Текст книги "Партии, профессиональные союзы, женские организации Франции, Германии, Великобритании (1815–1914)"

5.7. Партии в политических кризисах

Монархисты, националисты и республиканцы в буланжистском кризисе. На протяжении второй половины 80–90-х годов XIX в. Франция пережила череду политических кризисов. Первые их симптомы проявились в ходе парламентских выборов 1885 г., когда монархисты получили 202 из 600 мест в Палате депутатов. Это свидетельствовало о широком общественном недовольстве правлением умеренных республиканцев. На этом фоне развернулись события, получившие название «буланжизм» – по имени их центральной фигуры, военного министра генерала Буланже. Его политической целью стало установление личной диктатуры. В марте 1888 г. буланжисты создали организацию «Комитет национального спасения», а сам Буланже изложил свою политическую программу, которая содержала требование роспуска парламента и созыва учредительного собрания для пересмотра конституции в духе ограничения парламентаризма, ликвидации многопартийности, создания государственной системы, очищенной от коррумпированной элиты Третьей республики. Эти лозунги объединили вокруг Буланже разнородные элементы. Недовольные республикой и политикой правительства видели в Буланже человека, который, придя к власти, осуществит перемены: заменит режим умеренных республиканцев иным (каждый представлял его в соответствии со своими убеждениями), покончит с коррупцией, обеспечит экономическое процветание, вернет Эльзас и Лотарингию. Популярностью авантюриста и демагога попытались воспользоваться различные политические силы. Даже республиканцы-радикалы надеялись с помощью Буланже придти к власти. Тем более кризис попытались обратить в свою пользу антиреспубликанские силы.

Монархисты стремились с помощью Буланже реанимировать идею реставрации королевской власти. Легитимисты, орлеанисты и бонапартисты, объединенные в оппозиционный «Союз правых», осознав невозможность достичь большинства в Палате депутатов и коренным образом переломить ситуацию в интересах клерикально-монархической реакции, стремились использовать буланжистский кризис для низвержения республики путем государственного переворота. В этих целях лидеры монархической оппозиции выделили средства на буланжистскую политическую кампанию.

В борьбе против режима парламентской республики на генерала Буланже сделали ставку националисты. Набиравшее силу националистическое движение не устраивал политический режим страны. В парламентаризме видели причину ослабления государственной власти и подрыва национального единства, а потому требовали упразднить парламентский строй. Громко звучали призывы к усилению исполнительной власти. Республику критиковали в связи с достигшей широких размеров коррупцией. У националистов решительное неприятие вызывала внешняя политика умеренных республиканцев, примирительная по отношению к Германии. На этой основе в стране уже с середины 80-х годов усилились националистические тенденции, требования возвращения Эльзаса и Лотарингии и реванша за поражение в войне с Германией. Националистическое движение достаточно быстро стало организованным, направляемым из единого центра: в 1882 г. писатель Поль Дерулед и историк Анри Мартэн создали «Лигу патриотов». Она ставила целью «развитие физических и моральных сил нации» в интересах победоносной войны против Германии. В середине 1880-х годов Лига патриотов насчитывала свыше 180 тыс. членов.

Что касается социалистов, то они заняли нейтральную позицию: в специальном манифесте Рабочая партия заявила, что не станет ни на сторону реакции, ни на сторону республиканцев.

На частичных выборах в Палату депутатов 27 января 1889 г. Буланже получил 242 тыс. голосов против 165 тыс. у соперника. Значительное превосходство в голосах избирателей, поддержка армии и полиции расценивались националистами как сигнал к перевороту. Однако Буланже отказался от решительных действий, рассчитывая на предстоявших всеобщих выборах провести своих сторонников в парламент. Более того, испугавшись преднамеренно распущенного слуха о якобы намечавшемся аресте, Буланже бежал в Бельгию. Его заочно судили и приговорили к изгнанию. Судебному преследованию подвергли руководителей националистического движения, впрочем, приговоры были мягкими. На процессе выяснились связи Буланже с монархистами, все это оттолкнуло приверженцев генерала. Весомым последствием кризиса был роспуск «Лиги патриотов». Движение, названное именем Буланже, быстро пошло на убыль и вскоре исчезло из политической жизни.

Из буланжистского кризиса республиканцы извлекли ряд уроков. Первый из них состоял в пришедшем понимании необходимости объединения перед лицом возникшей политической угрозы. Умеренные республиканцы и радикалы, чтобы защитить конституцию, забыли, хотя бы на время, о разногласиях и консолидировали свои силы. На всеобщих выборах, прошедших в сентябре 1889 г., буланжисты потерпели поражение и провели в Палату депутатов всего 38 своих сторонников.

Буланжистский кризис показал, что угрозу политическому режиму может создать несовершенство законодательной базы, в частности, порядка выборов депутатского корпуса. Принятый 16 июля 1885 г. закон отменил выборы по одномандатным округам и ввел голосование по департаментским спискам [307–309], что давало возможность кандидатам баллотироваться по многим округам. Этим воспользовались генерал Буланже и его сторонники. И этот урок был учтен. Объединение сил умеренных республиканцев и радикалов позволило изменить систему выборов. 13 февраля 1889 г. приняли закон, восстановивший одномандатные округа [292, 303–304], а 17 июля 1889 г. – закон, запрещавший кандидатам в депутаты выдвигать свою кандидатуру более чем в одном избирательном округе [317–319].

Кризис побудил и самих радикалов изменить отношение к сложившейся форме парламентской системы. Радикальная партия осознала, что стабильность республиканского строя впрямую зависит от незыблемости конституции, сняла требование о ее пересмотре и в последующих политических коллизиях решительно защищала конституционные законы 1875 г. Это позволило радикалам, наряду с умеренными республиканцами, занять место второй основной парламентской партии.

Наконец, сделали надлежащие выводы умеренные республиканцы. Для них он состоял в переходе к более активной социальной политике, без чего трудно было рассчитывать на расширение электоральной базы как самой партии, так и республиканизма в целом. Располагая вместе с радикалами большинством в Палате депутатов и Сенате, умеренные республиканцы провели ряд реформ в интересах трудящихся. В 1892 г. был принят и с 1 января 1893 г. вступил в силу «Закон о труде детей, девушек и женщин на промышленных предприятиях», действие которого распространялось на все виды производства и строительства. В соответствии с ним разрешалось принимать на работу детей с 12 лет, если они получили свидетельство о начальном образовании, и с 13 лет – без такового. Рабочий день рабочих и работниц, не достигших 18 лет, а также женщин определялся в 11 часов в день с обязательным одним или несколькими перерывами на отдых продолжительностью не менее 1 часа. Запрещалось использование детей, несовершеннолетних девушек и женщин на ночных работах, а также в шахтах, рудниках и карьерах. Не допускалось принуждать женщин любого возраста, детей и подростков до 18 лет работать более 6 дней в неделю [338]. 9 апреля 1898 г. приняли «Закон об ответственности за несчастные случаи на производстве». В случае наступления полной и постоянной нетрудоспособности в результате производственной травмы рабочие и служащие получили право на пособие за счет предприятия в размере двух третей годовой заработной платы. В случае смерти предусматривалась выплата пенсии жене (20 % заработной платы погибшего мужа) и пособие детям (от 15 до 40 % в зависимости от количества детей) [300].

Монархисты и националисты против Лиги прав человека в деле Дрейфуса. К 1894 г. относится начало еще одного острейшего политического кризиса, поводом к которому явилось дело капитана Альфреда Дрейфуса, обвиненного в государственной измене. С ним связали утечку из генерального штаба секретных документов, попавших к немецкому военному атташе. На основании некомпетентного, а может быть и предвзятого, анализа почерка перехваченного документа в измене обвинили Дрейфуса, еврея по национальности. Лишь происхождение сына богатого фабриканта из Эльзаса превратило ничем не примечательного капитана Дрейфуса в объект политической провокации, позволившей разжечь националистическую кампанию, поднять во Франции волну антисемитизма. По оценке Э. Хобсбаума, «в представлении обывателей евреи олицетворяли собой капитализм; более того, они были теми ярыми капиталистами (банкирами, владельцами универмагов и складов, дилерами), которые сильно потеснили мелких ремесленников и торговцев; хуже того: евреи часто были безбожниками-социалистами и вообще “умниками”, подорвавшими старые традиции и поставившими под угрозу все нравственные и семейные ценности» [998, с. 131].

В такой обстановке Дрейфуса приговорили к пожизненному заключению, но он не смирился. К тому же в 1897 г. его брат направил военным властям письмо, в котором доказывал невиновность Дрейфуса. Одновременно новый начальник контрразведки полковник Пикар установил, что действительным изменником является не Дрейфус, а майор Эстергази, венгерский авантюрист, служивший в австрийской армии, а затем перешедший на французскую службу и ставший офицером генштаба. Однако военное командование не пожелало исправить ошибку. Пикара отправили в Африку, а затем и вообще уволили. Эстергази военный суд оправдал.

Внешне частное событие – осуждение Дрейфуса – привело к поляризации общества. В стране сложились лагери дрейфусаров и антидрейфусаров, непримиримых в противостоянии друг другу. В борьбу оказались вовлечены такие общественные группы, которые в иных условиях оставались бы в состоянии политической апатии. С одной стороны, реакция использовала расправу над Дрейфусом для новых попыток дискредитации республики. Газета Рошфора, некогда прогрессивного журналиста, опубликовала статью «Дрейфус и Вильгельм II». В ней утверждалось, что Дрейфус, как выходец из Эльзаса, принял германское подданство, по личному распоряжению кайзера был зачислен в германский генштаб и т. д. Подобные абсурдные домыслы подпитывали антиреспубликанские настроения клерикальных, антисемитских, милитаристских и шовинистически настроенных слоев общества. В 1898 г. были созданы организации, стоявшие на позициях национализма, преклонения перед армией, сторонники хотя и республиканской, но авторитарной формы правления. Это были возрожденная Деруледом Лига патриотов, Антисемитская лига, Лига французской родины. Только последняя насчитывала в своем составе до полумиллиона членов. К ним примыкала монархическое по своим программным установкам Французское действие (Аксьон франсэз). В политическую борьбу втягивалась армия с неизжитыми в ней клерикально-монархическими симпатиями.

По свидетельству очевидца событий и биографа Дрейфуса Е. Смирнова, лагерь антидрейфусаров составили: «все клерикальные и реакционные органы печати, все духовенство, все католические ассоциации, вся реакционная партия в палате и сенате, вся семья орлеанистского претендента и сам претендент превращаются в фанатических ротверженцев chose jugee и не менее фанатических приверженцев невиновности Эстергази <…> мелкие буржуа, которых бьет и протекционизм, и экономическое падение Франции, и конкуренция крупных магазинов и которые верят, что устранение евреев может их спасти от окончательной гибели; ловкие “предприниматели”, под флагом антисемитизма обделывающие свои личные делишки; представители либеральных профессий, для которых евреи, охотно выбирающие именно этот род занятий, являются серьезными конкурентами; некоторая часть крупных землевладельцев, которым не нравится политика “примирения с республикой” и в которых издавна живет ненависть к евреям, захватившим в свои руки банковское дело и торговлю хлебом, ненависть, то скрываемая под маской внешней любезности и даже сближения, то выступающая наружу с усиленной резкостью и интенсивностью; католики, – в особенности женщины, – которые вообще терпеть не могут евреев, потому что они “распяли Христа”; наконец, представители всевозможных оттенков реакционной партии, которые ничего против евреев не имеют, но видят в антисемитизме преддверие к борьбе против <…> свободомыслящих» [884, с. 19–20].

С другой стороны, демократические слои расценили действия военных властей как покушение на гражданские права и свободы. Первым выступил Эмиль Золя. Он уже завершил серию романов, известную под общим названием «Ругон-Маккары», был в зените славы и известен во всем мире. Поверив в невиновность Дрейфуса, Золя 13 января 1898 г. опубликовал открытое письмо президенту республики, озаглавленное «Я обвиняю». Письмо Золя произвело огромное впечатление не только во Франции, но и за ее пределами. Сторонники пересмотра дела Дрейфуса объединили в своих рядах представителей различных политических сил и течений, объединенных приверженностью к идеалам демократии, антиклерикализму, неприятием национализма и милитаризма. В начале 1898 г. они организовали Лигу прав человека, включавшую шедших за Жаном Жоресом социалистов, радикалов, масонов, противников военщины и религиозного засилья. В защиту демократии выступили университетская профессура, работники народного просвещения, литераторы, лица свободных профессий. Е. Смирнов в связи с переосмыслением интеллигенцией политических реалий отметил: «Все эти профессора, ученые, литераторы, которые всю жизнь провели в тиши своих кабинетов, вдали от шума “улицы”, сторонясь от “политики” и “политиканов” и которые поняли теперь, что конец свободе мысли, свободе науки, конец синекурам и теплым местечкам, конец всему, с чем они сжились, что им дорого, что им необходимо, как воздух и теплота, если они не выйдут на борьбу с реакцией». И далее: «Их единственным и, вместе с тем, естественным союзником мог явиться лишь один рабочий класс, потому что только он один представлял собою активную силу, на которую демократический строй мог рассчитывать, если бы ему грозила серьезная опасность со стороны клерикально-реакционной коалиции» [884, с. 25–26].

Внешне общественные слои, поддерживавшие Дрейфуса, боролись за торжество принципов права, против судебного произвола и несправедливого осуждения невиновного. Но гуманистический аспект дела Дрейфуса перерос в борьбу фракций общества, заинтересованных в сохранении демократического строя, с милитаристской, клерикальной, политической и социальной реакцией. Воспользовавшись как поводом преданием суду и осуждением Золя, антидрейфусарские Лига патриотов, Антисемитская лига, Лига французской родины, Французское действие (Аксьон франсэз) организовали уличные бесчинства, погромы, нападения на редакции прогрессивных газет. Ситуация еще больше обострилась, когда в феврале 1899 г. скоропостижно скончался президент Феликс Фор. Через 42 часа после смерти Фора, 18 февраля 1899 г., Национальное собрание голосами радикалов и левых избрало президентом Эмиля Лубе, слывшего сторонником пересмотра дела Дрейфуса. Противники республики, обвинив дрейфусаров в организации отравления главы государства, попытались совершить государственный переворот, чуть ли не назначили день, когда он будет произведен.

Против реакции поднялись демократические силы Франции. Активно участвовал в борьбе Клемансо. С огромной энергией выступал Жорес. В политическую борьбу втягивались все более широкие слои населения, уличные манифестации сторонников и противников Дрейфуса сменяли одна другую. Столкновения грозили выйти из под контроля, что побудило враждующие лагери пойти на компромисс.

В июле 1899 г. был создан так называемый «кабинет республиканской концентрации». Его возглавил известный и авторитетный политический деятель умеренный республиканец Пьер Вальдек-Руссо. В правительство вошли представители всех политических сил, выступавших в защиту законности и порядка, от бывшего адъютанта Наполеона III, одного из усмирителей Парижской Коммуны генерала Галифе до независимого социалиста А. Мильерана. Вхождение социалиста в буржуазное правительство породило «казус Мильерана», вызвавший острую борьбу в международном социалистическом движении. Но именно этому правительству, действовавшему необычно долго – три года, предстояло остановить нарастание политического противостояния. Пересмотренное в кассационном суде дело Дрейфуса [234] и разрешение кризиса, связанного с ним, означало окончательное торжество и упрочение Третьей республики.

Глава 6
Политические партии Германии

6.1. Политический строй Германской империи

3 марта 1871 г. состоялись выборы, а затем, в этом же месяце, и первая сессия имперского Рейхстага. 16 апреля 1871 г. он принял конституцию, которая определяла государственное устройство Германской империи вплоть до Ноябрьской революции 1918 года [475–478]. Империю составили 22 монархии: 4 королевства, 6 великих герцогств, 12 герцогств. Все эти государства сохранили свои династии, правительства, представительные органы – ландтаги. Бремен, Любек и Гамбург остались на положении вольных, т. е. с особым режимом, городов. Эльзас и Лотарингию наделили юридическим статусом имперской провинции, управлявшейся назначавшимся из центра оберпрезидентом. Только в 1911 г. она получила ограниченную автономию. Германская империя представляла собой федеративное государство, в котором сочетались законодательная централизация и административная самостоятельность отдельных ее частей. Вопросами, общими для всех государств, являлись: права гражданства, таможенное, торговое, гражданское и уголовное законодательство, патентные и авторские права, финансы, системы мер и веса, пути сообщения, почта и телеграф, армия и флот. То, что не входило в компетенцию империи, составляло прерогативу отдельных государств. Компетенции местных ландтагов подлежали такие области общественно-политической жизни, как бюджет, народное образование, законодательство о собраниях, например, в Саксонии запретили присутствовать на политических собраниях несовершеннолетним, в Пруссии и Баварии – женщинам. В других землях этих ограничений не было.

Особенностью Германской империи как федеративного государства являлось сохранение властных полномочий императора и монархический строй входивших в империю земель. Прусский король признавался главой империи в качестве наследного монарха – германского императора. Император открывал и закрывал сессии палат, вносил законопроекты, обнародовал имперские законы и контролировал их исполнение. Полностью в руках императора находился весь аппарат гражданской власти: он назначал и увольнял должностных лиц, включая имперского канцлера. Представлял империю в международно-правовом общении, заключал союзные и другие договоры с иностранными государствами – с согласия Союзного совета и одобрения Рейхстага, если эти договоры входили в сферу имперского законодательства. Император с согласия Союзного совета объявлял войну, кроме случаев нападения на империю. Ему принадлежало верховное командование армией и флотом, на него возлагалась ответственность за укомплектованность, размещение и обучение воинских подразделений, от императора зависело перемещение по службе и назначение командиров воинских соединений и офицеров генеральского звания или на генеральские должности. Он мог ввести военное положение на любой территории страны. Объем прерогатив императора делал его власть почти неограниченной.

Государственное устройство империи не предусматривало такого органа исполнительной власти, как кабинет министров. Весь административный аппарат возглавлял имперский канцлер, который не только руководил общеимперскими органами государственного управления, но одновременно являлся главой прусского правительства и председателем верхней палаты парламента. Канцлер в силу огромных полномочий и ответственности в области исполнительной власти играл ведущую роль в проведении национальной политики государства. Без его подписи были недействительны указы и другие официальные акты императора. Конституция это специально оговаривала: «Постановления и распоряжения императора издаются от имени империи и нуждаются для обретения законной силы в подписи имперского канцлера, который тем самым принимает на себя ответственность за них». Он не был ответственен перед парламентом и не уходил в отставку в случае разногласий с Рейхстагом. Наоборот, именно Рейхстаг мог быть распущен в случае конфликта с канцлером. Такое случалось трижды: в 1878, 1887 и 1893 гг. Отраслевое управление обеспечивали государственные секретариаты – аналоги министерств. Первоначально их было пять: иностранных дел, внутренних дел, юстиции, финансов, почты, позднее их общее количество удвоилось. Во главе общеимперских ведомств стояли статс-секретари (государственные секретари), назначавшиеся канцлером.

Законодательная власть принадлежала парламенту, состоявшему из двух палат: нижней – Рейхстага и верхней – Бундесрата (Союзного совета). Обе палаты формально имели равные законодательные права, каждая обладала законодательной инициативой, для принятия закона необходимо было согласие обеих палат. Но большинство законопроектов готовилось и первоначально обсуждалось в Союзном совете и лишь затем в Рейхстаге. При его согласии Союзный совет окончательно утверждал закон, а император его обнародовал. Рейхстаг олицетворял народное представительство и единство нации, стоял выше частных интересов входивших в империю государств – в этой функции он должен был не допустить гегемонию Пруссии. Это было возможно несмотря на численное преобладание депутатов из Пруссии. Партийные фракции Партии центра, либералов, тем более социал-демократов, побуждали своих членов, в том числе входивших в них прусских депутатов, выступать с позиций фракций, а не исходя из интересов Пруссии. Хотя Рейхстаг и был отстранен от формирования правительства, он реально влиял на политические процессы через механизмы принятия бюджета и законотворческого процесса. Рейхстаг избирался первоначально на 3, а с 1888 г. на 5 лет.

Ф. Лассаль определил германский конституционализм как средство спасения абсолютизма при помощи внешних конституционных форм, не влияющих на существующее взаимоотношение сил, как государственную форму, при которой одна лишь организованная сила – армия – стоит вне конкуренции, подчинена только монарху и обеспечивает ему всю полноту государственной власти. Государство объявляется конституционным, между тем как в действительности оно абсолютно [528, т. 2, 44]. Однако в германской политической системе усматриваются и позитивные стороны. По обоснованному мнению В. Г. Баева, инновационный момент Конституции Германской империи заключался в том, что «конституционное развитие страны проходило без резких отклонений от либеральных идей революции 1848 года. <…> Конституцию 1871 г. можно расценивать как симбиоз традиции и прогресса» [47, с. 120]. Элементы прогресса усматриваются, в частности, в возможности свободного функционирования политических партий и общественных объединений. Даже социал-демократы ни в одном из созывов Рейхстага не лишались представительства, а на последних предвоенных выборах 1912 г. получили 34,8 % голосов избирателей и 110 мандатов – больше, чем любая другая партия [827, с. 270]. Кроме того, в местные ландтаги социал-демократы провели 231 депутата, в общинные, коммунальные и городские управления входили 11 686 социал-демократических по партийной принадлежности советников [394, т. 2, с. 233].

Обстоятельство, когда наиболее левая партия оказалась более чем достойно представлена в законодательном и местных органах консервативного государства, внешне кажется парадоксальным. Но здесь нет ничего, что не укладывалось бы в логику политического развития. Консерватизм представляет собой неоднородное явление. Если для ультраконсервативной тенденции характерна ориентация на сохранение положения, как оно было в прошлом, то умеренное, либерально-консервативное направление не исключает возможность компромисса. Он включает признание общих интересов у нисходящего феодального класса, например, прусского юнкерства, и восходящей буржуазии. Исходит из необходимости учета требований «низших» классов – рабочих, крестьян. Допускает принятие многих идей и принципов, которые раньше отвергались. К ним относятся конституционализм, система представительства и выборности органов власти, парламентаризм, идеологический и политический плюрализм. Признание этих постулатов сделало Германскую империю, хотя и консервативным, но правовым государством с одной из самых демократических на то время избирательной системой. Политический опыт Германии показал, что даже в условиях господства консервативных властных институтов, если они легитимны, основаны на праве и привержены ему, страна не обречена на застой и может идти по пути прогресса.

Но этот путь медленный, не снимающий и даже плохо сглаживающий экономические, социально-классовые, политические, идеологические противоречия между различными социальными слоями и структурами. Более того, на этом пути возможны политические барьеры и завалы наподобие порождений бисмарковской политики – культуркампфа и исключительного закона против социалистов. Вследствие подобных акций накапливалась критическая масса, взорвавшая общество, не выдержавшего потрясений Первой мировой войны.