Текст книги "Сочинения. Том II. Энциклики. О святом Иоанне Креста. Молитвенные размышления. Речи и проповеди. Поэзия"

93. Основной целью богословия является постижение Откровения и истин веры. Следовательно, подлинным средоточием богословских размышлений должно быть созерцание тайны Триединого Бога. Путь к ней открывают рассуждения о тайне Воплощения Сына Божьего, то есть о том, что Он стал человеком и в результате принял страдания и смерть, а затем воскрес во славе, восшел на небеса и воссел одесную Отца, откуда прислал Духа Истины, чтобы Он установил Церковь и оживотворял ее. Первостепенной задачей богословия в этом контексте является постижение уничижения Бога, которое действительно является великой тайной для человеческого разума, ибо он не может понять, что страдание и смерть могут выражать любовь, которая приносит себя в дар, не требуя ничего взамен. С этой точки зрения насущной необходимостью становится внимательный анализ текстов, прежде всего библейских, а затем и тех, в которых выражено живое предание Церкви. В связи с этим в наше время возникает немало вопросов, отчасти и новых, которые невозможно правильно решить без участия философии.

94. Первый вопрос касается соотношения смысла и истины.

В текстах, которые интерпретирует богослов, как и в любом другом тексте, передан, прежде всего, некоторый смысл, который следует найти и выразить. В данном случае смысл представляет собой истину о Боге, переданную самим Богом через священный текст. Человеческий язык становится воплощением языка Бога, Который являет Свою истину, таинственным образом «снисходя» до нашего уровня, в соответствии с логикой Боговоплощения¹¹⁰. Поэтому богослов, интерпретирующий источники Откровения, должен задуматься, какую глубокую и неискаженную истину содержат тексты, независимо от ограничений, которые навязывает им язык.

Несомненно, истина библейских текстов, особенно Евангелия, заключается не только в том, что они описывают обычные исторические события или нейтральные факты, как того хочет исторический позитивизм¹¹¹. Наоборот, в этих текстах говорится о фактах, истинность которых не следует исключительно из их исторического характера, а заключена в их значении в истории спасения и для нее. Эта истина полностью раскрывается Церковью, которая на протяжении веков продолжает толковать эти тексты, сохраняя в неприкосновенности их смысл. Итак, существует неотложная необходимость, чтобы и с позиций философии поставить вопрос о соотношении факта и его значения – о связи, которая придает специфический смысл истории.

95. Слово Божие не предназначено только для одного народа или одной эпохи. Догматические постановления также выражают постоянную и окончательную истину, хотя в них иногда заметно влияние культуры той эпохи, в которой они были сформулированы. Приходит в голову очевидный вопрос: как можно совместить абсолютный и универсальный характер истины с тем фактом, что формулировки, в которых она выражена, неизбежно зависят от исторических и культурных факторов. Как я уже сказал ранее, тезисы историзма не выдерживают критики. А благодаря использованию герменевтики, принимающей метафизическое измерение, можно показать, каким образом совершается переход от исторических и внешних обстоятельств, в которых создавались данные тексты, к выраженной в них истине, выходящей за рамки этих ограничений.

Человек может своим ограниченным и развивавшимся в ходе истории языком выразить истины, которые выходят за пределы языка, ибо истина не может быть ограничена рамками времени и культуры; она постигается в истории, но сама по себе выше истории.

96. Это мышление позволяет решить еще одну проблему, а именно, проблему неизменной ценности понятий, используемых в определениях Соборов. Уже мой досточтимый предшественник Пий XII рассматривал эту проблему в энциклике Humani generis¹¹².

Нелегко решить эту проблему, так как необходимо внимательно анализировать значения, которые отдельные слова имеют в различных культурах и эпохах. Тем не менее, история мысли показывает, что некоторые основные понятия сохраняют универсальную познавательную ценность в различных культурах и на очередных этапах их эволюции, таким образом, сохраняются истинные формулировки, которые их выражают¹¹³. Если бы было иначе, философия и различные научные дисциплины не смогли бы найти общий язык и не воспринимались бы культурами, отличными от тех, в которых они родились и развивались. Итак, проблема герменевтики существует, но ее можно решить. С другой стороны, объективная реальность, скрывающаяся за многими понятиями, часто сочетается с неясностью самих понятий, и здесь философские размышления могли бы оказать ощутимую помощь. Желательно, чтобы более глубоко изучались связи между языком понятий и истиной, а также были указаны подходящие пути, ведущие к правильному пониманию этих связей.

97. Хотя важной миссией богословия является интерпретация источников, ее очередной, при этом более сложной и ответственной задачей является понимание богооткровенной истины, то есть процесс осознания веры. Как я уже упоминал, осознание веры нуждается в поддержке философии бытия, которая позволяет, прежде всего, догматическому богословию, должным образом выполнять свои функции. Появившийся в начале века догматический прагматизм, согласно которому истины веры являются не более чем нравственными нормами, уже был подвергнут критике и отвергнут¹¹⁴; несмотря на это, некоторые до сих пор испытывают искушение понимать эти истины только функционально. Однако это приводит к принятию неподходящей схемы, ограниченной и «редуктивистской». Например, так называемая «христология, идущая снизу», или экклезиология, которая использует в качестве образца только модели гражданских обществ, не смогли бы избежать опасности такого редукционизма.

Если осознание веры должно объять все богатство богословской традиции, ему необходимо обращаться к философии бытия. Такая философия должна суметь заново сформулировать проблему бытия в соответствии с требованиями и наследием всей философской традиции, включая и философию нового времени, избегая бесплодного тиражирования устаревших схем. Философия бытия в рамках христианской метафизической традиции является динамичной философией, воспринимающей действительность в онтологических, причинных и коммуникативных структурах. Она черпает силу и постоянство из того, что ее отправной точкой является сам акт существования, что позволяет ей полностью принять всю действительность, преодолевать все границы и даже достигать Того, в Ком все вещи обретают свое завершение¹¹⁵. В богословии, которое берет начало в Откровении как в новом источнике познания, принятие этой концепции обосновано тесной связью веры с метафизической рациональностью.

98. Подобные умозаключения можно сделать и в отношении нравственного богословия. Возвращение к философии необходимо также в сфере постижения истин веры, касающихся поведения верующих. Ввиду современных общественных, экономических, политических и научных требований совесть человека теряет ориентиры. В энциклике Veritatis splendor я писал, что многие проблемы современного мира связаны с «кризисом понимания вопроса истины. Потеря универсальной истины о добре, познаваемой человеческим разумом, неизбежно вела и к изменению понятия совести: она уже не понимается в своем первичном значении, т.е. как акт разумного познания личностью, призванной в определенной ситуации использовать общее знание о добре и таким образом выражать свое суждение о правильности формы поведения здесь и теперь. Появилась тенденция, согласно которой совесть отдельной личности наделяется прерогативой автономно определять критерии добра и зла и соответственно выбирать линию поведения. Это представление тесно связано с индивидуалистической этикой, утверждающей, что каждый человек обладает собственной истиной, отличной от истины других людей»¹¹⁶.

В вышеупомянутой энциклике я повсюду подчеркивал основную роль истины в сфере нравственности. В контексте большинства неотложных этических проблем истина требует от нравственного богословия внимательного размышления, которое сможет четко указать ее корни, которые находятся в слове Божием. Чтобы осуществить эту миссию, нравственное богословие должно использовать философскую этику, которая обращается к истине о благе, а значит, не является ни субъективистской, ни утилитаристской. Такой тип этики предполагает определенную философскую антропологию и метафизику блага. Основываясь на этой цельной концепции, которая очевидным образом связана с христианской святостью, а также с естественными и сверхъестественными добродетелями, нравственное богословие сможет лучше и эффективнее решать различные вопросы, входящие в его компетенцию: проблемы мира, социальной справедливости, семьи, защиты жизни и охраны окружающей среды.

99. Богословские размышления в Церкви должны служить, прежде всего, проповеди веры и катехизации¹¹⁷. Проповедь, т.е. «керигма», должна призывать к обращению, предлагая Христову истину, которая обретает кульминацию в Его Пасхальной тайне, ибо только во Христе возможно познание полноты истины, которая дарует спасение (см. Деян 4, 12; 1 Тим 2, 4-6).

В этом контексте становится понятно, почему такое важное значение имеет связь философии не только с богословием, но и с катехизацией: последняя содержит элементы философии, которые следует глубже постичь в свете веры. Учение, заключенное в катехизации, оказывает воспитательное воздействие на человека. Катехетическое учение, которое также является видом языкового сообщения, должно в целостности представить аутентичное учение Церкви¹¹⁸, показывая при этом и его связь с жизнью верующих¹¹⁹. Таким образом, осуществляется особое единство учения и жизни, которое невозможно достичь иным путем, ибо в катехизации объектом передачи является не ряд понятийных истин, а тайна живого Бога¹²⁰.

С помощью философских размышлений можно объяснить связь истины с жизнью, связь события с вероучительной истиной, особенно соотношение между трансцендентной истиной и языком, понятным человеку¹²¹. Взаимосвязь, которая возникает между богословскими дисциплинами и концепциями, выработанными различными философскими течениями, действительно может оказаться полезной для передачи веры и ее более полного понимания.

Заключение

100. Прошло более ста лет с момента опубликования энциклики Льва XIII Aeterni Patris, к которой я неоднократно обращался на этих страницах, и мне представляется, что следует начать новые, более систематические размышления на тему соотношения веры и философии. Очевидна роль философской мысли в развитии культур и в формировании индивидуального и общественного поведения. Эта мысль может оказывать существенное влияние, хотя и не всегда ощутимое непосредственно, на богословие в целом и на его различные разделы. Поэтому мне показалось правильным и необходимым подчеркнуть значение философии с точки зрения постижения веры, а также показать ограничения, с которыми она сталкивается, когда забывает об истинах Откровения или отвергает их, ибо Церковь твердо убеждена, что вера и разум «могут помогать друг другу»¹²², выступая по отношению друг к другу в качестве критического и очищающего фактора, а также стимула, побуждающего к дальнейшим поискам и глубоким размышлениям.

101. Изучая историю человеческой мысли, особенно на Западе, можно легко найти в ней богатство, служащее прогрессу человечества, которое возникло в результате взаимообогащающей встречи философии с богословием. Богословие, получив в дар открытость и другие свойства, благодаря которым оно может существовать как наука о вере, подготовило разум к принятию радикально новой вести, которая заключена в Божественном Откровении. Это, несомненно, принесло пользу философии, ибо благодаря этому она смогла увидеть новые перспективы и поставить новые проблемы, которые должны все глубже исследоваться человеческим разумом.

В свете вышесказанного я считаю своей обязанностью подчеркнуть – подобно тому как я отметил необходимость для богословия обретения соответствующей связи с философией, – что и философия должна ради блага и прогресса человеческой мысли восстановить связь с богословием. Она найдет в нем не размышления одного человека, которые, даже будучи глубокими и богатыми, ограничены пределами и особенностями отдельной личности, но богатство совместного размышления, ибо естественной опорой богословия в его поисках истины является церковность¹²³, а также традиция народа Божьего с ее богатством и многообразием знаний и культур, связанных единством веры.

102. Подчеркивая, таким образом, значение философской мысли и ее истинные границы, Церковь одновременно преследует две цели: защиту человеческого достоинства и проповедь евангельского учения. Для осуществления этих задач в наше время особенно необходимо помочь людям открыть их способность познавать истину¹²⁴ и обрести жажду глубочайшего и совершенного смысла существования. В перспективе этих глубоких стремлений, вписанных Богом в природу человека, становится более понятным также человеческий и вместе с тем очеловечивающий смысл слова Божьего. Благодаря посредничеству философии, которая стала истинной мудростью, современный человек сможет убедиться, что чем больше он открывается Христу, принимая Евангелие, тем человечнее он становится.

103. Философия также является своеобразным зеркалом культуры народов. Философия, которая развивается под воздействием требований богословия, сохраняя гармонию с верой, является частью той «евангелизации культуры», которую Павел VI назвал одной из важнейших целей евангелизации¹²⁵.

Неустанно напоминая о необходимости новой евангелизации, я прошу философов все глубже постигать истину, добро и красоту, которые открывает нам слово Божие. Эта задача становится еще более неотложной, если мы принимаем во внимание требования, которые выдвигает новое тысячелетие: они относятся, прежде всего, к регионам и культурам с древней христианской традицией. Это осмысление также следует признать важным и оригинальным вкладом в дело новой евангелизации.

104. Часто философские размышления являются единственной возможностью найти понимание и вступить в диалог с теми, кто не исповедует нашу веру. Перемены, которые происходят в современной философии, требуют внимательного и компетентного участия верующих философов, которые способны заметить ожидания, связанные с нынешним историческим моментом, новые интересы и проблемы. Христианский философ, который выстраивает свою аргументацию в свете разума и в соответствии с его правилами, хотя и руководствуется также высшими соображениями, черпаемыми в слове Божием, может строить умозаключения, доступные и понятные в том числе тем, кто еще не видит полноты истины, заключенной в Божественном Откровении. Возможность понимания и диалога сегодня особенно необходима потому, что неотложные проблемы человечества – достаточно упомянуть проблему экологии или проблемы мира и совместного существования различных рас и культур – могут быть решены благодаря открытому и честному сотрудничеству христиан с приверженцами других религий, а также с теми, кто, не исповедуя никакой религии, искренне желает обновления человечества. Это утверждали уже Отцы Второго Ватиканского Собора: «Желая такого диалога, который направлялся бы лишь любовью к истине и с соблюдением, конечно, надлежащего благоразумия, мы, с нашей стороны, готовы вести его с каждым: и с теми, кто пестует прекрасные блага человеческого духа, хотя еще и не признает их Творца, и с теми, кто противится Церкви и всячески ее преследует»¹²⁶. Философия, в которой сияет хотя бы только часть истины Христа – единственного окончательного Разрешителя проблем человека¹²⁷, – становится мощной опорой подлинной и одновременно всеобщей этики, в которой сегодня так нуждается человечество.

105. В заключение этой энциклики я хочу в последний раз обратиться с призывом, прежде всего, к богословам, посвятить особое внимание философскому подтексту слова Божьего и начать размышления, которые во всей полноте покажут теоретическую и практическую ценность богословских знаний. Я хочу поблагодарить этих богословов за их служение в Церкви. Глубокая связь богословской мудрости с философскими знаниями – это один из наиболее оригинальных элементов наследия, который использует христианская традиция, проникающая в тайну богооткровенной истины. Поэтому я призываю богословов заново открыть и показать во всей глубине метафизический аспект истины и таким образом начать критический и насущно необходимый диалог – как со всеми течениями современной философской мысли, так и со всей философской традицией, независимо от того, соответствует ли она слову Божьему или же ему противоречит. Пусть они всегда помнят о предписании великого мыслителя и духовного учителя, св. Бонавентуры, который призывал во вступлении к своему сочинению «Путеводитель души к Богу»: «Пусть читатель не думает, что достаточно чтения без духовного помазания, лицезрения – без благоволения, исследования – без восторга, внимания – без духовной радости, усердия – без милосердия, знания – без любви, ума – без смирения, учености – без Божественной благодати, умозрения духовного зеркала – без мудрости, вдохновленной Богом»¹²⁸.

Я также призываю тех, кто отвечает за подготовку священников, как академическую, так и пастырскую, прежде всего, заботиться о философской подготовке тех, кто будет благовествовать Евангелие современному человеку, а в первую очередь – тех, кто собирается посвятить себя изучению и преподаванию богословия. Старайтесь выполнять свою работу в свете указаний II Ватиканского Собора¹²⁹ и последующих предписаний, указывающих на неотложную задачу, которая стоит перед всеми нами и от которой никто не может отказаться, а именно, обеспечить искреннюю и глубокую передачу истин веры. Нельзя забывать о важной обязанности подобрать достойных профессоров, которые будут преподавать философию в семинариях и других учебных заведениях Церкви¹³⁰. Необходимо, чтобы это обучение базировалось на правильной научной подготовке, систематически представляло великое наследие христианской традиции и вместе с тем учитывало актуальные нужды Церкви и мира.

106. Я также взываю к философам и преподавателям философии, чтобы они, следуя всегда актуальной философской традиции, имели мужество вернуть философской мысли аспект подлинной мудрости и истины, в том числе метафизической. Пусть они будут готовы принять требования, которые выдвигает слово Божие, и постараются ответить на них своими размышлениями и аргументацией. Пусть они всегда стремятся к истине и чувствуют благо, которое в ней заключено. Благодаря этому они смогут создать подлинную этику, в которой, особенно в настоящее время, остро нуждается человечество. Церковь внимательно и благосклонно следит за их исканиями; поэтому пусть они будут уверены, что она признает справедливую автономию их науки. Я хочу призвать верующих, занимающихся философией, чтобы они освещали различные сферы человеческой деятельности светочем разума, который становится более надежным и ясным благодаря помощи веры.

Наконец, я хочу также обратиться к ученым, искания которых становятся для нас источником все более полных знаний о мире в целом, о невероятном многообразии его составных частей – как одушевленных, так и неодушевленных, – являющих сложную атомную и молекулярную структуру. На этом поприще, особенно в нашем веке, они достигли результатов, которым мы не перестаем удивляться. Я обращаю также слова восхищения и призыва к тем первопроходцам науки, которым человечество в значительной степени обязано нынешним уровнем своего развития, но одновременно я также обязан призвать их продолжать исследования, никогда не теряя из вида ту мудрость, которая наряду с достижениями науки и техники рассматривает также философские и этические ценности, являющиеся характерным и неотъемлемым проявлением сущности человеческой личности. Представители естественных наук полностью осознают, что поиски истины – даже если она касается лишь ограниченной части мира или человека – никогда не прекратятся; они всегда устремлены к тому, что находится за пределами самого объекта исследований, к вопросам, открывающим доступ к Тайне»¹³¹.

107. Я прошу всех постараться увидеть внутренний мир человека, которого Христос спас через тайну Своей любви, а также глубину его неустанных поисков истины и смысла. Различные философские системы внушили ему ложное убеждение, что он является абсолютным хозяином самого себя, может самостоятельно распоряжаться своей судьбой и будущим, полагаться исключительно на себя и на собственные силы. Величие человека никогда не осуществится таким образом. Оно осуществится только тогда, когда человек примет решение утвердиться в истине, воздвигнуть свой дом под сенью Мудрости и обитать в нем. Только пребывая в истине, человек сможет полностью понять смысл своей свободы и своего призвания любить и познавать Бога, и в осуществлении этого призвания он полностью обретет самого себя.

108. Теперь я хочу обратиться мыслями к Той, Которую Церковь в своих молитвах именует Престолом Мудрости. Ее жизнь – словно притча, способная пролить свет на размышления, которые я здесь представил, ибо можно заметить глубокое сходство призвания Блаженной Девы с призванием подлинной философии. Подобно тому как Дева Мария была призвана дать Свое человеческое и женское естество, чтобы Слово Божие могло обрести плоть и стать одним из нас, так и философия должна своими рациональными и критическими размышлениями способствовать тому, чтобы богословие как осознание веры было плодотворным и эффективным. Как и Мария, Которая, выразив Свое согласие на замысел, о котором Ей возвестил архангел Гавриил, не потеряла Своего человеческого достоинства и свободы, так и философия, принимая требования, которые предъявляет евангельская истина, не теряет автономию, ибо благодаря этому все ее поиски направлены к возвышенным целям. Это хорошо понимали в древности праведные христианские монахи, которые называли Марию «мысленной трапезой веры»¹³². Они видели в Ней правдивое отображение истинной философии и были убеждены, что необходимо философствовать с Марией.

Пусть Престол Мудрости станет безопасной гаванью для тех, кто посвятил свою жизнь поискам истины. Остается пожелать, чтобы путь к мудрости, конечной и подлинной цели каждой науки, был очищен от всяких препятствий благодаря заступничеству Той, Которая, родив Истину и сохраняя истину в сердце Своем, навеки передала ее всему человечеству.

Дано в Риме, у Св. Петра,

14 сентября 1998 г.,

в праздник Воздвижения Святого Креста Господня,

в двадцатый год моего Понтификата