Текст книги "Мне снился сон…"

Океан катил прямо на них крупные, одинаковые, равномерно идущие друг за другом волны. Совсем немного не доходя до камней, они словно поднимали край, заворачиваясь белой ажурной пеной, рассыпались в бриллиантовые брызги и уходили в гальку. Монотонный перекат волн, неумолкаемый рокот и эта белопенная красота завораживали. Не отпуская рук друг друга, Тони и Тори глядели на океан, не в силах отвести взглядов. Что думает он, Тори не знала. Но в её умиротворённом, заворожённом и словно загипнотизированном сознании плыло: «Вот она какая, судьба… Живёшь обычной жизнью, и вдруг… Тебе кажется – гибель, катастрофа! А оказывается – чудо! Значит, любовь – это такая необычная вещь, которую не встретить просто на улице, в кафе, в институте… Нужно пережить смерть и спасение. Стать перед своей судьбой, как перед этим океаном…»

Что-то попало в глаз: песчинка, или долетели брызги. Виктория заморгала, но вдруг поняла – это не соринка, это далеко на волнах что-то движется, и она это видит!

– Тони! – Двумя руками она вцепилась в его плечо. – Смотри, Тони, смотри! Это лодка? Корабль? Я вижу, он плывёт к нам!

– Где? – Он ещё не видел. – Тори, тебе не кажется?

Но голос Энтони был тревожным, он чувствовал, что девушка не просто грезит. И вдруг увидел:

– Да, да, вижу! Это катер!

– Сюда! Сюда!

Они одновременно запрыгали, замахали руками.

– Нет, ещё далеко, они нас не видят. Оттуда, с моря, им волны закрывают.

– Тони, может это тоже потерпевшие катастрофу? Кораблекрушение? Штормит ведь.

– Нет, – на миг задумавшись, он покачал головой. – Это не шторм, небольшое волнение. Да и началось недавно. А этот катер, смотри, как идёт! Быстро, целенаправленно… Похоже, прямо в эту бухту. Думаю, знают куда, место знакомо.

У Виктории словно что-то щёлкнуло в уме – как переключатель. Сердце рвануло вверх, к горлу, замерло. А Тони воскликнул:

– Я уже людей различаю, смотри! Эй!

И он опять сделал движение, чтобы взмахнуть рукой. Но Виктория на секунду опередила его, повисла на руке, потянула вниз, за камни.

– Нет, Тони! Не надо, не надо! Подожди!

Такой страх был в её голосе, такая мольба, что молодой человек инстинктивно подчинился, присел на корточки. Он удивлённо смотрел на девушку, которая судорожно вцепилась в его руку и не могла унять колотившую её дрожь. Расширенными зрачками она впилась в океан, словно видела там нечто ужасное.

А Виктория и правда видела… Катер то вздымался на волне, то проваливался на несколько мгновений и приближался, приближался. На его палубе уже стали различимы три фигуры. От одной Вика не могла оторвать взгляд: стройный мужчина, ничем не покрытые волосы… Кажется, светлые…

– Олаф! – громко вскрикнула она.

– Кто? – Тони посмотрел на неё удивлённо. И вдруг понял: – Свен? Откуда?… Ты разве знаешь его имя? Вы так близко знакомы?

Последний вопрос прозвучал жёстко. Этот тон и явное подозрение хлестнули девушку почти физически. Ей так хотелось крикнуть: «Да, я не рассказывала тебе подробностей, боялась, что ты сочтёшь меня сообщницей…» Но у неё не было времени ни на обиды, ни на пререкания. Теперь уже точно было ясно, что катер направляется сюда, к бухте. Им надо было скорее уходить к основным скалам, а оттуда, под их прикрытием, – в лес… И Вика, не замечая, что по щекам текут слёзы, стала лихорадочно рассказывать:

– Я не знала его фамилии, только имя. Он выгнал всех людей из салона, а меня оставил. Предложил мне стать его девушкой. Он говорил, что гонит самолёт на какой-то остров, там все заложники станут рабами, будут изготавливать наркотики. Говорил – там целая колония таких рабов. Я поняла, что мы уже близко были, подлетали. Тони, это где-то здесь, в этих местах его остров! Я всё время думала – а вдруг и наш остров его бандитами обустроен? Тони, я боюсь! Это точно он едет, он тоже спасся…

Страх сотрясал её тело, она уже рыдала. Энтони крепко взял Тори за плечи, встряхнул так, что у той клацнули зубы, но дрожь прекратилась.

– Успокойся! Во-первых, катер далеко, как ты можешь быть уверена, что это Свен? Во-вторых, его спасение настолько маловероятно… Но даже если: не бойся, я с тобой. Остров велик, спрячемся. А они явно здесь не живут подолгу.

– Они увидят, что дом обжитой…

– Они решат, что здесь были туристы и уехали.

– Тони, бежим скорее!

– Да, сейчас. Я хочу всё-таки глянуть…

Он осторожно приподнял голову в прорези между двух валунов. Виктория, не в силах удержаться, потянулась за ним. В этот момент катер взлетел на волне: за время разговора, он уже сильно приблизился. И Виктория увидела крепко стоявшего на палубе светловолосого смуглого красавца. Глаза Олафа смотрели, казалось, прямо на неё. Девушка вскрикнула, отшатываясь. Нога резко и больно подвернулась, голова закружилась, в глазах потемнело, поплыли разноцветные круги. Она протянула руки, чтобы ухватиться за плечо Тони…

Викторию резко качнуло вперёд, но пристёгнутый ремень спружинил, отбрасывая к спинке кресла. Она открыла глаза. Салон был тих, тускло освещён, в соседних креслах пассажиры спали. Гул самолёта из более резкого вновь перешёл в спокойный, монотонный… По проходу шла стюардесса. Увидев странный, непонимающий взгляд девушки, подошла, улыбнулась успокаивающе:

– Это небольшой воздушный поток – слегка качнуло. Не волнуйтесь, нашему лайнеру это не страшно. Мы летим уже над континентом. – Она показала на светящуюся карту с проложенным маршрутом и заметно двигающимся изображением самолёта. – Отдыхайте дальше, завтрак будет через два часа.

Правую ногу от долгого неподвижного сидения свело судорогой. Вика сдвинула плед, стала растирать мышцы от колена до голени. Она делала это машинально и плакала. Слёзы беззвучно текли к перекошенным дрожащим губам. Она не думала о том, что рядом – живые и невредимые люди, что не было страшного падения в океан, плавающих в воде трупов. Она думала только о том, что не было, не существовало в этой жизни Тони – прекрасного, любимого, знакомого до мельчайшей чёрточки, до интонаций голоса, до смешинки в глазах… Ей просто приснился сон, всего лишь сон…

Глава 11

Джимми Чартерис вышел из кабинета и сразу увидел впереди давнего приятеля.

– Лорд Энтони, – крикнул он, – сэр!

С Энтони, вторым сыном маркиза Энкореджа, Джимми учился в Итоне. Конечно, они были друг с другом накоротке. Но здесь, на службе, поощрялись твёрдые традиции – и в субординации, и в общении. Впрочем, молодые люди работали в разных отделах, имели одно звание. Правда, капитан Чартерис – практик, а капитан Энкоредж – аналитик.

– Обедать? – спросил Джимми. – В «Кафе-Ройяль»?

Это было отличное кафе за территорией Воксхолл Кросса, сотрудники часто ходили туда.

– Нет, – Энтони чуть поубавил шаг. – Времени мало, перекушу в «Пине».

– Пожалуй, присоединюсь к тебе.

В «Пине», приятном кафе во внутреннем дворе, все были хотя бы немного друг другу знакомы. Обеденное время у сотрудников чётко не нормировалось, однако в определённые часы людей здесь бывало больше. Как и теперь. Два приятеля всё же нашли свободный стол, заказали еду.

– Интересная поездка намечается, – рассказывал Джимми. – Снова Хольгер объявился, этот бешенный из «Компрачикосов». Давно о нём не было слышно. Но и сейчас уверенности нет, проверяем.

– Хольгер… – задумчиво протянул Энтони. Задержал салфетку у губ, потом резко бросил её на стол. – Какой цинизм назвать свою организацию «Уродующие детей»!

Джимми скривил губы.

– Этот Хольгер мнит себя интеллектуалом и мастером сложных комбинаций. Наверняка в этом названии он зашифровал какой-то особый смысл, это точно! Думаю, он что-то выжидает, но обязательно выступит с разъяснениями… Ты знаешь, сегодня в «Брэтта» Руперт Ванбург устраивает вечеринку.

– Да, я приглашён.

– Там и увидимся, – сказал Джимми, вставая. – Если, конечно, срочно не зашлют куда-то.

Они вместе прошли через небольшой сквер внутреннего двора. Джимми Чартерис вошёл в главное здание штаб-квартиры, а Энтони – в научный центр Британской разведки МИ-6. Учреждение это считалось больше штатским, чем военным, в отличие от других отделов. Тот, в котором работал Чартерис, например, организовывал, а часто и выполнял рискованные операции внедрения, условно называемые «пятая колонна». В своё время этот отдел создал и долго им руководил отец Энтони. И сейчас сыну часто приходилось слышать от сотрудников постарше: «Как поживает лорд Эшли?», «Что там полковник Сент-Винсент, здоров?»

Полковник был здоров относительно, но бодр духом. Три года назад, после смерти жены, леди Корделии, он перенёс гипертонический удар. Военная закалка и оптимизм помогли ему оправиться с минимальными потерями – он стал прихрамывать и плохо сгибались пальцы правой руки. Он сразу подал в отставку, хотя его и просили не делать этого. Но лорд Эшли твёрдо заявил:

– Да, согласен: рука и нога не помеха мне в работе. Но я отдаю себе отчёт: после инсульта мой мозг не мог остаться таким, как прежде – острым, аналитичным, с быстрыми реакциями. А в нашем деле это очень важно. Я патриот Интеллидженс Сервис и не хочу быть для неё мёртвым грузом. Или, чего хуже, подвести, принять неверное решение.

Он ушёл спокойно, с достоинством. Теперь, в свои 62 года, лорд Эшли, барон Сент-Винсент, маркиз Энкоредж жил в своём лондонском доме «Винс-хаус», много читал, писал мемуары, которые пока ещё никому не показывал. Сам управлял автомобилем, навещал клуб «Бирма», где собирались в основном пожилые джентльмены. Энтони часто бывал в «Винс-хаусе»: он там родился и долгие годы жил, на втором этаже и сейчас оставались три его комнаты: спальня, учебный кабинет и игровая. Он любил иногда проводить здесь, с отцом, несколько дней. Но всё же больше жил в своей квартире, которую купил недалеко от работы.

…Энтони поднялся лифтом на этаж, где полностью располагался отдел статистических исследований и аналитики. Это был, неоспоримо, мозг научного центра. Данные из всех других отделов, из разных ведомств МИ-6, из множеств лабораторий стекались сюда. Рабочее место капитана Энкореджа было здесь. Так можно было сказать: большую часть своего времени он и правда проводил в кабинете. Обработка потока поступавших сведений, вычленение главного, классификация второстепенных, на первый взгляд, данных, которые – и такое бывало, – однажды станут очень важными. Анализ… Для того, чтобы из невероятного разнообразия «цветных стёклышек» составить «мозаику» – завершённую картину происходящего, сделать верный вывод и спрогнозировать события, нужен особый ум и глубокие знания. Тем и другим обладал Энтони Энкоредж. Особый, философско-логический склад его ума заметил много лет назад его отец, а знания недаром он получал в лучших учебных и военных заведениях Англии.

Энтони зашёл в свой кабинет. Это была небольшая комната: стол письменный, стол компьютерный, встроенные сейфовые полки для хранения информации в электронных носителях и в более традиционных папках с распечатками. Отделяла его от ряда таких же кабинетов не глухая перегородка, а стеклянная стенка. Очень удобно. У них с коллегами выработалась целая система условных жестов: «Привет», «Пойдём покурим», «Перекусим», «Подойди, у меня для тебя новость», «Что, перепил вчера? Дать таблетку?», «Начальник зол», «Начальник в хорошем настроении» и тому подобное.

Однако не такая уж сидячая служба была у капитана. Приходилось и ездить, иногда в отдалённые места: лично проверить кое-какие данные, разобраться на месте в некоторых аспектах… Два месяца назад, например, он летал в Дакар.

Энтони откинулся на спинку кресла-вертушки, щёлкнул «мышью». Компьютер, который он не отключал, уходя на обед, сразу выдал ему искомое. Экстремисская организация «Компрачикосы», позиционирующая себя как левая, революционная. Но какая там идеология: теракты, наркотики, налёты на банковский транспорт – обычные корыстные мерзавцы. Возникли «Компрачикосы» недавно – выросли, как гриб-поганка, на развалинах разгромленной международной банды «Моритури». «Идущие на смерть» – тоже всего лишь поза. Хольгер в «Моритури» был рядовым членом, в «Компрачикосах» стал одним из главарей.

Между прочим – Энтони покрутил колёсико, найдя нужный абзац в мелькавшем на экране тексте, – «Компрачикосы» подозревались в причастности к исчезновению над Атлантикой одного из самолётов полтора года назад. Были кое-какие улики, но точных доказательств – нет.

Угон самолёта… Энтони глубоко вздохнул и, словно наказывая себя, резко закрыл сайт. Хватит! Сердечное томление, мечты, фантазии – это приятно. Но не бесконечно же! И не для взрослого, тридцатидвухлетнего человека, реалиста и прагматика, занимающегося серьёзными вещами…

«Брэтта» был клубом аристократическим. Не часто, но Энтони бывал здесь. И любил бывать. По работе, просто по жизни он общался с людьми разных сословий, но аристократия – это всё же был его круг. Когда твоя семья соединена несколькими поколениями дружбой, родством с такими же титулованными семьями, когда с детства играешь с такими, как и ты, маленькими лордами и леди, учишься с ними, пересекаешься в различных компаниях, – это всё становится настолько твоим… Энтони не испытывал угрызений совести по поводу своего происхождения. С чего бы? Среди высших аристократов столько замечательных деятелей, сделавших так много для страны! И молодёжь – она тоже разная. Многие, как и он сам, занимаются серьёзными делами.

Мокрый снег перешёл в мелкий промозглый дождь. Асфальт отражал свет фонарей, блики реклам. На стоянке перед клубом было много автомобилей, но от двери уже бежал служащий.

– Не беспокойтесь, сэр, место вашей машине зарезервировано.

Энтони отдал ему ключи, поспешил вовнутрь. Давно знакомый швейцар взял его пальто:

– Добро пожаловать, виконт Энкоредж.

Двухэтажный особняк в викторианском стиле очень подходил для клубного помещения. Были здесь уютный читальный зал, совмещённый с курительной комнатой, кабинет с шахматными досками, комната с ломберными столиками, чайная, кофейня, небольшой компьютерный офис – уступка времени. На первом этаже – гостиная с буфетной стойкой и выход из неё в ресторанный зал. Небольшой, но здесь и не устраивали званые ужины. А для свойских вечеринок – в самый раз. Вечеринки собирались периодически. По разным поводам. Вот Руперт Ванбург, например, отмечал своё возвращение в родные пенаты: два года он обитал в Америке.

В гостиной и ресторане было много знакомых, да почти все. Четверо или пятеро итонцев, славных ребят, с которыми Энтони поздоровался издали кивком. Двоих парней он знал по академии «Сендхерст»: на год и на два старше его самого, один из роты «Ватерлоо», другой – из «Инкерман». С ними он с удовольствием обменялся рукопожатиями. Кого-то знал близко по давним семейным связям, кого-то просто по именам, без тесного общения. А вот и хозяин вечеринки, старина Руперт!

Молодые люди обнялись. Они были друзьями: два года жили в одном номере общежития, причём, объединились по обоюдному желанию.

Когда Энтони поступил в Ноттингемский университет, он поначалу стал жить сам, в люксовом номере. Было очень неплохо: две комнаты и кухня, где ему готовила приходящая служанка. Отец положил ему хорошее ежемесячное содержание – хватало на всё. К концу учебного года у Энтони образовалось уже много приятелей. Он сам был общительным юношей, а жизнь в университете кипела. И не столько на лекциях, сколько в кампусе – чудесном «University Park Campus», который ребята называли сокращённо «Ю.Пи.» Здесь, в Центре искусств, ставила спектакли театральная труппа, где Энтони стал одним из актёров. Вошёл в актив Студенческого союза, который располагался в Портленд-билдинге – здесь же, в Парковой зоне. К нему в люкс толпами стали ходить ребята, часто с подружками, вечера проходили весело. Но скоро это стало его утомлять, да и заниматься мешало. Энтони же хотел получить основательные знания по своей специальности «Право и общественные науки». К тому же он посещал и лекции другого факультета – «Точные и естественные науки».

К середине второго курса Энтони Энкоредж и Руперт Ванбург решили объединиться. Они сняли спаренный люкс. Теперь одну неделю двери для всех друзей были открыты на половине Руперта, вторую – на половине Энтони. Можно было присоединяться к компании или удаляться к себе. Это оказалось отличным выходом. Энтони и Руперт ладили прекрасно. Их семьи были давно хорошо знакомы. Руперт учился на медицинском факультете, здание которого вместе с университетской больницей образовывало Королевский медицинский центр. Вся эта территория также примыкала к Ю.Пи. Кампусу. Энтони, чей инстинкт познания был безграничен, ходил и с Рупертом на лекции, правда, не слишком часто…

Руперт, в бежевой рубашке с монограммой и твидовом пиджаке от Кардена, выглядел совсем не по-американски. Крепко взяв Энтони за руку, он отвёл его к столику.

– Ты по-прежнему предпочитаешь бордо? Есть Линч-Баж и Шато-Лафит.

– Лафит, – кивнул Энтони. – И салат с фуагра.

Они выпили за встречу.

– В Штатах бешенный ритм и жизни, и работы. Особенно в госпиталях. Я практиковал в Вашингтоне, в отличной клинике. Там прекрасное оборудование, и условия для врачей, для больных, лаборатории результаты выдают почти мгновенно. Очень полезно поработал. Но, знаешь, я так и не привык к бесконечным воплям: «Давай!», «Быстрей», «Чёрт!», «Мы его теряем!». От «Макдональдсов» просто воротило. То ли дело бары в Портленд-билдинге, в нашем Шервудском лесу, помнишь?

Ещё бы не помнить! «Шервудским лесом» Энтони и Руперт называли Кампус Университетского Парка, ведь он располагался как раз на том месте, где в двенадцатом веке шумел Шервудский лес и бродили лучники Робина Гуда…

Недалеко, в круге весело щебечущих женщин, Энтони увидел Памелу Винеблс… нет, теперь Мортон. Она смотрела на него, улыбаясь. Памела, Пэм, его первая любовь… Они оба были на первом курсе, познакомились в Уоллатонском парке, когда оба пришли осмотреть дворец Уоллатон-холл. Юная, тоненькая, с восторженно распахнутыми глазами, в шёлковом платье с рукавами-крылышками и под пояском, она показалась ему девушкой из того далёкого времени, жительницей этого дворца. У них были романтичные отношения и страстная близость. Они ходили в церковь Сент-Мэри, в Каунти-холл, особенно любили гулять в парке Арборетум. Пэм училась на факультете биологических наук, жила в другом кампусе – Sutton Bonington, но это не имело значения. Она оставалась в люксе Энтони, отдавалась ему с таким неистовством, которое сначала ошеломило молодого человека, потом восторгало и возбуждало, а через время стало утомлять – не физически, а морально. Причём, днём Пэм выглядела такой наивно-невинной девочкой, что трудно было поверить…

А потом Пэм объявила ему, что влюбилась в другого человека – в студента-старшекурсника Джона Мортона. Мортон был лидером Студенческого союза, в нём явно проглядывался будущий парламентский деятель. Так, кстати, и случилось: ныне Мортон довольно активный и успешный политик… Пэм уходила с заламыванием рук, слезами и раскаянием, в полной уверенности, что разбивает Энтони сердце. Он не стал её тогда разочаровывать, разыграл глубокую скорбь – недаром участвовал в спектаклях! Но в душе был благодарен девушке: она избавила его от тягостного и подловатого поступка – самому разорвать связь… Им приходилось иногда пересекаться, и Энтони явно видел: Памела считает, что повергла его в пожизненную любовную тоску. То, что Энтони всё ещё был не женат, питало эту её фантазию. Вот и теперь она смотрела на него ласково и кокетливо. Энтони не стал разочаровывать бывшую подружку: улыбнулся с налётом печали, вздохнул как бы украдкой и медленно отвёл взгляд… Получилось неплохо!

На застеклённой веранде, в зимнем саду, ему пришлось слушать восхищённые рассказы о своём старшем брате: кто-то недавно видел графа Катерхема на яхте, в Адриатическом море. Энтони приветливо кивал и думал о том, что Чарльз в своём амплуа. Блестящий выпускник Оксфорда, его брат своеобразно использовал свои знания в литературе, географии, истории. Он ездил по миру, мелькал в светских хрониках, слыл заядлым театралом и покровителем подающих надежды писателей. Конечно же, играл в поло и гольф, участвовал в международных авторалли, непременно на скачках Ройял-Эскот… Последний раз Энтони общался с братом два года назад, на юбилее отца. Тогда Чарльз провёл с родственниками целый вечер, а рано утром улетел в Южную Америку, где собирался спускаться с экстремалами в какой-то каньон. Потом несколько раз видел издалека: на бегах, в проносящемся мимо автомобиле, в ложе театра. Каждый раз Катерхем махал ему издалека рукой – белозубо-улыбчивый, загорелый, спортивный… Энтони любил брата, однако в Оксфорд не стал поступать именно потому, что Чарльз, старший на два года, учился там и был звездой первой величины.

Когда он вернулся в ресторанный зал, там уже не было первоначальной толчеи. Гости разбрелись по разным комнатам: курили, играли в карты, спорили о политике, в открытой двери бара мелькали танцующие пары. За одним из столиков сидел Джимми Чартерис и махал рукой, официант как раз ставил перед ним напитки и блюда. Энтони подошёл, опустился рядом на стул.

– Только освободился, – пожаловался Джимми. – А всё этот чёртов Свен!

Вне стен Воксхолл Кросса сотрудники не называли своих «подопечных» настоящими именами. Только условными. Террорист Олаф Хольгер носил прозвище «Свен», его организация именовалась «Парабеллум».

– Значит, след подтвердился? – спросил Энтони.

Джимми кивнул, прожёвывая мясо, запил красным вином, ответил:

– Да, его видели в Румынии, это точно. Он сейчас не боится «светится», думает, нам ещё неизвестно его новое обличие. Таким красавчиком стал после пластической операции!

– Он и раньше был неплох собой, – бросил Энтони. – Помнишь ведь: когда его чуть не взяли в Дублине и он, выворачиваясь, подорвал дом, ему слегка обожгло лицо… Думаю, пластика связана скорее с этим, чем с желанием изменить себе до неузнаваемости.

– Помню хорошо. Но этому оборотню всё на руку, даже ожёг. Впрочем, – Джимми улыбнулся, – мы тоже свою игру играем хорошо. Знаем, как он выглядит, но вида не подаём. Во Всемирной Сети висят его старые фото, вот он и думает, что конспирация полная. Пусть думает и гуляет по Румынии до поры, до времени. А я на днях отправляюсь туда, в район Трансильвании.

– Трансильвания… – протянул Энтони и кивнул, позволяя Джимми налить ему в бокал вина. Отпил глоток, пошутил: – Это, если не ошибаюсь, в гости к самому Дракуле?

– Похоже! Свен если не сам Дракула, то из его когорты, это точно! Но сначала, возможно, заеду в Германию.

– Там он тоже наследил?

– Да, именно оттуда и потянулась ниточка… Месяца два назад его впервые заметили там. В аэропорту Франкфурта. Он, вроде бы, собирался лететь одним из тамошних рейсов, но не полетел. Передумал или чего-то испугался. Очень осторожный зверь!

Бокал, который Энтони нёс к губам, дрогнул, несколько капель пролились на скатерть. Он этого не заметил. Медленно поставил бокал, спросил осторожно:

– А куда Свен собирался лететь, известно? Каким рейсом.

– Нет, – покачал головой Джимми. – Этого мы не знаем. Сам понимаешь, аэропорт огромный, рейсов множество.

– Когда, говоришь, это было?

– Два месяца назад, в октябре. День точно не помню, но у меня все данные есть. Ты ведь тоже одно время занимался Свеном? Как аналитик.

– Да. – Энтони сам не замечал, что легонько массирует грудь в районе сердца. – Джимми, я завтра зайду к тебе, и ты мне дашь все эти данные. Пополню свою коллекцию. Возьму официальное разрешение и приду.

– Договорились. А, может, и в Румынию со мной слетаешь?

Джимми, конечно, пошутил, но Энтони, улыбнувшись, ответил почти серьёзно:

– Кто знает…

Утром он с трудом заставил себя выждать сорок минут от начала рабочего времени, прежде чем пойти в Джимми Чартерису. Полчаса назад получил разрешение на доступ к секретным данным и просто сидел у себя в кабинете, ничего не делая. Состояние было такое, словно его температурило: кружилась голова, расплывались мысли. Ночью Энтони почти не спал: временами впадал в полусон, начинало что-то сниться, он просыпался, пытался поймать, вспомнить эти обрывки снов… Почему, почему ему больше никогда не снился тот сон! Он всегда так думал: «сон»… Нет, не надо себя обманывать – не всегда. Поначалу пытался найти нечто реальное по эту сторону сновидения. Но потом научился иронизировать над собой, отыскал вполне приемлемые объяснения многому… И вдруг – все чувства снова в нём вывернуты, взбудоражены!..

Но нет, не торопись – остановил Энтони себя. Надо выяснить до конца: настолько ли разительны совпадения? Пора идти к Джимми.

Чартерис дал Энкореджу диск в опечатанной упаковке с грифом «Для внутреннего пользования». Открыв на мониторе содержание диска, Энтони быстро листал страницы, бегло их просматривая. Он знал, что искать. Аэропорт Франкфурта-на-Майне, октябрь, тот самый день… Именно тогда он летел из Дакара в Нью-Йорк, и в том самолёте ему приснился сон. Сон, который был явью – страшной и прекрасной… Был явью до того момента, когда он проснулся…

Вот он! Рейс из Франкфурта на Лос-Анджелес!

Энтони быстро прикрыл глаза, потому что уже успел увидеть то, чего видеть не хотел – время вылета. Перевёл дыхание и посмотрел – тяжёлым, обречённым взглядом. Время разительно не совпадало, на несколько часов. Он посидел, приходя в себя, переживая настоящий стресс разочарования. Пришлось признаться – он почти поверил… Во что? Господи, во что!

И всё-таки – вот же упорный характер! – Энтони открыл программу с географическими картами, проложенными маршрутами воздушных и земных путей. Стал прикидывать: рано утром его рейс проходил над Саргассовым морем, в районе, который принято называть «Бермудским треугольником». А как летают из Германии в Калифорнию? Маршрут проходит в тех же местах, немного в стороне. Однако если приблизительно за час до времени «икс» в немецком рейсе поменять курс, то оба самолёта как раз сойдутся в районе «треугольника»… Могли бы сойтись, вот только если бы самолёт из Франкфурта не улетал значительно раньше. Эти три недостающих часа вновь заставили его понять – есть только фантазия, его воображение…

Зазвонил телефон. Энтони взял лежащую под рукой трубку, сказал обычным, уже спокойным голосом:

– Да, слушаю.

– Это Чартерис. Слушай, Энтони, в тех данных, которые я тебе дал – по Хольгеру, – есть одна неточность. В тот день, когда он был замечен во Франкфуртском аэропорту, все рейсы, вылетающие после пяти вечера, были задержаны. На три часа. Это мне уточнили только что. Так что можешь исправить. А Хольгер, судя по всему, собирался отправиться в Южную Америку. Был как раз рейс на Лос-Анджелес, похоже, им собирался лететь, а там до Мексики рукой подать… Может, это и неважно, в конце концов, он ведь не летел. Но факт есть факт.

Энтони подержал трубку на весу, слушая гудки отбоя, потом осторожно, медленно положил её на базу. И ударил кулаком по столу! Его глаза блеснули горячим пламенем, голос зазвенел гавайской струной!

– Тори, я тебя найду!