Текст книги "Загадочный перстень"

7

От полицейского управления на Николаевской площади до Епархиальной улицы, где располагался особнячок семьи Петрусенко, было совсем недалеко. Викентий Павлович шел пешком. Он уже свернул с Сумской улицы, шумной и в это позднее время – заполненной гуляющей публикой, открытыми кофейнями и ликерочными, – на свою тихую Епархиальную. Здесь, в двух шагах, уже иной мир: спокойный шелест деревьев, уютный свет фонарей... безлюдно.

Расслабившись, глубоко дыша вечерним прохладным воздухом, Викентий Павлович думал: «Как все-таки странно – живем в новом веке! В двадцатом. Начинался, словно котел кипящий или вулкан – войны, бунты. Но, слава богу, кажется, все кончилось, вот уже несколько лет спокойно. И сразу же мысль и дух человеческий силу набирает, когда наступают мир и гармония. Вот фонари электрические – разве не чудо! А еще совсем недавно газовые освещали улицы. Да что фонари! Автомобили, аэропланы, беспроволочный телеграф, синематограф! А в криминалистике какие поразительные открытия!»

Петрусенко всегда очень чутко следил за всем, что относилось к криминалистике. Ни одно новейшее открытие не прошло мимо него. А за первое десятилетие двадцатого века их набралось предостаточно! Окончательное признание дактилоскопии, как точной науки, успехи судебной патологии, токсикологические методы обнаружения ядов в мертвых телах... А открытия в баллистике! Буквально на днях он прочел в журнале «Архивы уголовной антропологии и судебной медицины» об открытии профессора Балтазара из Парижа. Этот ученый обнаружил, что ударник любого огнестрельного оружия оставляет при стрельбе на шляпке гильзы индивидуальный след – своего рода «отпечаток пальца». Викентий Павлович ясно представлял все последствия этого открытия. И думал о том, что впереди – много-много других поразительных открытий. Сейчас, когда утвердилось в мире спокойствие, мысль человеческая будет развиваться стремительно и свободно.

«Да, хороший век, двадцатый, и хороший год – тысяча девятьсот тринадцатый... » С улыбкой он подошел к крыльцу своего дома.

Уходя из «Гранд-Отеля», Петрусенко кое о чем договорился с директором.

– Завтра к вам придет мой помощник, молодой человек. Устройте-ка его дня на три-четыре в обслугу отеля.

Леваневский вздохнул:

– Что ж, если надо...

– Очень надо. И не только мне, но и вам. Думаю, он тут, на месте, мог бы разузнать нечто полезное.

– Но другие служащие – они ведь поймут...

– Это не имеет значения, – махнул рукой следователь. – Пусть понимают, только не дают волю языкам.

– Это исключено, господин Петрусенко! Мои работники не из болтливых, да и я предупрежу.

– Вот и славно. Главное, что ваши гости будут его принимать за простую обслугу. Для них ведь люди в форме все на одно лицо.

Леваневский, склонив голову, задумчиво барабанил пальцами по столу. Потом кивнул, что-то решив, и сказал:

– Я думаю, господин Петрусенко, что определю вашего помощника посыльным. На этой должности он не будет привязан к одному месту, как, например, официант или помощник портье. И сможет общаться с самыми разными людьми.

– Прекрасная мысль! Весьма вам благодарен. Завтра пораньше ждите моего парня.

Этим парнем, Петрусенко уже решил, будет его племянник Митя Кандауров.

...В такое позднее время кухарка, конечно же, давно ушла. Но Митя сам заварил прекрасный крепкий чай, и они пили его в кабинете Викентия Павловича с шоколадным печеньем «Жорж Борман».

– И это все в один день! – воскликнул восхищенно юноша, выслушав рассказ Петрусенко. – Ничего себе, клубок загадок!

– Вот и поможешь его распутать. Согласен?

– Дядя! Ты еще спрашиваешь!

– Завтра раненько пойдешь в гостиницу, к директору господину Леваневскому. Он определит тебя в посыльные. Постарайся бывать и успевать везде. Заходи с поручениями в номера, подходи к ресторанным столикам, увидел двоих или нескольких разговаривающих людей – крутись, словно по делу, поблизости. И слушай, слушай! Сейчас там только и будут говорить об убийстве, о нападении на девушку. Слушай хорошенько. А представится случай – сам наводи разговор.

– Понял! Ну а сверхзадача?

– Хорошо тебя учат в академии! – Викентий Павлович хмыкнул весело и достал из кармана носовой платок. Осторожно развернул на столе. – Вот она, твоя сверхзадача.

На раскрытом платке лежал красивый перстень. Под электрической лампой изумруд горел глубоким зеленым светом, а мелкие бриллианты вспыхивали искорками.

– Можно взять? – спросил Митя и, получив разрешение, осторожно повертел драгоценную вещь перед глазами. – Так вот он какой, перстень, с которого все началось.

– Ты, дружок, попал в самую точку. Я тоже думаю, что с этого перстня все и началось. Узнав, кто и зачем его украл, мы, уверен, узнаем, почему эта штука снова появилась в номере Арженов и кто убил Аржена.

Митя все еще держал перстень в руках.

– А не может ли так быть, – произнес задумчиво, – что перстень вовсе и не крали. Например, мадам его спрятала, а муж нашел?

– И зачем это, по-твоему?

– Ну... продать и на эти деньги бежать от мужа с любовником.

– Нет. – Викентий Павлович не колебался ни минуты. – Не та женщина для таких прямых и решительных действий. Если бы она и ушла от мужа, обеспеченного человека с именем, то только к не менее обеспеченному. И просто забрала бы перстень, подаренный, а значит, и принадлежащий ей.

– Понял, – легко согласился юноша. – А вот такой вариант: она дарит перстень любовнику, муж узнает, забирает, устраивает ей скандал...

– И она, обороняясь или в гневе, убивает его, – продолжил Петрусенко.

– Да-а... – растерянно протянул Митя.

– Вот видишь, ты и сам понял, что это нелепо. Женщина может, конечно, справиться с мужчиной: выстрелить в него или ударить сзади. Но накинуть на шею ремень, пусть даже и внезапно, а потом затянуть его до удушья... Нет, дорогой, она бы этого не смогла.

– А если ссора произошла не между мужем и женой, а между мужем и любовником, у которого муж каким-то образом увидел перстень? – не сдавался Митя.

– Это уже версия, – согласился Викентий Павлович. – Но только версия. Перстень мог быть и в самом деле украден. Но тогда получается – кража эта не случайная и не простая. И убийство напрямую с ней связано. В общем, дорогой, ты понял: перстень и все, что с ним связано, – вот твоя сверхзадача.

Митя налил им еще по чашечке чая, подвинул дяде фирменную, резного дерева коробку с печеньем.

– А девушка? – напомнил он. – Я ведь так понял, дядя, что нападение на девушку ты тоже связываешь и с кражей, и с убийством.

– Да, верно. Умом понимаю, что это дело может оказаться простым совпадением, совершенно самостоятельным. Но какое-то шестое или седьмое чувство твердит мне: не бывает таких совпадений! И потом, я знаю девушку, говорил с ней. Она необыкновенная умница и замечает такие моменты, детали, на которые другая не обратит внимания. А вдруг она что-то заметила, услышала, узнала... такое, о чем и сама не догадывается, а преступника это испугало?

– Но тот, кто приказал ее убить, не иностранец, так ведь? А тут, как я понимаю, все вертится вокруг иностранцев?

– Загадок много. Клубок – ты, дорогой, точно сказал. Вот ты сам и попробуй потянуть хотя бы за одну ниточку. А я завтра поговорю с портье, Вариным дядей. Вспомнил я, он сказал одну интересную фразу... И отдам перстень нашим специалистам, пусть узнают о нем побольше, проследят, так сказать, родословную. Сдается мне, штучка эта непростая...

Митя уже ушел в свою спальню, на второй этаж, а Викентий Павлович еще посидел немного один. Такое бывало нечасто, но сейчас жена и дети отдыхали в Крыму. Он отправил их туда две недели назад. Сын Саша все порывался остаться в городе, с отцом и старшим братом – он вообще «хвостиком» ходил за Митей. Но Викентий Павлович пристыдил его: «Меня дела здесь держат, у Дмитрия – экзамены, а ты взрослый парень, четырнадцатый год пошел, не понимаешь, что женщин одних не годится отпускать!» И Саша поехал – опора и защита мамы и младшей сестренки!

А Митя вырос незаметно! Кажется, совсем недавно произошло несчастье с его родителями – так оно свежо в памяти у Викентия Павловича! Его младшая сестра Катя и ее муж, Владимир Кандауров, оказались погребены в общей могиле со многими другими людьми – каменная лавина обрушилась на строителей трассы через Байдарский перевал в Крыму. А ведь прошло уже одиннадцать лет! Митя в семье Петрусенко стал старшим сыном и братом. И пошел по стопам дяди – учится на юриста. А завтра для него начнется его первая практика – живое дело.

8

У пожилого портье Григория Антоновича, дяди пострадавшей горничной, следующий день был выходным.

– Господин Леваневский освободил меня от работы еще на два дня, – сказал он Викентию Павловичу. – И правда, какая уж тут работа, столько пережито, голова идет кругом! И у Вареньки нужно бывать.

– Как она себя чувствует? – спросил Петрусенко.

– Неплохо. Только какая-то вялая, безжизненная. Я ночь просидел у нее, так почти не спала. Чуть задремлет, тут же вскрикивает, просыпается. Еще бы! Такое пережить... во второй раз!

– Именно поэтому, Григорий Антонович, я и попросил вас прийти ко мне. Вы еще там, в гостинице, когда Варю только принесли после нападения, сказали: мол, не первый раз с ней такое несчастье. Я запомнил. Хочу, чтоб вы рассказали мне о первом случае.

Они сидели в полицейском управлении в кабинете Петрусенко. Шла вторая половина дня. С утра Викентий Павлович кое-что успел сделать. Отдал специалистам-ювелирам перстень, составил запросы о разных людях, причастных к происшествиям в «Гранд-Отеле». Выпросил себе в помощники у начальства следователя Сергея Никонова. В последние годы он много дел вел с этим толковым и обстоятельным человеком. И хотя между ними особо близкой дружбы не было – только коллегиальное доверие и уважение, – Петрусенко знал, что на Никонова всегда можно положиться. Именно ему он поручил проследить за ответами на запросы, в том числе и об иностранных врачах. Сам же послал нарочного к Григорию Антоновичу, попросить зайти для разговора в управу. Он знал, что портье сегодня не работает, что ночь провел в больнице, а утром уехал к себе отдохнуть.

Григорий Антонович удивился просьбе следователя.

– Но ведь тот, первый случай, был очень давно! Десять лет назад. Разве он может быть связан с этим?

Петрусенко тоже приподнял брови:

– В самом деле, давно... И все же. Расскажите. Связан – не связан, кто знает... Иногда в нашем деле такие повороты встречаются!

– Ну что ж, – Григорий Антонович вздохнул. – Отчего не рассказать... Десять лет назад Варенька жила со своими родителями, двумя братьями и сестрой на окраине Зенькова. Это городок под Полтавой. Ее мать – моя сестра. А девочке тогда было семь лет...

Отец и старший брат Вари с весны до осени работали на вырубке леса, недалеко от места, где они жили. Мать оставалась дома с младшими, совсем маленькими детьми, а семилетняя девочка носила мужчинам обед после полудня. В тот августовский день она, возвращаясь, шла, как всегда, по границе леса и ржаного поля, собирала васильки. Через поле и мимо нее проскакали всадники в военных мундирах, углубились в лес, видимо, направились к реке. Как раз в то лето в Зенькове квартировал армейский драгунский полк, и офицеры баловались охотой – на уток, зайцев, кабанов. Не успела Варя отойти далеко, как один из офицеров вернулся. Он соскочил с коня, позвал ее: «Иди-ка сюда, малышка». Девочка подошла с улыбкой, ей нравились красивые офицерские мундиры... Что было дальше, она никогда никому не рассказывала, да это и не нужно было. Вскоре после ухода девочки ее старший брат поранил топором палец, отец перебинтовал его тряпкой и наказал мальчику бежать домой. Парнишка был еще на опушке, за деревьями, как увидел, что среди поля ходит оседланный конь, а потом из колосьев поднялся офицер, оправляя мундир, оглянулся вокруг, вскочил в седло и умчался. Мальчику стало тревожно, он побежал к примятой полянке и там увидел свою сестричку – истерзанную, в крови, неподвижную, как неживую...

– Вот что я имел в виду, господин Петрусенко. Варя уже пережила такое. Надругался тот офицер над совсем крошкой! А сейчас, слава богу, обошлось, нашелся защитник! Какой хороший человек, не только смелый, а и душевный. Сегодня с утра уже пришел в больницу, справился о Варе, апельсинов ей принес!

– Коринцев приходил, вот как?

– Да, – Григорий Антонович заулыбался, – заехал на автомобиле, прежде чем в гостиницу ехать. А тут как раз три наши горничные тоже забежали перед работой проведать ее. Так он потом нас на автомобиле и развез: меня – домой, а женщин – к отелю. Первый раз в жизни я ехал на автомобиле!

– Это хорошо, что девушку не забывают, – сказал Викентий Павлович. – Но, однако же, вы не досказали историю. Что это был за офицер – узнали?

– Да уж, затаиться ему не удалось. Мальчик видел, доктор дал заключение о жестоком надругательстве, да и те офицеры, что охотились, знали, кто из их товарищей отстал. Только сошло ему все с рук!

– Почему?

– Начальство, сберегая честь полка, замяло это дело. Вариным родителям деньги кое-какие заплатили, а офицера-насильника срочно отправили в отставку, и он быстро куда-то уехал. Варю привезли ко мне, сюда в город. Там, дома, она бы не поправилась: стала очень пуглива и как бы не в себе. А у нас с женой детей не было, я крошку полюбил, как родную. Со временем она совсем поправилась и, знаете, все забыла. Как будто ничего не было! Чудо, да и только.

– Это, Григорий Антонович, называется «защитная реакция нервной системы». Для того чтоб жить и быть счастливым, человек забывает сильные негативные потрясения. Правда, медики говорят, что в подсознании он обо всем помнит. И иногда, при повторном потрясении, вспоминает. Не удивлюсь, если и ваша Варенька после вчерашнего нападения вспомнит тот давний случай.

– Не дай Бог! Ведь какая веселая, умная девушка! Она так хорошо училась в женской гимназии – я ее туда определил. Что же теперь?

– Будем надеяться на лучшее. Варя уже девушка взрослая, может со своим страхом справиться, да и люди рядом с ней, я вижу, хорошие... Да, Григорий Антонович, как фамилия того офицера?

Портье пожал плечами:

– Да я и не знал никогда. Варин отец, наверное, помнил, только он помер уже. А мать ее, моя сестрица, женщина простая, крестьянка... Нет, она не знает.

– А брат девушки?

– Он может помнить. Но он служит матросом на Дальневосточном флоте.

– Ладно, – махнул рукой следователь, – это моя забота. Возможно, такая давняя история не имеет значения для нынешних событий.

Но это он сказал в основном, чтобы успокоить старого портье. Ведь тот, как и все остальные, не знал, что нападение на девушку не было случайным. Что существовал человек, которому по какой-то причине понадобилось убить Варю.

Под вечер, когда иностранные врачи воротились в гостиницу после очередного дня симпозиума-практики, Петрусенко наконец-то поговорил с каждым из них. Собственно, он и не ждал ощутимых результатов или открытий от этих бесед. Но надеялся на новые зацепочки.

Три заокеанских гостя – австралиец, американец и бразилец впервые увидели Аржена и услыхали его имя только здесь, на симпозиуме. Причем, если американец и был в Европе, в том числе и во Франции, десять лет назад, то двое других впервые покинули свои края. Молодой ассистент доктора Квинслея, Саймон Картер, тоже впервые пересек океан. Однако, если его шеф и бразильский хирург Перейру общались с Арженом лишь в клинике доктора Гиршмана да вежливо раскланивались в ресторане, этот веснушчатый симпатичный юноша беззастенчиво вертелся вокруг мадам Аржен, добровольно став ее пажом. Это заметили многие, да он и сам того не скрывал. Однако, как исподволь выяснил Петрусенко, на ночь кражи перстня у него как будто было алиби. Саймон делил номер люкс со своим шефом, и Питер Квинслей был уверен, что ассистент своей комнаты не покидал. Викентий Павлович рассудил так: если парнишка и сумел надуть доктора – улизнуть незаметно ночью из номера, то уж мадам Аржен у него быть не могла, это точно.

Австралиец Рональд Бергер приехал, как и Аржен, с женой. Женщины сразу подружились, потому и мужчины общались более тесно. Однако, как уверял Бергер, это общение ограничилось одной прогулкой с женами по вечернему городу и светскими разговорами в баре за бокалом мартини.

Швед Эрикссон год назад был приглашен в парижский госпиталь, где работали и Аржен, и Деплесси. Они просили его проконсультировать редкую и сложную операцию, которую должны были делать впервые. Эрикссон же описал подобную операцию в научном медицинском журнале. Операция прошла успешно, врачи прониклись друг к другу симпатией и общались не только в госпитале, но и вне его стен. Никаких разногласий между ними не возникало, это подтвердил Деплесси.

К австрийскому профессору Хлодвигу Аржен приезжал сам, и не один раз. Пожилой мэтр был высокого мнения о покойном французе как о специалисте. Однако рассказал Викентию Павловичу, что обратил внимание на несколько жесткий и упрямый характер Аржена.

– Дважды я проводил операцию совместно с Жоржем у себя в клинике. И вот что мне показалось: он занимался сложной хирургией не столько из сострадания, сколько из интереса... Наверное, можно и так. – Хлодвиг пожал плечами. – Жаль, хирург был блестящий...

Англичанин и профессор из Тулузы знали Аржена до симпозиума только понаслышке. Так, по крайней мере, они утверждали. Больше всего подозрений должен был бы вызвать Деплесси. Знал убитого три года, постоянно работал вместе, хорошо знал и его жену. Сам был холост. Мало ли... Но даже если дело не в женщине, кто знает, какие столкновения и скрытые конфликты могли быть между двумя мужчинами – коллегами или скрытыми соперниками... Петрусенко веселый и общительный француз был симпатичен. Впрочем, так же, как и другие врачи. Но... он ждал результатов запросов.

Пока он прохаживался по гостинице, вылавливая своих собеседников то в номерах, то в ресторане, то в бильярдной, несколько раз промелькнул перед глазами Митя в форме посыльного. Последний раз задержался, поймал взгляд Викентия Павловича и многозначительно повел бровями. Петрусенко чуть заметно кивнул и направился в бюро директора. Вскоре туда проскочил и юноша.

– Мне тут нравится, дядя! – сказал весело. – Очень интересная атмосфера, люди такие разные... И чаевые...

– Что ж, еще не поздно переучиться. Языки иностранные знаешь, я тоже походатайствую – возьмут на постоянную работу!.. Давай, Митяй, выкладывай, что узнал.

– Ничего особенного: охи, ахи, фантазии. Но один фактик есть. Не знаю только, к чему бы?

– Что же?

– Девушка эта, пострадавшая. Варя... Она боялась одного человека.

– Боялась? Ого! Это интересно.

– Возможно, не так интересно, как странно. Вы, дядя, тоже удивитесь. Она боялась покойного француза, мсье Аржена.

Петрусенко вскочил, прошелся по комнате.

– Да, в самом деле интересно. Она говорила об этом?

– Говорила, несколько горничных знают.

– И объясняла, почему?

– А вот это, дорогой мой дядюшка Викентий Павлович, загадка! Варя и сама не понимала, отчего его боится. Говорила другим девушкам: «Что на меня нашло, не знаю. Он такой приятный, обходительный, говорит ласково. А у меня все сжимается, особенно когда взгляд его ловлю. Блажь какая-то!» При мне горничные болтали, эти ее слова вспоминали.

– Молодец, Митя, – похвалил Петрусенко. – А что, Варя часто с ним встречалась?

– Приходилось. Она ведь обслуживала именно номер Арженов, а мадам особа капризная, требовательная. Часто ее вызывала.

– Что ж, – Викентий Павлович уже раскурил свою трубочку и попыхивал ею. – Факт вроде бы интересный, но ты прав – странный. Не знаю, пригодится ли он нам... Вот уж право...

Митя ушел, его рабочий день еще не кончился. Викентий Павлович тоже направился в управление. Его там поджидал Сергей Никонов, и по выражению его лица Викентий Павлович сразу понял – есть новости!

– Вижу, вижу, – сказал Петрусенко. – Об иностранцах какие-то факты?

– Не угадал, Викентий. О наших медицинских светилах ответы еще не поступали. Но есть, ты прав, есть один интересный поворот в деле. Слушаешь?

– С полным вниманием! Ну хватит интриговать, говори!

– Так вот. Герой-спаситель невинных девушек, этот Коринцев Александр Игнатьевич, был осужден к бессрочной каторге. За убийство! Почти как в синематографе: заколол кинжалом счастливого соперника, некоего Владислава Загрельского!

9

В городском муниципалитете о Коринцеве все знали. Петрусенко казалось очень странным, что человека с таким прошлым взяли работать муниципальным шофером, да еще приставили к именитым иностранцам. Но поражала еще большая странность: бессрочный каторжник – на свободе всего лишь через шесть лет после осуждения! Нет, через пять: он уже год как работает в городе... Понятно, конечно, что все здесь не так просто. Необходимо во всем разобраться. Ведь Коринцев напрямую связан с событиями в «Гранд-Отеле». Правда, как благородный спаситель. Однако связан...

Еще в этот день Викентий Павлович посмотрел документы Коринцева. Оказалось, он был помилован высочайшим повелением государя императора. А один из чиновников муниципалитета на вопрос о работе Коринцева уважительно ответил:

– Этому человеку покровительствует сам начальник губернского военного гарнизона, полковник Суходолин... Была какая-то романтическая история, кажется, этот Коринцев спас жизнь полковнику... Точно не знаю...

Из муниципалитета Викентий Павлович вновь вернулся к гостинице. Она, словно магнит, не отпускала его! Коринцева пришлось подождать – он возил по городу доктора Бергера с супругой. Когда австралийская чета скрылась за дверью вестибюля, Петрусенко распахнул двери новенького черно-желтого лимузина с крытым верхом.

– Разрешите, Александр Игнатьевич? Нет, нет, я не пассажир. Хочу с вами поговорить.

Коринцев убрал руки с руля, усмехнулся уголком губ:

– Интересный разговор?

– Как для кого. – Петрусенко смотрел прямо ему в лицо. – Для меня интересный.

Он уже знал, что Коринцеву тридцать шесть лет, бывший морской офицер. Около семи лет назад был арестован за убийство человека, к которому ушла его жена. Вина его была доказана, суд приговорил к бессрочной каторге. А через пять лет он был помилован царем по ходатайству военного министра генерал-адъютанта Суходолина. Викентий Павлович не знал, пригодится ли ему эта информация для расследования нынешнего дела. Но, по своему обыкновению, если в ходе следствия выплывал какой-то странный факт, необычный момент, – никогда не оставлял его без внимания. Ему нужна была ясная картина в отношении всех событий и всех вовлеченных людей. Кто знает!..

– О наказании я вас спрашивать не буду, – сказал он Коринцеву. – Кое-что знаю, если нужны будут подробности – узнаю. А вот как вы получили помилование? За что?

Шофер покачал головой, словно сам удивляясь:

– Вы не поверите! За побег.

– Да, это неожиданно... Может, расскажете подробнее? Я слыхал, это как-то касалось полковника Суходолина?

– Касалось. Но рассказывать не стану. Я ведь не арестован? Нет? Значит, просто не хочу рассказывать.

– Ваше право. – Петрусенко помолчал, потом спросил: – А полковник, если я его спрошу, расскажет? Как вы думаете?

– Думаю, расскажет. Даже уверен. Ведь мы по-разному воспринимали происходящее. Для меня это боль, ожесточение, будущее, не сулящее ничего хорошего. Для него – тоже страдания, но романтические, приключения и героика...

Утром у крыльца полицейского управления остановился «Кадиллак» с открытым верхом. Тяжеловатой уверенной военной поступью по коридору прошагал полковник Суходолин, решительно постучал и распахнул дверь кабинета. Приветливо и уважительно пожал руку Викентию Павловичу.

– Знаю, знаю, господин Петрусенко, каким важным делом вы заняты. Ценю ваше время. Сегодня засветло вестовой привез мне сообщение, что вы хотите поговорить о Коринцеве. Я ведь не в городе был, в Чугуевском уезде, в наших летних лагерях. Сразу же сел в авто и вот – готов на все ваши вопросы ответить.

Викентий Павлович до сих пор не встречал недавно назначенного нового начальника губернского военного гарнизона. Для своей высокой должности он был молод, но взгляд его был спокойно-уверенным, твердым, мундир на крепкой, высокой фигуре сидел как влитой. Нельзя было не заметить, что он очень похож на своего отца – военного министра, цинкографические и фототипные изображения которого были хорошо известны. О генерал-адъютанте Суходолине мнение у людей складывалось неоднозначное. После Японской войны в армии царил упадок духа, анархия. Став во главе военного ведомства, Суходолин решительно провел ряд важных реформ, превративших армию из «вооруженного бессилия» в «вооруженную силу». Но в то же время у него была репутация человека легкомысленного, даже ветреного... Кто знает, не унаследовал ли сын черты характера отца – и те и другие? Петрусенко слышал и о том, что полковник отличный стратег и организатор, и о том, что гуляка он тоже знатный...

– Да, господин полковник, вы правы, меня интересует Александр Игнатьевич Коринцев. Позавчера он смело задержал преступника, спас девушку. А вчера я узнал, что и сам был осужден за убийство. И вскоре помилован подчистую. Согласитесь, нечасто так бывает.

Полковник улыбнулся:

– Вы небось его спрашивали? А он отказался рассказать?

– Верно, – подтвердил Петрусенко. – А поскольку эту таинственную историю связывают с вами...

– Я все вам расскажу, – кивнул Суходолин. – Александр человек сдержанный, слова лишнего в свою похвалу не скажет. Для меня же – это долг... Давайте, Викентий Павлович, присядем, – он указал на кожаный диванчик у стены, достал массивный серебряный портсигар. – Курить позволите?

– Сам составлю вам компанию. Нет, нет, благодарю, я трубочку... Что ж, я готов слушать.

– Несколько лет до назначения сюда я служил обер-офицером при штабе великого князя Сергея Михайловича. Если помните, он еще в тысяча девятьсот пятом году заменил в артиллерии своего больного отца – генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича. Великий князь Сергей Михайлович стал генерал-инспектором всей артиллерии. Он – великолепный знаток своего дела и очень требовательный начальник. Скрыть от него ничего невозможно. Представляете, он знает и помнит достоинства и недостатки каждого из сотен дивизионных и батарейных командиров, а зачастую – и старших офицеров! Я рад, что служил под началом этого прекрасного военачальника. Многому научился и стараюсь подражать ему. Да...

Полковник сделал паузу, задумчиво раскуривая папироску с терпким приятным запахом.

– Около двух лет назад, осенью, я и еще два офицера были посланы инспектировать наши береговые артиллерийские укрепления на северные рубежи, на Балтийское море и в Архангельск. Мы начали с Балтики, потом направились в Архангельск. А когда все закончили, я решил съездить на Соловецкие острова. Давно, знаете ли, мечтал! Сколько слышал об этом необыкновенном месте. Знаменитый Соловецкий монастырь Зосима и Савватия, он же – неприступная военная крепость. Слыхал я, что там и природа совершенно необыкновенная: словно среди северной тундры – уголок Центральной России.... Нет, не мог я уехать из Архангельска, не побывав на Соловках, ведь оттуда до них часа два морем – рукой подать!

Один мой коллега тоже решил отправиться со мной. Как раз незадолго до этого наш Северный флот получил несколько моторных катеров из Англии. Я впервые увидел это судно. Длинный и узкий катер – метров десять в длину и два в ширину – был выкрашен в маскировочную серо-зеленую краску. Мотор занимал почти всю носовую часть. Потом поднималась рубка с рулевым колесом и приборной доской. Вдоль бортов шла крепкая, правда невысокая, переборка, только корма оставалась открытой. Вытянутый, легкий силуэт, отчего катер казался быстрым, стремительным... Мне еще больше захотелось поехать, помчаться по волнам... Море еще не замерзло, вот мы и выехали рано утром на катере к Соловецкому архипелагу... Тогда, дорогой Викентий Павлович, все и случилось...