я вышел. Не было времени спрашивать себя, почему я откликнулся на ее вызов. Звук голоса этой девушки оторвал меня от кресла. И я... пошел на ее зов.