Текст книги "Теперь ты ее видишь"

Сейчас

– И вы ничего не слышали от Гарриет с того вечера? – спрашивает детектив Роулингс. – С тех пор, как приходили к ним домой?

– Совершенно верно.

– До сегодняшнего утра, – уточняет она. – Тринадцать дней спустя.

– Ничего. – Мне становится труднее дышать. – Пока она не позвонила мне сегодня.

Я чувствую, как пол будто уходит из-под ног, а воздух становится тяжелее. Я ожидаю, что детектив расспросит меня подробнее о звонке, но она этого не делает, и я понимаю, что нет смысла пытаться предугадать ее вопросы.

– Вы сказали, что хотели бы поговорить с Гарриет наедине. Почему?

Я меняю позу на жестком пластмассовом стуле.

– Наверно, потому, что Гарриет моя подруга, а Брайана я в общем-то не знаю. Я хотела поговорить с Гарриет и… – Я прерываюсь и откидываюсь на спинку стула, глядя на часы. Их ярко-красные цифры расплываются перед глазами. – Я хотела сказать ей с глазу на глаз, как ужасно себя чувствую, – в конце концов признаюсь я. – Я надеялась, что если смогу поговорить с Гарриет только вдвоем – она и я, как раньше, – тогда сумею дать ей понять, что не делала ничего плохого, как это предполагал Брайан. Да, я выпустила детей из поля зрения, и больше всего на свете я хочу, чтобы этого не случалось, но я всё равно была там, в нескольких метрах, и Алиса действительно просто исчезла. Я хотела, чтобы Гарриет поняла, что я присматривала за ней, как и обещала, только… – Слезы жгут мне глаза. – Только я всё равно знала, что это не так.

Детектив Роулингс в замешательстве смотрит на меня.

– Если бы я следила за ней как следует, Алиса бы не исчезла, – поясняю я. – Но я также знаю, что не делала ничего, чего не делали бы другие родители. Все поступили бы схожим образом. Меня уже обвиняют в этом. Люди говорят, что я безответственная. – Я вытираю глаза тыльной стороной ладони.

– Кто вас обвиняет? – спрашивает детектив Роулингс, ловко вытаскивая из коробки бумажный платок и протягивая его через стол. Я беру его и промокаю глаза, зажав платок в руке.

– Друзья. Незнакомцы. Кто угодно стремится выпрыгнуть на подмостки и выступить, не так ли? Они думают, что это их право – комментировать то, какая я мать, даже если они никогда не слышали обо мне раньше.

– Сила Интернета, – заявляет Роулингс.

– И те люди, о которых я думала, что они мои друзья, – это те, чья реакция жалит больше всего. В дни после праздника их молчание оказалось оглушительным.

– С реакцией Гарриет, наверно, тоже было трудно справиться? – спрашивает детектив, резко поворачивая разговор, как будто я не имею права жалеть себя. – Ее молчание, должно быть, заставляло вас интересоваться, о чем она думает?

– Так и было. Я хотела бы, чтобы Гарриет накричала на меня и сказала, что ненавидит меня, но она так не сделала, и от этого стало еще хуже. Гарриет отказалась меня видеть. – Я смотрю детективу Роулингс в глаза. – И это оказалось намного сложнее, – признаю я. – Я видела, как она убивается у себя в гостиной, и я ничего не могла сделать, чтобы как-то ей помочь.

Слезы стекают по моему лицу, и чем больше я их вытираю, тем сильнее они бегут.

– Но Брайан был более прямолинеен? – говорит детектив. – Вы ожидали от него такой реакции?

– Я не знала, чего ожидать. Я виделась с ним не так уж много раз, и гораздо меньше в последние годы. – Я подозревала, что Гарриет считала неуместным приводить Брайана с собой после того, как мы расстались с Томом, хотя я и пыталась заверить ее, что ему здесь всегда рады.

– Итак, даже несмотря на то, что вы стали такими хорошими подругами с Гарриет, вы никогда толком не знали ее мужа? – спрашивает детектив Роулингс, наклоняясь вперед на своем стуле. Ее глаза по-прежнему спокойны, когда она смотрит на меня.

– Нет. Наша с Гарриет дружба не касалась ни его, ни моего бывшего мужа, когда мы с ним еще были вместе.

– Это необычно. – Она продолжает смотреть мне прямо в глаза, положив руки на стол перед собой. – Вам так не кажется?

Я открываю рот, чтобы ответить – нет, не кажется, но вместо этого говорю:

– Теперь, пожалуйста, не могли бы мы сделать перерыв? Я бы хотела воспользоваться туалетом.

– Да, конечно. – Детектив Роулингс отодвигает свой стул и жестом указывает на дверь. – И угощайтесь чаем или кофе, – добавляет она, и на мгновение я признательна ей за доброжелательность. Однако когда я выхожу из комнаты, то понимаю, что на самом деле она мило болтает со мной только потому, что еще многое хочет узнать.

Некоторое время назад

Гарриет

В ту первую ночь Гарриет не спала, а если и задремала, то лишь за несколько минут и почти сразу проснулась, вся мокрая от пота и взволнованная от видений, которые не могла вытряхнуть из головы.

Она лежала поверх покрывала на протяжении всех этих бесконечных часов темноты, уставившись в потолок, постоянно думая о пустой комнате Алисы рядом. Не прошло еще ни одной ночи, чтобы она не уложила свою дочь в постель, не поцеловала ее на сон грядущий, не прокралась проведать, перед тем как самой лечь спать. Неудивительно, что теперь она не могла заснуть.

Ранее вечером, пока Брайан был всё еще внизу, Ангела подходила к спальне Гарриет, предлагая позвонить врачу, чтобы узнать, может ли он привезти снотворное. Гарриет энергично помотала головой. Нет, она определенно не хотела таблеток. Она предпочла бы не спать всю ночь, мучая себя, чем пребывать в отключке, за много миль от реальности.

– Спасибо вам, что задержались так допоздна, – сказала она Ангеле, благодарная за то, что та всё еще здесь.

– Право, не стоит, – отмахнулась Ангела. «В конце концов, это ее работа», – с грустью подумала Гарриет, но всё равно ей было спокойней от присутствия Ангелы в доме. Офицер отвлекла ее мысли от Брайана, вышагивающего туда-сюда по половицам этажом ниже.

– Я обещала Алисе, что всегда буду защищать ее, – тихо произнесла Гарриет. – Но выходит, что у меня не получилось?

Ангела наклонилась и коснулась ее руки.

– Старайтесь не думать об этом, Гарриет. Здесь нет вашей вины.

Гарриет интересовало, скажет ли Ангела то же самое и Брайану, потому что она чувствовала – муж винит ее за то, что она оставила Алису с Шарлоттой. Он знал, что уж Гарриет никогда не выпустила бы Алису из виду.

Были ли ее тревоги об Алисе врожденными, инстинктивными? Она задумалась. Стала бы она, Гарриет, другим типом матери, если бы отец по-прежнему был с ними, смягчая способы воспитания ее собственной мамы? Только ли уроки ее матери повлияли на то, что она превратилась в такой же удивительный пример гиперопеки?

– Мне чудится лицо Алисы. – Слезы ползли вниз по щекам Гарриет, неприятно сливаясь в ручей в изгибе шеи, но она не сделала ни одного движения, чтобы стереть их.

– Чувство вины – очень разрушительная вещь, – сказала Ангела. – Вы не должны позволять ему захватить вас. Вы не можете изменить того, что произошло. Никто не в силах предвидеть такого.

Такого – как пропажа моей дочери, подумала Гарриет. Вне зависимости от слов Ангелы чувство вины будет продолжать зарываться глубоко ей под кожу и зудеть там до тех пор, пока однажды она не сойдет с ума. Она была уверена в этом.

Но когда Гарриет пыталась не думать об Алисе, нежелательные мысли о Шарлотте заполняли ее голову. Шарлотта в своей теплой, большой кровати, в уютной спальне со стенами цвета морской волны и маленькими пуховыми подушечками, аккуратно выстроенными в линию вдоль больших подушек. Гарриет подумала – как чувствует себя Шарлотта, зная, что ее собственные дети благополучно спят в соседних комнатах? Получает ли она от этого утешение, даже если сама не признает?

Подруги Шарлотты сплотятся вокруг нее. Они выстроятся возле ее дома с теплыми запеканками в жаропрочных кастрюлях и контейнерами с домашними кексами. Это не новость, что у Шарлотты так много подруг, но теперь ров между ними станет еще шире. То, что Гарриет не получила ни одного звонка от какой-либо обеспокоенной подруги, служило тому доказательством. Ангела, должно быть, заметила, что в ее жизни больше никого нет.

Ее интересовало, что Ангела думает о Шарлотте. Чувствовала ли офицер к ней жалость? Гарриет знала, что слезы Шарлотты – настоящие, но не могла на них смотреть. Если бы она взглянула Шарлотте в глаза, то увидела бы ее боль и не смогла бы вынести еще и это.

– Шарлотта чувствует себя виноватой, – прошептала Гарриет Ангеле. – И я не могу сказать ей, что это не так.

– Конечно, не можете, никто и не ожидает от вас этого.

– Думаете, она не следила за детьми должным образом?

– Я уверена, что следила, – ответила Ангела. – Но она не могла ожидать, что случится что-то настолько ужасное.

Гарриет перевернулась на кровати лицом вниз. Она не желала думать о том, что Шарлотта могла не присматривать за ее дочерью, но всё это на самом деле было уже несущественно. Ничего не имело значения, кроме того, чтобы Алиса осталась невредимой.

– Брайан говорил что-то ранее, – вспомнила Ангела. – Что-то насчет того, что это не первый ребенок, которого она потеряла.

Гарриет глубоко вздохнула и помотала головой, уткнувшись в подушку.

– Тот случай не имеет ничего общего с этим, – сказала она. И вопреки всему, что чувствовала, Гарриет всё еще стыдилась, что предала Шарлотту, рассказав об этом Брайану. Как бы она желала не слушать Брайана о необходимости прихода Шарлотты к ним в дом. Это была не очень хорошая идея, на которой он настоял. Если он сделает это снова, ей придется отказаться. Она никак не могла заставить себя увидеться или поговорить с Шарлоттой.

Ангела в конце концов ушла, и Брайан, войдя в спальню, обнаружил Гарриет лежащей в полумраке. Единственный свет, который просачивался в комнату, проникая через небольшие щели в шторах, был от луны. Гарриет сейчас предпочитала именно такой. Внезапно резкий белый свет затопил комнату, хлынув из потолочной лампы, когда Брайан щелкнул выключателем и повалился на край кровати.

Никто из них ничего не говорил, пока Брайан снова не поднялся и не подошел к окну, выглянув сквозь решетчатые жалюзи вниз на улицу.

– Журналисты всё еще снаружи, – сказал он. – Неужели я ничего не могу сделать, чтобы избавиться от них?

Гарриет не ответила.

– Парочка из них ошивается прямо за нашей стеной. Какого черта они собираются делать? Думают, их топтание что-то даст? Ангела говорила им, что нам нечего сказать. Они просто хотят поглазеть на нас, как будто мы животные.

Гарриет зарылась глубже в одеяла, надеясь, что он либо выключит свет и ляжет в постель, либо, что еще лучше, спустится обратно вниз. Она не хотела разговаривать.

Брайан оставался возле окна еще некоторое время, а затем отпустил планки жалюзи, проведя рукой по своим дико всклокоченным сейчас волосам. Потом он вышел из спальни, оставив свет включенным, и зашел в ванную. Каждый производимый им звук резким эхом доносился сквозь стены. Гарриет прикрыла уши руками, но всё равно слышала, как он мочится в унитаз, как унитаз смывается, как поворачиваются краны и вода под напором сильно бьет в умывальник.

– Почему ты не рассказала мне о курсах? – Брайан снова появился в дверях.

Гарриет затаила дыхание до тех пор, пока ей не начало жечь горло. Она не желала об этом говорить.

– Я думала, что сказала.

– Ты определенно не говорила. Я бы запомнил что-то подобное. Почему ты выбрала именно бухгалтерские курсы?

– Чтобы я могла чем-нибудь заниматься, когда Алиса пойдет в школу. – Если бы он продолжил спрашивать, зачем, то Гарриет бы сказала, что знает, как им распорядиться деньгами. Она видела красные счета, спрятанные им в прикроватном ящике в надежде, что она не наткнется на них.

– Шарлотта подговорила тебя на это? Сказала, что тебе нужно зарабатывать какие-то дополнительные деньги?

– Нет. Шарлотта никогда…

– Это потому, что она карьеристка?

– Она работает всего два дня в неделю.

– Но это всё равно неполноценная мать, – заявил он. – А ты знаешь, что хочешь быть таковой, любовь моя. Шарлотта пытается делать и то и другое и быть хорошей во всем, а ты понимаешь, что это невозможно, – Брайан повысил голос. – Господи, теперь мы оба это знаем, не так ли? – выкрикнул он.

– Брайан, – взмолилась Гарриет. – Прекрати, пожалуйста. – Ей не было до этого дела. Не сейчас. Не сегодня. Неужели он этого не понимает? – Курсы не имеют никакого отношения к Шарлотте.

– Я беспокоюсь, – сказал он ровнее. – Что это снова происходит, Гарриет. Ты… ты доверяешь людям слишком легко.

– Я не доверяю, Брайан… – произнесла она почти шепотом.

– Просто пообещай мне, что забудешь об этой идее с бухгалтерией, – он опустился на кровать рядом с ней. – Ты должна знать, как меня тревожит, что ты даже только подумываешь об этом.

– Я забуду о ней, – отозвалась она. В любом случае, бухгалтерия ей не нравилась. И Гарриет никогда не думала, что это на самом деле возможно.

– Я забочусь о тебе, – сказал он, придвигаясь поближе к жене. – Ты ведь знаешь это, не так ли? Ты знаешь, что я думаю только о тебе. После того, что случалось раньше, – ну, я просто волнуюсь, что мы снова пойдем по этому пути.

Гарриет вздохнула. Сколько можно говорить об одном и том же?

– Ненавижу спрашивать, – продолжил он, глядя на нее с тревогой. – Но ты принимаешь свои лекарства в последнее время?

Гарриет приподнялась и уставилась на мужа.

– Ох, Гарриет. – Брайан закрыл глаза и сделал глубокий вдох, тщательно стараясь выдохнуть бесшумно. – Твои лекарства. Таблетки, которые доктор дал тебе две недели назад. У меня ужасное чувство, что ты прекратила их принимать. Пожалуйста, скажи мне, что нет.

– Брайан, я не понимаю, о чем ты говоришь. У меня нет никаких лекарств.

– Хорошо, хорошо, – произнес он невозмутимо, отпустив ее руки и вскинув свои перед собой, будто желая избежать драки. – Не беспокойся об этом сейчас. Я уверен, что это не важно.

– Конечно, это не важно, – сказала Гарриет. – Потому что здесь нет никаких лекарств, которые мне нужно принимать.

Брайан терпеливо улыбнулся.

– Мы не должны думать об этом сегодня. Всё это просто взволновало меня – твоя уверенность, что ты рассказывала о своих планах, хотя ты явно этого не делала. Но, как ты говоришь, это сейчас несущественно, по сравнению с тем, что произошло. – Он встал и одернул свою рубашку. – Тебе нужно поспать. – И он вышел из комнаты, оставив свет включенным, и спустился по лестнице прежде, чем Гарриет успела что-то сказать.

Шарлотта

Я почти не сомкнула глаз этой ночью и, провалившись наконец в запутанный клубок снов, почти сразу проснулась в шесть утра воскресенья от пронзительного крика.

Я вскочила с кровати и бросилась к Молли в комнату, где накануне вечером Том постелил на пол матрасы, чтобы на них могли спать Джек и Эви.

Когда я вернулась домой от Гарриет и увидела своих спящих детей, мое сердце переполнилось любовью и горем.

– Спасибо, Том, – прошептала я.

– За что?

– Не знаю, просто за то, что ты здесь. Присматриваешь за ними.

– Конечно, а как иначе, я здесь ради вас всех, – отозвался Том. – Они непременно хотели спать все вместе. Эви призналась, что ей страшно, а я обнаружил Джека, топчущегося на лестничной площадке и не знающего, что с собой делать, поэтому сказал ему идти с девочками. Кстати, ему не помешала бы новая пижама. Та, в которой он сейчас, ему уже по колено.

В этот раз я не ответила ему в своей обычной манере. То, что Том считал пижаму приоритетом сейчас, было выше моего понимания, но я убедила себя отпустить ситуацию.

Эви всё еще кричала, когда я забралась к ней на матрас и обняла ее. Это стало моим первым воскресным делом.

– Что случилось, Эви? – прошептала я. – Мамочка здесь, что случилось? Тебе приснился неприятный сон?

– За мной приходил плохой человек, – всхлипнула она. – Мне было страшно.

– Шшш. Здесь нет плохого человека, – сказала я, хотя к тому времени была уверена, что он находился в нескольких метрах от моих детей там, на празднике.

– Что случилось с Алисой? – спросила Эви.

Я приложила палец к губам и показала на ее спящих брата и сестру. Молли зашевелилась и перевернулась, но не проснулась[4]4
  Что странно, учитывая крик Эви.


[Закрыть].

– Не знаю, милая, но полицейские делают всё возможное, чтобы вернуть ее домой.

– Она вернется сегодня?

– Я не знаю, моя дорогая. Я не знаю. Надеюсь на это.

– Ее кто-то похитил? – спросила она, серьезно глядя на меня широко раскрытыми глазищами. Я яростно боролась со слезами. Как бы я хотела заверить ее, что наш Чидденфорд по-прежнему безопасное место для жизни и ей не о чем волноваться, что ее сон был просто кошмаром, о котором она сможет забыть к концу завтрака.

– Я не знаю, что произошло, но обещаю вам, – я набрала полную грудь воздуха, и он словно обжег меня изнутри, когда заполнил легкие, – я обещаю, что не позволю чему-то плохому с вами случиться.

У меня не было права давать такие обещания, но я знала, что больше не оторву глаз от своих детей. Я никогда не позволю им бегать среди деревьев, где не смогу их видеть, или играть в прятки в песчаных дюнах, где трава настолько высока, что скрывает их. Я никогда не смогу верить, что никто не прячется рядом, затаив дыхание, готовясь похитить моих детей.

Позднее этим же утром я разговаривала с инспектором Хейзом, который сказал то, чего я боялась, – что новостей пока нет. Я представила, как он и его команда стоят вокруг белой полицейской доски, на которой фломастерами написаны возможные действия, подозреваемые, обведенные кружочком, и всё такое прочее, и потирают подбородки, поглядывая друг на друга в надежде отыскать нечто, что они сперва упустили.

Конечно, ребенок не мог пропасть так, чтобы никто ничего не видел. Кто-то да должен был что-то рассказать. Я размышляла, знают ли они больше, чем говорят мне. По крайней мере, я подозревала их в этом. Должны же быть статистические данные о таких преступлениях, вероятности, чтобы определить, что, скорее всего, произошло. Они думают, что Алиса уже мертва?

Но инспектор сообщил, что до сих пор нет никаких зацепок и он даже не может меня успокоить, сказав, что они как-то продвинулись в ее поисках.

Накануне Одри терпеливо слушала, как я снова и снова пережевывала отрезок времени между моментом, когда в последний раз видела Алису, и осознанием, что ее там нет. Я надеялась, что, проанализировав это достаточное количество раз, я что-то вспомню. Если Одри, придя домой, и сказала мужу, что больше не в силах это выслушивать, то мне она виду не подала.

Карен и Гейл позвонили, чтобы узнать, могут ли они что-то для меня сделать. Многие подруги отправляли сообщения с поддержкой, некоторые спрашивали – есть ли новости, и даже те мамы одноклассников Молли и Джека, которых я едва знала, нашли способы сообщить, как они сопереживают мне из-за случившегося.

Как бы я ни нуждалась в их поддержке и ни испытывала первоначальное облегчение оттого, что они меня не осуждают, я начинала жалеть, что приходится пересказывать эту историю каждый раз от начала до конца, чтобы утолить их любопытство подробностями из первых рук. Каждый раз, когда я закрывала дверь или вешала трубку, у меня возникло ощущение, что кто-то забрал очередной кусочек меня.

Ко мне даже заглянула соседка. И сказала, переминаясь на пороге:

– Я просто не могу представить, что делала бы в такой ситуации.

Я старалась оставаться терпеливой, кивая вместе с ней.

– Всё же, я полагаю, вы должны быть благодарны, что это не ваш собственный ребенок.

Я не поверила своим ушам:

– Что?

– Я имею в виду – конечно, это ужасно, но потерять собственного ребенка – это разве не хуже?

– Нет, не хуже! – воскликнула я. – Что может быть хуже того, что случилось?

– О, нет, я не хотела сказать, что это не ужасно, – испугалась она. – Я просто подумала, что, если бы это был один из ваших, тогда… – Она замолчала, глядя за мое плечо с безумным видом. – Вам всё равно, где ваши детки?

– Спасибо, что приходили, – произнесла я. – Но мне действительно необходимо вернуться к делам.

Я закрыла перед соседкой дверь и прижалась к ней спиной, зажмурив глаза и неслышно крича. О Господи, я сказала ей за это «спасибо»! Что сломалось во мне? Неужели я так боюсь оттолкнуть людей, что позволяю им вываливать на меня свои нежелательные мысли? Я боюсь того, что они обо мне скажут, если я не позволю?

Одри подошла к дому как раз в момент нашего нормального временного беспорядка, когда я готовила завтрак. И, открыв ей дверь, я поняла, как это, наверно, выглядит со стороны.

– О, Од… – Я растерялась. – Извини, мы просто пытались приготовить что-то вроде завтрака, а дети… ну, ты знаешь, каково это. – Я посторонилась, впуская ее и любуясь видом на свой коридор. Молли сидела и плакала у подножия лестницы, а Эви торчала в дверях кухни со свисающим из руки мокрым ночным подгузником. Телевизор орал из игровой комнаты – Джек прибавил громкость, чтобы заглушить своих сестер.

– Так и должно быть, – сказала она, обняла меня и аккуратно сложила свой кардиган на столе в коридоре. – Надо мне было привести мальчиков, чтобы посидели с Джеком. В любом случае тебе не нужно нарушать привычное течение их жизни.

– Я знаю, но…

Одри прервала меня, вскинув руку:

– Я приготовлю кофе нам обеим, пока ты разбираешься со всем этим.

Я улыбнулась с благодарностью:

– Я освобожусь через минуту. Ну, Молли, что за обиды? – спросила я, присев рядом с дочерью на нижней ступеньке.

– Эви пнула меня! – всхлипнула она.

– Эви! Это правда?

– Ты забыла это, – сказала Эви, швыряя мокрый подгузник через коридор.

– Господи, Эви, подойди и подними это. Пожалуйста.

– Могу я позавтракать?

– Я сказала, подойди и подними его, Эви! – Я указала на подгузник, поднимаясь на ноги.

– Я хочу хрустящие подушечки, а не тосты.

– Эви! – крикнула я. – Просто делай, что тебе говорят! И подойди и скажи мне, зачем ты пнула Молли!

– Она пнула меня первой!

– Я этого не делала, мамочка, правда! – плакала Молли.

– О, Боже! – Я зажала уши руками. – Прекратите спорить! Что с вами обеими не так? Вы правда думаете, что ваши пустяковые ссоры сейчас важны?

Джек оглянулся с дивана в игровой комнате, а затем повернулся обратно к телевизору.

– А ты можешь убавить громкость, Джек? – крикнула я. – Я не слышу собственных мыслей!

– Зачем тебе это нужно? – спросила Молли.

– Что?

– Слышать собственные мысли.

Я схватилась за перила, сжимая их ладонью. Я знала, что должна засмеяться, но почему-то не могла.

– Не встревай, Молли.

Ее нижняя губа дрогнула, а затем она вскинула руки к лицу, театрально свернулась в комочек и зарыдала сильнее прежнего.

– Идем пить кофе, – предложила Одри, появляясь в дверях кухни. – Девочки, а почему бы вам не пойти посидеть с братом? Посмотреть телевизор? Я сегодня принесу вам завтрак туда.

– В самом деле?! – Глаза Эви засияли, когда она поскакала в игровую комнату, и Молли в конце концов развернулась из комочка и последовала за ней.

– Ты ела? – спросила Одри, когда мы прошли на кухню. Аромат кофе доносился из чашек. – Я приготовлю тебе тост, если нет, – добавила она, вставляя два ломтика хлеба в тостер.

Я покачала головой:

– Спасибо, я не голодна.

– Ты должна поесть.

– Поем попозже. – Я благодарно улыбнулась ей и поняла, как хорошо, что она снова здесь и взяла всё под контроль. Как же недоставало нам этого последнюю пару лет, как же мы отдалились друг от друга с тех пор, как Том и я расстались… Одри поддерживала меня на всем протяжении нашей с ним разлуки, но всегда ясно давала понять, что мы должны оставаться вместе ради детей, поэтому я перестала с ней секретничать. Так, как делала это с Гарриет.

Мы сидели на табуретках у кухонного островка и молчали. Она раздвинула двери в сад, и легкий ветерок задувал внутрь, а длинные полоски солнечного света сверкали на каменной плитке, как кинжалы.

– Расскажи мне побольше о прошлой ночи, – попросила Одри через некоторое время. Я позвонила ей сразу, как только ушел Том, но сообщила только краткие детали.

– Это было ужасно.

Она кивнула.

– Как они там?

Я вздохнула, вытянув перед собой руки и обхватив чашку кофе, которую Од придвинула ко мне.

– Брайан более или менее перехватил инициативу. Он один задавал все вопросы и злился.

– В самом деле? – спросила Одри, задержав ложку с сахаром над своей чашкой, когда взглянула на меня.

Я кивнула:

– Это напугало меня. Я знаю, глупо так говорить, учитывая, через что он проходит. Полагаю, я должна была этого ожидать.

– А Гарриет?

– Гарриет… – Я вздохнула, делая глоток кофе. – Ты что, положила сахар в мой?

– Я подумала, тебе сейчас жизнь подсластить не помешает.

Я поморщилась, но всё равно сделала еще глоток.

– Гарриет, совершенно очевидно, не хотела меня видеть.

– Я думала, она просила тебя прийти, – сказала Одри.

– Просила. Детектив подчеркнул в разговоре со мной, что она передумала и хочет, чтобы я пришла. Я не знаю, может, Гарриет снова передумала, а возможно, просто увидеть меня оказалось слишком тяжело для нее. Что бы это ни было, она не могла на меня смотреть. – Я вздрогнула от воспоминаний, всё еще свежих, полоснувших мне ножом по сердцу так, как если бы это происходило сейчас.

Одри порывисто вздохнула.

– Что с тобой? – спросила я.

– Я просто не могу представить себя на ее месте, – тихо ответила Одри. – Она впервые оставила с кем-то свою девочку, и тут же случилось немыслимое.

– Я знаю. И я всегда убеждала ее оставить со мной Алису. Вот что делает всё намного хуже.

– Она теперь, наверно, думает, что не зря всё время была таким чертовым параноиком.

– Од, она не параноик!

– О, именно параноик. Несчастная женщина, измученная тревогами. Я начинала нервничать просто от разговора с ней.

– Она никогда не была настолько плоха, – вздохнула я. – Ты просто не знала ее, не хотела знать.

Я чувствовала, как Од пристально смотрит на меня, но не могла заставить себя взглянуть на нее в ответ.

– Я никогда не была ненавистницей Гарриет, – сказала она. – Ты знаешь это. Мне просто интересно, почему вы с ней так сблизились. Она очень отличается от нас.

Мне не хотелось сейчас в это вдаваться – как Гарриет искренне желала того, что было бы хорошо для меня, и как я могла рассказать ей о чем угодно. Как она никогда меня не осуждала. Но прямо сейчас я нуждалась в Одри и была благодарна ей за то, что она здесь.

– Гарриет, вероятно, сама этого не знает, но она захочет увидеть тебя снова.

– Нет. – Я коротко рассмеялась и покачала головой. – Я последний человек, который ей нужен, и я не могу винить ее в этом.

– Шарлотта. – Одри наклонилась через столешницу. – Ты не должна отказываться от попытки. Скажи мне честно, кто еще, по-твоему, поможет ей пройти через это?

Я оперлась на руки подбородком:

– Брайан? Видишь, как сильно он пытается защитить ее.

– Подруга потребуется ей так же, как и муж.

– Я знаю! – воскликнула я. – Неужели ты не видишь – я понимаю, что я ее единственная подруга. И это делает всё намного хуже. Чувство вины, которое я испытываю, потому что Гарриет оставила Алису со мной… – Я всхлипнула, прижимая руку к сердцу. – Со мной! – повторила я, сжав руку в кулак и сильно ударив себя в грудь. – Она никогда ни с кем не хотела оставлять ее раньше, ты права, но я всегда уговаривала так поступить. И я знаю, что у Гарриет больше никого нет, Од, но что я могу поделать, если теперь я для нее в первую очередь человек, который сотворил с ней такое?

– Ох, Шарлотта. – Одри обошла вокруг островка и приблизилась ко мне, обнимая меня. – Прости меня, прости. Возможно, ты права, и Брайан – это всё, что ей нужно, – добавила она, выпрямляясь.

Я запустила руки в волосы.

– Я понимаю, ты не веришь в это, но я действительно не представляю, что могу сделать, когда она не хочет видеть меня в своем доме. Гарриет не такая слабая, как ты думаешь, – сказала я, в то время как Одри потянулась за кофейником, чтобы снова наполнить чашки. Я прикрыла свою рукой и покачала головой.

– Я никогда не говорила – «слабая». «Хрупкая» – возможно.

– Я почувствовала себя хуже после посещения их дома.

– Я не удивлена.

– Не только потому, что меня так встретили. Когда я ехала домой, то ощутила безысходность. – Мой голос дрогнул от воспоминаний. – С одной стороны, они оба цеплялись за надежду и отчаянно ждали от меня чего-то, что ее бы поддержало. Но, с другой стороны, чувствовалось, что надежды там не осталось. Я вышла оттуда с ощущением, что худшее уже произошло.

– Это какая-то бессмыслица.

– Я знаю, что это не так. – Я вспомнила мрачную гнетущую атмосферу гостиной и ощущение, что ее стены сжимаются вокруг меня. – О Боже, Од! – Я уронила голову на руки. – Как всё это закончится?

– Алису найдут, – сказала Одри, глядя на меня над ободком своей чашки.

– Но что, если нет? – прошептала я.

– Ее найдут. – Одри была непреклонна, и я заставила себя поверить ей.

– Как отреагировал Том? – спросила Одри после того, как мы немного помолчали.

– Он… отреагировал, как Том, – ответила я пренебрежительно. – Хотя нет, это несправедливо. Он был очень хорош, просто не всегда всё делал правильно.

– Он старался, как лучше, – произнесла Одри, и я поняла, что мне нужно сменить тему.

– Я хочу, чтобы ты ответила честно. Ты оставила бы снова своих детей со мной?

– О, ради всего святого, прекрати!

– Мне нужно, чтобы ты сказала правду, – настаивала я.

Она закатила глаза:

– Ты же знаешь, что да.

Я промолчала, сделав глоток кофе.

– Шарлотта! – проговорила Одри твердым голосом. – Есть такие подруги, которым ты доверяешь своих детей, и такие, которым не доверяешь. Ты определенно из тех, кому я доверяю. И ты это знаешь.

Мы говорили однажды об этом на барбекю у Одри. Мы с ней обе были навеселе, когда Од кивнула на Кристен, свою соседку, которая никогда не опаздывала меньше, чем на четверть часа, забирая детей из школы.

«Я оставляла своих близнецов у нее на днях, – сказала Одри. – Когда я пришла за ними, ее старший, Бобби, был на стеклянной крыше теплицы. Они положили матрас на траву, и он прыгал на него. К счастью, мои двое оказались не такими глупыми. Или я просто пришла не в то время, – она засмеялась. – Я больше никогда в спешке не оставлю их с ней. Даже если я сломаю ногу, то сперва дождусь тебя, прежде чем поехать в больницу».

Сейчас Одри улыбнулась мне и сказала:

– Я всё равно сначала дождусь тебя, а потом уже поеду в больницу. Если это то, о чем ты думаешь.

– Спасибо, – пробормотала я, хотя и подумала – может, она такая одна.

Гарриет

В воскресенье утром Брайан и Гарриет в молчании сидели сзади в машине Ангелы, пока она везла их в отель, где им предстояло сделать публичное обращение. У Гарриет сводило желудок, когда они проезжали мимо знакомых ориентиров, размытых в тумане. Она бы не смогла никому рассказать, как они добрались до отеля, если бы ее спросили. Всё это казалось нереальным.

На парковке Гарриет взглянула в заднее окно и увидела, что отель был одной из тех типовых коробок, построенных на удалении от побережья, которые, кажется, всегда предпочитали заполнять бизнесмены, нежели отдыхающие.