Текст книги "Омен. Конец Черной звезды"

Глава 16

Его час пробил. Все, что было предначертано, должно осуществиться. Чему быть, тому не миновать. Оставалось разыграть финальную сцену.

Облаченный в черную сутану, Дэмьен преклонил колени перед алтарем в часовне. Он молился вслух.

– Отец, вот и пришло наше время, – тихо вымолвил юноша. – И очень скоро я воссяду по Твою левую руку. Финал не за горами, людишки со дня на день разожгут пламя, которое поглотит все и вся. Твое низвержение в бездну будет отмщено, и твари, явившиеся на свет по воле Бога, сгинут навсегда. Они собственными руками вырыли себе могилу, создав оружие, которое их же и уничтожит. Такую развязку легко можно было предугадать.

С тех самых пор, как Адам соблазнил Еву и Каин поднял камень на брата своего, такой финал был неизбежен. Назаретянин попытался что-то изменить, но явно просчитался. «Возлюби ближнего своего», «как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними…» А они погрязли в грехе, злобе и ненависти, и скоро тьма во веки веков покроет землю.

И я возрадуюсь. Отец, я возблагодарю Тебя за то, что дал мне силы довести все до конца. Власть Назаретянина слабеет. Я тоже знавал поражения, да сгниют на небесах души тех, кто предал меня!

Но пламя войны сотрет с лица земли все живое, и воцарится мир мертвых. Ты отомстишь сполна. – Дэмьен протянул руку и коснулся черепа своего отца, взиравшего на сына пустыми глазницами. – Пусть разгорится пожар войны! – с пафосом воскликнул Дэмьен, поднимаясь с колен.

По всему свету ученики запрокидывали головы, вперив долгие взгляды в небеса. Лишь немногие счастливцы доподлинно знали, что вскоре присоединятся к своему кумиру, будучи очевидцами последних событий, другие же – просто возносили молчаливые молитвы. И те, кому суждено было стать очевидцами, выходили на дороги, двигаясь прочь из городов.

Джеку Мейсону снилось, будто его руки прикручены к кресту толстенными веревками, а ноги повисли в воздухе.

И даже во сне Джек помолился, обрадовавшись тому, что его руки привязали веревками, а не прибили гвоздями, как Иисусу. Этой пытки он бы не вынес.

У подножия креста кто-то стоял. Джек открыл глаза. Обнаженная женщина. Сначала ему показалось, будто рядом – его первая жена, но это оказалась Анна. Улыбаясь, она смазывала его тело каким-то снадобьем. Но прикосновения ее пальцев не приносили облегчения. Наоборот, тело горело, как в огне. Мейсон попробовал было протестовать, но слова застревали в горле, а Анна, приблизив к нему свое лицо и хихикая, укусила Джека за губу, так что по его подбородку заструилась кровь.

Он отпрянул, испуганно уставившись в пустоту и тьму, однако ничего не смог там разглядеть. Тогда Джек попытался было вспомнить слова псалмов, но и это не удалось ему. Закрыв глаза, он постарался уснуть, но сон не шел. Почувствовав запах воска, Джек начал думать о Спасителе, однако божественный образ ускользал. Тогда Джек забыл и Его имя.

И тут снова появилась Анна, запах воска обострился. В руке она сжимала прут для клеймления. Кончик его был раскален.

Она помедлила мгновенье и – теперь без тени улыбки – ткнула раскаленный металл в его лицо. Джек взвыл от боли и резкого запаха плоти. Так пахнет пережаренная свинина. У него потекли слюни, которые Джек не мог остановить. Они смешивались с кровью из прокушенной губы…

…Мейсон проснулся, с головы до ног покрытый липким холодным потом. Лоб горел, невыносимая боль пронизывала виски. Мейсон дрожал как осиновый лист. Кое-как поднявшись, он побрел в душ.

Когда струи воды коснулись его, Джек с остервенением начал драить кожу так, будто вся она была покрыта жирным слоем, который никак не смывался. Мейсон опасался взглянуть в зеркало. Он боялся, что увидит на своем лбу клеймо.

Запястья ныли и саднили. Собрав всю свою волю, Мейсон попробовал сосредоточиться, припоминая предупреждение Джорджа насчет галлюцинаций. Еще посмотрим, чья возьмет.

Джек несколько минут стоял перед запотевшим зеркалом, не решаясь открыть глаза. Наконец, Мейсон протер ладонью стекло, и на короткое мгновение ему показалось, будто на лбу алеет клеймо. Тогда Джек насухо вытер зеркало и взглянул снова. На него уставилось его собственное, встревоженное отражение – и без клейма на лбу! Воспрянув духом, Мейсон улыбнулся и поблагодарил Всевышнего.

До утра Мейсон проспал без сновидений и кошмаров, а на рассвете его разбудил телефонный звонок. Это оказался его литературный агент. Гарри звонил из Нью-Йорка, где в это время стояла глубокая ночь. «Что там стряслось, почему он звонит на заре», – спросонья подумал Мейсон.

Гарри беспокоил Мейсона вовсе не из-за романа. Никакие книги не имели теперь значения. Китайцы напали на Россию, и Гарри хотел от Мейсона только одного: чтобы тот первым же рейсом выметался вон из Европы.

– Само собой. Спасибо, Гарри, – коротко оборвал агента Мейсон.

Он включил телевизор. Русское информационное агентство сообщало, что китайцы, «как саранча», заполонили с востока их страну, а с саранчой у них разговор короткий – они просто сметут ее с лица земли.

Это уже была Третья мировая война, и даже дикторам плохо удавалось скрывать свой ужас.

Мейсон встал и нагишом прошел в гостиную. Подняв трубку, набрал телефонный номер Анны. И нарвался на автоответчик, сообщивший, что ее нет дома.

Ладно, не важно. Мейсон догадывался, куда она запропастилась. Туда же поспешит и он. Снова взяв трубку, Мейсон вызвал администратора.

– Скажите, я могу нанять вертолет? – осведомился Джек.

– Конечно, сэр. Когда он вам потребуется?

– Он был мне нужен уже пять минут назад, – бросил в трубку Мейсон, натягивая на ходу рубашку.

– Понял…

Но Мейсон уже не слышал ответа. Хлопнув дверью, он выскочил из номера и стремглав бросился к выходу.

Глава 17

Час настал.

Один за другим, молчаливой цепью, ученики двигались по коридору к часовне. У входа они на мгновение задерживались. И только потом им дозволялось переступить порог. Дэмьен был облачен в сутану, собака лежала подле его ног. Стигматы на шее юноши кровоточили, а ритуал продолжался. Каждый ученик вкушал кровь Дэмьена, затем обходил вокруг алтаря, оплакивая земные останки его отца. По щекам текли слезы. Встречались и другие лица. Те, что сохраняли непроницаемость. Внезапно одна девушка упала в обморок, ее тут же подхватили и вынесли в коридор. Джеффрис внимательно проследил за этим.

Когда последний ученик отошел от него, Дэмьен взял в руки череп отца и велел Джеффрису собрать останки в черный мешок. Ни разу не обернувшись, юноша навсегда покинул часовню. Вместе с Джеффрисом и собакой он миновал коридор и, спустившись по лестнице, направился через холл к выходу. Снаружи, на лужайке, его поджидали ученики.

Окинув взглядом толпу последователей, Дэмьен усмехнулся.

– Сказано, – начал он, – те, кто имеет клеймо зверя, восторжествуют в этот час, а остальных Бог призовет к Себе.

Ученики, съежившись под пристальным взглядом Дэмьена, принялись истово креститься обратным знамением.

– Пора, – скомандовал юноша. – Возрадуйтесь же со мной.

Над толпой пронесся шепот:

– Возрадуемся…

– Ваша преданность да вознаградится.

– Возрадуемся…

– Конец света близок.

– Возрадуемся…

Дэмьен подождал, пока снова воцарилась тишина, и переступил порог особняка.

– Следуйте за мной и будьте свидетелями. Толпа расступилась, пропуская юношу. Мгновенно построившись, ученики гуськом двинулись вверх на холм, направляясь к церкви. Холодный день был в полном разгаре. Плотные свинцовые облака нависали над головой, выцветшая трава на лужайке покрылась изморозью.

Дэмьен дошел до церковных ворот и остановился. Остальные окружили юношу; в морозном воздухе дыхание ледяными струйками поднималось над разрушенной крышей церквушки, и казалось, что внутри разгорается пожар.

– Владейте Божьей обителью, да не окажут вам сопротивления христиане, – с жаром воскликнул Дэмьен. – Ну что, Назаретянин? Где же они, твои христиане, ведь ты в них так нуждаешься? Мы пришли сюда, чтобы поглумиться и над тобой, и над отцом твоим, и над твоим дурацким учением. Мы торжествуем, потому что победа за нами.

Дэмьен осторожно шагнул вперед, очень медленно, с опаской вошел в ворота и уже более уверенно двинулся к церкви.

– Видишь, Назаретянин, – крикнул он в небо. – Я ступил на священную землю.

Возле входа в церковь юноша застыл на месте, уставившись на распятие, привязанное к балке. Он не мог сделать ни шагу. Дэмьену нужна была сила и поддержка учеников. Он обернулся, призывая их за собой внутрь полуразрушенного здания.

Ученики, не отрывая взглядов, следили за своим кумиром. Так же, как и юноша, они опасались ступать на священную землю. Но, видя, что с Дэмьеном ничего не случилось, они ринулись внутрь, суетливо занимая места поближе к своему идолу. Ученики расположились полукругом возле Дэмьена.

Тот снова ухмыльнулся и, проходя между учениками, заглядывал им в глаза. Он с нежностью поглаживал женщин и протягивал руку мужчинам. Детям же Дэмьен широко улыбался.

Внезапно одна женщина упала в обморок от его прикосновения.

– Поднимись, – холодно произнес Дэмьен. – И наберись сил. Приготовься к последнему испытанию.

Ученики опустились на колени. Дэмьен повернулся лицом к востоку и вперил долгий взор в небеса. Он больше не слышал ни бормотанья, ни детского плача, ничего. Скрестив на груди руки, он закрыл глаза.

Сначала звук был нечетким: едва различимая вибрация над облаками, потом он стал резче и громче. Дэмьен не слышал его до тех пор, пока этот гул не зазвучал у него над головой. Сутана его мгновенно всколыхнулась, и юноше пришлось удерживать ее.

Раздался истошный женский крик, и Дэмьен открыл глаза, уставившись вверх на яркий свет и инстинктивно затыкая уши от оглушительного рева мотора. Он вздрогнул и обхватил себя руками. Ученики не сводили с него глаз, ожидая приказа.

Мейсон выпрыгнул из вертолета еще до того, как заглох мотор и замерли лопасти. Он постоял на лужайке, взглянув сначала на особняк, а затем и на церквушку на вершине холма.

Еще в вертолете Джек краем глаза заметил человека в сутане, и этого оказалось достаточно. В свете прожектора он узнал юношу. Дэмьен был живой копией своего отца. Ошибка тут исключалась, и Мейсона вдруг прошиб холодный пот. Мозг тут же пронзила мысль: поживее убираться отсюда куда глаза глядят. Похоже, настало самое время сматываться подобру-поздорову из этого чертова логова. Но любопытство пересилило.

Да и выбора у Мейсона не оставалось. Ему во что бы то ни стало надо найти Анну. И лицом к лицу предстать перед объектом своих наваждений, даже если эта яркая сцена явится финальной в его собственной пьесе, под названием жизнь.

Стоило Мейсону приблизиться к церкви, как толпа зашевелилась. На первый взгляд там находилось сотни две человек, всех возрастов, от мала до велика. Они не сводили глаз с пришельца. Мейсон присмотрелся к первым рядам, надеясь в глубине души, что Анны не окажется среди зловещего людского скопища. В этот момент из толпы выступил Дэмьен. И тут, несмотря на внутреннее сопротивление, Мейсон внезапно поверил всему, что он слышал и читал о таинственном юноше.

Толпа расступилась, пропуская Джека. А он, горделиво запрокинув голову и выпрямив спину, словно подобная осанистая и лихая выправка помогала ему подальше упрятать страх, шагал напролом. Однако все эти штучки были, похоже, как мертвому припарки. Ибо толпа смахивала на свору собак, учуявших след. И Мейсон отдавал себе отчет: эти люди почувствовали ужас, охвативший его.

Дэмьен застыл в дверном проеме церкви. Собака находилась подле него. Мейсон сделал над собой усилие, чтобы не броситься вон отсюда. Юноша в сутане, жестом пригласив Джека внутрь, процедил сквозь зубы:

– А-а, еще один защитничек. – В голосе Дэмьена звучал ядовитый сарказм. – Даже в свой последний час Назаретянин не хочет признавать поражения.

Мейсон промолчал и отвел глаза в сторону, опасаясь очередных жутких видений. Он шагнул внутрь здания и еще раз скользнул взглядом по толпе.

Все, о чем прочел Мейсон, внезапно предстало перед его взором: и запятнанное кровью деревянное распятие, привязанное к балке – семь кинжалов так и торчали в ней, – и разлагающийся труп старика…

Мейсон почувствовал головокружение, но успел опереться о косяк, чтобы не упасть. И все равно он не верил своим глазам. Всю жизнь Джек пытался найти ключ к любой тайне, опираясь на разум. Вот и сейчас он продолжал хвататься за ту же соломинку, стараясь объяснить с помощью логики то, во что мозг уже просто отказывался верить.

Позади вдруг раздался голос Дэмьена:

– Что-то вам здесь не по душе, мистер Мейсон? Мейсон заставил себя обернуться на язвительный голос. Он лихорадочно пытался вспомнить слова псалма, но память отказывала.

– Что ж, дерзайте, – усмехнулся Дэмьен. – Попробуйте разубедить хотя бы одного из них своими аргументами. Попытайтесь указать им путь истинный. Ну, хотя бы одного убедите. Думаете, вы преуспеете в том, что не удалось Назаретянину? – Дэмьен расхохотался. – Что ж, попытка не пытка!

Мейсон обвел взглядом собравшуюся толпу и покачал головой. Как сквозь сон до него опять донесся голос Дэмьена.

– Девять из десяти явились ко мне, повинуясь соблазну, – продолжал тот. – Человеческая природа так предсказуема. Девять из десяти. Кого-то, конечно, убедили аргументы, но большинство поддалось соблазну. Клеймо зверя, Мейсон, как нельзя кстати пришлось им.

И тут Мейсон заметил, как к нему ведут какую-то женщину, облаченную в сутану. Капюшон скрывал ее лицо.

Но еще до того, как она скинула капюшон, Джек знал, кого он под ним увидит.

– Перед вами – наша «новенькая», – пояснил Дэмьен. – Справиться с ней было раз плюнуть. Так что мы ее мгновенно обратили в нашу веру. Почва была давно подготовлена. Бредни Назаретянина не коснулись ее души. А ведь сколько еще таких толковых на свете…

Обратив к Мейсону свое размалеванное, как у дешевой проститутки, лицо, Анна вдруг зловеще ухмыльнулась, и Джек испуганно отшатнулся.

Молоденькая монахиня, державшая Анну за руку, уставилась Мейсону прямо в глаза.

– Любопытство привело ее к нам, а мы просто указали ей путь, – ехидно произнесла она, обнажив зубки.

Мейсон окликнул Анну, но та отвернулась и захихикала.

– Ищите и обрящете… – Внезапно Анна замолчала, и Мейсон с ужасом понял, что ему теперь никогда не вернуть Анну.

Дэмьену, похоже, надоел весь этот спектакль. Повернувшись к Мейсону, он крикнул:

– А теперь отправляйся прямиком к своему Создателю. И Мейсон повиновался. Он медленно двинулся к проходу, не сводя глаз с распятия, пока не наткнулся на тело старика. Оно смердило. А фрак с белоснежной бабочкой на раздувшейся шее и высокий воротничок выглядели чудовищно на покрытом личинками трупе с уже пустыми, выеденными глазницами. Комок подкатил к горлу, и Мейсона тут же стошнило. Его рвало до тех пор, пока не пошла желчь, и Джек рухнул на колени, молясь и зажмурив глаза. Он пытался молитвой отгородиться от того кошмара, что происходил за его спиной.

Все началось с младенца, орущего от голода. Ему дали грудь, и он жадно начал сосать материнское молоко. Молодые люди, стоявшие рядом, мгновенно возбудились и принялись похотливо шарить глазами в толпе, выискивая женщин. Те мгновенно ответили на зов, и скоро тишину всколыхнули хриплые стоны животного вожделения.

Сначала это была лишь небольшая горстка людей. Мейсон видел, как Дэмьен, не обращая внимания на происходящее, отошел в сторону. Привстав с пола, Мейсон разглядел Анну, сдиравшую с себя сутану.

Мейсон невольно перекрестился, поймав себя на кощунственной мысли, что ему тоже хочется обладать Анной и что он едва справляется с диким, необузданным желанием.

Стыд охватил Джека, как только он снова поднял глаза к распятому Иисусу.

Если прав тот священник и Христос опять ходит по земле, Мейсону придется ох как тяжко. Сможет ли он замолить свои грехи?

Обернувшись, Мейсон заметил, как дряхлый старик, видимо, не способный уже к совокуплению, подобрал с пола щепку и с остервенением начал скрести ею каменную кладку церковной стены. Вскоре к нему присоединились другие, и стена задрожала под их неистовыми ударами. Сатанисты буквально растаскивали Божью обитель по кускам. Сдирая кожу с рук, они марали церковные стены своей кровью.

Дэмьен хохотал, выкрикивая проклятья, и толпа, опьяненная кровью и духом разрушения, вторила ему. Мейсон скрючился возле алтаря. Никто не обращал на него внимания. Ибо он не представлял для них теперь ни малейшей опасности. Так, мошка какая-то, залетевшая на огонек…

И Мейсон снова зажмурил глаза, а, открыв их, увидел рядом Анну. В разодранной сутане, та призывно склонилась над ним.

Анна протягивала к нему руки и, похотливо нашептывая мерзости, умоляла взять ее. Джек вдруг вспомнил свой ночной кошмар. Размахнувшись, Мейсон со всей силы влепил Анне пощечину, надеясь привести ее в чувство, однако удар пришелся по носу. Мгновенно хлынула кровь.

«Я сломал ей переносицу», – с ужасом подумал Мейсон.

– Анна, – пробормотал он, – пожалуйста, очнись. – И тут Джек заметил, что глаза ее словно ожили. Анна как будто пробуждалась от тяжелого сна.

– Джек? – Она сидела на полу, глядя на Мейсона широко раскрытыми, удивленными глазами. Одной рукой Анна утирала кровь на лице, а другой пыталась натянуть на себя лохмотья.

Мейсон протянул было руку Анне, но толпа, почуявшая кровь, отбросила Мейсона к стене.

– Анна! – закричал он в отчаянье, но силы были неравны. Сатанисты насели на Джека, они выворачивали ему руки, и он уткнулся носом в пыль, ощущая смрад, исходящий от них: зловоние грязного совокупления, смешанное с запахом крови. Какое-то время сквозь яростный рев Джек еще улавливал стоны Анны, затем они стихли.

Стервятники почуяли кровь – дальше сработал инстинкт.

И вдруг все разом прекратилось. Мейсона отпустили, и он рухнул возле алтаря. Сатанисты же в мгновение ока сгрудились вокруг Дэмьена и с восторгом уставились на него. Мейсона внезапно пронзила грустная мысль: да, похоже, юноша прав, и человечество не заслуживает права на существование. Конец ему пришел. И ладно. Впервые за свою жизнь Джек Мейсон обрадовался смерти. И молился лишь об одном: чтобы все произошло поскорее.

Сатанисты не оставили от церквушки камня на камне. Их окружали груды развалин, и лишь деревянные балки, поддерживаемые такими же мощными столбами, возвышались над обезумевшей толпой.

Словно окаменев, Мейсон даже не заметил, как Дэмьен подошел к алтарю и велел принести сюда земные останки своего отца. Он извлек их из урны и, разложив на алтаре, склонился в молитве. Ученики последовали его примеру, и вновь воцарилась тишина. Ни один сатанист даже не шелохнулся. Похоть их улеглась, и теперь они молча внимали своему духовному повелителю.

Мейсон покосился на дверь. Он мог бы сейчас беспрепятственно сбежать, пока его сумасшедшие стражи застыли в трансе, но куда ему идти и с кем разделить свой последний час? Ему уготована ужасная судьба – погибнуть в окружении этих гнусных ублюдков. Внезапно Мейсона охватила жалость к самому себе. И тогда на грани отчаянья Джек взмолился, вопрошая Создателя, что же такого страшного натворил он в своей жизни и чем заслужил подобный конец?

Дэмьен поднялся с пола, жестом приказав ученикам оставаться на коленях. Потом повернулся и, запрокинув голову, обратился к распятию:

– Все, Назаретянин. Я перестал чувствовать твою силу и твое присутствие. – Дэмьен помолчал и продолжил: – Написано ведь, что Сатана обманет народы на четырех концах земли. Но это, пожалуй, даже и не ложь. Это их предназначение и судьба. Человечество само сделало выбор. Оно отвергло твое слащавое и приторное обещание вечного мира.

Дэмьен повернулся к ученикам.

– Посмотри на них, Назаретянин. Вымазанные в нечистотах, в грязи собственного вожделения, они пресмыкаются передо мной.

Дэмьен скользнул взглядом по толпе.

– Всех вас увижу в аду, – проговорил он, и еле слышное «аминь» эхом прозвучало ему в ответ.

Дэмьен снова повернулся к алтарю.

– Да святится имя Твое, Отец. И придет Твое царствие на земле, как в аду…

– Аминь, – хором подхватили ученики.

– Твоим будет царствие, да не убудет мощь Твоя и сила…

– Во веки веков, – отозвались сатанисты.

– Аминь, – произнес Дэмьен.

Наступила полная тишина. И тут вдруг раздался дикий хохот, заставивший всех вздрогнуть.

Повернувшись, сатанисты увидели в проходе женщину. Она была облачена в белоснежную тунику и держала в руках серебряную урну. Медленно двигаясь по проходу и вытянув вперед руки, она обратилась к Дэмьену, словно никого больше не замечая.

– У меня тоже имеется клеймо, – заявила женщина. – Так что и я должна присутствовать здесь.

Пока она приближалась, Дэмьен все ниже и ниже склонялся над алтарем.

– Столько лет я обожала тебя, – произнесла женщина, поворачиваясь к собравшимся. – Ради тебя я спала с Полем Бухером. Ради тебя я убила.

Из груди женщины вырвался стон.

– Убила, ради этого ублюдка. – Она ткнула пальцем в Дэмьена. – Там, в его черной, поганой богадельне. Охваченная безумием, заколола собственного мужа. Никогда мне не смыть с себя его кровь.

Она взметнула над собой серебряную урну.

– Вот здесь покоится прах моего мужа. Человека, которому я наставила рога, а потом и прирезала.

На короткий миг женщина закрыла глаза, будто погружаясь в молитву, а затем стремглав бросилась к лестнице, не дав никому опомниться. Дэмьен сделал было шаг в ее сторону, но вдруг остановился, и Мейсону на какое-то мгновение показалось, что в глазах юноши мелькнуло смятение. Собака рванулась с места, но было поздно: женщина уже карабкалась вверх по лестнице.

Она добралась до верха, и ее ослепительная белая туника развевалась, словно крылья. Сатанисты, как вкопанные, замерли на месте, не сводя с нее глаз.

– Боже мой, – пробормотал Мейсон, перехватив взгляд Дэмьена.

Женщина уже восседала на балке. Терновый венец поранил ей бедра, но она, казалось, не обратила на это внимания.

Какое-то время она сидела неподвижно, потом улыбнулась и пинком отбросила лестницу. Женщина рассмеялась, заметив, как толпу внизу все сильнее охватывает паника. Лестница грохнулась на землю, подняв клубы пыли, на мгновенье окутавшие распятие.

Когда пыль рассеялась, все увидели, что Маргарет Бреннан все еще громко хохочет, вцепившись в урну с прахом мужа.

– Говоришь, что пришло твое времечко, Дэмьен? Брешешь, ибо написано: после Армагеддона души мертвых воскреснут и вознесутся. Мой муж снова будет жить, и тогда мы с ним опять воссоединимся.

Дэмьен взвыл. Это был рев зверя, полный ярости и ненависти, Юноша вскочил на алтарь и, застыв на мгновенье на четвереньках, поднялся затем во весь рост. Он тянул к Маргарет руки, норовя вцепиться в нее, но женщина была вне досягаемости. И тогда Дэмьен воскликнул, обращаясь к распятию:

– Опять ты пытаешься одурачить меня! И снова с помощью моей же ученицы, этой заблудшей души! Маргарет сорвала с урны крышку.

– Мерзкий ублюдок! – взвизгнула она и высыпала прах прямо на голову Дэмьену. Пепел попал в глаза, ослепив юношу. Маргарет задела распятие, и расшатанные балки затрещали.

Толпа испуганно подалась назад. Раздались предостерегающие возгласы, но Дэмьен, казалось, ничего не слышал. Он с остервенением тер глаза и метался возле алтаря. Сквозь слезы, застилающие глаза, юноша разглядел ядовитую усмешку Маргарет Бреннан. Женщина что есть силы раскачивала деревянное распятие: шипы венца вонзались и ранили ее ноги, но Маргарет, как заклинание, твердила лишь одну фразу:

– Ублюдок! Мерзкий ублюдок!

Сверху донесся треск, и Мейсон в один голос со всеми закричал, чтобы Дэмьен спустился с алтаря.

Балка с привязанным к ней распятием не выдержала и, рухнув, полетела вниз. Дэмьен распростер руки – он, а не думал защищаться. Встав в полный рост, юноша словно вызывал Иисуса на поединок. Лицо его исказила гримаса ненависти, а из горла вырвался яростный вопль. В этот момент обугленная и запятнанная кровью фигура Христа швырнула Дэмьена на алтарь, распластав и подмяв под себя. Хрустнули сломанные ребра. Последнее, что увидел Дэмьен, была Маргарет Бреннан, которая, сорвавшись, падала вниз, и терновый венец, летящий ему прямо в лицо…

Воцарилась гробовая тишина. И среди этого безмолвия раздался равномерный стук. Это на каменные плиты падали капли крови. На алтаре, из-под распятия, виднелись лишь ноги и руки Дэмьена, судорожно вцепившиеся в Христа и еще вздрагивающие в последних конвульсиях.

Потом он замер.

Первым к алтарю бросился Мейсон. Он действовал, как автомат. Оттолкнув кого-то, Джек схватил распятие, чтобы опустить его на землю. Но только он дернул крест, деревянная фигура тут же распалась на две части. Джек оттащил с алтаря каждую половину распятия. Он дрожал с головы до ног и, охваченный приступом тошноты, не смел взглянуть на раскроенный череп Дэмьена.

Только сложив обе половины распятия, Джек решился посмотреть на распростертое тело. Дэмьен Торн уставился на Мейсона незрячими глазами, в которых застыла ярость, и Джек с ужасом отшатнулся, заметив семь кинжалов, торчавших из тела юноши.

И тут в памяти возникли обрывки письма от старого священника, ссылавшегося на указания археолога по фамилии Бугенгаген:

«Каждый стилет должен быть погружен в тело по самую рукоятку в виде креста. Первый кинжал самый важный. Он уничтожает физическую жизнь и должен находиться в центре креста. Остальные кинжалы призваны отнять жизнь духовную. Все должно совершиться на священной земле».

Дэмьен Торн сгинул. Сгинули его плоть и его дух. Останки юноши, воссоединившись с прахом отца, исчезли навсегда.

– Да, ну и дела, – спохватившись, буркнул Мейсон, стирая лужицу крови между пятым и шестым кинжалом. – А ведь старик-то оказался прав, и пупка у Дэмьена Торна действительно не было.

Мейсон невольно перекрестился. Сзади раздался вой.

Ученики на коленях выползали из церкви, повизгивая и поскуливая, как щенки. Тело Маргарет Бреннан покоилось возле разрушенной стены, куда оно рухнуло. Склонившись, Мейсон прикрыл туникой обнаженные ноги женщины Череп ее был разбит, но выражение торжества и облегчения навсегда застыло на лице Маргарет.

Мейсон двинулся вдоль сломанных скамеек и, выйдя в церковный дворик, застыл у ворот. Собака лапами рыла яму. Мейсон молча наблюдал за ней. Прошло довольно много времени. Земля промерзла, однако силищи у этого исчадия ада было хоть отбавляй. Собака закончила наконец копать могилу и сползла в нее. Закрыв глаза, чудовище еще несколько раз вздрогнуло в агонии…

Мейсон пошел прочь, бросив напоследок взгляд на церковную стену, где четыре столетия висела табличка. Теперь от нее остались одни щепки. Мейсон поднял с земли две из них и, сложив щепки в виде креста, направился в сторону особняка.

Внезапно его окликнули.

Из кустарника показалась Анна. Женщина стояла на коленях. Лицо и тело ее было залито кровью. Собравшись с силами, Анна еще раз тихонько позвала Мейсона.

– Слава Богу, – обезумев от радости, выдохнул Мейсон, бросаясь к ней и подхватывая ее израненное тело.

– Все? – еле слышно прошептала она. Мейсон молча кивнул. Страданиям наступал конец…