Текст книги "Минск – Бейрут – неизвестность"

– А ты?

– А я её отпустил.

– Ты необыкновенно сильный мужчина!

– Да ты что! Я бы поубивал всех, если бы у меня увели любимую. Но тут, я был ему так благодарен, что готов был оплатить расходы на свадьбу!

– С ума сойти! Она красивая?

– Да. Особенно сейчас, когда счастлива.

– Тогда я вообще ничего не понимаю.

– Ой, дорогой, ну что, мало красивых? Вон сколько девчонок! В одном Минске глаза разбегаются от количества красавиц. Всё! Решено! Буду привозить тебя в Минск и сам себе невесту искать!

– Я-то не против, но ты замучаешься ездить.

– Ну, до морозов и снежных заносов поездим, а там уж на поезд пересядешь.

– Договорились!

– Они у тебя классные! Все! – серьёзно сказал он, и шутя добавил: – Особенно Циля!

– Ну вот, уже и невесту нашел.

– А что? Но я балагур и ненадёжный, Михаил Яковлевич не согласиться её за меня отдать! А ты сам-то что думаешь делать?

– Понимаешь, я не знаю, что лучше для них? Я бы мечтал забрать Анжелу с сыном. Но не знаю, как всё сделать чтобы никому не навредить. Мы ведь и тогда расстались потому, что она не хотела их оставить. Они очень верные все.

– Да, я первый раз воочию вижу такую лебединую верность. Мой совет, не спеши! Ты сколько тут пробудешь?

– Два года.

– Ну вот, живи спокойно первый год и собирай информацию, как всё сделать. А там, на втором году, найдёшь решение.

– Я так и планировал.

– Конечно, у тебя редкая судьба! Чтобы любимая тобой женщина, да такая красавица, да дождалась! Еще и сына родила! Ты Божий любимчик, Ахмед!

– А я всегда считал, что мне не повезло в любви. Всё в мире относительно. А сейчас я абсолютно счастлив и они мне нужны, как воздух. Понимаешь, я там важный человек, успешный! А тут я просто счастливый. Наверное, потому что они со мной. И друг у меня появился отличный! – он похлопал по плечу Георгия. – И вообще, я какой-то молодой!

– Это потому, что на чужбине. И потому, что учишься. Даже пожилой студент – существо молодое! Если ты останешься тут и пойдет рутина: дом, работа, проблемы, редкие праздники, то ты потеряешь эту беззаботность и станешь обычным советским дядькой! – подытожил Георгий и тут же громогласно добавил: – Но у тебя будет друг, который будет забирать тебя в Ереван на лето, и угощать, и выгуливать и… Короче, оставайся, дорогой! Быть советским дядькой не так уж и плохо!

– Посмотрим. Ты знаешь, если уж никак нельзя будет их забрать, то может и останусь. Поеду, передам свой центр брату, сдам деньги на хранение в банк и вернусь.

– Да, не спеши.

– Вот как у тебя получается быть то смешным, то очень мудрым?

– Я очень долго был несчастным, и всё время чувствовал себя в чём-то виноватым. Я не жил, долго. А сейчас с меня будто кандалы сняли. Понимаешь, я жить хочу и разрешаю себе всё, разрешаю быть собой! Моя мудрая мама Аревик, которая никогда грубо не вмешивалась, а лишь иногда давала советы, которые зачастую во многом меняли всю мою жизнь, глядя на нас, сказала: «я теперь знаю, что значит задушить в объятьях».

– Да. Всё оказывается сложнее, чем ожидаешь.

– Это хорошо. Хорошо, дорогой!

Так приятно, как и в этот раз, проходили их поездки в дальнейшем. Они сдружились, да так крепко! Не как коллеги, не как успешные люди, а как пацаны! Ахмед чувствовал себя студентом, молодым влюблённым, счастливым отцом. У Георгия жизнь вообще вышла на новый виток, к нему будто вернулись молодость и лёгкость. Потом, с годами, именно это время они будут вспоминать как самое лучшее.

Ахмед старался почти каждую неделю по выходным быть с семьёй. Георгий познакомился в Минске с замечательной молодой женщиной, преподававшей театральное мастерство в театральном же институте. В отличие от стереотипа девушки армянина, она была маленькой худощавой брюнеткой, со стрижкой, как у Мирей Матье и звали её Нинель. В паспорте Нина. Косметику она не признавала, питалась кофе с сигаретами и была, положа руку на сердце, страшна. Но влюблённый Георгий неустанно восхищался её красотой. Он поторапливал Ахмеда по пятницам, спеша к своей возлюбленной, а в воскресенье уезжал хмурый и понемногу начинал отходить только на подъезде к Москве.

Ахмед баловал Анжелу, стараясь компенсировать ей всё, что недодал за эти годы. Он приезжал с продуктами и фруктами, которых в Минске в те годы никто не видел, благо друг умел достать всё на свете. Купил ей в магазине «Берёзка», единственном, где импортные вещи продавали за доллары, серьги с изумрудом и дублёнку. Она похорошела, приосанилась. Имад был просто счастлив и в пятницу, начиная с обеда сидел у окошка в ожидании. Всю зиму он учил папу ходить на лыжах, потом играть в шахматы за чашкой чая и мёда. Циля ближе к весне отправилась в санаторий с Михаилом Яковлевичем и была растрогана, когда Ахмед привёз им утеплённые резиновые сапоги и пуховый платок ей лично. В конце мая на время Анжелиного отпуска Георгий отдал им дачу в Подмосковье. Лето, речка, лес, грибы…

На последнюю неделю их отдыха неугомонный друг привёз на дачу из Минска свою Нину, Цилю и дедушку-профессора. Он решил, что вся семья должна побыть вместе, перед тем как Ахмед отправится в Ливан на три недели, чтобы повидать родных.

Вернувшись с дачного отдыха в шумную и пыльную Москву, Ахмед сразу пошёл узнать расписание и заказать билеты на самолёт в Ливан. Женщина в окошке кассы международных рейсов, внимательно посмотрев на радостного, спешащего на родину мужчину, сказала:

– Я думаю, вам лучше обратиться в ваше посольство. В Ливане война, регулярные рейсы отменены. Там вам подскажут, когда и как будет возможность попасть туда.

Война? Если даже аэропорт закрыли, то это, и правда, настоящая война.

Он поспешил в общежитие.

– Ахмед! – подозвал его вахтер на проходной. – Вас искали с кафедры пару дней назад, просили сразу связаться с ними, как вернётесь. Боюсь ошибиться, но, по-моему, ливанское посольство вами интересовалось, в связи с войной, наверное.

Да, на этой даче он совершенно оторвался от реальности. Не было ни телефона, ни телевизора. Когда всё началось? Что там происходит?

В посольстве была давка и суета. Тревожные вопросы, ругательства, обеспокоенные взгляды. Он протолкнулся в центр комнаты к окошку секретаря. Надежды встретить кого-то знакомого мало, его ровесники уже отучились и давно разъехались. Узнать бы хоть что-нибудь! Какая война? Гражданская уже давно идёт. В их городке, где проживают только мусульмане-шииты её и не чувствуешь, но в городах со смешанным по религиозной принадлежности населением шла настоящая война. Линией фронта стали улицы между кварталами, на которых когда-то катались на велосипедах толпы детей, не задумываясь о том, кто мчится на соседнем велосипеде, христианин или мусульманин. И, играя в войну или в футбол, они делились на команды совсем не по религиозному признаку. Это теперешнее поколение мальчишек подковано в политической и религиозной области. Это их будни! И в войну не играют, просто знают, по каким улицам ходить нельзя, на каких крышах есть снайперы, где проходит условная граница.

– Когда? – обратился он к группе молодых ребят, напряжённо и испуганно что-то обсуждающих. – Раскажите мне, когда началось?

– Вроде 6 июня.

– А как, что?

– Вошли израильские танки, пехота. Мы точно не знаем, весь юг Ливана и Бейрут в танках, короче, ужас какой-то. Сейчас консул выйдет и всё расскажет. Говорят, юг особенно пострадал.

У Ахмеда опустилось сердце – это их местность, она почти на границе, и все вторжения в страну не проходили для неё бесследно. Но такого массивного захвата ещё не было. Если проходили танки, то точно по их центральной улице.

– А вы где в Ливане? – спросили ребята помрачневшего собеседника.

– Как раз там, рядом с границей…

– А про своих что-нибудь знаете?

– Ничего! Ничего… Я только сегодня узнал про войну. Ничего… Во сколько консул приедет?

– Неизвестно, ждем с утра.

– А связь есть? Я дурак, надо было попробовать позвонить! Вы звонили?

– У моих нет связи. – грустно сказал один, и махнул головой в сторону друга. – А ему и звонить, похоже, некому уже. Он тоже из вашей местности. Там очень сложно. Но я смог дозвониться сестре, они на севере страны, у них спокойно. Говорит, почти все родственники у них пока живут. Слава Аллаху, все живы! А вот …

– Прости, дорогой, я побегу на главпочтамт, попробую позвонить, может, успею вернуться к приезду консула.

Он выскочил на улицу и удачно словил такси.

«… Надо попробовать дозвониться. Только бы все были живы!»

На полдороге он вспомнил, что документы и телефонная книжка в общежитии. Домашний номер он помнил, а если придется искать, прозванивая родственников, то пригодятся все номера. Надо заехать, тут рядом.

Такси остановилось на площадке перед общежитием, и Ахмед заметил машину Георгия, её ни с какой не спутаешь. Он-то чего тут? Может, по своим делам? Но сейчас каждая минута на счету, нет времени его искать, чтобы рассказать всё! Надо спешить!

Ахмед вбежал на крыльцо, вошёл в холл и столкнулся там с другом.

– Георгий, дорогой, я не могу говорить, я страшно спешу, потом всё расскажу!

– Не надо рассказывать, мне вот Иван Николаевич уже всё рассказал. Вот я и жду, может, помощь нужна? Ты куда сейчас?

– За телефонными номерами и звонить, потом в посольство… Я побегу, а то там такси ждет.

– Ну, беги за номерами, а я такси отпущу и жду тебя. Сам повожу…

Ахмед кивнул. С ним будет легче.

– Георгий… – благодарно начал он, но друг прервал его.

– Беги, давай. Я жду в машине.

Захватив документы и телефонную книгу, Ахмед и Георгий, нарушая все правила, понеслись к главпочтамту.

– А как ты узнал, Георгий? Раньше меня узнал и приехал?

– Да я сандалики Имада нашёл в машине, когда их на поезд отвозил, выпали. Ну и решил, отвезу тебе по дороге, а то у меня затеряются. А тут мне вахтер поведал, что война, и ты уехал в посольство. Ну, я и сел ждать.

– Сандалики… Имад, бедный, только привык к полной семье. – тихо сказал Ахмед. Его мысли о доме и войне были немыслимо тяжелы. Но последней каплей стали эти сандалики его сына. Что сейчас будет с ними?

– Ты давай, не охай и не умирай раньше смерти. Соберись! – Как-то очень жёстко сказал Георгий. Исчез весельчак и шутник, как подменили человека. – Будем вызванивать, подбери нужные номера пока едем, чтобы там время не терять. Сначала домой?

– Да. Потом, если не ответят, буду звонить брату или в центр, это всё рядом.

– А потом? Ну, если … если и там не ответят.

– Потом сестре, которая на севере в Триполи. И можно ещё попробовать моему другу в долине Бекаа. Я там дома купил, квартиры сдаю, а он за ними смотрит. Он мне как брат.

– Дома, квартиры, с ума сойти! – не сдержался Георгий. – Ну, давай, побежали.

Он кое-как припарковался на внезапно освободившееся место. Много машин, наверное, внутри тоже очереди.

Прошли к отделению международных переговоров, заполненному до отказа. Все кабинки заняты, очереди у окошек.

– Жди тут, я отлучусь на минутку. – сказал Георгий и вышел из здания почтамта.

Через пару минут вернулся с пакетом в руках и исчез за дверью с надписью «Служебное помещение. Вход воспрещён». Ещё через пару минут в громкоговоритель прозвучало «Ахмед Эсканде, подойдите, пожалуйста, к третьему окошку!» Ахмед сначала даже не сообразил, что обращаются к нему, потом начал, проталкиваясь через очередь, высматривать третье окошко. Нашёл, заглянул, увидел милую раскрасневшуюся девушку и Георгия, что-то ей нашёптывающего.

– Вы Ахмед Эсканде? – спросила она в микрофон, глядя через стекло.

– Да.

– Пройдите, пожалуйста, в седьмую кабинку и передайте мне список телефонов. Звонить в порядке очередности, как написано на листке?

– Да, если какой-нибудь ответит, то следующие не надо. – он протянул ей список.

– Хорошо, проходите.

Следом за ним в кабинку зашёл Георгий и уселся на корточки рядом. Начался прозвон. Ни один из номеров в городе, где жил Ахмед, не отвечал, даже не было гудков. Либо линия повреждена, либо … Про второе либо даже думать не хотелось. Сестре тоже не дозвонились. А вот друг из Бекаа, на счастье, ответил. Связь была плохая и несколько раз прерывалась.

– Ты знаешь что-нибудь про мою семью?

– Ахмед, они все тут, у меня.

– Слава Богу! – отлегло у него от сердца. – Спасибо тебе, Али! Позови папу!

– Его нет.

– Ну, брата тогда.

– Есть только мама, но она … не знаю, сможет ли говорить.

– Послушай Али, что случилось? – от непонятных ответов друга стало тревожно. – Я не понимаю. Они все у тебя живут? Кто-нибудь может со мной поговорить?!

Нет тяжелее миссии, чем сообщать плохие новости, тем более, когда их много и когда человек далеко. Но у Али не было другого выхода, он сам не справлялся. Слишком много бед обрушилось в одночасье на эту семью. Конечно, война всех коснулась, но тут она приложилась особенно.

– Ахмед, ты сядь…

– Да сижу я! Не девушка, говори, наконец, что случилось!

– Ахмед, у меня только твоя мама и младший брат.

– Ну?! Али, я тебя умоляю! А где остальные братья? А Надин? А Лейла?

– Лейла с мужем живы и их дети, они у себя в Триполи. Хади забрал маму и приехал к нам…

– Али, а папа и Надин? А Гасан? Они что? Там остались? Надо их забрать!

– Нет, тут такое дело … Гасан пропал. Нигде не могут найти. А твой папа, когда узнал, ему с сердцем плохо стало.

– И где он сейчас? В больнице? – упавшим голосом спросил Ахмед, уже понимая по медлительности Али, что случилось непоправимое…

– Нет, не в больнице. Твоего отца больше нет, Ахмед. Да упокоит Аллах его душу! – Али ненадолго замолчал, давая другу время осознать услышанное, ведь это не последняя плохая новость. Пусть отойдёт чуть от первой, но надо, чтобы он знал всё. Сейчас необходима его помощь.

Ахмед молчал. Сидящий в кабинке на корточках Георгий думал, что он слушает говорившего на том конце провода, и, не понимая арабской речи, ждал, закрыв глаза и запрокинув голову. Но друг медленно опустился по стенке рядом с ним, выпуская из рук повисшую трубку и глядя невидящим взглядом перед собой, не обращал внимания на беспокойный голос, доносившийся из неё.

– Что? – спросил Георгий, тряся его за плечо. – Что случилось? Ахмед! Ответь ему! Вдруг связь прервётся!

Опомнившись, Ахмед спохватился и хриплым голосом ответил:

– Да, Али, слушаю.

– Ахмед, ты слышишь меня? Ты должен меня выслушать. Мы искали тебя через деканат и в общежитии..

– Когда?

– Все эти три недели.

– А все остальные? – непослушные губы боялись произнести: – Живы?

– Не знаю про Гасана. Не можем найти. Он был в сопротивлении. Его жена с детьми у её родителей. Хусейн в Эмиратах с семьёй, пытается взять разрешение на работе и приехать, но аэропорт закрыт. Ахмед, тут ещё большая проблема у Надин.

– Надин?! Она жива?

– Да, но когда они с Хади искали Гасана, то вернулись в ваш город с группой таких же ищущих. Не знаю, где именно, двое из них подорвались на мине, там всё обложено. Те погибли, Надин жива, но ноги сильно поранила и со спиной что-то. Сейчас больницы переполнены, Хади её отвез в ближайшую. Как-то там прооперировали, но, похоже, не очень успешно. Боли сохраняются и есть проблемы с движением. Хади пытался ей помочь, найти хорошего ортопеда или перевести в другую больницу, но многие врачи уехали из страны, а в больницах столько раненых, что только для выживания лечат. Так что нет шансов помочь ей тут.

– А как её вывезти? Аэропорт не принимает. Пусть в Сирию её заберёт!

– Ахмед, он никуда не может её забрать, он каждое утро, как на работу, идет искать Гасана. Обходит все пункты, где израильтяне дают информацию о военнопленных и содержащихся в концлагере.

– Где?! – это было полным потрясением. – В каком концлагере?

– Ансар, там всё обнесено колючей проволокой и держат много народа. По слухам, и пытки, и голод, и …

– Слушай, это кошмарный сон какой-то! Этого быть не может!

– Так вот, Хади с утра уходит его искать, потом едет к Надин. Мы каждый день ждем его с боязнью, что и он пропадёт. Да и мама от горя не в лучшем состоянии. Приезжай, как только сможешь…

– Ужас! – у Ахмеда не укладывалось в голове всё, что он узнал за сегодняшний день. – Но как? Аэропорт закрыт! Как? Хорошо, я буду искать… Передай им, Али, я найду возможность. Скоро…

– Не пори горячку, не рискуй сильно. Если с тобой что-нибудь случится, кто будет семью поднимать после этого? Теперь все будут на твоих плечах. Ищи возможность приехать без риска. – Али замолчал, понимая, что даёт нереальные для военного времени советы. – Насколько это будет возможно. – поправил он себя и добавил: – Помоги тебе Бог!

– Спасибо за всё. Я буду звонить каждый день.

Ахмед повесил трубку. Постаревший, осунувшийся, бледный, как стена, он сидел в телефонной кабинке, обхватив голову руками, и рыдал, произнося на арабском какие-то слова. То хриплый стон вырывался из его груди, то бормоча «папа, папа» он переходил на вой. Георгий молчаливой тенью сидел в углу кабинки, не зная, чем облегчить страдания друга. Он ничего не понял из телефонного разговора по-арабски, но по лицу Ахмеда понял: беда, большая беда!

В кабинку начали стучать. Георгий вывел Ахмеда, усадил под фикусом, подальше от людских глаз и пошёл расплатиться за разговор. «Надо ему помочь и оставлять его одного нельзя. Сейчас поедем в посольство, потом его к себе заберу. Никакого общежития!»

– Спасибо, девушка! Спасибо, красавица! А где у вас городской автомат?

– В соседнем зале. Это вам спасибо за угощения!

Георгий перебежал в соседний зал, отыскал автомат и набрал номер своей квартиры:

– Алло! Здравствуй, Ниночка. Послушай, дорогая, у Ахмеда большая беда. Дома расскажу. Ты отдолжи у соседей раскладушку и придумай, где мы все разместимся в моей полукомнатной квартире. Ну, и покушать, Ниночка, придумай! Давай, дорогая! И быстренько, мы через часик будем!

И бегом обратно. Ахмед так и сидел под фикусом, слёзы высохли, взгляд пустой, стеклянный.

– Ну что? Поедем? Нам надо спешить до закрытия посольства. – осторожно поторопил Георгий.

– Да, пошли. По дороге всё расскажу.

Ехали недолго. Ахмед пытался рассказать о произошедшем, но, то ли речь его русская от волнения давала сбои, то ли рассказ про концлагерь и мины на фоне интенсивной и живой Москвы выглядел так нереально, что Георгий так и не смог до конца представить всё происходившее там. Гибель отца уже беда, а когда ещё обезумевшая от горя мать, брат пропал, сестра ранена… Вестерн какой-то! Вот тебе и дома, квартиры, деньги! Как всё в одночасье теряет ценность!

Они вошли в посольство, переполненное людьми. Консул принимал, но не как обычно в кабинете, а стоял за стойкой секретаря, разложив бумаги с информацией о ситуации в Ливане. Спрашивали про города, захвачены ли, целы? Про родственников. Записывали фамилии тех, кому не могли дозвониться студенты.

Ахмед хотел узнать только про самолёт. Только это! Когда и как можно добраться до Ливана? Он не мог протиснуться ближе. Известия из дома таким камнем лежали на душе, что не было сил ни проталкиваться, ни кричать. Эти бедные студенты ещё не знают ничего о своих родных, их кровь баламутит страх и ненависть, предчувствие беды и бешеная жажда расправы с врагами. Обстановка в зале накалилась до такой степени, что у людей от злобы и уровня адреналина в крови блестели глаза. А у него не было сил даже стоять. Кто-то неизвестный пришёл на помощь, спросив про рейсы. Ответ был ожидаем: нет и пока не предвидится.

Они вышли с Георгием в сквер возле посольства.

– Закуришь?

– Давай. Надо подождать и поговорить с консулом отдельно. Хорошо, самолёты в Бейрут не летают, но как-то ведь можно добраться? Может он знает?

– Подождём.

Они ждали около часа, стояли у двери, курили. Слушали разговоры выходивших людей, наблюдали их споры и слёзы. Чем моложе были студенты, тем более гневными и бесстрашными были их высказывания. Все вокруг говорили только на арабском языке, но сама атмосфера была переводчиком – всё читалось на уровне эмоций. Георгий мог бы рассказать любому, спросившему его, о том, что тут происходит, хотя не понимал ни слова. Он был с ними на волне сопереживаний, а это больше, чем просто понимание речи.

Ахмед от выкуренных с непривычки сигарет чувствовал некоторую слабость и заторможенность. Как будто он смотрел фильм, но сам не имел к происходящему никакого отношения. И вдруг увидел знакомое лицо. Не то чтобы знакомое, но точно виденное им ранее. И по глазам понял, что он тоже знаком этому человеку. Этому мальчику, Боже, да сколько же ему лет? На вид пятнадцать. И в отличие от всех остальных он был не воинственен, а как-то совершенно растерян и испуган. И он двигался прямо к нему, пристально глядя в глаза, как будто уцепившись за спасительную соломинку.

– Здравствуйте, доктор! – с уважением произнёс он. – Вы не узнаёте меня?

– Нет, извини.

– Я Абду! Сын вашего шофёра Абу Абду в Ливане. Он работает в вашем центре.

– Абуди? Да ты же мальчиком совсем был! Как ты здесь?

– Я на подготовительном курсе отучился, а сейчас должен на первый переходить.

– Да сколько же тебе лет?

– Восемнадцать, я худой просто! Мне ваш брат Гасан путёвку помог получить. Папа продал овец, которые у него были и отправил меня. – Голос его дрогнул, заходили жеваки на худеньком личике. – А сейчас должен был ещё денег прислать, но вот не пишет и не отвечает. Я, правда, только два раза пытался позвонить, а сейчас уже денег не осталось. И уехать не могу – билета нет. Доктор Ахмед, а что там? Вы звонили?

Бедный птенчик желторотый, это он у себя там старший сын и сорванец и даже в школе отучился! А тут, в чужой стране, без средств и известий из дома, как потерянный ребенок.

– У тебя номера-то есть? Кому звонить?

– Да, у меня всё с собой в сумке всегда! Папа велел, чтобы не потерять.

– Ну, вот и хорошо. Постой пока с нами, мы уточним кое-что у консула и пойдём, позвоним.

– Да! Хорошо! Спасибо, доктор!

Он с уважением встал немного поодаль, худощавый, немного резкий в движениях паренёк. Присутствие доктора, в центре которого он мечтал работать, когда отучится, немного успокоило его. Этот человек точно поможет во всём разобраться! Да и Ахмеду стало как-то легче – силы вернулись, мозг начал усиленно работать. И правда, когда начинаешь заботиться о ком-то, кому ещё тяжелее, чем тебе, появляются новые силы, открываются резервы души.

Вскоре появившийся на пороге консул остановился по их просьбе. Уставший и очень расстроенный немолодой мужчина выслушал их, но ничего утешительного не сообщил.

– Доктор, я, правда, ничем не могу вам помочь. Рейс на Дамаск будет через десять дней. Я думаю, это единственный шанс.

– Это не прихоть и не геройство, но мне надо срочно попасть домой! У моей семьи очень сложная ситуация. Крайне сложная, я бы даже сказал. У меня брат пропал! Тут каждый день может решить всё.

– Попытайтесь через МИД, я не знаю, может армейские самолеты? Но иностранца даже на полкилометра к забору военного обьекта не подпустят.

– Да и МИД вряд ли сильно напряжётся.

– Можно узнать про самолет, который будет заниматься эвакуацией советских граждан из Ливана. Им сейчас организуют эвакуацию в Сирию, а оттуда спецрейсом в Москву. Наверное, только так можно попасть в Ливан в ближайшее время.

– Через кого узнать?

– Позвони мне, постараюсь тебе помочь. Я буду в консульстве завтра около полудня.

– Спасибо!

– Держитесь! Удачи!

Вот уже и наметился какой-то план, потихоньку сдвинулось дело! Даже на душе полегчало. Ахмед устало присел на бордюр.

– Ахмед, я, конечно, извиняюсь, но объясни мне о чём вы говорили? Он поможет? – деликатно спросил Георгий, сгорая от нетерпения.

– Надеюсь! Завтра к полудню станет известно. Во всяком случае, он постарается помочь! – сказал он, с трудом вставая. – Какой тяжёлый, бесконечный день! Нет сил…

– Да. – подтвердил Георгий. – Но он, похоже, ещё не закончен. Не забудь про вон того человечка. Не знаю, чего он ждёт, но смотрит на нас не отрываясь.

– Ой, Георгий, я же совсем забыл, что ты не понимаешь! Мне надо с ним вернуться на почтамт. Он ничего не знает о родных и без денег остался. Это сын моего шофёра в Ливане. У него тут никого нет, чтобы помочь. Спасибо тебе за помощь, мы дальше на такси поедем, а то Нина тебя ждёт. Да и неизвестно, что он узнает позвонив. Может быть, придется его с собой забирать ночевать. Спасибо!

– Ахмед, дорогой, вот не надо меня беречь и стесняться! Поехали! Зови своего Маугли брошенного, я жду в машине.

Ахмед благодарно посмотрел ему в глаза. Ну что тут скажешь? Этот человек родился с добрым сердцем, и делать добро для него так же естественно, как дышать. Да хранит его Бог и даст ему большое потомство таких же добряков! Чтобы добрых людей стало больше на земле!

– Абуди!

– Да, доктор Ахмед! – моментально отозвался молодой человек и направился к нему.

– Давай, пошли со мной. Поедем вызванивать твоих.

Они поспешили к машине.

– Сможешь ещё раз воспользоваться своими связями, чтобы позвонить побыстрее? – спросил Ахмед у Георгия, ехавшего так по-русски, что не оставил ненарушенным ни одного правила.

– На что ты меня толкаешь?! С другой стороны, без неё мы погибнем в этой очереди.

Абуди сидел на заднем сиденье и радовался покою после стольких дней волнений и страхов. Эти взрослые и умные мужчины обязательно ему помогут, не оставят. От них исходила такая сила! От доктора Ахмеда – сдержанная сосредоточенность, а от большого и громогласного Георгия решимость и доброта. Всё будет хорошо!

– Приехали! – возвестил водитель. – А теперь бегом! Пока моя фея не сменилась.

Он всё устроил, как и прошлый раз. Абуди дрожал, как лист осиновый, когда ни дома, ни у родственников не отвечали телефоны. Он весь сжался и не сводил глаз, полных слёз, с Ахмеда.

– Что мне делать? Как их найти?

– Подожди. Я ещё раз позвоню Али, своему другу в Бекаа. У него сейчас живёт Хади с мамой. Если он дома, то, может, расскажет что-нибудь про твоих.

Дозвонились до Али. На удачу Хади вернулся рано и был дома.

– Здравствуй, дорогой! Как ты?

– Ахмед! Брат! – в трубке послышался крик надежды. – Ты приедешь? Я не справляюсь, правда. Приедь! Мама плохая, папы нет! Я Гасана не могу найти, он, похоже, в Ансар попал, вместе с палестинцами. Я слышал, что он ранен, но никто точно не сказал. Надин, сестра, ей помочь надо! Ужас короче!

– Это я уже понял! Я с Али разговаривал. Ты держись, а я постараюсь приехать при первой возможности.

– Ты понимаешь, я целыми днями в дороге, а кругом блокпосты, опасно! Еду на юг, узнавать про Гасана, потом к сестре в Бейрут, потом домой. Весь Ливан наискосок несколько раз… Везде танки, останавливают. Люди из домов лишний раз не выходят. Если меня убьют, они без помощи не смогут. Мама, Надин… Прости, я должен быть сильным!

– Ты потерпи еще чуть-чуть, Хади! Я скоро, очень. Послушай, тут со мной Абуди, сын Абу Абду. Он не знает, где его родители.

– Нет их. Их дом вместе со всей семьей в первый же день разбомбили.

– Понятно… – сказал Ахмед, потом прикрыл трубку ладонью и попросил: – Абуди, иди, скажи телефонистке, что помехи, плохо слышно в этой кабинке. Или Георгию скажи, он ей скажет. И сразу возвращайся! – тот пулей выскочил исполнять поручение.

– Хади, у вас есть деньги?

– Да, Али как раз собрал арендную плату с квартир, чтобы на твой счёт положить. Он нам их отдал.

– Хорошо. Себя береги, ты сейчас там не просто старший, а единственный мужчина из нашей семьи. Я завтра позвоню.

– Пока.

Он вышел из кабинки. Абуди ждал с Георгием. И что теперь делать? Он должен знать, но как он переживёт? Проклятый день!

– Ну что? Доктор, он слышал о них?

Ахмед, сдвинув брови, скорее грозно, чем сочувственно буркнул:

– Слышал.

Надо было сбить его с толка и довести до машины, а там уже говорить.

– Пошли быстрее в машину, там поговорим!

Не смея ослушаться, паренёк поплёлся за ним. Георгий ничего не понял, но тоже пошёл.

– Садись в машину, мы с Георгием покурим и едем.

Они закурили.

– Ну что там? – спросил Георгий.

– Да не осталось там никого у него. Дом разбомбили в первый же день со всеми, кто в нём был.

– Ужас! Скажешь ему?

– Надо. Правда, не знаю как. Сейчас докурю и попробую. Заберу его к себе ночевать.

– Нет, мы все едем ко мне! Ниночка в курсе! Нечего вам двоим сидеть, свихнётесь…

Доброта…

Ахмед сел в машину на заднее сиденье, рядом с Абуди, который сразу всё понял. Георгий вёл машину, еле сдерживая слёзы. Этот мальчишка не кричал, не рыдал, он молча глотал катившиеся слёзы. Словно онемел от горя. Сидел, отвернувшись к окну и пока Ахмед сообщал ему о случившемся несчастье, и после. Ахмед не трогал его какое-то время. Потом повернул за плечи, встряхнул и, пристально глядя ему в лицо, твёрдо сказал:

– У меня тоже погиб отец и полсемьи пострадало. Мы справимся! Слышишь? Мы справимся! Не бойся, я не оставлю тебя! И всегда буду помогать, как брату. Понял? Ты мужчина!

Он обнял его, крепко, по-мужски.

– Держись!

Как будто проснувшись, Абуди оглянулся:

– Куда мы приехали, доктор?

– Зови меня Ахмед, как брата.

– Спасибо.

– А приехали мы ко мне в гости! – ответил Георгий. – Давайте, народ, поднимайтесь!

Умница Нина ждала их с приготовленным ужином, правда, давно остывшим. Запасная постель была готова.

По состоянию пришедших она поняла, что всё не очень хорошо. Квартира была малюсенькая, полукомнатная, как называл её Георгий.

– Гоша, а этот мальчик тоже с вами останется? – шёпотом спросила она в прихожей.

– Ниночка, у него вся семья погибла, он только узнал об этом! Там война у них! У Ахмеда тоже отец погиб! Вобщем, беда, беда …

– Гошенька, возьми у Ахмеда ключ от его комнаты в общежитии, и пусть он предупредит вахтёра. А я оставлю вас и поеду туда, пока не закрылось общежитие.

Так и сделали. Нина уехала. Они сидели до утра, выпили весь коньяк. Абуди с непривычки сразу уснул, и его бережно уложили.

Закончилась суета этого сумасшедшего дня и они сидели на кухне квартиры в центре Москвы. За окнами проспект, иллюминация вечернего города, затихающее к ночи движение машин. А у Ахмеда в сердце пепелище, перед глазами явная картина улиц его городка в руинах, улиц Бейрута в танках и с блокпостами на дорогах. Где похоронили его папу? Георгий понимал масштаб трагедии, которая случилась у его друга. Понимал, но не представлял. Это было похоже на фильмы про Великую Отечественную войну. Ему представлялись окопы и санитарные части. Это не вязалось с рассказами Ахмеда о медицинском центре и вилле. Картина получалась рваной и нереальной. Зато его понимание насущных проблем, которые сейчас могут возникнуть тут, были гораздо реальнее, чем у друга.

– Ахмед, послушай! Ты не боишься, что внезапно уехав, останешься там надолго или, возможно, потом вообще не сможешь вернуться? Третий раз на обучение не пошлют. Надо бы с сыном и Анжелой попрощаться.

– Надо им позвонить! Я забыл про Имада! Это ужасно… – он как будто уже уехал. В голове крутились пути перелёта и переезда. Он уже думал, кого подключить к поискам брата, и что Надин, возможно, нужно будет отвезти к дяде в Америку. И он совсем не подумал, что его внезапный отъезд будет величайшим потрясением для его сына и Анжелы. Особенно если не получится потом вернуться.