Текст книги "Тёмные времена. Наследники Александра Невского"

Вадим разгоняет слухи

День свадьбы приближался, а несчастная княжна Анна только и слышала со всех сторон о том, что она бесплодна и что её место вовсе не возле князя Дмитрия, а в монастыре. Вадим же не спешил разгонять эти слухи. Но когда до бракосочетания оставалось всего два дня, он неожиданно для всех во время трапезы начал следующую тему:

– Знаю я, князь, как помочь горю твоему! Ты вот княжну в бесплодии обвиняешь, слушая этих льстецов, которые только и мыслят, как откусить себе кусок пожирнее и в рот засунуть, а верному слуге своему даже рот открыть не дозволяешь!

– Говори, Вадим Всевластович, – сказал князь Дмитрий Александрович, – я всегда рад твоему совету.

– А скажу я тебе, князь, следующее, – важно сказал Вадим Всевластович, – необоснованно бояре твои невесту в бесплодии клеймят. Ложь всё это и бабкины сказки. Ведьма начихала, и стала дева бесплодной. А ты? Чтоб такого не происходило, взял бы да крестным знамением всех бесов и отогнал!

У бояр и всех, кроме князя, аж челюсть отвисла от таких слов. Князь Дмитрий оказался настолько рад поддержке своего ближника, что тут же встал из-за стола и, подозвав Вадима, расцеловал его.

– Единственный ты верный у меня человек! Понимаешь и не сдаёшься!

– Говорить тебе правду – это мой крест! И всех льстецов от тебя буду отгонять, как дым отгоняет вредных насекомых!

Князь словно забыл, что именно Вадим Всевластович начал разговоры про бесплодие и именно он часами убеждал его в этом.

– Бояре, слушайте меня, – громко сказал князь Переславля, – моё бракосочетание с княжной Анной Мстиславовной состоится, и никто противиться этому не сможет! Весь свой бред о бесплодии княжны забудьте, а если из чьих-либо уст услышу подобное, то велю покарать смертью!

Все, кто был на трапезе, не знали, как реагировать. Конечно же никто помирать не спешил. Один из бояр, некий Афанасий Ярополкович, и вовсе встал и провозгласил:

– Вот видите! Узрел князь правду и не дал совершиться страшному злодейству! Невинную отроковицу клеймом отметить хотели враги князевы! Страшитесь все, так как князь наш смотрит и видит то, что от других укрыто!

Среди бояр пошёл одобрительный гул. Все соглашались и осматривали друг друга, словно пытаясь выявить тех, кто злословил будущую княгиню. Анна Мстиславовна отметила этого боярина. Афанасий Ярополкович явно стремится занять место возле князя, которое сейчас принадлежало Вадиму Всевластовичу. Прав был отец, когда говорил, что она ничего про Дмитрия и его окружение не знает. Получалось, что князя окружает целое сборище льстецов, и они будут поддакивать любому его решению, независимо от того, каким оно будет, лишь бы от князя получить награду за службу.

Место Вадима Всевластовича должна занять она. Место это не предназначено для всяких негодяев.

– Князь, – продолжил свою речь Вадим Всевластович, – скажи мне, любишь ли ты княжну? Любишь! А знаешь, почему эти льстецы пытались очернить её имя? Чтобы лишить тебя любви!

– Ты говори, говори, да не заговаривайся, – грубо оборвал его князь Андрей Городецкий, брат Дмитрия, – я своему брату добра желаю. Нам в роду бесплодные девы не нужны. Если уж пала на неё эта слава, то я, как брат твой, советую отправить деву обратно в Луцк.

– Так ведь, князь Андрей, – робко сказал Дмитрий, – Вадим Всевластович сказал, что княжну оговорили! Надо просто наложить крестное знамение и не думать об этом!

– Согласно обычаям отцов наших, если невесту обвиняют в бесплодии, то её отправляют к отцу со всем приданым и за неё дают откупную. В случае, если ты женишься на бесплодной деве, зная это, то должен прилюдно поклясться, что не будешь искать другого брака, даже если захочешь иметь детей.

– Так ведь она не бесплодная, брат! Вадим Всевластович сказал…

– Решать тебе, князь. Но вспомни Василия, брата нашего. Не иди против нашего княжеского достоинства.

Анна побледнела. Она поняла, что в эти минуты заканчивается её жизнь. Она посмотрела в глаза князю Андрею и увидела холодный и расчётливый взгляд.

– Князь Дмитрий! Скажи, ты правда веришь, что я бесплодная? Перед Богом говорю, что это выдумка и сказка! Мы ведь любы друг другу, и Господь подарит нам много детей! Не дай совершиться злодеянию. Не возвращай меня к отцу с позором! Я могу иметь детей!

– Княжна, не пытайся оправдать себя, – сказал Андрей Городецкий, – если ты не способна произвести на свет потомство, то тебе лучше посвятить жизнь служению Господу, нежели семье. Не я бросил тебе эти обвинения, но я всё слышал и настаиваю на том, чтобы брак не состоялся!

– Анна, – медленно сказал князь Дмитрий Александрович, – прости, но я не могу на тебе жениться. Мне нужны дети, чтобы продолжить род.

Князь Дмитрий прекрасно понял намёк князя Андрея Городецкого, когда тот заговорил о Василии.

В это время внезапно встал князь Даниил Александрович Московский, ещё отрок по возрасту.

– Брат! Дмитрий, князь Переславля, скажи, а на родине княжны ты хоть раз слышал от кого-нибудь, что она бесплодна?

– Нет, Данила, – ответил растерянно Дмитрий, – на родине княжны ни о чём таком я не слышал. Может, утаили!

– Значит, о её бесплодии стало известно только здесь, в Переславле? А откуда была та ведьма, которая её лечила? И была ли она вообще?

– Не было, князь, – хватаясь за Даниила, как за последнюю соломинку, сказала княжна Анна, – никогда в детстве я сильно не болела, и никогда мой отец не звал на помощь колдунов.

– Кто первый обвинил княжну в бесплодии?

– Вадим Всевластович, – с достоинством сказал боярин Афанасий Ярополкович, – этот пёс безродный и обвинил её в бесплодии!

– Получается, Вадим и обвинил, и оправдал! – с улыбкой сказал Даниил Александрович. – Кто тебе, Вадим, сказал о бесплодии княжны?

– Даниил, – вмешался Андрей Городецкий, – ты, как и я, желаешь брату только добра. Но ведь если княжна даже и оклеветана и мы покараем клеветников, то это всё равно ничего не меняет! Простые люди будут обвинять её в бесплодии, а если она даже кого-нибудь родит, то обвинят в колдовстве! Человек, который обратился к колдунам один раз, сможет обратиться и в другой раз.

– Ни я, ни отец мой никогда к колдунам не обращались! Никогда колдунья меня не лечила! Я невиновна, это просто слухи! Дмитрий, правду говорит брат твой Даниил. Почему в Луцке, у меня на родине, за целую неделю, что ты там прожил, ни разу не слышал ты о моем бесплодии? Сразу скажу тебе, Дмитрий, что, вернув меня домой, ты навлекаешь на Русь кровопролитие! Мой дядя, король Лев, и мой отец, его наследник, не простят вам этой клеветы! Если вернёте меня, то польются реки крови!

Дмитрий схватился руками за голову. Что делать в этом случае, он не знал. Анна была красивой и была ему люба, но и рисковать он не мог, страшась, что Андрей может и впрямь убить её. Но и расставаться с ней он не хотел, так как уже представлял себя только рядом с ней.

– Ты, княжна, нас, Александровичей, войной не пугай, – сказал Андрей Городецкий, положив руку на меч, – наш дядя – великий князь Владимирский, а сестра наша замужем за братом смоленского великого князя. Если и польётся кровь, то с обеих сторон. Думаю, великий царь и хан не позволит этого!

Андрей всей своей душой был против этого союза, потому что он мог быстро усилить его брата. Если же брак не состоится, то Дмитрию предстоит многое решать, а вот Городец от этого станет только крепче и богаче.

– Вы говорите о войне, – сказал Даниил, – опомнитесь! Мы ведь князья земель Русских! Для чего этот брак задумывался? Чтобы соединять ветви древа Рюрика, а не сеять войну. Если князь Дмитрий отказывается брать её в жены, то тогда я возьму, так как не считаю её бесплодной.

Все замолчали. Гробовая тишина повисла в трапезной. Все смотрели на Дмитрия Александровича, который не знал, что сказать. Пролетело несколько минут, и князь Дмитрий, встав, произнёс:

– Я возьму Анну в жены, независимо от того, бесплодна она или нет! Даниил прав, этот брак должен соединить две ветви рода Рюрика, а не стать поводом для кровопролития!

– Воля твоя, брат, – сказал Андрей Александрович, – но тогда прилюдно поклянись, что знал, что она не может иметь детей, и в случае, если Господь не подарит вам ребёнка, ты не будешь искать развода с Анной.

Павша Ананьевич и Себеслав Игоревич

Павша Ананьевич встретился со своим давним другом Себеславом Игоревичем, которого он пытался выдвинуть в тысяцкие. Себеслав Игоревич был женат на дочери Павши Ананьевича, и поэтому на этой должности мог представлять интересы своего тестя.

Великий князь хотел организовать выборы тысяцкого, основываясь на заслугах перед Новгородом. В этом его поддержал и ханский баскак Амраган. А получилось так, что Ярослав Ярославович фактически поставил тысяцким своего человека.

Вече, на котором выбрали тысяцкого, хоть и неохотно, но поддержало кандидатуру великого князя. Павша решил тоже созвать вече, чтобы назначить тысяцким Себеслава.

– Павша Ананьевич, – обратился к тестю Себеслав, – ты говорил, что сможешь добиться для меня места тысяцкого, за это я поддержал тебя, когда ты занимал место посадника, и сочетался браком с твоей младшей дочерью. Получается, что ты, Павша Ананьевич, не выполнил своих обязательств!

– Кто же виноват, что князь по всему городу распустил слухи через своих людей о том, что датский король готовится к войне с Новгородом? Простой люд хочет, чтобы он со своей ратью оставался здесь.

– Я не виноватого хочу найти, а напомнить тебе, Павша Ананьевич, что так дела не ведутся. Теперь это твоя головная боль, как исполнить наш договор. А коли не захочешь, то не думаю, что долго усидишь ты посадником. Может, лучше мне самому быть посадником, чем тебя поддерживать, раз ты не можешь великого князя заставить договорённость соблюсти? Я жду, Павша Ананьевич. Ты мог добиться назначения меня тысяцким, ещё когда наместником сидел здесь Юрий Андреевич, а теперь тебе придётся попотеть.

– Себеслав Игоревич, я, будучи посадником, могу на многое повлиять, но далеко не на всё. Хочешь посадником быть – собирай вече и становись! Я тебя не держу. Только не думаю, что ты сможешь заставить великого князя плясать под твою дудку.

Впрочем, уже под вечер Павша Ананьевич собрал народ на вече и обратился к людям:

– Свободные граждане Новгорода! Знает ли кто-нибудь нашего тысяцкого Ратибора? Скажите мне, старику, хоть, кто это такой, а то кажется мне, что это человек великого князя и родом он из-под Владимира!

– Верно говоришь, Павша! Верно! – кричали люди.

– Новгородцы, скажите, а с кем вам на смерть, в случае чего, идти любо – со своим, который беречь вас будет, или с чужим?

– Со своим, посадник-батюшка! Со своим!

– Так давайте выберем своего, и пусть великий князь одобрит выбор наш или пусть скажет, что человек, выбранный народом, негож ему!

– Прав посадник! Своего тысяцкого выберем! Не нужен нам владимирец в тысяцкие! – кричали собравшиеся.

Вече гудело несколько часов. Высказывались разные люди. Все говорили, что мыслили. Кто-то кричал о вольностях Новгорода, излюбленной теме, без которой ни одно вече не проходило, кто-то говорил о наместнике Юрии Андреевиче, требуя его наказания и смещения. Тут к многолюдной толпе подскакал всадник и закричал как можно громче:

– Православные! Беда великая стряслась! Великий князь, узнав, что мы собрали вече и хотим сами тысяцкого назначить, выехал из Городища и двинулся в Бронницы! Если уйдёт великий князь, то без него разграбят нас датчане и ливонцы! Беда, православные! Зачем вы князя разгневали?

– Пусть уходит! Нового найдём! – кричали одни, те, кто больше всего разошёлся.

– Беда, как Новгороду без князя! Кого позвать на княжение? Кто княжить к нам пойдёт, если враг у ворот наших стоит! – кричали другие, люди, которые мало понимали в реальном положении дел и видели датчан уже в нескольких милях от города Рюрика.

Павша понял, что великий князь его обыграл, и придётся ему пойти на уступки Ярославу Ярославовичу и признать тысяцким Ратибора Михайловича.

– Новгородцы! Право собираться на вече никто не может у нас отобрать. Я пойду к великому князю и попрошу его вернуться, чтобы он нас защитил!

– Любо, посадник, зови князя обратно! Скажи, что тысяцкого его примем, но чиновников будем своих назначать! Зови князя, посадник. Пусть архиепископ Далмат тоже зовёт его обратно! Вас двоих он послушает! Не бросит город Рюрика на растерзание волкам! – кричали одни.

– Пусть идёт, и Юрку Паскуду с собой пусть забирает! Найдём себе другого князя, нечего перед ним на коленях ползать! Нет за Ярославом ни славных побед, как у его брата, ни умом он не прославился. Пусть бежит из Новгорода!

Вскоре прямо на вечевой площади началась драка. Сторонников Ярослава было явно больше, и они стали бить тех, кто не хотел звать князя назад. Архиепископ Далмат, который, узнав, что перед Святой Софией новгородцы вновь вступили в драку, поспешил туда.

– Православные, – закричал Далмат, – Христом Богом прошу вас, остановитесь! Сыны Новгорода, перестаньте бесчинствовать! Негоже городу Рюрика с великим князем ссориться! Я сам пойду к Ярославу и попрошу его, чтобы он вернулся. Я объясню ему, что, поскольку он сам часто бывает в разъездах и должен править всей Русью, то нам здесь виднее, каких чиновников стоит назначать, а каких гнать метлой поганой. Но, кроме того, я скажу ему, что тысяцкого, которого он выбрал, мы будем слушать, так как он поведёт воинов вместе с князем, и ему виднее, кто больше достоин этой должности.

Народ затих, и люди стали расходиться. Архиепископа слушались и любили все.

Анна Мстиславовна и Лавр

Княжна Анна Мстиславовна понимала, насколько шатко её положение. Её отношения с Дмитрием сильно натянулись. Внучка короля Даниила Галицкого не могла простить своего супруга за те оскорбительные, по её мнению, разговоры, которые теперь вились вокруг её имени.

Только благодаря заступничеству юного отрока Даниила Александровича, князя Московского, не отправилась она в Луцк опозоренная.

Княжна возненавидела Вадима Всевластовича всем сердцем и не собиралась больше находиться с ним под одним небом и дышать одним воздухом. Когда Анна выходила из церкви, то подала милостыню неприметному бородатому старику.

– Сохрани тебя Господь, княжна, сохрани Господь!

Старика этого она хорошо знала. Это и был тот самый Лавр, который прибыл сюда из Луцка. Именно то, что она подошла к нему и подала милостыню, и было знаком, что она нуждается в его помощи. Лавр встретился с ней через несколько часов, когда княжна вышла на улицу подышать свежим воздухом. Перед ней был теперь вовсе не старик с паперти, а купец с различными побрякушками.

– Ты, княжна, сказывают, завтра под венец пойдёшь? Посмотри на украшения, которые я тебе могу предложить. Некоторые ещё в Киеве до прихода Батыя-хана делали. Таких на Руси больше нет!

– Ну, иди, купец, в палаты мои, покажешь мне свой товар.

Княжна завела его в палаты. Купец как ни в чём не бывало стал показывать свои товары.

– Лавр, – обратилась к нему княжна, когда осталась с ним наедине, – отец сказал, что, если что, я могу к тебе обратиться. Великое у меня горе.

– Знаю, княжна, оговорили тебя. Если бы ты чуть раньше меня позвала, то я бы не дал этому случиться.

– Лавр, есть у супруга моего один человек, имя его Вадим Всевластович. Хочу я, чтобы он не мог больше про меня всякие гадости говорить.

– Ты предлагаешь убить его?

– Ну, если честно, я не хотела бы на душу грех такой брать. Можешь как-то вразумить его и сделать, чтобы он не мог больше разговаривать?

– Могу, княжна. Ты украшение выбирай из тех, что разложены перед тобой. Они цены недорогой, так что тебе платить за них мне не надо. А вот эти не бери, так как стоят они дорого, и без них сложно мне будет в этой личине быть.

– Только, Лавр, я не хочу, чтобы хоть кто-то узнал об этом или на меня подумал.

– Не подумает, Анна Мстиславовна, не подумает. Вот бусы берите, и пошёл я, иначе люди могут начать криво смотреть на столь долгое наше совместное нахождение. Не хватало вам помимо славы бесплодной получить славу блудной дочери Луцка.

Когда Лавр вышел из её покоев, Анна совсем растерялась. Куда я попала, подумала девушка. Здесь не палаты князя Переславля, а клубок змей настоящий, и все они хотят её ужалить. В жизни никогда не думала она, что ей придётся от пустых слов отмываться. Когда она росла, то и представить не могла, какие дела творятся вокруг князей. Оказалось, что она хоть и княжна с рождения, а от дочери богатого купца отличается немногим. Научить править нельзя, это должно прийти после принятия нелёгких решений. До прибытия в Переславль она и не представляла, насколько полезными окажутся наставления отца и как важно не только родиться княжной, но и стать ею, пройдя через все испытания. Но у неё не выходила из головы мысль о том, что Лавр может и убить Вадима Всевластовича, и тогда этот грех ляжет на её душу. А этого она не хотела.

До бракосочетания оставалось меньше суток, и княжна решила хорошенько выспаться, так как за последние дни она спала всего по несколько часов за день. Всё остальное время она проводила в молитве, чтобы Господь вразумил её будущего супруга и послал ей защитника, который не дал бы восторжествовать неправде.

Князь Довмонт после ранения

Князь Довмонт страдал от раны, полученной во время обороны Пскова. Первые дни казалось, что рана лёгкая и должна быстро затянуться. Князь Довмонт не обращал на неё внимания, и только спустя несколько дней у витязя начался жар.

– В рану попала грязь, – говорил монах, который осматривал князя, – надо промывать рану особым настоем, чтобы остановилось загноение.

Довмонт препятствовать ничему не мог, так как находился в полузабытьи. Кое-кто пророчил князю близкую смерть и уже приступил к обсуждению, какого же князя позвать на Псковский стол. Но спустя неделю князь пошёл на поправку. Жар наконец-то отступил, и Довмонт с трудом, но всё же смог вставать с постели.

Первый человек, с которым он стал говорить о государственных делах, был его воевода Гаврила Ольгович. Довмонт доверял своему ближнику и сейчас, когда князь находился в беспамятстве, именно Гаврила правил городом и удерживал особо ретивых бояр от того, чтобы уже приступить к выборам нового князя.

– Гаврила, рассказывай, как Псков, – задал первый вопрос Довмонт, едва он увидел своего ближника.

– Плохо дело, князь. Многие тебя уже схоронили и хотят нового князя выбирать, – ответил Гаврила. – Это очень хорошо, что ты на поправку пошёл. Я срочно объявлю об этом в городе простому люду и боярам.

– Объявляй, Гаврила. Думаю, через неделю я уже смогу сидеть в седле. Видишь, как лукавый подстроил! Безобидная ранка чуть в могилу не свела. Рассказывай, что в мире творится.

– Великий князь Ярослав Ярославович приехал в Новгород и наводит там порядок. Сказывают, что он недоволен кровопролитной войной и хочет наказать виновных в ней.

– Ливонцев?

– Думаю, нас с тобой, если честно. Тут ещё от Дмитрия Александровича приезжали посланники, звали тебя на свадьбу в Переславль. Я вынужден был отказаться, сам понимаешь почему.

– Понимаю. А в Литве что происходит?

– Пока ничего нового оттуда я не слышал, князь.

Довмонт попытался встать с постели. Это удалось ему с огромным трудом. Стиснув зубы, князь встал.

– Помоги мне одеться, Гаврила, пора идти наводить порядок, а не то, чует моё сердце, бояре натворят дел. Люди должны видеть своего князя.

– А монах что говорит? Вдруг не на пользу пойдёт тебе такая прогулка?

– Если так мыслить, то надо, подобно Юрию, сечи избегать. Раны ведь именно там получают. А коли монаха послушаю, то и месяц ещё в постели лежать придётся.

Князь с огромным трудом оделся и, опоясавшись мечом, вышел из своих покоев.

– Собирай бояр, тех, что в пять советников моих определили, а я выйду пока на улицу подышать.

Довмонт вышел на крыльцо своих палат. На улице наступала весна. Снег таял на солнце, а свежий воздух закружил князю голову. Довмонт схватился за перила, чтобы не упасть, и несколько секунд боролся с собой. Затем он заставил себя открыть глаза и увидел, как простые люди собираются возле его палат. Кто радостно кричит, кто снимает шапку и кланяется князю.

– Жив, князь-батюшка, жив будет Псков! Спасибо тебе, князь, что стену нам построил! Храни тебя Господь, удатый князь!

Воевода Гаврила подошёл к Довмонту и зашептал на ухо:

– Бояре собрались. Пойдём в покои, князь, а то, не ровён час, застудишься. Тебе сейчас нельзя подолгу на улице быть.

Довмонт, превозмогая боль, поднял руку и помахал народу:

– Спасибо за службу, отважные псковичи!

Довмонт крикнул что было сил, но услышали его далеко не все. Князь повернулся и пошёл в палаты.

Бояре и воевода Гаврила уже собрались и сидели за столом. Довмонт вошёл и сразу сел. Князю было очень плохо, и его мутило. Казалось, ещё секунда, и он вовсе потеряет сознание, но Довмонт изо всех сил постарался сделать так, чтобы бояре не поняли, насколько ему плохо.

– С помощью Господа нашего Иисуса Христа я преодолел посланное мне испытание. Сказывайте, как округу восстанавливаете?

– А что говорить, князь, – начал боярин Константин Радимирович, – округа как была в пепелищах, так и осталась. Весны ждём. Перед приходом ливонцев мы перегнали скот на дальние пастбища. Там он и стоит. В зиму ведь не погонишь назад. Изборск сгорел, а без него путь до Пскова открытый. Надо крепость будет восстанавливать. Средства мы собираем, но сам понимаешь, князь, много убытков понесли от войны.

Константин Радимирович нравился князю, несмотря на некую скупость. Боярин Константин, подобно простым псковичам, сам вышел на стены Пскова и бился, не жалея себя. Под Раковор Константин не ходил, но после храбрости, которую он проявил на стенах города, в народе его зауважали.

– Добро, бояре. А простой народ как? Не имеет ли нужды?

– Нужду, князь, – отвечал Константин Радимирович, – народ имеет всегда. Но такой, чтобы к бунту или чему ещё нехорошему привела, – нет.

– Спасибо, бояре, за службу. Завтра снова собираемся и будем думать, как народ от тех нужд, что имеет, избавить, хоть к бунту они и не приведут.

Довмонт встал и, подавив в себе желание закричать от боли, медленно пошёл в свои покои.