Текст книги "Печать смерти"

Ильяланна в своем коричневом дорожном костюме вышла, вероятно, проследить за погрузкой. Ее любовник сменил тонкую кожаную куртку на более практичный дубленый тулуп. За спиной у него кроме обычных ножен с мечом теперь болтался еще и чехол с арбалетом, колчан со стрелами, а также заплечная сумка и скатанное меховое одеяло. Эльф явно собирался отправиться с караваном в горы. Когда груз был распределен между носильщиками, в очередной раз опустился мост, и мы покинули Орлиное гнездо. Первой на каменную тропу, сбегающую к подножию скалы, ступила, к моему удивлению, леди Ильяланна. Ее меч также находился на привычном месте, но ничего похожего на рюкзак не было и в помине. Леди шла налегке, и я решил, что она вышла немного проводить своего Ярви. Но вот караван оставил позади окружавший замок строевой лес, а фея все так же шагала во главе отряда, время от времени бросая по сторонам настороженные взгляды. На дневном привале, устроенном в придорожном леске, стало окончательно ясно, что эльфийка идет с нами.

Избранная нашими нанимателями тропа вилась меж многочисленных мелких сопок, которыми изобиловало предгорье. Крутых подъемов не было, дорога обтекала мало-мальски значительные возвышения, пологий подъем переходил в столь же плавный спуск. Мешок хоть и давил на плечи, но терпимо, следовало признать, что вес был рассчитан точно на человеческую выносливость. Порядок движения практически не менялся. Впереди шли Ильяланна и ее эльфийский приятель, за ними следовала группа из четырех стражников, еще шестеро составляли арьергард, остальные растянулись вдоль цепочки носильщиков. Погода стояла отменная, на всем протяжении пути нам не встретилась ни одна живая душа. Даже обычные в таких местами отары овец под присмотром суровых горных пастухов остались где-то вне поля зрения. Однако и эльфы и охранники продолжали что-то напряженно высматривать по сторонам.

Минули сутки, потом вторые. На ночь мы останавливались в каком-то овражке. Раньше по дну тек ручей, о чем напоминали глинистые наносы. Вдоль обрывистого края оврага разросся кустарник.

На третий день вышли к узкой каменистой равнине, вклинившейся между двумя хребтами. Градеринг – так называлась каменная река, омывавшая подножия вздымавшихся справа и слева гор. Русло ее было сплошь усыпано камнями и камушками всех размеров: от огромных глыб, величиной со слона, до мелкой щебенки. Столь же разнообразна была и их форма: среди острых скальных осколков, грани которых сверкали на солнце кварцевыми отложениями, попадались целые россыпи обкатанной гальки – такой же, как и на дне реки. Трудно представить, как могла возникнуть подобная мешанина. Зато сразу стало понятно, почему фея выбрала для переноски груза людей, а не лошадей или мулов. Любой конь сломает себе ноги в этой каменной стремнине. А мы хоть не без труда и с риском для конечностей, но продвигались по выбранному маршруту. Впереди ловко скакал по камням, указывая дорогу, Ярвианн. Следующие за ним носильщики и охрана не могли похвастаться такой же прытью. Караван двигался с черепашьей скоростью, но переместившаяся в арьергард нашего отряда леди Ильяланна не подгоняла. Напротив, время от времени она окликала эльфа на своем языке, и тот останавливался, поджидая, пока подтянется вся колонна. Носильщики досконально повторяли путь по его следам. Охранники выбирали тропу сами, но и они старались ступать на проверенные камни. Еще перед вступлением в каменную реку все они зарядили и взвели арбалеты, теперь парочка стражников из числа впередиидущих то и дело замирала, зорко обводя взглядом далекие склоны, пока мимо ползла остальная колонна, потом и они пристраивались в хвост этой «змее», а на пост становилась ушедшая вперед пара.

Каменистый поток кружил нас дотемна, прошли мы гораздо меньше, зато вымотались раза в два сильнее, чем за все предыдущие дни.

Следующие сутки начались с того же, а Градеринг все не кончался. Никто больше не любовался горными красотами, не переговаривался с приятелем и не насвистывал на ходу – нас сопровождало лишь одышливое сопение да хаканье носильщиков при очередном прыжке через особенно непроходимые участки. Неожиданно монотонную череду звуков прервал короткий вскрик и одновременно глухой звук. Колонна спонтанно остановилась. Прежде чем посмотреть, что происходит в арьергарде, я пристроил свой мешок на плоском камне, потом развернулся. Один из носильщиков сбился с общей тропы или неверно рассчитал прыжок, теперь он лежал на земле: плечи покоились на двух каменных глыбах, голова свесилась в промежуток между ними. Нелепо подергивалась вывернутая ступня. На первый взгляд серьезных повреждений видно не было. Рядом с носильщиком уже сгрудились леди Ильяланна и трое наемных охранников, я остановился за их спинами, минутой позже к нам присоединился Ярвианн.

Фея наклонилась к упавшему, дотронулась до лица, глаза носильщика слепо вращались, ни на чем подолгу не останавливаясь; он и нас, похоже, не замечал.

– Шею, кажись, сломал… – полувопросительно поделился один из наемников.

– Нет, шейные позвонки целы. Позвоночник перебит где-то ниже.

– Не донесем, – глухо обронил десятник.

В воздухе повисло неловкое молчание.

– Давай, Бренс. – Десятник повернулся к одному из своих воинов.

Я посмотрел в ту же сторону, плохо понимая, что требует от парня начальник.

– Не-е, я не могу. – Бренс сделал шаг назад.

Ильяланна презрительно взглянула сначала на него, потом на десятника.

– Понесешь его мешок, – бросила отшатнувшемуся воину. – Дрейго, постройте людей! – Потом, не оборачиваясь, прошла в голову колонны. Охранники рядом с раненым тоже засуетились, но как-то бестолково: вместо того чтобы поднять парня, принялись нагружать на товарища его мешок. Дрейго между тем скомандовал и нам поднять тюки, я направился к своему. Фея повела караван дальше. Я неожиданно оказался замыкающим. С удвоенной осторожностью прыгая по следам впередиидущего, все же нет-нет да и оглядывался: у охранников, оставшихся с раненым, не было ничего, что можно было использовать как носилки. Даже копья свои и те они передали ушедшим вперед товарищам. После несчастного случая движение колонны еще замедлилось, но все же неудачливый носильщик и хлопотавшие над ним воины во главе с Ярвианном вот-вот должны были скрыться из виду. Обернувшись уже напоследок, я вдруг увидел, как вылетел из заплечных ножен эльфийский клинок, коротким колющим движением вонзился в землю, а может, и в грудь лежащего на земле человека. Не веря глазам, я замер, балансируя на покатом камне.

– Не отставать! – тут же раздался окрик. Я все не мог решить, двигаться мне за караваном или повернуть к отставшим.

– Бурый, эй! Ты долго будешь по сторонам глазам1 хлопать?

Десятник, ежесекундно рискуя оскользнуться, возвращался ко мне в обход тропы.

– Чего застрял? – поравнявшись со мной, угрожающе зашипел он. Взгляд на мгновение метнулся к оставленным позади воинам. – Двигай вперед, пока новой беды не случилось! – приказал он, как бы между прочим кладя ладонь на рукоять меча. Поведение десятника еще больше укрепило меня в подозрении, что с раненым не все чисто.

– Тот носильщик, что с ним?

– Не суй нос не в свое дело. Шагай!

И я подчинился. Я не герой из древней саги, и бессмысленное самопожертвование – не в моем стиле. Что изменится, если я наплюю на приказ десятника и вернусь к оставленному на камнях малому? Скорее всего, меня прикончат вместе с бедолагой, перебившим позвоночник; а может, у леди Ильяланны. найдется какое-нибудь особенное заклятие на такой случай. Но даже если мне позволят остаться с раненым, парня мне не спасти: ближайшее жилье в трех днях пути к западу, да и там ни малейшей надежды получить помощь опытного лекаря: Конечно, это всего лишь отговорки, чтобы приглушить голос совести!

Я перехватил поудобнее мешок и ступил на свободный от валунов участок земли, заранее высматривая место для следующего шага.

Градеринг кончился буквально за полчаса до наступления сумерек. Едва мы выбрались на поросший травой холм, леди Ильяланна скомандовала привал. Ярвианн и трое охранников, один из которых тащил на спине тюк, нагнали нас уже в темноте. Раненого с ними не было; впрочем, после того, что видел, я ничего иного и не ожидал. Странно только, что никто из других караванщиков не удивился.

На душе у меня было пакостно. Кое-кто из носильщиков, как я заметил, тоже поглядывал в сторону сопровождавших нас стражей с явным неодобрением. Правда, большинство настолько устало, что не думало ни о чем другом, как сжевать свою порцию каши с вяленым мясом и заснуть. Суслик, наполнив из общего котелка свою плошку, подсел ко мне.

– Слышал?

– Что?

– Бренс теперь получит долю Авила, свернувшего шею. Ребята думают, несправедливо, что охранник прихапает себе эти денежки. Правильнее было бы разделить его лорры среди носильщиков.

– А насчет того, что их товарища добили, они ничего не думают? – не выдержал я. – Их только деньги его беспокоят?

– Ты что? – удивился Суслик. – Он же безнадежный был. Еще повезло, что он не ногу себе сломал – перли бы и его на себе вместе с мешками…

Увидев выражение моего лица, носильщик осекся.

– Ладно, пойду спать. – Он скоренько ретировался в сторону костра, где тихо переговаривалась группа бывших оборванцев, вероятно, тех, что были недовольны решением о разделе причитающихся погибшему золотых.

Я постарался придушить снова зашевелившуюся в груди злость. Мир несовершенен, чего же ждать от людей? Славная, должно быть, у них была жизнь, если все, о чем они способны думать после смерти товарища, – это как разделить его добро. Возможно, он и впрямь был безнадежен, но меня учили, что собственных раненых добивают лишь орки в Ничейных землях. Конечно, и я – не Эрт Благолепный, и не мне заниматься улучшением нравов, а если бы и решился вдруг, боюсь, не хватит времени. Да и не на носильщиков я злился, на себя – что-то, наверное, можно было сделать, вот только, сколько ни ломал голову, не мог придумать – что.

* * *

– Время вышло. – Посетитель сдвинул капюшон так, что стало видно одутловатое лицо с красной сеточкой лопнувших сосудов на носу и щеках. Короткую апоплексическую шею сдавливал туго завязанный шнур от плаща, и гость, морщась, принялся распутывать узел. – Несите ваше заклятие, магистр.

– Но, милорд, еще слишком рано, прошло только двенадцать дней!

Траск попятился, выставив перед собой руки, словно надеялся оттолкнуть неизбежное.

– Вот именно, двенадцать. – Гость справился с узлом и с облегчением ослабил завязки. – Уже завтра двор отправится к Озерному святилищу. Ждать дольше нельзя.

– Но…

– Печать! – веско потребовал заказчик. – Не желаю слушать ваши отговорки! – Его неизменный спутник выдвинулся на первый план, башлык продолжал скрывать верхнюю часть его лица, но нижняя была на виду. Колдун заметил, как нехорошая ухмылка тронула узкие губы.

– Хорошо, я покажу. Вы сами поймете – это немыслимо, двенадцать дней – слишком короткий срок…

Пытаясь как-то оправдаться, Траск повел посетителей в лабораторию. Лестница, спускавшаяся в подвал, была менее крутой, но столь же узка, как и та, что вела в кабинет магистра.

В лаборатории, прямо на каменных плитах пола, была вычерчена звезда с девятью лучами; центр ее, заключенный в магический круг, казался вырубленным в камне колодцем. Перемигиваясь огоньками вселенских светил, в нем плескалась черная бездна. Прозрачные куски мрака поднимались из этой ямы, свивались в тугой жгут, росли над полом. На тонком конце жгута, примерно на уровне груди магистра, парил в воздухе черный алмаз размером с перепелиное яйцо. Свет развешанных по углам светилен дробился в драгоценных гранях.

– Она еще не готова, – жалобно проблеял маг. – Камень должен стать совершенно прозрачным.

– Я уже сказал: время вышло. Снимайте печать, Траск.

– Но это невозможно, это опасно!

Молчаливый спутник важного заказчика материализовался за спиной чародея. Через бархатную мантию мага кольнуло тонкое острие стилета.

– Берите камень, магистр, – почти ласково попросил толстяк.

Траск то ли икнул, то ли всхлипнул от страха и протянул к алмазу руку. Глаза милорда возбужденно расширились: вот дрожащие пальцы колдуна сомкнулись на переливающихся гранях…

Черная плеть мрака выхлестнула из камня "прямо в лицо магистру. Человек попятился. На лбу его на миг засияло темно-синее клеймо и тут же потухло. Траск тонко взвыл, черный бриллиант рассыпался на тысячу искр. Закружившись, они втянулись в водоворот, прораставший из Бездны, и тут же канули в ней. Колодец в камне закрылся, остался лишь угольный рисунок на гранитных плитах.

Отпрянувший в последний момент к стене компаньон милорда и сам он, не менее живо скакнувший в сторону, долго не решались приблизиться к распростертому на полу телу. Потом все же опасливо, подбирая полы длинных плащей, двинулись к поверженному колдуну. Магистр упал навзничь, мертвые белесые глаза невидяще пялились в пространство. Посреди лба у чародея красовалась печать смерти, ставшая похожей на обычную выцветшую татуировку.

Повинуясь взгляду хозяина, слуга осторожно потыкал мага краем сапога. Уже смелее склонился над ним, разглядывая проклятие на лбу.

– Прожгло до сердца меньше чем за минуту, – впервые открыв рот, поделился с хозяином.

– Хренов дилетант, да не увидеть ему перерожденья! – Милорд зло сплюнул прямо на мантию умершего.

– Что делать с телом? – деловито осведомился между тем помощник. – Поджечь лабораторию?

– Не нужно, – скривился хозяин. – Пусть все остается, как есть. По печати на лбу любой поймет, что маг сам доколдовался! А вот служанкой заняться следует. Моего лица она не видела, но все равно способна наговорить лишнего.

– Понятно, милорд. – Стремительная серо-зеленая тень взбежала по лестнице. Милорд несколько минут без интереса рассматривал лабораторию, потом, не удостоив мертвого мага последним взглядом, направился к ступеням.

Его компаньон между тем уже обежал холл, нашел малоприметную дверь под лестницей, приоткрыв, громко позвал:

– Ганна!

Девушка немедленно появилась из своей каморки.

– Что желает господин?

– Хозяин срочно зовет тебя в лабораторию, – с милой улыбкой сообщил ей посетитель.

– Но мне запрещено туда спускаться! – испугалась горничная.

– Он сам послал меня за тобой. – Гость развел руками. – Но на всякий случай, ты можешь спросить его из-за двери.

– Ладно.

Ганна протиснулась мимо замешкавшегося у двери мужчины, но к спуску в лабораторию дойти не успела. Сильные руки сзади обхватили девичий подбородок, резким рывком в сторону сломали шейные позвонки. Служаночка беззвучно упала к ногам своего убийцы. Тот поднял тело, отнес его по крутой лесенке на верхний этаж, после чего столкнул труп, заставив скатиться до самого низа. Спустившись следом, перешагнул у подножия через мертвую девушку, услужливо подал руку патрону, как раз закончившему подъем из подвальной лаборатории.

– Ну что, все чисто? – покосившись на труп, уточнил тот.

– Да, милорд.

* * *

Утром накануне дня Всех Богов ворота герцогского Дворца отворились, выпуская праздничную кавалькаду: нарядные всадники, кареты, украшенные цветами и лентами, все это великолепие во главе с Его Светлостью герчогом Ги-Васко на белом иноходце продефилировало через город в направлении Карской заставы. Следом потянулись повозки горожан попроще. Те, кто не мог себе позволить конной прогулки, еще за неделю отправились в Ольсо пешком, чтобы успеть добраться к празднику, да и кое-кто из вполне обеспеченных граждан предпочел загодя обеспечить себе комнату получше на тамошних постоялых дворах. Правда, это еще не гарантировало им удобное место на самой церемонии. Посмотреть на знаменитое шествие по воде к Озерному храму съезжались не только каннингардцы. Господину герцогу и его свите, естественно, не было нужды беспокоиться о месте для постоя, к их услугам был недавно обновленный дворец.

Когда кавалькада миновала предместья, герцог остановил своего скакуна и пересел в карету. Солнце заглядывало в узкое оконце в задней стенке, слепящий глаза квадрат мешал плотному мужчине, сидевшему напротив, расположиться с удобством на лавке. Когда Ги-Васко опустился на мягкое сиденье, закрыв затылком оконный проем, тот вздохнул с явным облегчением.

– Каретникам следовало бы подумать о шторке для этого проклятого окошка, – передвигаясь к центру лавки, заметил он.

– Зачем?

– Чтобы солнце не било в глаза. Вам разве не мешает?

– Я никогда не сажусь спиной в направлении движения, – усмехнулся герцог. – Ну а мои гости могут и потерпеть. Разве не ваш Эрт назвал терпение одной из благих черт человека, помогающих ему достичь идеального воплощения?

По хаэльским поверьям, душа праведника после смерти, переступая за Край, попадает на склоны Незримой Горы – в счастливую страну вечного лета и благоденствия. Души же злодеев и грешников дожидаются своего перерождения в Бездне. Согласно старой вере, череда перерождений непрерывна и бесконечна. По вере «возрожденцев», цепь перерождений заканчивается идеальным воплощением. Когда все души достигнут идеального воплощения – в мире воцарится царство вечного блаженства, все станут бессмертными, а нераскаявшиеся грешники, отвергнувшие учение Эрта Благолепного, вечно пребудут в Бездне.

Собеседник немного попыхтел, продолжая устраиваться на своей лавке.

– Вы правы, Ваша Светлость, с годами мне стало не хватать этого качества. Привязанность к комфорту – грех. Надеюсь, Благолепный простит мне его за долгую верную службу.

– Уверен, Вашему Благолепию не о чем тревожиться.

– М-да… – Толстяк покивал головой. – Я беспокоюсь совсем о другом… – Многозначительная пауза повисла в сумраке экипажа.

– Так о чем же вы беспокоитесь? – неслышно вздохнув, нарушил молчание герцог. Он уже догадывался, о чем пойдет речь.

– Слишком опасно появляться при таком стечении народа без всякой охраны. Надо изменить церемонию. Пусть бы гвардейцы заставили толпу встать подальше от озера.

– Нет, – прервал Васко говорившего. – Я не стану менять традиции.

– Но враги, они смогут подобраться к Вашей Светлости совсем близко, на расстояние вытянутой руки, а значит, и удара кинжалом!

– О чем мы толкуем! – отмахнулся правитель. – Какие враги? Милостью обитателей Незримой Горы, вот уже шестнадцать лет мы живем в мире с соседями. А вы предлагаете мне оскорбить богов, согнав паломников с берега Священного озера!

Теперь пришел черед жреца Возрожденного недовольно двигать бровями.

– Ах, перестаньте! – заметив эти гримасы, усмехнулся Ги-Васко. – Вы ревнивы, точно старая любовница! Я просто не успел упомянуть вашего возлюбленного Эрта, но конечно же часть заслуг в том, что герцогство пребывает в достатке и мире, принадлежит и ему! Если я иногда и забываю порой вознести хвалу Благолепному, так зато позволил вам отстроить святилище в самом центре Старого города. Думаю, одного этого могло бы хватить, чтобы мое нынешнее воплощение стало идеальным! – В последних словах герцога прозвучала откровенная ирония, и жрец насупился еще больше.

– Никто из нас не знает, какого воплощения он достиг, пока не умрет. Только возрождение в собственном теле послужит знаком, что цель достигнута. Как знать, быть может, закрыв глаза с последним вздохом, вы тут же откроете их вновь для жизни вечной!

– С чего мне тогда бояться убийцы, ведь он всего лишь откроет путь к возрождению?

– Вы все шутите, – укоризненно затряс щеками священнослужитель. – Между тем один из прихожан сообщил мне о странной гибели вашего придворного мага. Он сказал, что магистра убило собственное заклинание, когда он хотел создать печать тьмы. Не кажется ли вам подозрительным, что маг, потеряв одну печать, так торопился создать взамен новую, что даже пренебрег собственной безопасностью? Кому в вашем герцогстве она могла предназначаться? Вряд ли это совпадение, что Траск погиб как раз накануне дня Всех Богов.

– Какие, однако, осведомленные у вас прихожане…

– Слова истинного бога находят отклик в самых разных сердцах. Все больше достойнейших граждан Каннингарда приходят к Эрту Благолепному в его Храм. Они чувствуют: грядут темные века. Полчища тварей замерли у края Бездны, и старые божества больше не в силах сдерживать их. Стоит пасть Вратам Света, и они затопят землю. Лишь один бог способен выстоять против армии Тьмы!

– Какие мрачные у вас фантазии, – не меняя насмешливого тона, заметил Ги-Васко.

– Это не фантазии!

– Что ж, тогда нас ждут действительно трудные времена. Но пока они еще не наступили, я, с вашего позволения, хотел бы вздремнуть. Вчера пришлось засидеться за полночь с делами, а утром – встать рано.

Герцог откинулся на спинку сиденья, вытянул ноги чуть не через всю карету и прикрыл глаза. Но сон не шел к правителю. В последние дни череда вроде бы мелких, но странных и неприятных событий произошла в столице. Все они оказывались тем или иным образом связаны с дворцовым магом. Теперь Траск мертв, некому пролить свет на случившееся.

Заговор? Мрачное слово траурными буквами всплыло перед мысленным взором Ги-Васко. Неужели снова заговор? А и вправду, слишком долго все было спокойно. В тихой воде, как известно, заводится масса всякой дряни! Но кто? Первый кандидат в заговорщики трясся сейчас напротив него в карете. Нет, вряд ли. Служителям Благолепного невыгодна резкая смена власти: как-то еще новый правитель взглянет на растущую мощь их Храма? Тогда, может, Империя? Старый, проверенный временем враг, затаившийся на несколько десятилетий, прикинувшийся дряхлым. Но он-то знает: стоит на миг утратить бдительность, и хищные зубки императрицы вопьются в горло герцогства.

Герцог не спал. Расслабленная поза и опущенные веки не сумели ввести в заблуждение старшего жреца. Нетрудно догадаться, какие заботы снедают сейчас каннингардского властителя. Его Благолепие не позволил удовлетворенной улыбке испортить суровое выражение своего лица и, подперев щеку рукой, сам задремал под мерное поскрипывание рессор.

Герцогский кортеж прибыл в Ольсо задолго до сумерек, но Ги-Васко сразу отправился отдыхать в пышно убранную к его приезду спальню. Придворные занялись грызней за лучшие комнаты. Его Благолепие оставил герцога после въезда в городок, предпочтя ночлег в маленьком святилище Эрта, устроенном его собратьями недалеко от Столичных ворот.

Церемония принесения даров божествам Незримой Горы начиналась с рассветом. На этот раз герцог возглавил пешее шествие к Озерному храму. Одет Ги-Васко был в подобающий его рангу и торжественному дню сплошь затканный золотом бирюзовый наряд. Голову украшала ставшая знаменитой герцогская корона. По бокам вышагивали старший жрец Эрта Благолепного – солидный годами и фигурой, в белоснежном хитоне, подпоясанном ярко-малиновым поясом поперек обширного живота, и совсем молодой сын анхорнского посланника. Юноша был чрезвычайно горд оказанной ему честью – помогать правителю нести дары, предназначенные девяти богам Круга. Выбор этого спутника привел в замешательство двор, не догадывавшийся о мыслях, посетивших недавно их повелителя. Герцог между тем хотел постоянно иметь на виду первейших из своих потенциальных противников: набирающий силу культ Возрожденного, в лице его главного жреца, и Империю, представленную юным анхорнцем.

Храм, оправдывая свое название, возвышался прямо посреди обширного озера, окаймленного цепью острых, похожих на зубы, холмов. Жрецы говорили, будто озеро образовалось на месте потухшего вулкана, но раскинувшиеся вокруг на многие мили поля и перелески мало походили на горный пейзаж, поэтому россказни храмовых служителей были неубедительны. Десять молочно-белых колонн вырастали из темной воды, капители в виде цветков лотоса подпирали свод. Тонкие круги разбегались по воде из центра мраморной беседки и, словно по волшебству, исчезали, достигнув границы купола.

Между колоннами на цилиндрических постаментах стояли статуи девяти богов Круга. Отражения их подрагивали в такт пробегающим волнам. Водное зеркало практически не искажало цвета, и небесно-голубой плащ Улле имел точно такой же оттенок у его отражения. Правда, внимательный наблюдатель мог бы заметить необъяснимые различия между статуями и их отражениями: навершие скипетра Прародительницы Неба изображало бутон водяной лилии, а рука ее зеркальной сестры сжимала похожий жезл, но увенчанный уже увядшим цветком. Шлем бога-воителя Рорга украшал гребень из конского волоса, а головной убор его водяного двойника – перья стервятника. Но удивительнее всего было не это, а то, что статуя Эрта, Достигшего Идеального Воплощения, вовсе не имела отражения. Однако поражаться всем этим странностям обычно было некому. Берега озера находились под бдительным присмотром жрецов, следивших, чтобы никто из непосвященных не ступил на дорожку, ведущую к храму. Лишь раз в год правитель Каннингарда по древнему обычаю проходил по расположенным вровень с водой каменным плитам – так что казалось, он плывет над озерной гладью. Опустив дары в омут, заключенный между колоннами, герцог возвращался на берег, и праздник продолжался веселым пиршеством.

Сегодня встречавшие процессию жрецы не были одеты каждый в цвета своего бога, все они облачились в белые хитоны, символизирующие принадлежность к Свету. Сначала их шеренга расступилась, пропуская пришедших с дарами на священную тропу, ведущую к храму. А когда герцог и его сопровождающие начали шествие по каменным плитам, жрецы парами последовали за ним. Остальные паломники с берега наблюдали завораживающую в своей нереальности картину: череда фигур, идущих по воде, «аки по суху». Вот они достигли храмовой беседки, герцог остановился напротив пустого центрального проема; священнослужители, обойдя колоннаду с двух сторон, заняли места каждый напротив своего кумира. Затем Ги-Васко уронил в центр очерченного беседкой «колодца» сначала свой ларец с дарами, потом поданные ему один за другим ларцы, принесенные жрецом Эрта и сыном имперского посланника. Когда последний дар скрылся под водой, над озером раздался мелодичный перезвон. «Дин-дон, дин-дон» – девять раз разнеслось над водой и стихло. Толпа, затопившая окрестные холмы, восхищенно ахнула. Из года в год повторялась незамысловатая церемония, и столь же неизменно начинавший сам собой звонить колокол вызывал священный трепет у верующих. Герцог не разделял восторга подданных, но отдавал должное изобретательности древних мастеров, чьим творением был Озерный храм и хитрый механизм, в нужный момент заставлявший раскачиваться язык колокола.

Тем же порядком процессия вернулась на берег. Жрецы богов Незримой Горы присоединились к праздничному шествию и вместе с герцогской свитой отправились в город, где во дворце их ждали накрытые к пиршеству столы.

– Груда даров на дне озера под храмом, должно быть, скоро достигнет поверхности, – изо всех сил стараясь казаться циничным, поделился с шедшим рядом нарном юный Дерк Ги-Ларрен, представлявший здесь интересы своего отца, а значит, и всей Анхорнской империи.

– Озерный храм стоит над самой Бездной, колодец под ним не имеет дна, – сухо сообщил ему Хэйворд.

– На что же тогда опираются сваи, поддерживающие фундамент? – не желал сдавать позиции юноша.

– Они вбиты в основание Незримой Горы, – невозмутимо парировал жрец.

Ги-Ларрен скептически покрутил головой, однако путешествие по озерной тропе произвело на него куда большее впечатление, чем он сам желал себе признаться.

Непривычный для жителя Империи праздник тем временем вступил в новую фазу. Герцог и гости прибыли во дворец и расселись в большом обеденном зале. Юному анхорнцу снова отвели весьма почетное место: между ним и Ги-Васко сидело всего три человека, соседом слева оказался жрец Рорга, справа – расфуфыренный вельможа – главный камердинер Его Светлости. Кресло напротив досталось старшему нарну Прекраснейшей. Служитель Эрта Благолепного, чей культ так почитался императрицей и всеми ее подданными, сидел по другую сторону от каннингардского правителя. Ги-Ларрен даже оробел слегка в окружении малознакомых и столь важных сановников.

По прошествии нескольких часов изрядно выпивший и вместе с робостью утративший осторожность сын посланника перегнулся через стол к кареглазому жрецу Улле.

– Зря вы не пускаете паломников в этот свой храм, – прокричал он, перекрывая шум застолья. – Это же надо – такое чудо, а у нас про него даже не слышал никто!

Жрец, тоже изрядно выпивший, но сохраняющий подобающую его сану серьезность, глубокомысленно закатил глаза.

– Нет, ну это же поразительно! – не унимался анхорнец. – Ваше высочество, Ольсо мог бы стать центром для паломников со всего мира. Да я сам готов сменить веру, присягнув всем девяти из Круга! – (Лицо служителя Эрта Благолепного при кощунственных словах вытянулось.) – А как вышло, Ваше высочество, что у статуи Эрта нет отражения? Его что же, изначально не было или оно пропало потом?

Ги-Васко не менее часто, чем другие, прикладывался к своему кубку, но привычка к дворцовым приемам, а также опытный виночерпий, наполнявший герцогскую чашу специально разбавленным вином, позволили ему сохранить полную ясность мыслей.

– Тесс! Осторожнее, юноша, – мягко предостерег он молодого Ги-Ларрена. – Вы дважды назвали меня титулом, который пристал бы вашему принцу-консорту, однако мое герцогство давно не анхорнская провинция. – (Сын посланника перестал размахивать кубком и заметно побледнел.) – Но действительно, – заинтересовавшись, продолжил герцог, – я прежде как-то не задумывался: нет отражения и нет. А ведь это и впрямь удивительнейшее явление! Что скажете, почтенные жрецы?

За столом возникла неловкая заминка. Слуги обитателей Незримой Горы растерянно переглядывались.

– Мм… Ваша Светлость, – взялся отвечать настоятель Озерного храма. – В наших хрониках говорится, что изначально все девять священных статуй отражались в воде, поскольку… – Сдвинутые брови старшего нарна из храма Прекраснейшей заставили его остановиться. – Да, – сбился настоятель. – В общем, лет триста назад… одно из отражений исчезло. Никто не знает, отчего это вышло. Но с тех пор у Эрта нет близнеца, кхм… то есть отражения.

– Они лукавят! – неожиданно громко проговорил со своего места служитель Эрта. – Знают, но не хотят говорить! У Эрта нет отражения, потому что истинный бог может быть лишь один, и даже зеркальный двойник ему не нужен! А вам, юноша, – слова предназначались сыну посланника, – не следует так легко отрекаться от нашего божественного покровителя.

Остальные жрецы подняли за столом ропот, но какой-то невнятный. Нахмурившийся герцог так и не сумел разобрать ни слова.

– Почтенный Хэйворд, – обратился он к нарну, – не желаете возразить?