Текст книги "Сочинения. Том II. Энциклики. О святом Иоанне Креста. Молитвенные размышления. Речи и проповеди. Поэзия"

Итак, мудрость креста не ограничена культурными границами, которые ей пытаются навязать извне, но повелевает всякому принять скрытую в ней универсальную истину бытия. Какой вызов брошен нашему разуму и какую пользу он может получить, если его примет! Философия, которая и своими собственными силами может заметить, что человек постоянно превосходит самого себя в стремлении к истине, с помощью веры может решиться на принятие в «безумии» креста критического суждения о тех, которые ложно считают себя обладающими истиной, хотя на самом деле укладывают ее в прокрустово ложе своих систем. Необходимость проповеди Христа распятого и воскресшего воздвигает между верой и разумом некий утес, который может стать причиной кораблекрушения, но за которым раскрывается бесконечный океан истины. Здесь четко определены границы веры и разума, но также определено то место, где они могут встретиться.

Глава III
Понимаю, чтобы верить

В поисках истины

24. В Деяниях Апостолов евангелист Лука повествует, как однажды во время одного из миссионерских путешествий апостол Павел прибыл в Афины. Этот город, являвшийся столицей философов, изобиловал статуями различных богов. Павел обратил внимание на некий алтарь и сразу нашел исходный пункт для того общего основания, с которого он начал свою проповедь: «Афиняне, – сказал он, – по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: «неведомому Богу». Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам» (Деян 17, 22-23).

После этого вступления Павел говорит о Боге как о Творце, как о Том, Кто все превосходит и все животворит. Далее он утверждает: «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас» (Деян 17, 26-27).

Апостол демонстрирует истину, которой Церковь всегда придавала большое значение: в глубине сердца человека заключено стремление к Богу, тоска по Нему. Об этом напоминает богослужение в Великую Пятницу, когда в ектении за неверующих мы молимся: «Всемогущий, вечный Боже, Ты создал всех людей, чтобы они всегда с жадностью искали Тебя, а, найдя, обретали покой»²². Итак, существует путь, который человек, если хочет, может преодолеть; в его начале лежит способность разума оторваться от условных вещей и устремиться к бесконечности.

В различные эпохи человек по-разному выражал это свое глубинное желание. Литература, музыка, живопись, скульптура, архитектура и другие плоды его творческого интеллекта стали средствами выражения неудовлетворенности, побуждающей человека к неустанному поиску. Это стремление нашло выход в философии, которая с помощью характерных для нее научных методов и средств выразила это универсальное желание человека.

25. «Все люди желают знания»²³, а объектом этого желания является истина. Даже в повседневной жизни мы замечаем, как сильно каждый человек стремится познать истинное положение вещей, не ограничиваясь информацией из вторых рук. Человек – это единственное существо во всем видимом, созданном мире, которое не только способно знать, но осознает, что знает, и поэтому стремится познать истину тех вещей, которые составляют предмет его восприятия. Никто не может равнодушно относиться к тому, истинны его знания или нет. Если человек выясняет, что они ложны, он отвергает их; если убеждается в их правдивости, испытывает удовлетворение. Именно об этом говорит св. Августин: «Многих знаю я, кто охотно обманывает, и никого, кто хотел бы обмануться»²⁴. Справедливо считается, что человек достиг зрелого возраста, если самостоятельно может отличить правду от лжи, вынося таким образом собственное суждение об истинном положении вещей. Именно это мотивирует разнообразные поиски, особенно в области естественных наук, которые в последние столетия принесли столь значительные результаты и способствовали подлинному прогрессу человечества.

В практической сфере ведутся не менее важные поиски, чем в теоретической: я имею в виду поиски истины о добре, которое надлежит осуществить. Ибо, совершая этические поступки и действуя в соответствии со своей свободной и правой волей, человек вступает на путь, ведущий к счастью, и стремится к совершенству. И в этом случае речь идет об истине. Это убеждение я выразил в энциклике Veritatis splendor: «Не существует нравственности без свободы. (…) Если существует право искать истину собственным путем, тем более существует для каждого серьезная нравственная обязанность искать истину и придерживаться ее, когда мы ее обрели»²⁵.

Следовательно, необходимо, чтобы ценности, которые выбирает человек и к которым стремится, были истинными, ибо только благодаря истинным ценностям он может совершенствоваться, всецело развивая свои природные способности. Человек не найдет истинных ценностей, если замкнется в себе, он должен раскрыться и искать их также в сферах, трансцендентных человеческой природе. Это обязательное условие должен выполнить каждый, чтобы стать самим собой и развиваться как взрослая и зрелая личность.

26. Сначала истина открывается человеку в виде вопроса: Имеет ли жизнь смысл? К чему она устремлена? На первый взгляд, существование личности кажется совершенно лишенным смысла. Нет даже необходимости обращаться к философии абсурда или к провокационным вопросам из Книги Иова, чтобы усомниться в наличии смысла жизни. Наши собственные или чужие страдания, многочисленные события, которые разум не в состоянии объяснить, – этого достаточно, чтобы неизбежно возник драматический вопрос о смысле жизни²⁶. К этому необходимо добавить, что первой абсолютно достоверной истиной нашего бытия, помимо того, что мы уже существуем, является неизбежность смерти. Эта тревожная действительность побуждает нас искать исчерпывающий ответ. Каждый желает – и должен – узнать правду о том, что его ждет. Мы хотим знать, прекращает ли смерть полностью наше существование или в нас есть нечто, что не исчезает со смертью; можно ли надеяться на жизнь после смерти или нет. Симптоматично, что после смерти Сократа философская мысль получила особый импульс, который определил ее направление на более чем две тысячи лет. Не случайно философы, размышляя о факте смерти, постоянно ставили перед собой вышеуказанный вопрос, равно как и вопросы о смысле жизни и бессмертии.

27. Никто не может избежать этих вопросов – ни философ, ни обычный человек. От ответа на них зависит решающий этап поисков: возможно ли найти универсальную и абсолютную истину. По своей природе любая истина, даже частичная, если она аутентична, представляется универсальной и абсолютной. То, что является истиной, должно быть истиной всегда и для всех. Однако кроме универсальности такого рода человек ищет абсолют, который смог бы дать ответ на его вопросы и придать смысл всем его поискам: некое высшее сущее, являющееся основанием всякой вещи. Другими словами, он ищет окончательный ответ, некую высшую ценность, после которой уже нет и не может быть дальнейших вопросов и каких-либо добавлений. Мнения могут нравиться, но они не приносят удовлетворения. В жизни каждого человека наступает момент, когда – признает он это или нет – он чувствует необходимость утвердить свое существование на абсолютной истине, которая порождает уверенность и более не подлежит сомнению.

На протяжении веков философы старались открыть и выразить подобную истину, создавая различные системы и школы. Однако кроме философских учений существуют другие формы, в которых человек пытается выразить какую-то свою «философию»: это его личные убеждения и опыт, семейные и культурные традиции или какой-то особый экзистенциальный путь, на котором он доверят свою судьбу авторитету духовного учителя. В любой из этих форм видно желание найти достоверную истину, имеющую абсолютную ценность.

Различные аспекты истины о человеке

28. Но не всегда, и это следует признать, поиски истины отличаются ясностью и последовательностью. Естественная ограниченность разума и непостоянство духа часто осложняют поиски и направляют их по ложному пути. Другие стремления могут оказаться сильнее истины. Бывает, что человек даже избегает истины, едва начинает познавать ее, ибо боится ее требований. Но даже когда он избегает ее, истина влияет на его жизнь, ведь человек не может строить свою жизнь на неопределенности, сомнении или лжи, поскольку такая жизнь постоянно рождает страх и беспокойство. Следовательно, человека можно определить как того, кто ищет истину.

29. Невозможно себе представить, чтобы стремление к поискам, так глубоко укоренившееся в натуре человека, оказалось бесцельным и лишенным смысла. Уже сама способность искать истину и задавать вопросы представляет собой первый ответ. Человек не начинает искать то, о чем ничего не знает и что считает совершенно недоступным. Только надежда получить какой-либо ответ убеждает его сделать первый шаг. Действительно, именно так происходит в научных исследованиях. Если ученый, руководствуясь интуицией, начинает искать логическое и поддающееся проверке объяснение определенного явления, он с самого начала питает твердую надежду, что найдет ответ; поэтому его не останавливают неудачи. Он не считает свою интуицию бесполезной только потому, что не удалось достичь цели; он правильно полагает, что пока ему не удалось найти правильное решение.

То же самое нужно сказать и о поисках истины в сфере вечных вопросов. Жажда истины настолько глубоко укоренена в сердце человека, что отказ удовлетворить ее привел бы к экзистенциальному кризису. Достаточно понаблюдать за повседневной жизнью, чтобы заметить, что каждый из нас задается извечными вопросами и одновременно хранит в сердце по крайней мере предвосхищение ответов на них. Речь идет об ответах, истинность которых мы сознаем, ибо ясно, что они существенно не отличаются от ответов, к которым пришли многие другие. Разумеется, не все постигнутые истины одинаково ценны. Однако совокупность достигнутых результатов подтверждает, что человек, вообще говоря, способен прийти к истине.

30. Теперь следует кратко рассмотреть различные виды истин. Большинство из них составляют истины, основанные на непосредственной очевидности или подтверждаемые экспериментальным путем; эти истины касаются повседневной жизни и научных исследований. К иной области относятся истины философского характера, которые человек постигает благодаря способности разума к умозрительным рассуждениям. Существуют, наконец, религиозные истины, основания которых в какой-то мере обретаются в философии. Они заключены в ответах на извечные вопросы, которые даются в различных религиозных традициях²⁷.

Что касается философских истин, следует пояснить, что они содержатся не только в доктринах (часто недолговечных) профессиональных философов. Как было уже сказано, каждый человек – в какой-то степени философ, и у него есть собственные философские понятия, которыми он руководствуется в жизни: каждый по-своему формирует свое мировоззрение, решает вопрос о смысле собственной жизни и в этом свете интерпретирует свой личный опыт и направляет свои поступки. Именно сейчас следует поставить вопрос о связи философско-религиозных истин с истиной, явленной в Иисусе Христе. Прежде чем мы ответим на этот вопрос, необходимо продолжить дальнейший анализ философского познания еще в одном аспекте.

31. Человек не создан для того, чтобы жить в одиночестве. Он рождается и растет в семье, дабы с возрастом благодаря собственным стараниям включиться в общественную жизнь. С момента рождения он связан с различными традициями, от которых перенимает не только язык и культурный багаж, но также и многочисленные истины, в которые верит почти инстинктивно. Тем не менее, в период отрочества и созревания личности человек может усомниться в этих истинах и подвергнуть их переосмыслению с помощью особой критической деятельности разума. Однако ничто не препятствует тому, чтобы после завершения этого процесса человек вновь принял эти же истины, основываясь на собственном опыте или рассуждениях. Несмотря на это, в жизни человека намного больше истин, в которые он просто верит, чем тех, достоверность которых он установил самостоятельно. Кто может проверить бесчисленные результаты научных исследований, которые лежат в основе современной жизни? Кто может самостоятельно проконтролировать поток информации, которая ежедневно поступает со всех концов света и обычно считается правдивой? Кто, наконец, может повторить опыты и размышления, в результате которых человечество накопило сокровища мудрости и религиозного чувства? Человек – существо ищущее – есть также тот, кто живет верой.

32. Веруя, каждый человек доверяет знаниям, полученным другими. Здесь следует признать наличие некоторого противоречия: с одной стороны, кажется, что знание, основанное на вере, является несовершенным и должно постепенно усовершенствоваться за счет приобретаемых свидетельств; с другой – вера часто богаче по сравнению с обычным познанием, основанным на бесспорных доказательствах, ибо она обогащена межличностными отношениями и использует не только познавательные способности интеллекта, но и более глубокую способность доверять другим людям, устанавливать с ними более тесные и продолжительные отношения.

Необходимо подчеркнуть, что в этих межличностных отношениях главным предметом поиска являются не эмпирические или философские истины. В основном при этом ищут истину о самой личности – кем она является и как она внутренне раскрывается, – ибо совершенство человека состоит не только в получении абстрактных знаний об истине, но и в поддержании отношений с другим человеком, которые выражаются в самоотдаче и верности другому. В этой верности, которая позволяет человеку пожертвовать самим собой, человек находит уверенность и твердость духа. Но одновременно познание, опирающееся на доверие, в основе которого лежит уважение друг к другу, связано с истиной: веруя, человек доверяет истине, которую предлагает другая личность.

Сколько примеров можно было бы привести, чтобы это наглядно представить! Но мне сразу вспоминается свидетельство мучеников, ибо мученик является наиболее подлинным свидетелем истины о существовании. Он знает, что благодаря встрече с Иисусом Христом он открыл истину о собственной жизни, и никто и ничто не сможет лишить его этой уверенности. Ни страдания, ни жестокая смерть не заставят его отречься от истины, которую он открыл при встрече с Христом. Вот почему свидетельство мучеников до сих пор не перестает восхищать, находит признание, привлекает внимание и побуждает к подражанию. Вот почему мы верим их словам: мы видим в них свидетельство любви, которая не нуждается в длинных рассуждениях, чтобы убедить, поскольку дает каждому из нас то, что в глубине души мы уже считаем истиной и давно ищем. Мученик вызывает у нас доверие, ибо говорит о том, что мы видим, и делает явным то, что мы хотели бы выразить с той же силой.

33. Итак, мы видим, что обсуждаемая проблема постепенно вырисовывается во всех аспектах. В силу своей природы человек ищет истину. Целью этих поисков является не только познание частичных истин, которые зависят от эмпирических событий и научных фактов; человек ищет истинное благо не только применительно к своей сиюминутной выгоде. Он ищет более глубокую истину, которая может открыть ему смысл жизни; следовательно, речь идет о поисках, которые могут достигнуть цели лишь в абсолюте²⁸. Благодаря способностям ума человек может найти и распознать такую истину. Поскольку эта истина имеет существеннейшее значение для его жизни, она достигается не только в результате размышлений, но и через доверие другим людям, которые могут ручаться за ее надежность и подлинность. Способность и решимость доверить самого себя и свою судьбу другому человеку является, несомненно, одним из наиболее важных и выразительных действий с точки зрения антропологии.

Не следует забывать, что в своих поисках разум должен основываться на доверительном диалоге и искренней дружбе. Атмосфера подозрительности и недоверия, которая иногда сопутствует теоретическим исследованиям, противоречит учению древних философов, по мнению которых дружеские отношения более всего способствуют здравому философствованию.

Из сказанного ранее следует, что человек занимается поиском, который не может завершить собственными силами: он ищет истину и того, кому можно довериться. Христианская вера приходит ему на помощь и указывает конкретный путь к достижению цели этих поисков. Она помогает ему преодолеть стадию наивной веры и приводит его к состоянию благодати, в котором он может приобщиться к тайне Христа, а в Нем истинно и полно познать Триединого Бога. Итак, в Иисусе Христе, Который есть Сама Истина, вера находит главное призвание человечества, позволяющее осуществить то, чего оно желает и о чем тоскует.

34. Истина, которую Бог явил нам в Иисусе Христе, не противоречит истинам, которые можно постичь в результате философских размышлений. Наоборот, эти два способа познания ведут к полноте истины. Единство истины является основным постулатом человеческого разума, выраженным в законе противоречия. Откровение убеждает нас в этом единстве, указывая, что Бог Творец – это также Бог истории спасения. Один и тот же Бог, являющийся основой и залогом познаваемости и рациональности естественного порядка вещей, на который с доверием опираются ученые²⁹, явлен и как Отец Господа нашего Иисуса Христа. Это единство естественной и явленной истины находит живое и личное воплощение во Христе по слову апостола: «Истина, которая в Иисусе…» (Еф 4, 21; см. Кол 1, 15-20). Он – Предвечное Слово, Которым все сотворено, и одновременно Воплощенное Слово, Которое в своей целостной Личности³⁰ являет Отца (см. Ин 1, 14. 18). То, что человеческий разум ищет «не зная» (Деян 17, 23), можно найти только через Христа, ибо то, что в Нем раскрывается, является «полнотой истины» (см. Ин 1, 14-16) каждого творения, которое в Нем и Им было сотворено, а следовательно, и в Нем «стоит» (см. Кол 1, 17).

35. В контексте этих рассуждений следует вплотную заняться изучением соотношения между богооткровенной истиной и философией. Это отношение следует рассматривать с двух точек зрения, поскольку истина, явленная нам в Откровении, одновременно является истиной, которую необходимо осознать в свете разума. Только в свете такого двойного толкования можно определить подлинную связь между богооткровенной истиной и философскими знаниями. Поэтому рассмотрим сначала соотношение веры и разума на протяжении столетий. На этом основании можно будет установить принципы, являющиеся отправными точками, которые помогут определить подлинное отношение между этими двумя видами познания.

Глава IV
О соотношении между верой и разумом

Важнейшие этапы встречи веры и разума

36. Как свидетельствуют Деяния Апостолов, с самого начала христианскому учению приходилось сталкиваться с различными течениями философской мысли того времени. Эта книга описывает дискуссию, которую св. Павел вел в Афинах с некоторыми эпикурейскими и стоическими философами (Деян 17, 18). Экзегеза его проповеди в Ареопаге показывает многочисленные аллюзии на распространенные в то время суждения, относящиеся в основном к стоической философии. Разумеется, это не случайно. Если первые христиане хотели, чтобы язычники их поняли, они не могли ссылаться лишь на «Моисея и пророков»; они также должны были использовать естественное познание Бога и глас совести каждого человека (см. Рим 1, 19-21; 2, 14-15; Деян 14, 16-17). Но поскольку в языческой религии это естественное познание было затемнено идолопоклонством (см. Рим 1, 21-32), апостол посчитал более целесообразным сослаться в своей проповеди на мысли философов, которые с самого начала противопоставляли мифам и мистическим культам концепции, подчеркивающие Божественную трансцендентность.

Классические философы стремились, прежде всего, очистить представления человека о Боге от мифологических наслоений. Как известно, греческая религия, как и большинство космических религий, носила политеистический характер и приписывала Божественные свойства даже предметам и явлениям природы. Попытки человека постичь происхождение божеств, а тем самым вселенной, первоначально выражались в поэзии. Древние теогонии остаются первым свидетельством таких поисков. Задачей же первых создателей философии было показать связь разума и религии. Обращая свой взор ввысь, к универсальным принципам, они уже не останавливались на античных мифах, а хотели рационально обосновать свою веру в божество. Таким образом, они встали на путь, который, оставив в стороне прежние частные традиции, характеризовался неким прогрессом, отвечающим требованиям всеобщего разума. Целью этого прогресса было критическое суждение о предметах веры. Это начинание благотворно повлияло на саму первоначальную концепцию божества. Предрассудки были изобличены, и религия, по крайней мере, частично, была очищена с помощью рационального анализа. Именно на этой основе Отцы Церкви начали плодотворный диалог с древними философами, открыв путь для проповедования и познания Бога, явленного в Иисусе Христе.

37. Говоря об этом сближении христиан с философией, следует помнить об их настороженности по отношению к иным элементам языческой культуры, например к гностицизму. Философию как практическую мудрость и школу жизни было легко отождествить с некоторыми видами таинственных, эзотерических знаний, предназначенных для немногочисленных избранных. Несомненно, именно такие эзотерические спекуляции имел в виду св. Павел, когда предостерегал колоссян: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол 2, 8). Как актуально звучат слова апостола по отношению к различным формам эзотеризма, которые в наши дни распространяются в некоторых кругах верующих, лишенных должного критического чувства. Следуя примеру св. Павла, другие христианские авторы первых веков, особенно св. Ириней и Тертуллиан, критически высказывались о культурной тенденции, пытавшейся подчинить истину Откровения толкованию философов.

38. Итак, сближение христианства и философии не было ни мгновенным, ни легким. Первые христиане считали занятия философией и посещение философских школ скорее помехой, нежели помощью. Свою первую и неотложную задачу они видели в проповедовании учения о Христе, воскресшем из мертвых, которое следовало провозгласить каждому, чтобы склонить его к обращению и к просьбе о крещении. Однако это не значит, что они не заботились о глубоком понимании веры и ее причин. Совсем наоборот. Следовательно, обвинения Цельса в адрес христиан в «неграмотности и невежестве»³¹ несправедливы и безосновательны. Причина первоначального пренебрежения христиан к философии кроется в другом. В действительности, чтение Евангелия давало им настолько исчерпывающий ответ на вопрос о смысле жизни, до этого казавшийся неразрешимым, что посещение философских школ казалось им чем-то из области прошлого и, в некотором роде, пережитком.

Это становится еще более очевидным, если мы осознаем, что христианство внесло вклад в защиту всеобщего права на доступ к истине. Уничтожив расовые, социальные и связанные с неравноправием полов барьеры, христианство с самого начала провозгласило равенство всех людей перед Богом. Первым следствием этого представления было изменение отношения к истине. Так, полностью было отброшено понятие высшего общества, которому одному лишь, согласно древним, принадлежало право искать истину. Поскольку доступ к истине является благом, позволяющим прийти к Богу, все должны иметь возможность пройти этот путь. Существует множество путей, ведущих к истине; но так как христианская истина обладает спасительной силой, можно следовать по любому из этих путей, при условии, что он приведет к конечной цели, т.е. к Откровению Иисуса Христа.

Среди тех, кто приветствовал конструктивный диалог с философской мыслью, хотя и призывал к осторожному благоразумию, следует упомянуть св. Юстина: хотя он высоко ценил греческую философию, он твердо и однозначно утверждал, что христианство является «единственной безошибочной и плодотворной философией»³². Климент Александрийский тоже называл Евангелие «истинной философией»³³ и считал философию ближайшим, после закона Моисея, введением в христианскую веру³⁴ и подготовкой к Евангелию³⁵. Поскольку «философия желает той мудрости, которая состоит в благе души, правоте слова и чистоте жизни, она хорошо подготавливает к мудрости и делает все, чтобы овладеть ею. Философами же мы называем тех, кто любит таковую мудрость, которая все творит и всех наставляет, т.е. познание Сына Божьего»³⁶. По мнению Климента, главной целью греческой философии является не совершенствование или подтверждение христианской истины, а защита веры: «Учение Спасителя, будучи Божией силой и Божией премудростью, является всесовершенным и ни в чем не нуждается. Если присоединить к ней греческую философию, истина не станет действеннее, но так как философия делает тщетными все нападки софистов и разрывает тайные сети, расставленные истине, мы называем ее оградой и стеной, окружающей виноградник»³⁷.

39. По мере того как развивались события, христианские полемисты перенимали философское познание в строгом смысле. Первым и значительнейшим из примеров, которые можно найти, является Ориген. Опровергая нападки философа Цельса, Ориген использует философию Платона, чтобы обосновать свои контраргументы. Используя многие элементы философии Платона, он начинает формировать первоосновы христианского богословия. Само понятие богословия как рационального рассуждения о Боге еще было связано с греческой культурой, в рамках которой оно возникло. Например, в философии Аристотеля термином «богословие» обозначалась наиболее благородная часть и как бы кульминация философских рассуждений. В свете же христианского Откровения то, что прежде означало учение о божествах, получило совершенно новый смысл, ибо стало означать рассуждения верующего с целью сформулировать истинное учение о Боге. Это постепенно распространяющееся новое христианское понятие основывалось на философии, но вместе с тем старалось как-то от нее отмежеваться. История показывает, что учение Платона, воспринятое христианским богословием, претерпело значительные изменения, в особенности в том, что касалось бессмертия души, обожествления человека и происхождения зла.

40. В этом процессе христианизации платонизма и неоплатонизма особого внимания заслуживают Каппадокийские отцы, Дионисий, именуемый Ареопагитом, и, главным образом, св. Августин. Этот великий западный Учитель Церкви ознакомился с различными философскими школами, но ни одна не оправдала его надежд. Когда же ему была явлена истина христианской веры, он нашел в себе силы совершить подлинное обращение, к чему его не могли склонить философы, которых он часто посещал. Вот как он сам описывает мотивы своего шага: «…Я стал предпочитать католическое учение (манихейскому), поняв, что в его повелении верить в то, что нельзя доказать (может быть, доказательство и существует, но, пожалуй, не для всякого, а может, его и вовсе нет), больше скромности и правды, чем в опрометчивых насмешках представителей лжеименного знания над легковерием, после чего они предлагают верить во множество неправдоподобных и абсурдных вещей, которые не могут доказать»³⁸. Св. Августин порицал и самих платоников, о которых чаще всего упоминал в своих произведениях, причем порицал за то, что, хотя они и знали цель, к которой следует стремиться, но не постигли путь, ведущий к ней, а именно, Воплощенное Слово³⁹. Гиппонский епископ смог создать первый синтез философских и богословских учений, в котором встретились различные направления греческой и латинской мысли. В рамках этого синтеза единство знаний, основанное на библейской мудрости, было подтверждено и усилено глубиной умозрительных заключений. На протяжении столетий синтез св. Августина оставался самой совершенной формой философских и богословских рассуждений на Западе. Благодаря личному опыту и праведному образу жизни, Августин внес в свои труды многочисленные идеи, которые, будучи связаны с опытом, обеспечили развитие некоторых философских направлений.

41. Итак, западные и восточные Отцы Церкви различными способами были связаны с философскими школами. Это не значит, что содержание их учения совпадало с системами, которые они использовали. Вопрос Тертуллиана: «Что общего между Афинами и Иерусалимом? А между Академией и Церковью?»⁴⁰ – ярко свидетельствует о критическом отношении, с каким христианские мыслители с самого начала рассматривали проблему взаимодействия веры и философии, отмечая как пользу, так и пределы его. Это не были наивные мыслители. Именно потому, что они глубоко переживали истины веры, им удалось достичь глубин спекулятивного мышления. Поэтому неправильно было бы сводить их деятельность лишь к выражению истин веры в философских категориях. Они сделали намного больше! Они позаботились о том, чтобы в полном свете явилось то, что было представлено лишь косвенно и в общих чертах в философии великих мыслителей древности⁴¹. Задачей последних, как я уже сказал, было показать, каким образом разум, освобожденный от внешних оков, может выйти из тупика мифов, чтобы принять трансцендентное. Итак, освобожденный и правильно воспитанный разум мог достичь высшего уровня размышлений, создав прочный фундамент для осознания бытия, трансцендентного сущего и абсолюта.

Именно в этом заключается новизна творений Отцов Церкви. Они полностью приняли достижения разума, готового принять абсолют, и привили ему богатство, почерпнутое из Откровения. Эта встреча произошла не только в сфере культур, одна из которых может восхищаться другой; она произошла в глубине душ и явилась встречей творения со своим Творцом. Перешагнув предел, к которому он неосознанно стремился в силу своей природы, человеческий разум сумел достичь высшего блага и высшей истины в Воплощенном Слове. Что же касается различных философских систем, то Отцы Церкви смело указывали как на то, что роднило, так и на то, что отличало их от Откровения. Осознание сходства не мешало им замечать и различия.

42. В схоластическом богословии роль разума, сформированного в философской школе, становится более значительной под влиянием интерпретации понятия «уразумение веры», сформулированного св. Ансельмом. По мнению святого архиепископа Кентерберийского, примат веры не запрещает разуму вести самостоятельные поиски, ибо задача разума не заключается в оценке истин веры; этого он делать не может, так как не способен к этому. Его роль заключается скорее в поисках смысла, в открытии рациональных доказательств, которые позволят всем людям каким-то образом осознать истины веры. Св. Ансельм подчеркивает, что разум должен искать то, что любит: чем сильнее любит, тем сильнее стремится познать. Кто живет ради истины, тот стремится к определенной форме познания, которая вызывает в нем все более сильную любовь к тому, что он постигает, хотя он сам должен признать, что еще не достиг всего желаемого: «Я сотворен, чтобы лицезреть Тебя, и еще не достиг того, ради чего сотворен»⁴². Итак, желание постичь истину велит разуму стремиться все дальше; разум поражается своим непрестанно возрастающим возможностям расширять горизонты своего познания. Но в этот момент разум также может заметить, где заканчивается его путь: «По-моему, должно быть достаточно для исследующего прийти к непостижимой вещи, если он путем рассуждения придет к неколебимому убеждению, что эта вещь действительно существует, хотя и не сможет проникнуть умом в то, как она существует. (…) Но что так непостижимо, так неизреченно, как то, что превыше всего? Поэтому если все, что до сих пор высказывалось о высшей сущности, утверждалось на основании необходимых доводов, то даже при условии, что интеллект не сможет проникнуть в нее настолько глубоко, чтобы выразить ее словами, уверенность в ее существовании ничуть не пошатнется. Ибо, если благодаря приведенному выше рассуждению разум сознательно постигает непостижимость бытия (rationabiliter comprehendit incompre-hensibile esse), т.е. непостижимость того, каким образом эта высшая мудрость знает сотворенное ею (…), то кто может объяснить, каким образом она знает или изрекает себя саму, – о чем человеку дано знать либо лишь немногое, либо вообще ничего?»⁴³.