Текст книги "Ты у меня один..."

– Фрэнк! – Он бросил ей это имя, словно проклятие, едва не рыча, прервав невыразимо сладостное медленное проникновение в ее тело. Она почувствовала, как он схватил ее за плечи и яростно потребовал: – Раскрой глаза, Шарон! Я не Фрэнк!

О Боже… За что это кошмарное наваждение?.. Как она могла вообразить себе такое? Так обмануть себя, поверить, что это Фрэнк? Шарон начала мучительно осознавать случившееся, потрясение глядя в ледяные, сверкающие гневом глаза Роберта.

Ее разум сковало такое отвращение, что она вообще не способна была думать.

Словно в трансе она уставилась на Роберта. Это он… Он только что прикасался к ней, как ни один мужчина раньше. Он впервые в ее жизни заставил по-настоящему, до безумия почувствовать страсть…

Роберт неумолимо отстранялся от нее, но тело Шарон не желало отказываться от того, что еще несколько мгновений назад было совсем близко. У плоти не было ни рассудка, ни сознания. Она не знала и знать не хотела никакого Фрэнка, зато ласки Роберта были ей знакомы, и ее разгоряченная плоть своевольно стремилась вернуться к ним. В замешательстве Шарон услышала, как с удивительной настойчивостью у нее будто из самого сердца вырвалось:

– Нет!

Она любит Фрэнка, только своего Фрэнка, пыталась она поставить перед собой последнюю преграду, но та, другая Шарон, упорно не слушалась ее. Никакие доводы уже не воспринимались, казались нелепыми, противоестественными, лживыми. И когда Роберт снова отвернулся от нее, она, сама не зная как, рванулась к нему, стремясь любой ценой удержать. Против своей воли Шарон разразилась безостановочной детской мольбой, ничего подобного она раньше и вообразить не могла у себя на устах, тем более – вести себя так с мужчиной, в любой, даже самой невероятной ситуации… Неужели это она лепечет?! И кому? Роберту! Останься, пожалуйста, останься… я так хочу… Ты слышишь? Я так тебя хочу…

Ее слова, сливаясь с дыханием, обратились в ритмичный аккомпанемент ко все более настойчивым движениям тела, стремившегося обрести утраченное, принять, вобрать его в себя. Невероятно, но, кажется, ей это удалось, почувствовала Шарон, трепеща от счастья. Она была слишком захвачена стремлением своего тела к чувственной цели, чтобы помнить о чем-то еще, кроме наслаждения, кроме ощущения этой наполненности. Она утопала в пьянящем удовольствии, и ничто не могло заставить ее остановиться у самой последней черты.

Самозабвение уносило ее к запретному плоду стремительно, неотвратимо. Она хотела его, требовала его, так сильно стремилась к нему, что уже не слышала слов Роберта, когда его плоть снова начала погружаться в нее.

– Нет, Шарон, не надо. Ты хочешь моего брата. Но это я… Это я прикасался к тебе, ласкал тебя, возбуждал тебя… учил тебя чувствовать плотскую страсть, а не только мечтать…

Ее пронзительный крик заставил его замолчать, руки его вплелись в ее волосы, и он успел заглянуть в ставшие бездонными глаза Шарон, прежде чем она судорожно закрыла их.

Боль, такая острая, что у нее вырвался этот истошный вопль, исчезла так же внезапно, как и пришла. Но осталось лишь острое желание и сладостный трепет. И ее участившееся дыхание не имело ничего общего со страхом. Почему, ну почему он остановился?!

Он делает это специально, думала Шарон. Специально возбудил ее, а теперь хочет унизить и наказать ее, остановившись.

Злые слезы наполнили ее глаза.

– Ты не можешь так поступать со мной, – в бешенстве говорила она. – Ты теперь не можешь бросить меня без… Ты не…

Она не успела увидеть выражение его глаз. Веки его вдруг опустились и скрыли их от нее.

Он больше не смотрит на мое лицо, поняла Шарон, а смотрит на мое тело, мои груди, и, повинуясь инстинкту, она сжала одну, сама лаская сосок.

– Что я не могу, девочка? – мягко спросил он ее.

Шарон не смогла ничего ответить. Новое ощущение пронизало все ее тело, словно электрический ток.

– Роберт, Робби… – слышала она откуда-то издалека свою мольбу.

– Скажи… Произнеси еще раз мое имя, – нежно говорил он. – Скажи, как ты хочешь меня, Шарон, скажи, что ты хочешь, кого ты хочешь… Боже, если бы ты знала…

Шарон понимала, что ей надо сказать, что она ненавидит его, презирает, проклинает… Но она знала, что не сделает этого сейчас, каким бы страшным ни было раскаяние в дальнейшем. Она была слепа, глуха и нема ко всему, кроме страсти, которую он вызывал в ней. Если бы он сейчас остановился, прежде чем… Ей казалось, она бы умерла.

– Хочу, хочу тебя, – лепетала она покорно. Дыхание ее стеснилось, когда она подчинилась глубокому ритму, который он виртуозно вызывал в ней, и наконец она услышала, как выкрикнула его имя, безудержно отдавшись ему, позволив увлечь себя далеко за пределы известного ей мира и дальше, в запредельность… Он увлек ее по волнам наслаждения и горячей пульсации, сам освобождаясь в ней.

Она еще долго была охвачена трепетом, прежде чем в обволакивающей истоме заснула, разметавшись по кровати, как избалованный капризный ребенок.

Роберт несколько секунд подавленно, с горечью смотрел на свою своенравную кузину. Потом повернулся к Шарон спиной, отодвинувшись от нее как можно дальше.

4

Шарон просыпалась с неохотой. Инстинкт самосохранения подсказывал, что лучше держаться за спасительное покрывало небытия, что она содрогнется от того, с чем неизбежно столкнется, когда откроет глаза и вспомнит, что произошло ночью.

Она ужаснулась. Случившееся вернулось к ней хороводом диких видений. Шарон села, изнывая от упреков смятенной совести.

– Нет!.. Я не могла… Я не… – в тягучем полубреду убеждала себя она.

Как ни чудовищно, однако, сомнений не оставалось: все это правда. Постель рядом с ней, там, где должен был спать Роберт, сейчас, к счастью, была пуста.

Где он? Должно быть, спустился в конференц-зал, решила Шарон. А тебе лучше встать, одеться и приготовиться к объяснению, когда он вернется, мрачно приказала она себе.

Встретиться с ним! От одной мысли об этом у нее все внутри переворачивалось, хотелось сбежать, исчезнуть, раствориться без следа.

Шарон поспешно выбралась из постели. Тело слегка ныло незнакомой и непривычной болью. Ей во всех деталях вспомнилось, что она вытворяла ночью, что говорила, и стыд стал совсем невыносимым.

Стоя под душем, она поняла, где страсть Роберта впервые проникла в нее – страсть, которую она сама всеми силами разжигала, о которой униженно молила его.

– Нет, я не… Это… не я… – как в детстве, перед несправедливым наказанием заскулила Шарон, хотя была уверена, что могла и сделала это. И, самое кошмарное, она понимала, что он тоже это знает. – Я думала… мне снился Фрэнк… – беспомощно шептала она в пустоту, оправдывая свое вероломное тело, так явно, неоспоримо и невыносимо предавшее ее.

Когда она вышла из душа и оделась, было уже почти восемь. Шарон сообразила, что надо спуститься вниз и позавтракать, но меньше всего ей хотелось есть. Нет, мучительно подумала она, меньше всего на свете ей хочется видеть Роберта, видеть его и знать, что произошло между ними.

Она напряглась, услышав, как отворилась дверь. Это был Роберт.

Шарон не могла поднять глаз и, против своей воли, чувствовала, что начинает краснеть.

– Я… я собираюсь спуститься позавтракать, – пробормотала она, поспешив к двери.

– Погоди. Я кое-что хочу тебе сказать.

– Нет! – Невменяемость, с которой она бросила ему это, выдала ее чувства. Роберт схватил ее за руку, развернув так, что сам оказался между ней и дверью. – Пусти меня! – в гневе потребовала она. – Я хочу, чтобы ты…

– Ты так говорила… ночью, – оборвал ее Роберт, безжалостно наблюдая, как кровь приливает к ее лицу, а тело каменеет, словно он ударил ее.

– Нет… – шептала она. – Это… это был не ты… Я…

Шарон дрожала, пытаясь что-то произнести, дать какое-то внятное оправдание, объяснение тому, что она делала, говорила, чувствовала. Но, сообразив наконец, что ей нечего сказать, она в отчаянии выставила свой последний аргумент, бессознательно выплеснув в него все потаенное, обуревавшее в этот момент ее душу.

– То, что произошло ночью, не было… Я не… я думала, что ты – Фрэнк… Он снился мне, и когда… Ты должен знать, что я думала, что ты – это он! – истерически вскрикнула она, защищаясь. – Ты должен знать, что я бы никогда…

Она вдруг замолчала, увидев, как смотрит на нее Роберт. Все в ней оборвалось, когда она поняла, что он на грани неистовства.

– Продолжай, – с поразительным спокойствием посоветовал он. – Ты говорила, что думала, что я – это Фрэнк, что тебе снился Фрэнк, но ты же не спала, когда мы любили друг друга? Ты отлично знала, с кем ищешь близости, кто обнимает тебя, ласкает тебя, дарит тебе наслаждение, – насмешливо напоминал он, – даже если сейчас ты твердишь, что хотела бы, чтобы на моем месте оказался мой брат.

– Я… я верила, что ты – это Фрэнк, – неизвестно кому и зачем упорно врала Шарон, загнанная в угол тем, что он не позволял ей спрятаться в свои спасительные фантазии. – Я хотела…

– …хотела меня, – моментально добавил Роберт. – А вот сейчас ты предпочитаешь обманывать себя. Ты можешь сколько угодно это делать, Шарон, но меня ты не проведешь. Это я…

– Я воображала Фрэнка! – в безумии сорвалась Шарон, не в силах больше его слушать.

Губы Роберта, побелев, задрожали, и ей стало по-настоящему страшно.

– Понимаю… Ты представляла, что я – это Фрэнк. Ты воображала, что я – это мой брат, верно, моя маленькая лживая девственница?

Он посмотрел на ее губы и ниже, как бы проникая в ее тело полным ненависти знающим взглядом, под которым ее кожа вспыхивала, словно ее жгло адское пламя.

– Но ведь ты больше не девственница, Шарон? – прорычал он и внезапно привлек ее к себе, схватив за плечи, прижав так крепко, что она почувствовала опаляющий жар его гнева. Она была потрясена, оказавшись вдруг в состоянии какой-то болезненной слабости.

Шарон боролась с тем, что вновь начинала нашептывать ее коварная плоть, но не могла не замечать этого мучительного желания. Тело отказывалось понимать, что она не может разрешить ему даже чувствовать, не то что показать открыто…

Она слышала едва сдерживаемое клокотание в голосе Роберта, видела, как полыхали его глаза, когда он наотмашь бросил ей.

– И я скажу тебе – неважно, как горячо ты будешь это отрицать, – это меня ты хотела прошлой ночью, Шарон, это меня ты молила обнять и ласкать тебя… Взять тебя и войти в твое тело…

– Нет, – резко возразила Шарон – нет, это неправда! Я думала, что это не ты… Я хотела Фрэнка, не тебя… – жалобно простонала она.

– Это вовсе не то, что ты шептала ночью, – грубо напомнил ей Роберт. – «Я хочу тебя, я хочу тебя»… – передразнил он ее. Она съежилась. Как точно уловил он ее тон, исполненный ненасытной страсти.

– Ты ведь знал, что я думала, что ты – это Фрэнк, – потерянно взялась за свое она. – Должен был знать. Ты ведь знаешь, как я его люблю. Ты должен был остановиться. Почему ты не остановился?

– Почему? Потому что я – мужчина, – жестко ответил он. – А когда женщина предлагает себя мужчине, приходит к нему, просит его, умоляет, ведет себя так, как ты вела себя ночью… – Роберт прервался, посмотрел на нее и процедил угрюмо: – Если ты ждешь извинений, Шарон, или что я начну защищаться, то, боюсь, зря. Я дал тебе то, о чем ты просила. То, что произошло между нами ночью, случилось потому…

– Потому что я считала, что на твоем месте был твой брат, – убежденно перебила его Шарон.

– Нет. Ты, может быть, и хотела, чтобы я оказался Фрэнком, тебе это было необходимо, но ты точно знала, что я не Фрэнк. Ты знала.

– Перестань, перестань… Я не хочу больше говорить об этом. Я просто хочу все забыть, – с досадой промолвила она.

– А ты думаешь, я не хочу? – грубо парировал Роберт. – Думаешь, мне приятно знать, что ты воспользовалась мной, вывалила на меня все свои тайные девичьи мечты, эти чертовы грезы только потому, что не смогла заполучить моего брата?

Шарон побелела от того, в каком тоне он говорил с ней. Роберт и раньше по любому поводу не скупился на колкости, мог разозлиться, вспылить, но он никогда не был так дерзко интимно откровенен с ней.

– Что, нечего сказать?

– Это… это не так было. Ты позволяешь себе, как если бы я… если бы это…

– Разве не так? Ты говоришь, что хотела бы все забыть. Что же, давай надеяться, что мы оба сможем позволить себе хотя бы это…

В голосе его слышалась угроза. Шарон подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Они были холодны, как Ледовитый океан, и так же безгранично жестоки.

– Что… что ты имеешь в виду? – нервно спросила она.

– Подумай головой, детка, – мрачно посоветовал ей Роберт, – Этой ночью, по твоему настоянию… мы занимались любовью. И конечно, ты не настолько наивна, чтобы забыть, что у нашей связи могут быть последствия?

– Последствия… – растерянно повторила Шарон, сообразив, что он имеет в виду. – Нет, – в ужасе возразила она. – Не может быть… Мы не могли…

– Могли, могли, – прервал ее Роберт, – и еще как могли, если мне память не изменяет.

А поскольку у меня до сих пор не было необходимости обращаться к врачу, я не сомневаюсь, что способностью успешно размножаться Бог меня не обидел. Мое потомство всегда не за горами. Всегда, в том числе и этой ночью.

– Перестань, прекрати, – молила Шарон, закрыв лицо руками и всхлипывая. – Ты просто хочешь напугать меня. Я не… ты не…

Роберт отрывисто засмеялся. Когда она снова взглянула на него, то была встречена пренебрежительной гримасой.

– Какая скромница… Ты даже не можешь выговорить это слово. Какая скромность, какая добродетель… и, Боже, как все это неуместно. Мне что, повторить то, что ты лопотала мне ночью? О чем умоляла меня? – Он был безжалостен. – Повторить? Как ты молила меня наполнить тебя…

– Нет, нет, – всхлипывала Шарон, – говорю тебе, это была ошибка.

– Ошибка? – Роберт укоризненно покачал головой. – Нет, мисс Дуглас, это не просто ошибка. Это – твоя ошибка, Шарон. Твоя ошибка!

Он отпустил ее так внезапно, что она пошатнулась. Казалось, пол уходит из-под ног. Но когда Роберт протянул руку, чтобы поддержать ее, она сердито отмахнулась. Шарон душили слезы. Ужасно хотелось забиться куда-нибудь в угол, так, чтобы никто ее не видел, и вволю выплакаться.

– Не знаю, как я могла поверить, что ты – это Фрэнк! – изнывая от слепого, бессильного бешенства, вскипела она. – Ты совсем не такой, как он. Фрэнк – добрый и нежный, он… он бы никогда…

– Что никогда? Никогда не возбудил бы тебя так, как я, никогда не заставил бы тебя так страстно желать его, никогда не дал бы тебе почувствовать, что значит по-настоящему быть женщиной? Это ты собираешься сказать мне, Шарон?

– Нет! – бросила она в негодовании.

– Нет, – вкрадчиво согласился Роберт. – Ты не способна быть честной даже перед собой. Ты предпочитаешь свои милые, уютные, сопливые девичьи грезы. Ну, попытайся посмотреть правде в глаза… Когда же до тебя дойдет, что если бы ты оказалась в постели с Фрэнком, то наутро проснулась бы девственницей только потому, что он не хочет тебя.

– А ты хотел? – с сомнением протянула Шарон, собираясь с силами, чтобы отвергнуть тягостную истину.

– Я просто хотел женщину, – цинично пояснил Роберт, – а ты предложила мне себя. Дареному коню в зубы не смотрят.

– Ты меня удивляешь. Никогда не думала, что тебя устроит женщина, сердце которой принадлежит другому мужчине…

– Кто сказал, что я удовлетворен? Если ты в самом деле считаешь, что твоя незрелая подростковая любовь хоть самую малость меня удовлетворила, то тебе еще многому предстоит учиться. Только не думай, что я еще раз соглашусь стать твоим учителем.

– Не беспокойся, я и не претендую, – огрызнулась Шарон, но гнев ее уже стихал. Она ощущала пустоту и слабость, и не только от стыда за свое необъяснимое поведение в постели. Она была уязвлена тем, что так неопытна в сексе.

Ей хотелось вставить какую-нибудь уничтожающую остроумную реплику – вроде тех, что отпускала неугодным ухажерам в ее присутствии Линда, всегда выходившая победительницей в словесной пикировке с мужчинами, – но Шарон чувствовала, что у нее не хватит на это ни запала, ни энергии.

Отныне до последних дней своей жизни, что бы еще с ней ни случилось, всякий раз, когда ей придется видеть Роберта, она будет вспоминать, что произошло между ними, как она…

– Мне все равно, чего это будет стоить и где я сегодня буду спать, но я не намерена еще раз делить с тобой постель.

Роберт улыбнулся, но ей показалось, что больше всего ему хочется броситься на нее и растерзать.

– А что не так? Боишься выяснить, что вовсе не Фрэнка ты хочешь и что твое тело…

– Нет, – поспешно прервала его Шарон. Опять попалась, как последняя дура, в отчаянии подумала она, уловив искорки во взгляде Роберта.

Пусть Роберт остается при своих гнусных, маниакальных предположениях – она здесь ни при чем. Вовсе не из боязни опять оказаться во власти безудержного сексуального влечения к Роберту она не желает спать с ним в одной постели, уверяла себя Шарон по пути в конференц-зал. Конечно, не поэтому.

Разве можно считать фантазией, пустяком то, что столько лет она сохраняла себя в чистоте для другого мужчины, что и сейчас ей нужен только Фрэнк, даже если…

Но почему? Почему ей никак не удается выбросить из головы эти навязчивые, тягостные воспоминания – как заискивающе заглядывала она в глаза Роберта, без всяких иллюзий, несмотря ни на что, желая его…

– Эй, с вами все в порядке?

Шарон поняла, что, сделай она еще два-три шага в таком состоянии, практически с закрытыми глазами, то на всем ходу врезалась бы прямо в Курта Бергера. В его голосе звучала тревога. Она почувствовала на себе участливый, обеспокоенный взгляд Курта.

– Простите, – отрывисто сказала Шарон, – я просто задумалась.

– Не стоит извинений, – произнес он с чарующей улыбкой. – Я ведь все надеялся, что, может быть, у меня будет случай поговорить с вами сегодня…

– Только не притворяйтесь, что вам нужен переводчик, – попросила Шарон, кокетливо улыбаясь в ответ и втайне ужасно радуясь, что есть хоть кто-то, кто способен отвлечь ее мысли от Роберта и от кошмарных событий прошлой ночи. – Я вам все равно не поверю, вы прекрасно говорите по-английски.

– Да нет, переводчик мне не нужен. Но я хотел бы спросить, не согласитесь ли вы поужинать со мной вечером?

Поужинать с ним? Шарон подарила ему ослепительную улыбку.

– С удовольствием, – шутливо изображая реверанс, ответила она. Сейчас она была бы благодарна чему угодно и кому угодно, лишь бы оказаться подальше от Роберта.

– Шарон, если ты уже пообщалась… Голос Роберта словно хлыст ударил между ними. Шарон виновато ссутулилась.

– Роберт… – нервно протянула она. Курт посмотрел на нее озадаченно.

– Мы приехали работать, – тоном, не терпящим возражений, напомнил ей Роберт. – Через пятнадцать минут у меня встреча с представителями японского консорциума, и тебе нужно переводить. Некоторые разделы я вначале должен просмотреть вместе с тобой.

– Я присоединюсь к тебе через минуту. – Шарон попыталась отстоять свои позиции, а не просто подчиниться команде, которая слышалась в его голосе.

Пусть она его кузина и к тому же служащая компании, но все же она самостоятельная личность, и у нее есть права. Приподняв голову, Шарон отвернулась от него к Бергеру и демонстративно отчеканила:

– Я сегодня с удовольствием поужинаю с вами, дорогой Курт. В восемь вас устроит?

Роберт, насупившись, ожидал, когда она закончит разговор с немцем. Он стоял, будто тюремный надзиратель, карауливший заключенную. Следит, чтобы не сбежала, сердито подумала Шарон, пробираясь За ним сквозь толпу к их стенду.

– Если ты рассчитываешь сегодня вечером оказаться в его постели, – цинично предупредил Роберт, сжимая ее локоть и проводя сквозь толчею, – то должен сказать тебе, что ты не найдешь уединения. К нему в номер уже поставили дополнительную кровать из-за того, что все переполнено.

– Как ты смеешь так говорить? – злобно прошипела Шарон. Она не могла больше выносить, как он третирует ее, словно похотливую дешевку. – Только потому… потому что я… только из-за того, что случилось ночью… – задыхаясь, выпалила она. – Это вовсе не значит, что я готова… заниматься любовью с кем попало!

– Правда? Ты меня удивляешь. Если ты не постеснялась воспользоваться одним мужчиной, чтобы заменить другого, я бы…

Шлеп!

Сквозь застлавшие ей глаза слезы Шарон неясно видела темно-красный след от пощечины на его осунувшемся напряженном лице. Она в тихом ужасе смотрела на Роберта, не в состоянии поверить в то, что только что совершила, утратив последние крохи самообладания под тяжестью своего несчастья и отвращения к себе.

Толчея вокруг них усилилась, но ее заботил только Роберт. Его пугающее спокойствие, свирепые огоньки в глазах, свидетельствующие о непредсказуемой, смертельной опасности, держали ее в плену.

– Что ж, моя драгоценная мисс Дуглас, такого поступка от вас, разумеется, следовало ожидать, хотя это и очень старомодно, – вздохнув с напускной скорбью, проговорил он наконец. – Но я должен тебе кое-что сообщить. Как наивная и ужасно неопытная девственница ты могла бы чего-нибудь добиться таким устаревшим и стереотипным поведением. Но поскольку ты больше не можешь претендовать на свою замороженную девственность, скажу тебе, что физическое насилие со стороны женщины может сделать гораздо больше, чем любые ласки… На языке секса это отличная приманка. Это все равно что вслух сказать мужчине, что ты его хочешь.

– Нет! – вырвалось у Шарон. Ее лицо словно одеревенело, лишь это короткое яростное отрицание сорвалось с ее губ.

– Да, – нежно настаивал Роберт, – да, дорогая, и подумай об этом, прежде чем и дальше возражать мне. Даже в те времена, когда женщины считали возможным давать мужчинам пощечины, они знали, что это оружие – обоюдоострое. Конечно, мужчина способен заставить себя стерпеть, смириться, но он может и отомстить, ответить еще более оскорбительным ударом, смягчив его по своей гордости. Настоятельно советую учесть это на будущее, моя вспыльчивая крошка.

Когда Роберт заметил, как она смотрит на него, его рот скривился в иронической ухмылке.

– Ну давай, Шарон, – издевательски поощрял он. – Только не говори, что никогда не читала или не видела в кино, как герой отвечает на пощечину тем, что обнимает героиню и целует ее…

– Это же вымысел. К тому же ты… не герой, а…

– А ты, конечно же, не героиня? – ехидно подсказал Роберт. – Может быть, ты права, но постарайся запомнить, когда в другой раз захочешь дать волю своему темпераменту: я вполне способен тебе ответить и я знаю, как сделать так, чтобы в следующий раз тебе чертовски захотелось подумать…

– Поцелуешь меня, что ли? – обдавая его презрением, осведомилась Шарон. Она стремилась быть дерзкой, пытаясь спрятать таким образом свою неуверенность. Однако страх перед Робертом в душе все возрастал. Их прежние ссоры по сравнению с нынешним выяснением отношений казались легкой ребячливой забавой. Никогда это не было так опасно, так стихийно. Как будто воздух между ними насыщался грозовой энергией, дрожал от напряжения.

– Нет, – тихо отвечал ей Роберт, качая головой. Но едва она с облегчением вздохнула, как он снова столкнул ее в ад, почти нараспев, явно смакуя удовольствие, продолжил: – Нет, Шарон, я не поцелую тебя. Я просто возьму тебя наверх, брошу тебя на постель…

– И что? – удивленно посмела переспросить Шарон, пытаясь спрятать нарастающий ужас. – Изнасилуешь меня?

От его улыбки ее передернуло. Он в упор, демонстративно наблюдал за ней.

– О нет, дорогуша, – с водевильной укоризной начал он, – зачем же так пошло, так грязно. Нам ведь нужна романтическая изюминка, не правда ли? Ты сама будешь молить меня прикоснуться к тебе, говорить, что хочешь меня, просить меня взять тебя…

Сейчас она упадет в обморок… Шарон уже чувствовала неотвратимо вползающий в тело холод. Закрыв глаза, она стремилась подавить предательские симптомы, чтобы вновь не дать этому мерзавцу повод насладиться своей полной беззащитностью, не позволить ему окончательно растоптать свою душу.

– Я ненавижу тебя, Роберт, – процедила она сквозь зубы. – Я ненавижу тебя больше всего на свете.

Ей отчаянно хотелось уйти от него прочь, затеряться в толпе. Это было так легко… уйти от него… но надолго ли? Рано или поздно ей придется столкнуться с ним. И тогда он посмеется не только по поводу прошлой ночи, но и над тем, что в командировке, вместо того чтобы заниматься делом, она разыгрывала трагикомические сценки?

Нет, лучший способ обращаться с ним – это вести себя безразлично, просто игнорировать его. Держаться от Роберта и от того, что произошло между ними, как можно дальше. Перечеркнуть эту бредовую постельную историю, запечатать ее и похоронить, чтобы никогда, никогда больше не пришлось вспоминать ни о чем.

– И как вам нравится конференция? – Курт, прикуривая очередную сигарету, облокотился о край ресторанного столика.

Шарон состроила легкую гримасу. Он улыбнулся ей, вздохнул, рассеянно поприветствовал кого-то из вошедших в зал.

– Я чувствую то же самое, – признался он уныло, – и спрашиваю себя, тем ли я занимаюсь. В университете я мечтал стать журналистом, но в Германии сейчас нелегко найти хорошую работу. Мои родители – особенно отец – советовали мне серьезно подумать о будущем… – Он пожал плечами и снова улыбнулся Шарон. – Мне скучно все время говорить о себе. Я хотел бы побольше узнать о вас.

– Не о чем рассказывать, – незатейливо вывернулась Шарон. Совесть кольнула ее: еще сутки назад она, сентиментальная девчонка, о многом и представления не имела, а теперь ей было о чем рассказать… Впрочем, это не то, слишком не то, чтобы когда-нибудь с кем-либо даже полунамеком поделиться.

К счастью, Роберт сегодня ужинал в обществе японских дельцов, у которых был собственный переводчик – миниатюрная, привлекательная японка. Почему-то Шарон раздражало, как Роберт смотрит на нее, как слушает, когда она переводит его замечания своим коллегам. Он явно питал к этой кукле симпатию, не говоря уже о подчеркнутом восхищении ее профессиональными качествами, и Шарон это откровенно бесило.

– Кажется, вы чем-то недовольны, – заволновался Курт. – Не я ли…

– Я думала о другом… простите… это не имеет к вам никакого отношения.

– Жаль, что тут такая суета и все так плохо организовано, – заметил он, все еще пытаясь как-то поддержать разговор.

– Ммм, – безучастно протянула Шарон. – Хотя я сомневаюсь, что у нас хватило бы времени насладиться здешними чудесами комфорта, даже если бы все было в полном порядке.

– Это верно, – с охотой согласился Курт, взъерошив рукой свои и без того упрямые светло-рыжие вихри. – Я думал взять напрокат машину и завтра немного изучить окрестности. Не согласились бы вы присоединиться ко мне? – нерешительно добавил он.

Шарон очень хотелось доставить невинное счастье этому славному пареньку и согласиться, хотя бы для того, чтобы оказаться подальше от Роберта. Однако, что бы там ни вбил себе в голову ее придирчивый босс, она очень серьезно относилась к работе. Шарон знала, что, очутись она здесь с Фрэнком или с кем-нибудь еще из группы продаж, она бы и не подумала воспользоваться предложением Курта и увильнуть от дела. Едва прикоснувшись в знак утешения к его руке, она отрицательно покачала головой.

– Если вы передумаете и решитесь все же присоединиться ко мне в моем маленьком путешествии, вы только скажите, – с грустью попросил Курт, когда они заканчивали ужин.

– Вы очень добры. – Шарон чистосердечно постаралась вложить в эту официальную фразу побольше тепла. Совсем еще мальчишка, мелькнуло у нее в голове.

Они засиделись в ресторане дольше, чем большинство других посетителей. Шарон нервничала, сознавая, что не может больше оттягивать прощание с. Куртом. Пора было возвращаться в номер.

Бергер жил в другом крыле здания, поэтому они расстались в фойе. Сердце Шарон забилось в мучительном страхе. Что, если Роберт уже в номере?

Когда она поднялась на свой этаж, руки у нее так дрожали, что она с трудом смогла вставить в магнитный замок карточку-ключ. Дверь распахнулась, и, к своему облегчению, никаких признаков Роберта она не заметила.

Она разделась и быстро вымылась под душем, стараясь не смотреть на свое тело.

Завернувшись в халат, Шарон несколько минут стояла на пороге спальни, глядя на чистейшую гладь огромной постели. Сердце ее билось тяжело, с резкими перебоями, и, как в детстве, Шарон изо всех сил прижала руку к груди, наивно надеясь таким образом хоть немного унять боль.

Она не может больше спать в этой постели, поняла она, облизывая пересохшие губы, просто не может. С яростью затравленной кошки Шарон быстро подскочила к кровати. Время от времени воровато поглядывая на дверь, она ухватилась за тяжелое покрывало и стащила его на пол. Тело ее покрылось нервной испариной. Она молилась, чтобы Роберт не вошел, прежде чем она устроит себе импровизированный ночлег.

Даже сложенное вдвое, покрывало не делало мягче мраморный мол. Но, разместившись здесь с истинно спартанской стойкостью, в знак протеста, она может отлично доказать Роберту: что бы тот ни вытворял, она не желает повторения прошлой ночи.

Лежа в темноте, не в силах отвлечься от навязчивых мыслей, Шарон наперекор себе была вынуждена признать, что кое в чем он прав. Ведь это она сама умоляла его о близости, она ответила на его ласки, домогаясь все большего… А как она настаивала, требовала, чтобы то, что происходило между ними, было доведено до конца…

– Это потому, что мне хотелось, чтобы вместо него был Фрэнк, – шептала она, бессмысленно уставившись в потолок. – Мне так нужно было, чтобы на его месте был Фрэнк…

И сознавала, что уже в который раз бессовестно обманывает себя. Она видела, видела, что это Роберт, видела, но не остановилась, не перестала соблазнять его, пресмыкаться перед ним, добиваясь, чтобы он овладел ею…

Слезы, словно кислота, жгли уголки ее глаз и не приносили облегчения. И не было покоя от мыслей и чувств, мучивших ее. Эхом на нее посыпался град насмешек Роберта. И никак… никакие понять, почему она повернулась к нему, ответила ему, почему, словно бесноватая, хотела его, сама с таким разнузданным распутством сознательно поощряла его…

На что она толкала Роберта? Шарон хаотично задавала себе вопрос за вопросом, и слезы катились по ее лицу. Чтобы он взял ее, любил ее, унес ее в запредельные дали, о которых она и не подозревала. Чтобы он взял ее туда и там?..

Нет, нет, нет!.. – говорила она себе, все плотнее закутываясь в покрывало, стараясь унять слезы и горячую боль, сжигающую ее изнутри.

Перед рассветом Шарон проснулась. Тело ее ныло. Одна из подушек, которую она стащила с постели, все еще была у нее под головой, другая… Шарон вспыхнула, сообразив, что обнимает подушку, как…

Она отшвырнула ее, приподняв в тревоге голову, чтобы посмотреть на постель. Она молилась, чтобы Роберт спал и не видел, как страстно она обнимала подушку. Тревога сменилась удивлением, а потом недоумением, когда она убедилась, что постель не только совершенно пуста, но по всем приметам осталась не тронутой. Роберт, в этом сомнений не было, так и не пришел…