Текст книги "Роман века"

При случае мне удалось узнать несколько мелочей о себе. Дива не хотела быть нетактичной, но её интересовало, как, в таком случае, с той женщиной, которая была с ним, и как эта женщина переносит его импотенцию. Мне и самой было интересно. Оказалось, что я являюсь особой необычайно духовной, вообще астральной, с отвращением отношусь к сексу, мне он совсем не нужен. Дива позволила себе продемонстрировать вежливую жалость, с которой я охотно согласилась.

Я отказалась от запланированного обстоятельного разговора, при первом сигнале об окончании его визита оставила волшебное место и помчалась в свою комнату. Теперь было о чем подумать! Все представление стало полностью непонятным.

Одно было точно. Он что-то придумал, у него была какая-то причина обманывать эту диву. Какие бы намерения у него не были, он решил скрыть их от меня. Я бы была не я, если бы не решила со своей стороны перепрыгнуть через себя, лишь бы разгадать тайну. Он ещё не знает самой плохой моей стороны…

Он зашёл ко мне и мы спустились к ужину. Две части моей личности наконец-то договорились и перестали друг другу мешать, действуя в нужные моменты.

– Ты закончила правку? – поинтересовался он за столиком.

– Ещё нет, но уже почти, – не раздумывая, ответила я. – Завтра к вечеру закончу. Потом постою в очереди на почте, ты мне для этого не нужен. Можешь выспаться.

– Спать я не буду. Я пройдусь немного, на обед меня не жди, если я буду опаздывать, перекушу по пути.

– Пройдёшься по пляжу?

– Нет, по дороге. Поэтому я и выбираюсь тогда, когда ты занята. Тебе же не нравится ходить по дорогам.

Из этого я заключила, что он куда-то отправляется с дивой. Он не подозревал меня во лжи, поверил, что я прикована к машинке, значит, у руки у меня были развязаны. Я не знала, есть ли у этой пиявки машина, но разницы не было, чем бы они не ехали, я решила следовать за ними!

Сколько усилий мне стоила реализация этого решения, словами не выскажешь. Мой автомобиль отличался особой чертой, по которой его легко можно было узнать среди целого стада фольксвагенов. А именно, вместо антенны у него была старая, немного погнутая и поржавевшая шпага, которая прекрасно работала в качестве антенны, но издалека бросалась в глаза. Необходимо было вынуть её, что представляло некоторые трудности, потому что она была намертво заклинена в гнезде. Мало того, машина стояла на стоянке, как раз под его окном, где возня с этой железякой полностью исключалась. Просто уехать я тоже не могла, он бы услышал звук двигателя, а слух у него был противно чутким. Надо было дождаться ночи и выбрать момент, когда меня заглушат другие машины…

Все это я исполнила. В диком напряжении я пол часа ожидала самого громкого рокота, мне казалось, что я жду уже пол года. Отъезжала я с открытой дверью, боясь хлопнуть и придерживая её рукой. В безлюдном месте я в поте лица добывала оружие из гнёзда, выискивая по сторонам хулиганов, которые такие вещи делают одним движением. Я просто не знаю, как это им удаётся… Возвращалась я с похожими хитростями. Вытащенную шпагу я поставила на старое место, собираясь вынуть её только во время следствия. Я потренировалась вынимать и вставлять её на ходу, словом всю ночь провела за работой.

А потом провела за работой все утро. Чего бы Марек от меня ни ожидал, но не того, что я добровольно поднимусь в семь утра. И все-таки я поднялась. Завтрак я ела на окне. И чуть не подавилась, когда увидела, что он выходит вместе с дивой. Мои допущения оказались верными. Прогулка по дороге, как же!..

У неё была машина – зелёный пежо. Я успела стартовать, когда её ещё было видно в конце улицы. Она отправилась в сторону Гданьска.

Волшебные утренние часы я провела как гончая собака, гоняясь по городу за зелёным пежо. Результат был удивительный. В неизвестном мне гдыньском жилом районе я окончательно утвердилась, что их целью является визит в дом, на котором висит табличка врача соответствующей специальности!

Я ничего не понимала. Он в самом деле решил лечится? От чего, ради бога?!.. Если он продолжит процедуры в Варшаве, я поверю, что кто-то из нас сошёл с ума. Мне стало интересно, что он будет делать завтра. Своё он уже отоспал, правку я закончила, у нас опять будет время друг для друга. Как он разделится между мной и дивой, чтобы не вызывать подозрений? Что придумает?

На обратном пути возникли дополнительные сложности. Они поехали прямо в Сопот. Я никак не могла обгонять их на этой единственной, раздражающе прямой дороге. А было ясно, что приехав в город Марек должен увидеть мою машину спокойно стоящую на стоянке, и ещё с антенной. Я мучилась этим все время, пока мы ехали, в конце-концов я решила соврать, что ездила на почту, но на помощь мне пришёл случай. Дива парковалась с другой стороны Гранда, свернула раньше меня, её заслонили строения, я воспользовалась мгновением, разогнала прохожих на тротуаре, чуть не врезалась в выезжающую машину, водитель которой вдруг застучал себя пальцем по лбу, чуть не выколола себе глаза проклятой шпагой и даже успела выскочить и спрятаться за киоском с мороженным. Когда они входили в отель, пустой фольксваген с антенной стоял на прежнем месте.

Затем я провела добрых полчаса в дамском туалете, горько сожалея о том, что не взяла ничего почитать, машинально сравнивая мечты о романтическом уик-энде с фактическим состоянием дел. С сотворения мира не было такого, чтобы кто-то просидел весь свой роман в дамском туалете, а было ясно, что именно это развлечение станет моим уделом на большую часть времени…

Диву в комнате было слышно, она делала что-то тихое, что, я определить не могла, иногда как бы шелестела бумагами, иногда чем-то щёлкала. После веков ожидания, она набрала номер телефона. Этот звук я распознала.

– Ты готов? – сладко спросила она. – Приходи ко мне, я жду.

Я тоже ждала, чувствуя, как внутри все бурлит. Чёртова кукла, нашла себе любовника… Через минуту я услышала Марека, а потом снова диву.

– Я написала отцу, – произнесла она голосом сирены, шелестя бумагами. – Возьмёшь это с собой, подожди, я прочитаю…

Я с отвращением вслушивалась в настойчивые просьбы папочке, заняться предъявителем письма с исключительной заботой, в случае необходимости, отправив его в Швецию. Мне стало интересно, будет ли Марек развивать действие до заграничной поездки. Судя по звукам, он принял письмо и спрятал конверт. Мерзкая упыриха, весёлая, как поросёнок в луже, всунула ему фотоаппарат, что-то болтая о снимках, которые она должна сделать для папочки. Папочка одержим фотоманией и коллекционирует пейзажи, особенно приморские.

Я вышла из отеля, держась вдалеке за ними. Они отправились по пляжу в сторону Гдыни, а я пошла в ту же сторону лесом. Я поздравила себя с тем, что взяла тапочки. Гарпия с неестественным весельем металась туда сюда по пляжу, подскакивала, как взбесившаяся сирена, пробовала ногой воду и убегала от волн. Я не отрывала от неё алчного взгляда, надеясь, что она поскользнётся на медузе или на рыбьих кишках. Действительно, мало чего я желала больше. Через каждые два шага она приказывала снимать её на фоне всего, что встречалось по пути.

Если бы не глубочайшее незыблемое убеждение, что я являюсь свидетелем развития некоей неслыханно таинственной, странной и непонятной акции, наблюдаю за сценой, означающей совсем не то, что кажется, несомненно, в этом приморском лесочке меня бы свалил инфаркт. Марек терпеливо следовал за этой выродившейся баядеркой, с достойным удивления упорством избегая атак её нежности. Это слегка утешало меня.

Она дотащилась до того места, где земная поверхность выгнулась бугорком. Она влезла на склонившуюся иву, растущую над ручейком и стала позировать для фотографий, забралась повыше, спустилась ниже, вилась по этому дереву как линяющий желтопузик. Потом она перебралась вглубь оврага, по которому бежал ручеёк, принимая все более изощрённые позы на пригорках и во впадинах. Со своего места в зарослях я слышала протесты Марека, который утверждал, что в овраге темно и снимки не выйдут. Как назло, эта обезьяна решила возвращаться лесом, что заставило меня пережидать в липкой грязи и мокрых зарослях. Пришлось пропустить их вперёд.

Дальнейшее наблюдение привело меня к мысли, что воцарилась общая неразбериха. Я посвятила себя слежению за Мареком, а Марек явно следил за дивой. Обед я съела в одиночестве, а за ужином влюблённый мужчина, очень озабоченный, сообщил мне о своих планах. Точнее, он хотел удалиться на несколько дней и не знает, как я это восприму. Неожиданно оказалось, что в Щецине должно состояться небольшое совещание журналистов, в котором он должен принять участие, я должна его простить, потом он вернётся, я подожду, климат Сопота идёт мне на пользу… Я не поверила ни в Щецин ни в журналистов, меня сразу испугала мысль, насколько тяжело будет выслеживать его по всей стране.

– Я отвезу тебя к поезду, – коварно предложила я, согласившись со всеми его планами.

– Исключено. У меня поезд в шесть утра.

– Тем более!..

– И речи быть не может! Незачем тебе зря вставать так рано. Ты думаешь, я не дойду до вокзала пешком? Багажа у меня нет, я освобожу комнату, а вещи у тебя. Сделаю это сразу после ужина.

Я не собиралась настаивать, пораскинула мозгами, и легко выявила цель. На следующий день я подождала пока Марек выйдет, не торопясь оделась, села в машину и спокойно поехала прямо в аэропорт. Он прибыл туда примерно через пол часа после меня и как раз успел на самолёт до Варшавы.

Подтверждение моих опасений добило меня окончательно. Какая удивительная тайна должна была вселить в него эту манию лечения?! Он отправился в Варшаву с рекомендательным письмом от дивы так скоро, будто выдуманная немочь угрожала всем немедленной катастрофой. Может, это заразно?.. С точки зрения дивы все можно было объяснить, его охватило неутолимое сумасшествие чувств и он решил дать им выход, пока она не передумала. Вдохновлённый надеждой, он начал спешить. С моей точки зрения смысла в этом не было вовсе.

Я вернулась в Сопот, по пути анализируя ситуацию. Не было сомнений, он обманывал нас обеих. В Гранд он переезжал вовсе не от бессонницы, а из-за этой гетеры. Если бы он потом её просто соблазнил, все было бы хорошо, то есть, не хорошо, а просто и ясно. Но он вместо любовного похождения придумал ложь, которая его полностью исключила. Значит, ему нужно что-то совсем другое. На кой черт он носится по врачам?..

Мне пришло в голову, что его интересует вовсе не дива, а именно врачи, и он выбрал такой своеобразный путь к ним. Что может быть во врачах?.. И почему я не могу про это знать?.. Я подумала, что возможно в дело замешан полковник, что секрет возник из-за подозрения меня в краже дурацких бриллиантов, что кто-то проглотил эти бриллианты и какой-то хирург добыл их хирургическим путём, а теперь их надо добыть из хирурга, с этой целью Марек отправился в Варшаву, коварно избавившись от меня, и что специально для этого он и приехал со мной в Сопот. Чтобы убрать меня из Варшавы.

Я сидела в машине, на стоянке перед Гранд-отелем, постепенно выдвигая все более точные гипотезы. В тот момент, когда я уже склонялась к мысли, что дива тоже, своим путём, отправилась в столицу, я увидела, как она выходит из отеля. Понятно, что я не раздумывая отправилась за ней.

В качестве объекта слежки она была неинтересной. Она зашла в фотомастерскую на той же улице и забрала заказанные фотографии, я видела это через окно. Потом она вернулась в отель. Затем снова вышла и отправилась на почту. Послала письмо. Заказное. Вернулась. Я сделала перестановку в комнате, чтобы можно было сидя за столом не терять из виду входа в Гранд-отель.

На следующий день я начала терять терпение. Эта кретинка приехала к морю, чтобы торчать в номере с видом на стоянку? Из-за неё и мне вести такой образ жизни?

Через два дня она вышла на свежий воздух только однажды, опять на почту, где получила какое-то послание до востребования. Это окончательно меня разозлило, я решила, что теперь она просидит в номере целые сутки без перерыва, и выбралась прогуляться по пляжу.

Я медленно волочилась в сторону Гдыни, не глядя по сторонам, задумчиво уставившись под ноги. Я поняла, что ночью был шторм, свежий след волны находился далеко от моря. Я свернула к этому следу, надеясь найти кусочки янтаря, людей в такое время и такую погоду здесь ходило немного, а те, что ходили, могли плохо видеть. С недовольством и обидой я присмотрелась к слишком многочисленным для моих планов отпечаткам ног на высыхающей поверхности и шла между ними, все ещё веря, что здесь были только слепые.

Вдруг мне показалось, что я увидела что-то знакомое, такое, на что следовало обратить внимание. Впечатление было таким сильным, что я остановилась, пытаясь отгадать, что это могло быть. Я обернулась, посмотрела под ноги, у меня мелькнула надежда, что я заметила кусочек янтаря, и сразу этого не поняла. Я вернулась на несколько шагов и просмотрелась повнимательнее. Никакого янтаря не было, зато на песке, среди мусора, виднелся чёткий отпечаток каблука.

Этот след я прекрасно знала. Каблук принадлежал правому мужскому тапку и был обрезан достаточно характерно, с одной стороны был полукруглый вырез. При мне Марек наступил на какой-то гвоздь, торчащий из досок у входа на пляж, и на моих глазах аккуратно отрезал оторванный гвоздём кусок. На влажном песке каблук отпечатался очень точно.

Я стояла над следом, смотрела на него, как собака на кость, и пыталась понять, что это значит. Тапочек Марек у меня не оставил, забрал их собой в рекомый Щецин. Мы ходили здесь миллион раз, но невозможно же, чтобы след оставался здесь нетронутым столько времени, как минимум, трое суток… Тут люди ходят, кроме того, ночью был шторм…

От выводов мне стало жарко. Ночью был шторм, следы появились сегодня утром, он должен быть где-то здесь! Он отнюдь не сидит в Варшаве, он в Сопоте, шатается по пляжу, прячется от меня, черт знает где и черт знает зачем. О боже, что это?!.. Я не верю в существование двух правых мужских каблуков одинаково повреждённых!

Мне вспомнился Карол Мэй, я всегда с энтузиазмом относилась к игре в индейцев. В детстве я получала впечатления в диких прериях, протянувшихся над речкой, за городской бойней. Я собственноручно сделала себе лук, стрелы которого здорово цеплялись за шторы, у меня был головной убор из индюшачьих перьев, который, по неизвестной причине, приводил в панику кота. Я внимательно изучала следы и мне даже удавалось отличить след человека от следа коровьего копыта. Теперь я попыталась воспроизвести в памяти все знания в этой области.

Следов обрезанного каблука было много, но не таких чётких, как первый. Я заметила несколько ведущих в сторону Гдыни и исчезавших. Возле моря их не было, следовательно он должен был углубиться на побережье. Я перестала смотреть под ноги и взглянула вперёд.

На краю леса стоял сарайчик, точнее киоск, вероятно работающий летом, а сейчас наглухо забитый досками. Приблизившись к нему я нашла ещё один след. Песок тут был почти нетронут, но сыпучий, в нем было трудно что-то выделить. Я обошла сарайчик вокруг и с обратной стороны, ближе к лесу, увидела ещё несколько подрезанных каблуков. Почва здесь была плотнее, следы отпечатались отчётливо и вели в две стороны – в лес и из леса. Следы из леса были свежее, в одном месте они наложились на другие. Он пошёл и вернулся. Господи, что это значит?!!..

Я заглянула в сарайчик в щель между досками, зачем, неизвестно, трудно было представить, чтобы Марек бросил номер в отёле, комнату, роскошь и любимую женщину для того, чтобы поселиться в брошенной собачьей будке на пляже. Разве что ему невыносимо надоели бабы, дива и я, и он возжелал спокойствия и одиночества… В сарае было темно, как в кишках у негра, я совсем ничего не увидела.

Дух Карола Мэя все ещё кружил надо мной. Испуганная и взволнованная я подумала, что если использую следы Марека, он, несомненно, обнаружит мои. Он десятки раз отмывал грязь с моих тапочек, могу поклясться, что он запомнил каждую извилинку их подошвы! Начнёт подозревать и, черт его знает, что сделает, этого допустить нельзя…

Сотворив с недюжинными усилиями большую метлу, я угрюмо решила, что вся эта цепь странностей, из которых я столько недель не могу выпутаться, становится все более обременительной, и требует от меня все большего напряжения. Эпохальный роман Басеньки с паном Паляновским превратился в преступную деятельность, а моя личная большая любовь приобретает все более оригинальные и нетипичные формы. Бог знает, во что превратится он…

Метла получилась очень даже неплохой, я оглянулась, не смотрит ли кто за мной, после чего прилежно подмела почти половину пляжа, с особой старательностью возле сарая. Возвращалась я по воде, а использованное изделие выбросила в корзину для мусора у Гранд-отеля.

Все представление приобрело в высшей степени загадочные черты. Я допускала возможность, что Марек прячется не столько от меня, сколько от дивы, которая настойчиво принуждает его к лечению. Возможно он боится уколов, а может, папочка-врач просветил её насчёт состояния его здоровья, и теперь, если он не желает последствий, ему не остаётся ничего другого, как убраться с её глаз. Полностью с ней порвать он, по-видимому, не может и следит за ней, оставаясь в тени. Дива целыми днями абсолютно ничего не делает, кто знает, не компенсирует ли она это безделье по ночам. Похоже, что она перестроилась на ночной образ жизни…

Ночью мерзкая выдра оставалась такой же неподвижной, как и днём. Я решила, что теперь не пропущу ничего, хватит, раз и навсегда я хочу увидеть все собственными глазами и знать все наверняка, а не путаться в домыслах, догадках и выводах. Понять в чем дело, я просто была не в состоянии. Я допускала, что с самого начала служила только прикрытием, он приехал сюда не для меня, а для воплощения этих удивительных трюков, тесно связанных с подозрительной гетерой. Опять блондин. Естественно, с блондинами и должен случиться небывалый идиотизм. А так здорово он выглядел в автобусе… Но каковы бы ни были его цели и замыслы, я должна их узнать, иначе меня удар хватит!

Пляж, Гранд-отель и собачью будку я посещала в разное время дня и ночи. Узнала о существовании вокруг сарая свежих следов обрезанного каблука. Восход солнца застал меня вблизи ивы на холме, куда я забралась собирая кусочки янтаря. В зарослях рядом с ивой росли жёлтые цветочки, я вдруг вспомнила, что люблю такие, направилась туда, чтобы их нарвать, нагнулась и вдруг увидела среди них знакомые следы!

Он был здесь ночью. Он вовсе не следил за упырихой, а бродил вокруг ивы. Что он здесь делал, черт побери, свихнулся, что ли? Надо было тоже прийти сюда, зря я следила за Гранд-отелем.

Недовольная собой, растерянная и нерешительная, я нарвала цветочков и вернулась в отель как раз в тот момент, когда гарпия уезжала на машине. Ключи от моей, как обычно, были при мне. Я успела отправиться за ней, с угрюмой злостью и решимостью на все, одуревшая от избытка неясностей и угнетённая собственной следственной бездарностью.

На полпути между Гданьском и Элблонгом, на Варшавском шоссе, я немного пришла в себя, опомнилась, оставила её и вернулась. Она явно направлялась в Варшаву, было бы безнадёжной глупостью оказаться там вдруг в старом плаще, тапочках, без ключа от квартиры, зато с букетиком привявших жёлтых цветов. Если она уезжает насовсем, то и черт с ней, не она мне нужна, а Марек, непонятные действия которого я должна в конце-концов расшифровать.

Поздним вечером я расположилась недалеко от сарая. Луна росла, приближаясь к полной, погода стояла прекрасная, светло было, как днём, сидя в глубокой тени я прекрасно видела через ветки весь пляж. Я решила ждать. Точно неизвестно, на что я надеялась, во всяком случае, не того, что произошло.

Я торчала в зарослях чертовски долго. На пляже не было ни души, возле сарая царили тишина и спокойствие, ничто не дрогнуло, ничто не шевельнулось. Я замерла, одеревенела, насквозь промокла и начала задумываться, действительно ли такой способ коротания ночей имеет смысл, и не останется ли ревматизм единственным результатом. В тот момент, когда я решила возвращаться и держась за пень пыталась обрести власть над ногами, послышался тихий приближающийся рокот. Я бросила гимнастику и неподвижно замерла.

По лесной дороге, являющейся парковой аллеей приспособленной для езды, медленно проехала какая-то машина. Я не рассмотрела её как из-за расстояния, так и оттого, что в глубине леса было намного темнее, чем на пляже, кроме того, её заслоняли ветки, и я видела только свет фар. Но она была единственным подвижным элементом и направлялась в сторону ивы, поэтому я решила пойти за ней. На всякий случай…

Я догнала её у оврага, когда она разворачивалась. Дорога заканчивалась мостиком через ручеёк, перед мостиком была небольшая полянка с лавочкой, маневрировать там было довольно трудно. Машина тихо порыкивала двигателем, пытаясь пройти мимо дерева, не оторвав дверных ручек. Я чуть не кончилась, узнав пежо дивы!

В первый момент я была абсолютно уверена, что каким-то чудом она раздвоилась, то есть у меня галлюцинации. Придя в себя я осознала, что с утра можно было три раза доехать до Варшавы и вернуться. Машина была равномерно покрыта пылью, что указывало на долгий путь при хорошей погоде. Она съездила на прогулку, мало ей было семисот километров, так она проехала немного дальше, сюда, к иве…

Теперь я ждала появления Марека. Похоже было, что они вместе танцуют здесь при луне, топча жёлтые цветочки, либо собирая лесные растения, а может, изучая жизнь сов. Все остальное они спокойно могли делать в закрытых помещениях, в номерах отеля или публичных местах, ива им была ни к чему. Что бы они не вытворяли, увидев это, можно было многое понять.

Ничего не происходило. Гетера сидела на стволе ивы и курила сигарету за сигаретой, а я в мокрых зарослях ругалась как сапожник. Просидели мы так добрых пол часа. Марек не появился, сильфида поднялась, выбросила папиросу, села в машину и уехала обратно. Или что-то не получилась, или она по злорадству судьбы потребляла чистый воздух именно в этом месте.

Выловить Марека казалось невозможным. От переживаний я проснулась страшно рано и ещё до до завтрака помчалась изучать следы. Вокруг сарая я обнаружила несколько новых, пошла дальше и поискала у ивы. Жёлтые цветочки были мне указателем.

У самой ивы обрезанного каблука я не заметила, среди же цветов и в зарослях, он встречался часто. Отсюда я сделала вывод, что так же как и я, Марек торчал в кустах, наблюдая за дивой, позировавшей на стволе. Какой был в этом смысл? Он рисовал её портрет?.. От злости я почти уткнулась носом в землю, пытаясь выяснить что-нибудь ещё, пока вдруг снова не ощутила, что вижу нечто знакомое.

На аллейке были грязь и мох, в лесу мох и трава, под ивой – зыбкий песок. Между цветочками кое-где попадались кусочки твёрдого влажного грунта, а между мостиком и пляжем была одна грязь. Всматриваясь в эту пересечённую местность, я никак не могла понять, что увидела, не обрезанный же каблук, к которому я уже привыкла. Я исследовала взглядом кусочек за кусочком, пока наконец не поняла, у меня перехватило дыхание.

В грязи лежал большой плоский камень, немного торчащий и поразительно чистый. На этом камне отчётливо и точно отпечатался след подошвы, предварительно немного испачканной. Чёрный, ещё слегка влажный след, начинающий высыхать… Мысленно я увидела лист белого картона на столе и идентичный след оттиснутый на нем. Более светлый, более серый, но такой же отчётливый…

Не веря собственным глазам я склонилась над камнем и рассмотрела след вблизи, очень подробно. Для сомнений места не оставалось, я достаточное число раз собственноручно рисовала этот узор, зарисовывала его чёрной краской, чтобы теперь не ошибиться. Это была подошва взломщика, того самого, который забрался в подвал к Мачеякам!

Мой завтрак остыл, потому что я довольно много времени провела у плоского камня, пытаясь хоть как-то перенести след на что-нибудь, что можно было взять с собой. Камень был большим, выковырять его не получалось. Ткань мужа уже увидела свет, у меня были большие шансы встретить собственный узор в любом местном галантерейном магазине. Мне любой ценой хотелось сравнить след на камне с подошвой на узоре, чтобы окончательно избавиться от неверия в собственную зрительную память.

В конце-концов я своего достигла, воспользовавшись кончившимися спичками и пачкой от сигарет, после полудня все стало ясно. Мне даже не надо было покупать ткань, я сравнила прямо в магазине. Несомненно, это был тот же узор!

Пришло время воспользоваться мозгами. След взломщика, это было что-то! Глупая афёра Мачеяков тащилась за мною до самого Сопота, а дух пана Паляновского блуждал под ивой. Это казалось мне даже логичным, в Варшаве кого-то там не поймали, бриллианты исчезли, полковник накрутил мне хвост, я потребовала от Марека, чтобы он что-то сделал, Марек здесь, караулит диву, дива караулит иву, в окрестностях ивы бегает взломщик, который имел все шансы завладеть бриллиантами. Круг замкнулся. Может это его она ждала вчера на склонившемся дереве…

Сохранение всего этого в тайне от меня тоже можно было обосновать. Что может произойти – неизвестно, не дай бог, бриллианты потеряются снова, или пропадёт ещё что-то, меня уже нет, я ничего не знаю, нахожусь в стороне, обвинить меня не в чем. Никто меня никуда не впутает. Да, такое объяснение имело смысл, но меня совсем не убеждало. Не вспоминая о других мелочах, я впуталась сама, выслеживая Марека, наблюдая за дивой и вертясь возле подозрительного дерева. Тем более, меня можно было заподозрить в самом худшем. Если бы он меня предупредил, что я должна оставаться вдали и терпеливо ждать, я бы терпеливо ждала, не приближаясь к нежелательным местам и неизвестным особам.

За время дальнейшего следствия, от которого в возникшей ситуации меня не удержал бы никто, мне пришла в голову ещё пара идей. Это действительно могло быть совпадение. Марек мог все время ловить взломщика, а дива свалилась сюда, как слива в компот, абсолютно случайно, исключительно из-за своей наглости. Она пригодилась ему в качестве ширмы, кроме всего прочего, и для того, чтобы сбить меня. Это могло и не иметь ничего общего с бриллиантами, а касаться главаря, который скрывался после провала контрабандистов. Могло быть и по-другому, вообще не известно как, тем более, я должна была находиться в курсе событий.

Курс событий преподнёс мне громадные количества свежего воздуха. Гарпию вдруг охватила особая педантичность, она каталась туда сюда по лесной аллее, изо дня в день, в половину одиннадцатого вечера с поразительной регулярностью. Она доезжала до полянки, разворачивалась, выбиралась из машины, подходила к иве и пол часа сидела на стволе. Потом возвращалась. Я превратилась в охотничью собаку, или в дикого индейца, и обнаружила ещё один след взломщика. Я подождала, пока гетера удалится, и со всей возможной тщательностью обследовала ствол чёртовой ивы вместе с близлежащей территорией, они могли там что-нибудь друг для друга прятать. Ничего не нашла. Меня озаботило, что след обрезанного каблука перестал появляться среди жёлтых цветочков.

В конце-концов, мне надоело ходить за ней пешком и я облегчила себе жизнь. В нескольких десятках метров я нашла место, куда можно было подъехать на машине, развернуться и спрятать её в лесу. Это было не так уж и просто, особенно в темноте, но мой старый фольксваген привык проезжать везде, а там, куда он заезжал, там и разворачивался. Её манёвры на полянке заглушали звук моего двигателя, известно, что из-за собственного шума, чужого не слышно. Света я конечно не зажигала, потом ждала, пока она уедет, и отправлялась за ней, уверенная, что она меня не заметит, ночью видно только то, что освещают фары. Рядом, в темноте, может стоять хоть стадо слонов, лишь бы неподвижно.

На пятый вечер я приехала как обычно, проследила за тем, чтобы не рычать мотором дольше этой спятившей героини. Я вышла из машины, осторожно приблизилась к ней, с минуту было спокойно, а потом мне показалось, что возле ивы я вижу какое-то движение. Легко щёлкнул закрываемый багажник автомобиля. Сердце сразу подпрыгнуло к горлу, а все внутренности заполнила надежда, что наконец-то происходит нечто, что продвинет вперёд вялое и непонятное действие. Прячась в тени, затаив дыхание, я медленно подошла поближе.

Из-под ивы кто-то прошёл к оврагу. Гарпия копалась в машине, тихонько постукивая багажником. Что-то там происходило нечто, чего я не могла понять. Что бы ни случилось, лопни я или умри на месте, необходимо было увидеть, что происходит, взломщик там или Марек, а может оба, надо туда добраться! Не напрямик, а то она меня увидит, надо обойти вокруг, проползти по песку, под кустами, а потом вдоль ручейка…

С неописуемым упорством я начала пробираться в сторону пляжа. Шум моря немного заглушал шорох. Я преодолела метра три зарослей и уже была возле их края, когда произошло нечто ужасное. Передо мной вырос чёрный силуэт, чья-то ладонь закрыла мне лицо, железная рука крепко прижала меня. Сердце запрыгнуло в глотку и превратилось в камень.

– Тихо, – прошипел Марек прямо мне в ухо, – не шевелись!..

Ноги подо мной подогнулись. Просьба и затыкание рта оказались излишними, я полностью лишилась как речи, так и других способностей. Я успела подумать, что такие потрясения могут довести человека до инфаркта, если со мной этого не случится, то у меня и так останется нервный тик. После нескольких чудовищных секунд полной неподвижности Марек ослабил захват.

– Быстрее! – шёпотом приказал он. – К машине! Без шума!

Быстрее и без шума, это было невыполнимо. К счастью, дива вместе с тем, что крутилось возле неё, исчезла где-то в овраге. Марек перетащил меня через дорогу и потянул в сторону фольксвагена.

– Быстрее! – шептал он. – Я тебя вытолкну, заведёшься потом! Дальше будет не слышно…

Я даже поняла, чего он хочет, меня не удивляло, что он все знает о моей затее с машиной, но обижало, что он заставляет меня уехать до того, как что-то прояснилось. Но у меня не было времени ни протестовать ни подумать, я пыталась побороть дрожь рук и стук зубов, прийти в себя, обрести хоть немного равновесия, имея в ближайшей перспективе езду по лесу, причём так, чтобы меня не было слышно. Я послушно села в своего горбунка, вывернула на твёрдую почву. Марек протолкал меня до самого поворота аллеи и запрыгнул на ходу. После ремонта мой двигатель работал на удивление тихо. Я тронулась немного резче, чем хотела, потому что нога на педали газа тоже дрожала, чудом не врезалась в дерево и очутилась на дороге, ограждённая от событий в овраге большим количеством кустов и зарослей.