Текст книги "Заложники удачи"

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Встреча прошла плохо для всех них. А для Карьера она пошла плохо, еще даже не начавшись. Местные газеты и телевидение уже пронюхали про концерт Барзини. «Телевизионное шоу на Майорке увидит весь мир!» – гласили заголовки. Принимая душ сегодня утром, Карьер действительно услышал, как журналист сказал: «Палома Бланка» должна стать самым роскошным и популярным отелем на острове». Карьер даже вздрогнул, словно от холода. Он был гордым человеком. Некоторые считали, что он был даже тщеславным человеком. Конечно, ему нравилось, чтобы люди считали его ведущим бизнесменом, который занимается всеми отелями на острове. Вообще-то говоря, он сам не переставал говорить об этом. Теперь же возникла угроза не только его положению, но и его карману.

Конечно, он посылал своих агентов в «Палому Бланку», но до сегодняшнего утра нога его туда не ступала. Теперь же он слонялся по строительству около двух часов, и сердце его то и дело уходило в пятки. «Палома Бланка» представляла собой все то, о чем ему рассказывали, – и даже больше.

Но пока Карьер пытался изо всех сил скрыть свое уныние, Тодд и Хэнк старались изо всех сил скрыть свою собственную тревогу. Тодд рассказал Хэнку про Смитсона. Приехав прошлым вечером, он передал ему слово в слово свой разговор с Мэнни.

– Мне нужно лучшее предложение. Мэнни не может ничего для меня сделать без этого.

Хэнк был в ужасе.

– Карьеру жутко не понравится эта идея с аукционом. А теперь мы еще настаиваем принять ее. Он на это не пойдет.

И Хэнк оказался прав. Карьеру это очень не понравилось.

Шел третий час переговоров, которые начались в яхт-клубе в десять тридцать. Потом последовала поездка в гавань, и работы были так близки к завершению, что уже почти все строительные машины были убраны. Карьер явно был испуган, увидев там пятьдесят яхт.

– Да, конечно, – сказал Хэнк легко. – Яхт-клуб будет завершен и откроется в канун Нового года. У нас будет замечательный прием. Ты должен обязательно прийти.

– Спасибо, нет, – твердо отклонил предложение Карьер. – У нас будет свой праздник.

Но его пренебрежительность сменилась заинтересованностью, когда они поехали в основное здание. Огромные светильники в виде арок были возведены к концу рабочего дня, и везде куда бы он ни поглядел, наблюдалась активная деятельность.

– Все общественные помещения будут закончены к концерту, – сказал Хэнк, который не переставая комментировал каждую деталь по пути. – Но я хочу показать вам один из номеров.

В действительности, только один номер и был закончен, остальные были бетонные неоштукатуренные кельи, что Хэнк спокойно и признал.

– Но все оборудование уже на складе. Дон Антонио организовал это все месяцы назад.

Тодд вспомнил свое быстрое решение. Дизайн уникального оборудования и аксессуаров принадлежал Дону Антонио, и все это должен был сделать специалист, который попросил плату вперед. Как раз это решение и стоило Хэнку «Мечты американца» и Тодду «Принцессы моря» – но когда он вошел с Хэнком в номер и увидел выражение лица Карьера, Тодд посчитал, что деньги были потрачены правильно. Дни «Беллы Висты» как самого роскошного отеля на Майорке были сочтены – и Карьер это знал.

Поэтому они вернулись в яхт-клуб, который слабо пахнул краской, клеем и лаком и где ждал Макс, готовый принять заказ на обед.

– Ты будешь представителем с ведущим правом на аукционе, – сказал Тодд, как только они сели за стол. – Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

– Нет, нет, – запротестовал Карьер. – Мне не нравится эта идея об аукционе. Я так дела не делаю.

– Тогда заплати нам хорошую цену сейчас, и аукциона не будет.

Карьер выглядел обиженным.

– Я уже увеличил свое предложение, – ледяным тоном произнес он.

Так оно и было. После трехчасовых переговоров он поднял цену до двенадцати миллионов. Это было существенное увеличение цены, но далеко не достаточное.

Тодд говорил о концерте Барзини и о том, какие результаты это даст. «Палома Бланка» полностью окупится. Он говорил о ценности видеорынка как о неиссякаемом источнике славы.

– И не забывай о тех, кто слушает компакт-диски, – говорил он, обведя руками большой круг, который должен был показать, что скоро весь мир будет слушать кассету «Барзини в „Паломе Бланке"».

Но Карьер уперся на своем предложении в двенадцать миллионов.

Наполовину закончив еду, Тодд был уже в таком отчаянии, что сказал:

– Ну скажи, Хосе, начистоту, «Палома Бланка» стоит в два раза больше, и ты знаешь это. Ты ведь даже не даешь нам вернуть наши же деньги.

Вот этого не надо было говорить. Это выдало его тревогу, и он чуть не ударил себя по губам, но что сказано, то сказано.

Карьер же как раз сконцентрировался на том, чтобы скрыть свое волнение. Его сердце забилось. Слухи подтверждались: эта парочка была не просто в финансовых затруднениях, они были на грани разорения. Он почувствовал, что ему представляется великолепная возможность. Владеть «Паломой Бланкой» значило для него стать главным в турбизнесе на острове Майорка до конца своих дней. С «Беллой Вистой» и «Паломой Бланкой», никто не сможет поддеть его. Но двенадцать миллионов были для него абсолютным пределом. Это были все деньги, которые у него были и которые он мог занять. Идея аукциона приводила его в ужас. Он будет исключен из группы больших бизнесменов…

Когда закончился обед, Тодд ни на шаг не продвинулся и был все на том же месте, что и перед обедом.

– Ну, ладно, – сказал он с притворным безразличием. – Тогда ничего не получится. Жаль, тогда тебе придется участвовать в аукционе наравне со всеми.

Это, конечно, бросило Карьера в жар. Ему просто нужно было купить «Палому Бланку» до аукциона.

В этом он был уверен, но как бы это сделать? Они не принимали цену в двенадцать миллионов, но он чувствовал, что сможет выиграть свой приз. Ах, если бы он мог позволить себе немного повысить цену! Слабая идея появилась у него в мозгу. Ему нужен партнер. Он бы, конечно, не хотел этого, но это было лучшее, что он мог сделать. И, в общем, все, что он мог сделать. Его единственная надежда.

– Вот что я вам скажу, – медленно произнес он, стараясь, чтобы не было заметно напряжение в его голосе. – Хуан Гонсалес завтра возвращается из Севильи. Ведь вы о нем, конечно, слышали?

Хэнк нахмурился.

– Какой Гонсалес, виноторговец?

Карьер улыбнулся. Самый крупный винодел в Испании, Хуан Гонсалес был необычайно богатым человеком. Он мог бы быть заинтересован в пассивном партнерстве. В конце концов, Карьер был уже хорошим клиентом, а «Палома Бланка» была бы еще одним местом распространения вин Гонсалеса. Эта идея дала Карьеру надежду, и он сказал:

– Хуан – мой хороший друг. Я хотел бы все это обсудить с ним. Почему бы нам снова не встретиться в понедельник?

Понедельник! Тодд колебался, тревожась о том, что должно было быть сделано в Лондоне, но больше всего его беспокоило получение письменного предложения в среду. И он махнул рукой на Руса. Что его больше всего раздражало, так это то, что в результате его разговора с Русом он остался одним действительно заинтересованным в проекте.

– Я ведь прошу только два-три дня, – сказал Карьер заискивающим голосом.

«Ты не знаешь, о чем просишь, – подумал Тодд мрачно. – Каждый день имеет значение». Он поглядел на Хэнка, который в ответ только слегка пожал плечами. Пытаясь получить хоть какое-нибудь преимущество, он сказал:

– Ладно, Хосе, я останусь до понедельника, но при одном условии.

Карьер поглядел на него.

– На встрече ты изложишь свое предложение в письменном виде.

И снова Тодд ляпнул лишнее.

Глаза Карьера заблестели. Его подозрения подтверждались. Поднявшись с кресла, он поднял руку.

– Как я могу принимать ваши условия, когда мы еще не договорились о цене? Посмотрим, как дальше пойдет дело, так ведь? – Он улыбнулся. – Почему бы вам не прийти ко мне в «Беллу Висту» на обед? Скажем, около часа?

После этого Тодд ругал себя за свою оплошность.

– Торговец на рынке справился бы лучше, – признался он Хэнку. – Я чересчур надавил на него. И проиграл дело.

И позже, когда он позвонил Катрине, он пытался избежать разговора об этом. Но она настояла на том, чтобы он все сказал ей. Он постарался представить информацию в наилучшем виде.

– Сейчас он готов заплатить двенадцать миллионов и поехал еще занять денег. Не беспокойся. В понедельник у меня будет письменное предложение.

К счастью, она была так занята, что поверила в его уверенность.

– Здорово, – сказала она, под впечатлением того, что предложение Карьера увеличивалось на миллион фунтов за час. – Нечего и говорить, что в понедельник ты его достанешь.

Тем временем, обнаружив, что многих из журналистов можно было застать по выходным, они с Глорией продолжали свою телефонную кампанию.

– Мы уже обзвонили сто четыре человека, – сообщила она с триумфом. – И мы будем звонить завтра весь день.

По крайней мере ей было чем заняться. А вот Тодд не мог ничего делать в воскресенье, он только волновался. Примерно в обеденное время он позвонил в Джерси, надеясь поболтать с Шарли и немножко поднять настроение. Но его надежда была начисто уничтожена после разговора с нею. Да, она была рада, что будет пресс-конференция. Она уже договорилась с Катриной, что будет ей там помогать.

– Боб был очень добр ко мне и дал мне отсрочку, – сказала она и вдруг неожиданно разрыдалась.

Слезы и всегда-то его нервировали, а уж тем более по телефону, и хуже всего – слезы Шарли Шарли, а не кто-нибудь другой плакал сейчас! Не то чтобы она долго рыдала – через несколько секунд взяла себя в руки, – но ясно было, что напряжение, с каким она хранила свою позорную тайну, стало для нее слишком тяжелым грузом.

– Боб просто доверяет мне, без всяких гарантий, – сказала она. – Ты понимаешь? Он такой искренний. А я чувствую себя последней свиньей. И тут Тодд услышал самое худшее.

– Я тебя ни в чем не обвиняю, Тодд, честно. Даже и не думай об этом ни секунды. Это было мое решение, также как и твое, но… ну, понимаешь… я думаю, я не смогу жить с этим на моей совести до аукциона. До марта. Мне нужно сказать ему.

Сердце Тодда чуть было не остановилось. Прилипнув к телефонной трубке, он просил, умолял, но почувствовал, что угадал правду. Он и сам сомневался, что Шарли дотянет до марта. У нее тогда будет нервный срыв. Он вспомнил, как Катрина тревожилась за Шарли, но он отвел ее тревоги как беспричинные.

– Чепуха, – сказал он. – Шарли в порядке.

И еще раз Катрина оказалась права, а он – не прав.

В конце концов он сказал:

– Шарли, давай поговорим об этом после пресс-конференции. Мы все будем там. Приедет Хэнк, и мы вместе подумаем. Что-нибудь придумаем. Не беспокойся.

После чего он с горькой иронией подумал о том, что сказал «не беспокойся» Катрине, Шарли, Хэнку, тогда как сам беспокоился так, что едва мог спокойно рассуждать. А что касается ужина в среду – «в среду я буду уже мертв, если не получу предложения в письменном виде».

Он позвонил Мэнни, надеясь, что хотя бы Друри удалось как-то уговорить. Мэнни ответил вопросом:

– Начать с хорошей новости или с плохой? Хорошей новостью было то, что Друри принял приглашение на пресс-конференцию. Плохой было то, что он был все еще в нерешительности насчет предложения Мэнни по перефинансированию. Даже услышав о том, что Карьер увеличил цену, Мэнни все еще оставался в сомнениях.

– Двенадцать миллионов – это недостаточно, Тодди. Еще одно нет – это что-то, чем я не могу рисковать в этой игре. Друри уже соблазнился, но тебе нужна большая цифра, чем эта. – Он рассмеялся и попытался подбодрить Тодда. – Я все еще верю. Ты сделаешь это завтра.

Но понедельник вновь принес плохие новости. Позвонил Карьер, чтобы сообщить первым делом, что Гонсалес задержался в Мадриде.

– Он не приехал вчера, но я его жду сегодня попозже. Сегодня днем, если быть точным.

Тодд был в ярости.

– Ты меня морочишь! Я не могу здесь торчать. Я улетаю в Лондон сегодня вечером.

Но, хотя он и взорвался от гнева, он знал, что ему придется остаться. У него не было выбора. Его единственной надеждой на письменное предложение был Карьер, и, слушая его извинения и просьбу «подождать еще двадцать четыре часа», он почувствовал, что Карьер в таком же отчаянии, как и он сам.

– Дай Мне шанс обсудить это дело с Хуаном, – сказал Карьер с такой настойчивостью, которая уже звучала как мольба. – Я уверен, это будет на пользу нам обоим.

– Только не двенадцать миллионов, – отрубил Тодд.

И Карьер уступчиво сказал:

– Может быть, с Хуаном пойдет по-другому? Приходите на обед, я уверен, что мы заключим сделку.

Тодд чувствовал себя рыбой на крючке. «И я даже не могу связаться с этим Русом, – подумал он. – Если бы у меня только был другой вариант! Кто-нибудь! Любой человек!»

После этого он позвонил Катрине. Сейчас она разделяла его тревогу.

– Ты остаешься до завтра! Но завтра – вторник. Ох, Тодди!

Он почувствовал, что в ее голосе был страх, и стал уговаривать ее:

– Гонсалес представляет большие капиталы, – сказал он, подбадривая одновременно и себя. – А Карьер просто из штанов выпрыгивает, рвется заключить сделку. Слышала бы ты, как он только что говорил со мной по телефону.

Наконец они начали подбадривать друг друга. Они разумно оценили ситуацию. Они сказали друг другу, что Карьер, конечно, был очевидным покупателем. Конечно, Гонсалес будет заинтересован, и, конечно, Тодду нужно остаться до вторника. Тем временем Катрина сообщила хорошие новости из Лондона. Приглашение на пресс-конференцию приняли триста двадцать человек.

– И Майк пригласил еще больше, и там люди, которые занимаются туризмом, агенты по недвижимости, с которыми ты разговаривал. Я думаю, человек пятьсот наберется.

Тодд вздрогнул при мысли о расходах. Перед ним встало лицо Смитсона. Потом Катрина сказала:

– Да, и этот самый Рус звонил из своей конторы в Париже. Он сказал, не смог бы ты ему позвонить? Подожди секунду, я дам тебе номер.

Тодд знал номер наизусть, он звонил по нему слишком много раз. Что он и сказал Русу через десять минут.

– Где вы были? – закричал он. – Я думал, что мы уже заключим контракт к сегодняшнему дню.

Рус, правда, даже не извинился. Он сказал:

– Мой клиент попал в беду, мистер Тодд, поэтому я и бросил все. Я работаю так, что мои клиенты – в первую очередь.

И он начал распространяться о том, как спасал одного неудачливого клиента, который после его усилий стал в десять раз богаче. Никакой другой рассказ не произвел бы большего впечатления на Тодда. Он-то действительно был в беде. Ему действительно нужно было стать в десять раз богаче. Ему тоже нужен был Рус.

И поэтому, несмотря на то, что он сердился из-за потерянного времени и ему был противен снисходительный тон Руса, он был очень рад его предложению о встрече. Вопрос был в том, когда?

– Как насчет того, чтобы встретиться в Лондоне в среду? спросил Рус. – Ваши люди пригласили меня на пресс-конференцию в обеденное время. Но, может быть, мы сможем встретиться заранее утром?

На этом и порешили.

Лучше поздно, чем никогда, подумал Тодд, повесив трубку.

Он сделал все, что мог. Никто другой не смог бы сделать больше. Сейчас он должен был ждать до завтра…

* * *

– Но я просто тороплюсь, – возражал Карьер. – Поэтому я и позвонил и попросил вас приехать пораньше. Оставайтесь и обедайте, как мои гости. Просто мне надо идти, потому что мой рейс… – он замолчал и поглядел на часы, – через пятьдесят пять минут.

Они были в зале для коктейлей в «Белле Висте», большой комнате с красиво украшенным потолком и мраморными полами на двух уровнях. Тодду очень нужно было выпить, чтобы пережить удар от сообщения Карьера, что Гонсалес не прилетел вчера днем.

– Но именно поэтому я и лечу к нему, – настойчиво убеждал Карьер. – Я поужинаю с ним в Мадриде и встречусь с тобой на пресс-конференции завтра. Никак не пойму, чего вы суетитесь. Я ведь не стал бы поднимать такую бучу из-за ничего?

Тодд и Хэнк обменялись тревожными взглядами. Извинение было правдивым. Они прибыли как раз в тот момент, когда портье выгружал чемоданы Карьера из машины.

Тодд сказал с нотой отчаяния в голосе:

– Но ты обещал подписать свое предложение сегодня. Поэтому я и остался. Я бы вернулся, чтобы… – Он остановился, поняв, что сказал слишком много, надеясь, что это прозвучало скорее возмущенно, чем испуганно.

Карьер подозвал официанта и заказал ему принести еще выпить гостям. Он подождал, пока официант соберет пустые бокалы и вернется в бар.

– Я таких обещаний не давал, мистер Тодд. Я надеялся, что мы сможем продолжить наши переговоры, но, к несчастью, Хуан задержался по делу. – Его лицо смягчила улыбка. – Поэтому я позвонил ему. Мы обсудили наше дело, мы еще обсудим его сегодня вечером, и я встречусь с вами в Лондоне завтра.

– С предложением, – сказал Тодд с мрачной подозрительностью в голосе.

– Ну конечно, – улыбнулся Карьер. Он говорил правду – Гонсалес задержался, они говорили по телефону и договаривались поужинать вместе. Он даже рассказал ему общий план будущей сделки, и Гонсалес ею заинтересовался. Тем временем Карьер принял решение насчет письменного предложения. Пускай еще денек подергается. Они были в полном отчаянии насчет сделки. И он им предоставит право заключить ее. Но на его условиях и без всякого аукциона.

Вот в таком виде он все и оставил. Что бы Тодд ни говорил, Карьер отказывался давать им письменное предложение, но дал обещание написать такое завтра. После этого он уехал в аэропорт.

Они остались пообедать. Ничего больше не оставалось делать. Они заказали билеты на вечерний рейс в Лондон, и им еще надо было убить время до вылета. Тодд вчера ожидал, что он будет совсем в другом настроении.

Хэнк пытался успокоить его, как мог.

– Он блефует, заставляет нас попотеть от страха. Он завтра явится с предложением, не волнуйся.

Но Тодд волновался. И особенно волновался о том, как сказать Катрине.

– Она нормально среагирует, – сказал Хэнк, пытаясь убедить его. – Нормально, как только узнает, что завтра Карьер будет с предложением.

Даже если и так, Тодд все равно волновался насчет Морони.

– Ты даже не знаешь, явится ли он, – сказал Хэнк. – Кроме того, не будет же он убивать тебя на глазах у пятисот людей? И, в любом случае, ты ведь сказал, что должен прийти его адвокат. Мы сможем все ему объяснить. Мы действительно продаем «Палому Бланку». Этого ведь они хотят, правда?

Тодд рассеянно кивнул.

– И в любом случае беспокоиться не надо, Карьер прибудет с предложением в кармане…

Хэнк говорил все, что мог придумать, и после обеда, и весь день, но только позже, когда они сели в Боинг и полетели в Лондон, он наконец смог возродить в сердце Тодда надежду. Они говорили о завтрашнем утре, и Тодд сказал, что, пока Катрина и Хэнк поедут прямо в Хилтон, он сможет часок поработать в офисе до встречи с Русом.

– Вот! – вдруг воскликнул Хэнк. – Рус!

Тодд посмотрел на него.

– Вот что взвинтит Карьера! Когда ты войдешь вместе с Русом! Вот что мы забываем. Они знают друг друга, ты помнишь?

Тодд уставился на него.

– Карьер-то думает, что он точно получит отель, но он так испугается, увидев Руса, что он подпишет все, что мы только подсунем ему.

Лицо Тодда просветлело.

– Ах ты, черт возьми!

– Я его малость подогрею до твоего прихода, – Хэнк усмехнулся. – Я скажу ему, что ты ушел, чтобы договориться с Русом персонально. Тогда он забегает.

И они оба рассмеялись, представив выражение лица Карьера. Это дало им хорошее настроение, какую-то надежду…

– Сегодня великий день, босс.

– Ну, скажи это еще раз.

– Все читал про это, да?

– И половины не прочел. Еще и завтра газеты будут писать.

Герберт хмыкнул, глядя в зеркало.

– И какая программа на утро?

Тодд рассказал ему про встречу в «Альсруер, Вор-мак и Рус» на Гросвенор-сквер.

– А потом – в Хилтоне.

– Хорошо. А вы как себя чувствуете? Нервничаете?

– Немного, – признался он, говоря совершенно о другом предмете: ведь не о пресс-конференции он беспокоился, там были Майк Томпсон и Катрина, все было в их руках, а переживал он из-за Карьера и этого чертова предложения. Он нервничал, что появится Морони… нервничал из-за встречи с Русом…

И его нервозность только возросла, когда они прибыли в офис. Сэлли ждала внизу, в рекламном зале. Она сразу же подскочила к двери и, вместо того чтобы поздороваться с ним и улыбнуться, как обычно, испуганно на него посмотрела.

– Доброе утро, Сэлли. Что случилось?

Она кивнула на дверь его кабинета и схватила его за руку.

– В твоем кабинете какой-то человек, – прошептала она, еще раз взглянув назад. – Он только что вошел. Я не могла остановить. Он сказал, пришел получить должок. Он сказал…

– Тихо, тихо. Насчет чего он пришел?

– Их там двое. Один в мастерские пошел.

У него опустилось сердце. Сначала он даже не поверил. Потом появился гнев, оттого что Морони все-таки решил уничтожить его. «Ведь в этом нет необходимости. Я сказал Лапьеру, что происходит. Я объяснил! Даже пригласил его на пресс-конференцию!» Он уставился на Сэлли, и ее тревога передалась ему. Потом он обрел дар речи.

– Только двое? А не четверо? Здоровые такие?

Она посмотрела на него с изумлением.

– Я только двоих видела. А что, ты их ждешь?

Он ожидал чего угодно, только не этого. «Только не того, что они придут сюда, – подумал он в ужасе. – Не сейчас, не так». Он понял, что разговор с Лапьером был бесполезен. В прошлый раз ведь было то же самое, и он тоже объяснил все Лапьеру, но это ничего не изменило. Морони все равно притащил своих бандитов. Глубоко вздохнув, он попытался собраться с мыслями.

Сэлли сказала:

– Он велел мне заниматься своими делами, пока он будет говорить с тобой.

Гнев даже заслонил страх в его душе. Он делал все возможное. Никто не смог бы сделать больше.

– Ах, вот как! – рявкнул он, так как гнев пересилил. – Ну, я им не позволю так врываться. Им придется подождать, пока Карьер придет сюда. – С этими словами он побежал за Сэлли, поднялся по ступенькам и распахнул дверь общего офиса. Дверь его собственного кабинета закрылась перед его носом. Бросившись наискосок по комнате, он так спешил, что задел бедром за угол стола Сэлли. Распахнув дверь, он устремился навстречу Морони. И вдруг он остановился. Мужчина, сидевший за его столом, был ему незнаком.

– А, мистер Тодд?

Тодд уставился на него, в поле его зрения попал хорошо скроенный костюм для деловых встреч, хорошая английская речь, очки в роговой оправе, лицо человека среднего возраста.

– Меня зовут Аткинсон, – сказал незнакомец, поднимаясь из-за стола.

– Да? – равнодушно сказал Тодд. Это имя ничего не говорило ему. Он не знал этого человека, он был уверен, что никогда раньше не видел его.

Слишком удивленный, чтобы сказать что-нибудь, он застыл у стола.

– Боюсь, я с плохими новостями. Я… м-м-м, – незнакомец кашлянул. – Я представляю ваших банкиров. Я назначен на опись «Оуэнс» и «Тодд Моторс».

Неожиданные слова не сразу дошли до Тодда. Потом весь ужас новости дошел до его сознания, и Тодд покачнулся и схватился рукой за край стола.

– Естественно, у меня есть судебный лист, – сказал незнакомец, показав какие-то пестрые бумажонки и выложив их на стол.

Тодд вдохнул воздух в себя.

– Исполнитель!

Шагнув к столу, он рухнул на стул, чтобы не упасть.

– Боже мой, – сказал он тихо, уставившись на незнакомца. Он понял, что Сэлли вошла следом за ним. Она стояла в дверном проеме, поднеся ладонь к губам, и тревога ясно отражалась на ее лице. За ее спиной он видел Герберта, который входил в общий офис.

– Всегда это бывает ударом, я понимаю, – сказал незнакомец.

Тодд уже забыл, как его звали. В его голове еще недостаточно прояснилось, и он не мог осознавать детали.

– Вы имеете в виду, вас назначил этот негодяй Смитсон?

– Фактически суд. Процедура такова: банк обращается в суд, а затем…

– Вы только что приехали? Прямо с небес? Без предупреждения?

– Так и надо. Если предупреждать заранее, можно все подчистить.

Тодд смотрел на него пустым взглядом.

– Вы понимаете, я должен забрать вашу контору. Весь ваш бизнес. Для защиты интересов банка. В надежде вернуть им деньги.

Сердце Тодда екнуло. Он понял, в чем была роль исполнителя, но его мысли были так далеко отсюда, что он почти не слушал объяснения незнакомца. Мокрой, вспотевшей рукой он пытался найти какие-то бумаги у себя на столе, а другой рукой схватился за телефон. Он поднял голову и увидел, что Сэлли все еще стоит в дверном проеме.

– Соедини меня с Мэнни Шайнером, пожалуйста. И не обращай внимания на то, что тебе там скажут. Мне нет дела, с кем он там, а если он на конференции…

– Кто такой Мэнни Шайнер? – перебил незнакомец.

Все еще глядя на Сэлли, Тодд ответил:

– Мой финансовый директор.

Когда Сэлли повернулась и побежала звонить, незнакомец сказал:

– Строго говоря, вы должны получить мое разрешение, прежде чем звонить кому-либо. И ни на один звонок не можете ответить без моего одобрения.

У Тодда на шее вздулись вены. Краска бросилась в его лицо. Его голос был хриплым от ярости.

– К черту! Это мой офис…

– Уже нет, – резко сказал незнакомец. – С того момента, как назначен исполнитель. Я могу здесь распоряжаться всем, пока не покрою банковские расходы или не ликвидирую бизнес. И вы ничего не сможете сделать.

Чтобы не дрожали руки, Тодд положил их на стол. И вдруг яркая молния вспыхнула у него в мозгу.

– Посмотрим! – рявкнул он, резко поднимаясь с кресла.

Сэлли закричала:

– Телефон!

– Такое отношение вам не поможет, – холодно произнес Аткинсон. – Поймите, пожалуйста, что сотрудничество со мной – в ваших интересах.

Тодд снова упал в кресло. Он ухватился за трубку.

– Мэнни! – закричал он, но понял, что попал на телефонистку. Через минуту он услышал голос Мэнни. Сквозь зубы Тодд объяснил ему все, что произошло. Мэнни застонал, затем послышался шум, и ничего не было слышно. Потом Мэнни ругнулся и замолчал, как будто бы задумался. После чего произнес:

– Я здесь закругляюсь, но хочу, чтобы тебя там не было. Ты только все испортишь. Не начинай спорить. Поднимайся и уходи.

Тодд даже и подумать о таком не мог. Уходить? Только через его труп. Он посмотрел на офис, свой офис, в котором он вел свое дело. Через раскрытую дверь он видел Герберта, который стоял рядом со столом Сэлли. Его люди. А Мэнни тем временем все еще говорил, что он больше навредит, чем делу поможет, но только половина из того, что говорил Мэнни, могла облегчить Тодду удар и чувство потери.

– Какие у тебя были планы на утро? – спросил Мэнни.

«Планы? Как же теперь он мог говорить о планах?»

– Давай в Хилтон, – говорил Мэнни. – Помоги Катрине.

Он представил, как стоит перед пятьюстами людьми и признается, что его дело опечатано, и застонал.

– Мэнни, я не могу пойти туда, мне надо быть здесь…

И тут Мэнни взорвался. Тодд никогда не видел, чтобы он так сердился. Он закричал жутким голосом. Отодвинув трубку от уха. Тодд слышал выражения, подобные «соберись», да и еще кое-что. Аткинсон их тоже слышал, потому что ехидная улыбка появилась на его лице, когда он подошел закрыть дверь. В следующую минуту ему чуть не поддали под зад, потому что Сэлли ворвалась в комнату. Два шага – и она оказалась рядом с Тоддом и яростно повернулась навстречу Аткинсону. Положив руку на плечо Тодду, она встала рядом с ним, готовая противостоять исполнителям, банкам, судам и кому угодно.

На лице Аткинсона появилось выражение безграничного удивления. Потом он слегка пожал плечами, подтянул брюки и опустился на стул.

Мэнни продолжал говорить с настойчивостью и успокаивал одновременно и себя, и Тодда, заставляя его сконцентрироваться на делах, а не поддаваться чувствам.

Аткинсон взглянул на часы.

Мэнни тем временем продолжал говорить:

– Поезжай в Хилтон и получи предложение от Карьера. И Друри может просто так зайти. Если он заплатит Смитсону, ты можешь сказать «прощай» исполнителям. Это можно сделать очень быстро. Но только в том случае, если ты получишь предложение сегодня. А без этого, Тодди, все. Все будет с тобой кончено.

Уставившись на фотографию «Паломы Бланки», Тодд очень четко вспомнил день, когда он впервые увидел это место.

– …а теперь – вон оттуда, – говорил Мэнни. – Я сейчас поеду и увижусь с ним, с этим, как его, ты сказал?

Тодд бросил взгляд на незнакомца.

– Простите, я не расслышал, как вас зовут.

– Аткинсон. Фирма «Мэнли и Чамберс». Я уверен, что ваш финансовый директор слышал о нас. – Он поднялся, подошел к столу и протянул руку к телефону. – Я должен поговорить с ним.

Тодд передал ему трубку. Он вышел в общий офис, закрыл дверь, присел на минутку на краешек стола Сэлли, пытаясь собраться с мыслями. Сэлли была полна участия, предлагала сварить ему кофе, а Герберт переминался с ноги на ногу и был таким же несчастным и отчаявшимся, как и сам Тодд. Но он знал, что Мэнни был прав. Если бы он остался, его нервы бы не выдержали, и он в сотню раз ухудшил бы ситуацию.

– Нет, лучше всего будет, если я уйду, Сэлли, – сказал он, легонько потрепав ее по руке. – Мэнни уже выезжает. Он знает, что делать. Пусть он тобой тут руководит. – Он пошел к двери, но у выхода повернулся и посмотрел на нее. – Я вернусь, – сказал он.

Он спустился по лестнице вместе с Гербертом, который шел за ним по пятам, прошел через рекламный зал и вышел из здания.

– Я вернусь, – повторил он, садясь в машину.

Герберт ехал вперед, не дожидаясь инструкций. Он останавливался у светофоров на перекрестках, а потом продолжал ехать в сторону Вест-Энда, поглядывая на Тодда через зеркало.

Тодд плохо выглядел и плохо себя чувствовал. Ему просто необходимо было выпить. Было только половина десятого, но ему нужно было выпить, и он сказал об этом Герберту. Пять минут спустя они заехали в одну винную лавочку. Герберт вернулся скоро, притащив с собой бутылочку, завернутую в какую-то ткань, которую он переложил на заднее сиденье. Потом вытащил термос-фляжку из бардачка и протянул ее Тодду.

На секунду он вспомнил о том, как Лео, однажды наверху в «Ритце», в своем номере, говорил о своем лекарстве: «Половина на половину – лучшее средство от шока, старик». «Черт возьми, Лео! Я не могу принимать все это сейчас!»

Да, шок был уж нечто запредельное. Это была последняя капля. С ним, с Тоддом, было покончено. Через пару дней все кругом узнают про исполнителя. «Такие вещи не остаются долго в тайне. Мой престиж лопнул. Все кончено».

– Куда теперь, босс?

– Я не знаю, – глухо сказал он, и в голосе его прозвучало полное и окончательное поражение. Его единственной мыслью было разделить горе с Катриной, но было бессмысленно ехать домой. Она наверняка уже уехала в Хилтон, и его отчаяние только усилилось оттого, что она сейчас была вся в делах и в волнении.

Герберт взглянул на него.

– Вам все еще нужно быть на Гросвенор-сквер в половине десятого?