Текст книги "Самурай"

Глава 18

Мои планы устроить фейерверк ко дню рождения проф зарезал. Слишком уж он догадливый, вовремя решил проверить, что именно я заказываю. И конфисковал все петарды, ракеты, шутихи и химреактивы, еле я у него набор светящихся красок выцарапал.

Зато он предложил мне научиться водить элемобиль: две недели осталось – потом я смогу сдать экзамены и получить права. Ездить меня учил Рафаэль. Но если я повторю хотя бы одну из его сентенций при экзаменаторах, меня навсегда занесут в чёрный список, и не видать мне прав как своих ушей.

Рафаэль – гонщик, победитель и призёр целого списка разных соревнований. А Филиппо – вице-чемпион Этны по скалолазанию. А Марио – чемпион Палермо по кемпо (летом Лео даже взял у него автограф). Синьор Соргоно только недавно перестал участвовать в соревнованиях снайперов и выигрывать их, и так далее. Лабораторный парк – интересное место.

Марио, кстати, почему-то сияет, как новенький катер. Я поинтересовался.

– Ему привезли драгоценную базуку, – ухмыляясь, ответил Филиппо.

Я расхохотался:

– Вернули цацку!

– Ну все, – грозно проговорил Марио, многозначительно засунув большие пальцы под ремень, – ты меня достал. Сейчас получишь по полной программе. Потом пойдёшь и пожалуешься!

– Вот ещё! Пошли лучше в зал, давно хотел с тобой сразиться на мечах.

Поймал я его. Марио считал меня слишком маленьким и хрупким, чтобы фехтовать с ним. А теперь не отвертится.

Не отвертелся. Восемь-два в его пользу. Я надеялся на лучший итог.

После обеда в день моего рождения Рафаэль, брезгливо поводя носом, заявил, что теперь я в состоянии обогнать любую чересчур осторожную пожилую синьору на старой таратайке. Я обиделся: не так уж плохо я езжу. И вообще, если он считает, что водить мобиль надо учиться годами, кто ему мешал начать заниматься со мной раньше? В результате мы поссорились: Рафаэль припомнил, что именно он был одним из тех двух несчастных обманутых охранников, вырывших мне окопчик для опытов со взрывчаткой, за что синьор Соргоно ругался на него недели две. Пришлось извиняться за дела давно минувших дней. Мы помирились и отправились праздновать «в кругу семьи», как выразился начальник охраны.

Как выяснилось, проф под страхом ужасных кар запретил дарить мне оружие (Филиппо прошептал мне это на ухо), а то бы у меня сегодня появился целый арсенал. Так что я получил кучу всяких полезных штук для «Феррари» – очень даже неплохо. И – лёгкий скафандр! Проф схватился за голову: этого он не предусмотрел. Чтобы его утешить, я обещал не лезть в космос с бухты-барахты, а сперва научиться, вот будет побольше времени…

Профу его собственные законы не писаны, поэтому он подарил мне в пару к катане ещё и вакидзаси. Или он не считает это оружием? А зря! Полный самурайский доспех, конечно, не оружие, но отлично на меня налез, только оказался чуть коротковат, но всё равно здорово!

Оружием я сам обзаведусь. Бластер я покупать не буду: это незаконно, и проф расстроится, если я так сделаю. А вот против холодного оружия он ничего иметь не будет, раз сам дарит такое. В четверг вечером я зашёл в мастерскую по ремонту элемобилей с большим листом стального проката, и мне по старому рисунку за полчаса сделали четыре комплекта метательных звездочек-сюрикенов[12]12
  В комплекте – девять штук. Девять – сакральное число.


[Закрыть]. Учиться придется самостоятельно: этого давно никто не умеет. Ха, подумаешь, научился же я год назад бегать по воде. Так что всё просто: читаем внимательно руководство и каждый день где-нибудь подальше в парке, чтобы никто не пялился и не задавал глупых вопросов, по крайней мере час портим окружающие деревья.

В пятницу Антонио учил меня надевать и проверять скафандр – он у нас единственный специалист по выходам в космос. Теперь ещё я буду.

А в субботу я праздновал с друзьями; ещё одиннадцать таких сдвоенных праздников, и число моих лет совпадет с числом торжеств по этому поводу – грандиозные планы.

Гостиную я отделал к приёму гостей. Народ ахнул: копии фресок из кносского дворца на стенах, мозаика на полу оттуда же, какой там был потолок неизвестно, не дожил он до появления археологов, поэтому я ограничился подходящим орнаментом. Мебель, правда, пришлось заказать в модном сейчас египетском стиле (по рисункам синьоры Арциньяно!). Единственная вещь, которой никак не могло быть у царя Миноса, – это голова горыныча на стеклянном столике. Профу все это ужасно не понравилось, но он ничего не сказал и даже постарался не подать виду. Дались ему эти дурацкие белые стены и пластик с металлом в качестве мебели! Мне не нравится.

Мы весело провели время, только идею четырнадцать раз сбросить меня с вышки в бассейн я пресёк: заявил, что меня уже окунали.

– Ну вот, – обиделся Лео, – если бы я знал…

– Ничего, подожди год, сбросишь пятнадцать раз, – утешил его Алекс, – тем более это будет ещё на каникулах.

– Я вас обоих раньше утоплю! – заметил я. – Или ещё лучше, мы отметим его в каком-нибудь безводном месте.

– На Этне нет пустынь, – заметил Лео.

Я уже раскрыл рот и сразу же его захлопнул, чуть не проговорился, где мы будем праздновать через год: на Эрато! А что? «Феррари» долетит, шлюз у него есть, лёгкие скафандры можно взять напрокат, и в катер они поместятся. Только мне надо помалкивать, а то эта парочка найдет способ построить бассейн на необитаемом спутнике, знаю я их.

Когда гости разошлись, я обнаружил два голубых бантика, завязанных на рогах самурайского шлема: Лариса повеселилась, это она сегодня была в белом платье с голубой отделкой. Я снял ленточки с рогов и спрятал их в стол.

На следующий день я наконец получил вожделенные водительские права. Ничего сверх того, что может осторожная леди на старой таратайке, от меня не потребовали. Наоборот. Председатель комиссии произнёс передо мной и ещё несколькими такими же, как я, ребятами речь. Предостерегал он нас от лихачества и чрезмерной самоуверенности. «И катайтесь пару лет, как осторожная синьора», – заключил он.

Оказалось, что в этом семестре по средам мне не надо ездить в университет, и я просил синьора Соргоно назначать всякие большие и веселые учения класса «каждый против всех» именно на среду, чтобы я опять мог в них участвовать, а то четыре раза уже пропустил.

Так что через неделю после своего дня рождения я ползал по голому и мокрому от зимних дождей парку, стараясь перестрелять всех остальных и самому не попасть под выстрел (чтобы смыть потом краску с кожи, надо потратить не меньше часа, или сутки подождать – сама испарится).

Кого-то я вычислил и уже пристроился было выстрелить, как вдруг этот «кто-то» (им оказался проф) встал, знаками показал: «вне игры» – и ушёл из леса.

Летучие коты! Первый раз я его вычислил! Досадовать некогда, играть надо, тем более я уже троих подстрелил: неплохой результат.

Я подстрелил ещё кого-то и едва успел откатиться в сторону: то место, где я только что лежал, оказалось под обстрелом сразу с двух сторон. А теперь назад, ох и взяли меня в переплет! Повезло! Два стрелка решили заняться друг другом, и через несколько секунд оба поднялись, взаимно уничтожившись. Отлично, кто тут ещё есть? И главное – где? Я ползал по парку ещё минут десять, а потом услышал:

– Стоп, игра закончена.

В первый раз я «дожил» до конца. И результат у меня «четыре». Сердце радостно забилось: очень может быть, что я выиграл.

Я встал и пошел к месту сбора. Двумя игроками, подстрелившими друг друга, оказались Марио и синьор Соргоно. Вот это да! Как это я от них увернулся? Оба были страшно недовольны собой. После меня пришёл только Филиппо, он тоже был очень рад, что «дожил». Но у него «три»! Я издал рев победившего горыныча. А потом с подозрением оглядел окружающих, не дай бог они тут со мной в поддавки играли – месть моя будет страшна и неотвратима, и это не шутка. Нет, не похоже: синьор Соргоно провёл разбор игры, особо глупых действий я не уловил, все как всегда. У меня плечо заболело, столько раз по нему хлопнули.

Стряхнув с себя самые большие комья грязи, я вошёл в дом с намерением немедленно снять комбинезон, помыться и переодеться. Охранник на входе передал мне просьбу профа сразу же зайти к нему в кабинет.

Что ещё такое срочное? Захожу.

Проф был не один: в моем любимом кресле устроилась какая-то немолодая синьора, а рядом с ней стоял парень примерно моих лет. Я поздоровался.

– Знакомься, Бланка, это мой сын Энрик. Энрик, это твоя тётя, синьора Будрио, и её сын Виктор, – сказал проф.

Тётя недовольно поджала губы, не буду её так называть, синьора Будрио и синьора Будрио, она не имеет ко мне никакого отношения. Виктор тоже не рад был меня видеть. Оказывается, синьора Будрио вышла замуж за инопланетника и много лет прожила на Новой Сицилии. Ну что не на Этне, я и так мог сказать, её сыночек в жизни съел больше пирожных, чем отжался: не то чтобы он был очень толстым (хотя килограмм десять лишнего жира в нем точно было), но какой-то расслабленный, не так, как мастер кемпо, а как больной или раненый. Пожимать ему руку я не стал под тем предлогом, что моя слишком грязная.

Проф оглядел меня в поисках следов краски:

– Ты выиграл? Поздравляю.

– Да ну-у, – пожаловался я, – Вы ушли, а синьор Соргоно и Марио аннигилировали.

– Не кокетничай, я же вижу, как ты доволен. Ладно, иди приведи себя в порядок.

Я кивнул и ушёл. Зачем профу надо было представлять меня в таком виде? В том, что он сделал это нарочно, я не сомневался. Хотел показать этому пентюху, какие парни у нас на Этне? Вид у меня романтичный – так Лариса сказала после того, как мы её спасли, а сейчас я одет в тот же самый комбинезон, опять в гриме, и на плече так же висит бластер, правда учебный, но этот тип не отличит.

Между прочим, пока в доме посторонние, невозможно работать. А за последнее время я только пару жучков поставил. Уже скучать начал. Надеюсь, они скоро отсюда уберутся.

За обедом выяснилось, что Виктору уже полных пятнадцать лет, он закончил девятый класс (длинный пассаж о том, какой он отличник, как много занимается, как ему некогда бегать с бластером) и сейчас у него летние каникулы. Я блаженствовал в предвкушении вопроса о моих школьных успехах, в том, что он будет задан, я не сомневался.

И вот наконец критичный взор синьоры Будрио обратился на мою особу: если бы я не умел держать вилку, осчастливил бы её на всю жизнь. Задавать вопросы этому, этому… Взгляд у неё очень красноречивый, не то что язык. Так что она посмотрела на брата и спросила у него:

– А в каком классе учится Энрик? – сладким голосом. Начало атаки по всему фронту – фи, как неизобретательно, а я-то рассчитывал на длинный цирковой номер.

– Энрик учится в университете, – ответил проф. Виктор даже забыл жевать. Его мать тоже.

– Э-ээ, ну-уу на Этне, конечно, не такое уж хорошее среднее образование…

– Экзамены на аттестат одинаковы во всей цивилизованной части Галактики, – заметил проф, – и ты, Бланка, тоже училась здесь.

Его сестра покраснела как помидор и молчала минут пять.

Не знаю, о чём она думала, но после пустилась в воспоминания о детстве дорогого брата Роберто, о том, какой он был замечательный и так далее.

Если бы я поверил, это была бы месть. Но я посмотрел на профа и подмигнул: в том, что он был вроде меня, я не сомневался.

Не-е, дуры занимательны не более получаса, а потом надоедают. Хочется же поговорить о чём-нибудь интересном, а она всё болтает и болтает. И никак её не заткнуть! Если я придумаю какую-нибудь каверзу, то подведу профессора, она его в покое не оставит. Что же делать? Проф догадался первым. Пока его сестра в очередной раз набирала в грудь побольше воздуха, он обратился к племяннику:

– Виктор, ты играешь в шахматы?

Мальчик кивнул. Ну всё, берегитесь все дуры этого мира: мы начали обсуждать самые интересные партии финала последнего чемпионата Этны; Виктор же о них ничего не знает, надо просветить.

Синьоре Будрио пришлось сделать вид, что она что-то понимает. И замолчать! От шахмат мы перешли к другим видам спорта и обсудили достоинства и недостатки различных конструкций гоночных элемобилей. По ходу дела я забросил наживку, признавшись, что Рафаэль не слишком доволен тем, как я вожу машину, и видел, как улыбнулась синьора Будрио. Повеселимся. А парень, пожалуй, не так уж глуп, в шахматах разбирается, да и матушка его порядком достала.

После обеда Виктор увязался за мной:

– Э-э, Энрик, а что ты сейчас будешь делать?

– Решать одну задачу, – ответил я. – Если у меня останется время до тренировки, можно будет сыграть в шахматы, – сжалился я над несчастным. – Дать тебе что-нибудь почитать?

– Ну дай…

Я привел его к себе и оставил перед шкафом с дисками, а сам сел заниматься. Виктор что-то нашел и вставил диск в считыватель.

– Если ты выбрал что-нибудь смешное, катись в соседнюю комнату, – велел я, не оборачиваясь.

Он хмыкнул и ушел в мою потрясающую гостиную.

Синьор Брессаноне превзошел самого себя. Я придумал было длинный и сложный путь решения его задачи, а потом вдруг увидел, что всё гениальное просто. Сам себе не поверил и трижды проверил законность всех выкладок, вплоть до возведения заведомо положительных выражений в квадрат.

А потом пошел выполнять своё обещание. Виктор бродил по мемориальной гостиной царя Миноса и моего охотничьего трофея.

– И тебе всё это разрешили? – Он кивнул на копию фрески «Дамы в голубом».

– А что? – удивился я.

– Ну… порнография[13]13
  Платья «Дам в голубом» полностью открывают грудь.


[Закрыть]…

– Чего?! – оскорбился я. – Если ты не знаешь разницы между красотой и уродством, это твоё личное горе.

Виктор покраснел. Зачем я на него так набросился?

– Ты хоть раз настоящую порнографию видел? – спросил я.

– Не-е, – признался он, – а ты?

– Видел, – ответил я, – гадость. (Лазал как-то на один сайт, даже не из любопытства, а в пику профу, потом полдня тошнило.)

– А такого, – он показал на голову горыныча, – где можно купить?

– Не знаю, может быть, нигде.

– Как это?

Я рассказал, кто такой горыныч и как я его заполучил.

– Здорово! И тебя не выпороли? Я посмотрел на него в упор.

– Ну чего? – потянул он. – Мама говорила, что тут… Меня никогда…

– Значит, так, объясняю один раз. Во-первых, ты не Дома, а на Этне, при девчонках даже не заикайся. Во-вторых, спрашивать можно только у самых близких приятелей, если они не против. Ясно? А то тебе просто набьют морду, учти. С тобой даже десятилетка справится. Так что твое праздное любопытство останется при тебе: за три месяца ты не успеешь завести никого, у кого бы мог спросить.

– Угу, – вздохнул он, постаравшись не выдать своего разочарования.

Я посмотрел на часы:

– Мне пора на тренировку, в шахматы будем вечером играть.

– А посмотреть, как ты тренируешься, можно?

– Спортзал внизу, а спрашивать надо у сенсея.

В порядке компенсации за утреннюю победу тренировка прошла неудачно (для меня). И этот тип всё видел. Впрочем, он ничего не понял.

Ну эта заботливая мамочка даёт: привезти сыночка туда, где он все время будет чувствовать себя ущербным. Если, конечно, не дурак. Хорошо учатся многие, и это никому не мешает «бегать с бластерами». И ещё. Я как-то осенью взломал «педагогический форум»: оказывается, наш «министр просвещения» ещё лет пятнадцать назад велел специально заботиться о том, чтобы в каждом классе каждой школы корпорации обязательно была минимум одна очень умная девочка (если надо, снижают размер оплаты или даже берут бесплатно). Ну какой же парень согласится с тем, что девчонка делает что-то лучше, чем он? Работает не для всех, но в общем неплохо придумано. Педагоги втайне от детей (тех, кто не умеет взламывать) обсуждали, как бы сделать эту меру ещё эффективнее.

А в шахматы Виктор играет так себе, знает кучу дебютов, но своей фантазии нет. Не стратег.

Следующие два дня синьора Будрио показывала сыну всякие достопримечательности Палермо. Поэтому надоедала нам только за завтраком и ужином. Самым несчастным человеком в Лабораторном парке в эти дни был Рафаэль. Вечером в пятницу он взбунтовался: заявил синьору Соргоно, что не надо быть гонщиком, чтобы возить по городу эту ведьму. Синьор Соргоно согласился с его доводами и, зловеще улыбаясь, обещал, что с понедельника будет использовать эту работёнку в качестве наказания нерадивым, невнимательным и так далее (список длинный). Лабораторный парк испуганно замер.

Глава 19

Лариса почему-то не захотела провести выходные вместе со мной, да ещё и погоду обещали отвратительную. Я уже начал страдать, когда мне позвонил Алекс и сказал, что раз уж у наших девчонок появились какие-то тайны (и Лаура, и Джессика отказались их выдавать), то и мы можем провести пару дней, занимаясь чем-нибудь неинтересным им и интересным нам. В итоге мы договорились собраться у меня и заняться наконец проектом «Кремона», а Гвидо пусть учится, хватит дурака валять, не маленький.

А куда я дену своего приёмного кузена? Точнее, это я его приёмный кузен – так я и объяснил друзьям. Синьора Будрио отправилась встречаться с приятельницами, которых не видела шестнадцать лет, и её сынок был оставлен на моё попечение.

– Ладно, – великодушно проворчал Лео, – будет мешать, выгоним.

Напуганный его грозным видом Виктор забился в угол. Вот пусть там и сидит. А мы занялись делом. У меня накопились кое-какие идеи, и я жаждал ими поделиться.

– Синьоры, – начал я торжественно, – не кажется ли вам, что, во-первых, мы изобретаем велосипед, а во-вторых, делаем это уже во второй раз?

– М-мм, – задумчиво сказал Алекс, – пожалуй, да. А что ты предлагаешь?

– Ну сначала разобраться в том, что произошло. Я имею в виду, что не только мы, но и вполне профессиональные службы внешней разведки почти ничего не знают о многих сторонах жизни своих противников. А в древности, на Земле, знали.

– То есть такую информацию собирали?

– Ну да.

– Что же изменилось? – спросил Гвидо.

– Я думаю, в эпоху начального терраформирования просто не было необходимости, а проблем и так было выше крыши… Вот перестали же у нас преподавать историю, да и литературу, кстати, тоже. По-моему, это взаимосвязано.

– У вас нет истории? – удивился Виктор. – Здорово! Мы посмотрели на него как на идиота.

– Ладно, поехали, – предложил Лео. – Первый вопрос: какая информация считается разведывательной сейчас?

– Численность, дислокация, обеспеченность техникой, стоимость коммуникаций[14]14
  Понятно, что при описываемом уровне техники можно снабжать любую воинскую часть, в любой точке планеты. Вопрос только в цене.


[Закрыть], ТТХ боевой техники, производительность военных заводов, обеспеченность стратегическими ресурсами, новейшие научные и технические достижения, – перечислил Гвидо.

– Садись, «А»[15]15
  Высший балл в этнийских школах.


[Закрыть], – сказал я, – ты забыл только досье на представителей руководства.

Гвидо покраснел от удовольствия (или от смущения).

– Второй вопрос, – гнул Лео свою линию, – какая информация считалась разведывательной на Земле?

– Вся, – ответил Алекс. – У меня сложилось именно такое впечатление.

– М-мм, нехорошо, «вся» – это слишком много, её нельзя успеть обработать, – заметил я, – давайте как-нибудь структурируем.

– Угу, во-первых, те грабли, на которые уже наступали, – предложил Лео, – уровень жизни, законы, психологическая обработка.

В случае с Ористано у нас не было проблем, потому что основная идея умирает, в неё никто не верит, как в первом веке в Риме не верили уже в Юпитера, Марса и Юнону.

– А с Кремоной так не получится, – сказал я, – иначе лейтенант не вскрывал бы себе вены. Если в идею верят люди с головой на плечах, значит, она жива.

– А синьор Мигель уже начал под неё подкапываться, – заметил Алекс.

– Это не подкоп, просто он позаботился, чтобы они больше не пытались никого резать, – пояснил Гвидо.

– Не все так просто. Эффект может быть прямо обратный: что если им прикажут вести себя так на любой оккупированной территории. А то, что сделал синьор Мигель, их солдаты и офицеры могут просто не узнать. Мне показалось, лейтенант был просто потрясен, когда понял, что пытать его не будут ни в коем случае, – сказал я.

– Как это «не узнать»? У них что, Интернета нет?

– На Ористано был? – ответил я вопросом на вопрос.

– Понятно…

Мы ещё долго спорили, составляя новый список военно-значимой информации. Устали.

Лео стоял у окна и барабанил в стекло. А с той стороны в него барабанил дождь.

– Когда это кончится? – простонал он, имея в виду погоду.

Не только он застоялся. Я бы тоже поплавал или полазал по скалам. А бассейн у нас открытый, вода тёплая, но потом вылезать под дождь…

– А «Феррари» что, сломан? – удивился Алекс. ~ Обижаешь? – спросил я.

– Кто нам мешает долететь до солнечной погоды?

– В общем, никто. Безопасность, как всегда, не гарантируется, – предупредил я.

– Напугал, – ухмыльнулся Гвидо.

– Ну что, все «за»? – поинтересовался я. Ребята кивнули.

– А я? – подал голос Виктор.

– Ну место есть, – ответил я, – каждый решает для себя сам.

– Я с вами.

– Лео, там в караулке сидит Марио, и он относится к тебе так же хорошо, как ты к нему. И у него есть ключ от склада. Попроси у него пять сухпайков. Вообще-то у меня есть отмычка, но использовать её против того, кто подарил, как-то…

– Понятно.

Я ещё не закончил тестировать катер, когда Лео уже появился вместе с провизией (не забыть про какую-то визию, как сказал Винни Пух, любимый герой приютских деток).

Я сразу ушёл за облака и полетел к югу.

– Вот тебе хорошая погода, – пошутил Алекс, – можно идти на посадку, вон на ту тучку.

– Без проблем, – ответил я и медленно погрузил катер в молоко. Потом вынырнул обратно. Сплошное море облаков закрывало небо над половиной континента. Подходящее место я нашел уже далеко на юге: ничейная территория, хвойный лес (динозавры не водятся), поляна, речка, голубое небо и яркий Феб на нем. Тихо-мирно. Тем не менее я незаметно от ребят выставил караульных белок: лучшие сторожа.

Виктор возлежал на плащ-палатке, а мы возились на весенней травке, уронили Гвидо в воду, высушили (ну… почти…). В отсутствие девочек поспорили, кто больше раз отожмётся. Выиграл я, потому что решил, что Лео отожмется раз сто, и был морально готов их проделать, а Лео, как выяснилось, решил, что я выдержу раз восемьдесят, поэтому на восемьдесят пятом сломался. Я отжался ещё два раза и тоже сломался. Черт, сто раз – это я загнул.

Потом мы с ним валялись на травке, задрав к небу верхние конечности и с трудом ими потряхивая.

Пора возвращаться. Мы оставили белкам печенье и крекеры (они и я знали, что – это за работу) и полетели домой.

Ну да, чтоб я улетел без разрешения и не влип! Такого просто не может быть. Четыре «Джела» с ненавистными буйволами на броне. Ох, они ж меня явно узнали. Проф предупреждал: серебристых «Феррари-2978-66» на Этне три штуки, с ястребом на борту – две, в Северном полушарии – один. И у Кремоны все летчики знают, что мы сделали с тем десантным крейсером.

– Лео, как всегда, хвост, – сказал я, – Алекс, Гвидо – право, лево. Посмотрите, чтобы Виктор был пристегнут. Ребята, я иногда буду у вас отбирать бластеры, тогда предлагаю просто полюбоваться видом.

– Что это? – взвизгнул Виктор.

– Это бой, – насмешливо объяснил Лео, – не беспокойся, с нами это уже случалось.

Виктор затих. Только еле слышно икал.

Настало время серьёзно испытать мою программу управления огнем и ракетами. «Джел» во всём уступает «Сеттеру», но только ему… Экраны у них помощнее, двадцать ракет у каждого против моих пятнадцати. И – их четверо. Зато у меня выше маневренность, больше скорость и, главное, мой сюрприз, если, конечно, в моей программе не слишком много ошибок.

Они начали с ракет: не доверяют своим способностям или слишком уважают наше умение? Не важно. Сначала немного побегаем. Когда за нами летели уже семь ракет (и это при том, что ребята неплохо их сбивали), я наконец выпустил свою модель «Чокнутый Энрик», моя ракета кувыркалась, меняла цели и вообще вела себя как психованная, в итоге уже через пятнадцать секунд летчик, к которому она была ближе всех, не выдержал и нажал кнопку противоракетной защиты. Все ракеты взорвались не достигнув цели. А я вошёл в абракадабру, четыре бластера, верх, хвост, низ, нос, в автоматическом режиме передавали друг другу почти беззащитную цель. Двух оборотов мне хватило. «Джел» взорвался.

Виктор просто визжал от ужаса.

– Красиво, – восхитился Алекс, – какие у тебя ещё сюрпризы?

– Сейчас увидишь, – обещал я и на максимальном ускорении, которое бы нас не сплющило, пошёл вниз.

«Джелы» пристроились за мной, я круто взял вверх и в этот момент выпустил ещё две ракеты в одну цель, он просто не успел среагировать: слишком близко. Алекс туг же добил его несколькими выстрелами. Нас тряхнуло. Но два других Джела были ещё ближе, и один из них точно пострадал: он уходил на максимальной скорости: наверно, ждал, когда экраны выйдут на рабочий режим. Если бы второй тоже удрал, нам пришлось бы плохо, но он, видимо, решил заполучить всю славу себе. Второй фокус – серпантин с фейерверком – у меня уже тоже отлажен: право, низ, лево, верх так же согласованно передавали друг другу цель. Все мои экраны пострадали, но довольно равномерно. Он тоже пытался вертеться, подставляя мне разные бока, чтобы дать возможность защитным экранам восстановиться, но за это он отдал точность попаданий. Сейчас добью. Но тут последний Джел вернулся и сел мне на хвост. Лео свое дело хорошо знает, и все же нам пришлось потратить ещё одну сумасшедшую ракету, когда Джел её взорвал и остался почти без защиты, Лео не сплоховал. Два катера взорвались почти одновременно.

– Вы входите в воздушную зону ответственности корпорации Кальтаниссетта, – услышал я по радио приятный женский голос, – идентифицируйте себя или будете атакованы.

Самая приятная угроза, какую я только слышал в жизни. Я назвался и послал свой идентификационный код.

Из нашей зоны мы перешли в безопасную (в мирное время) нейтральную зону Палермо и вскоре сели на площадку в Лабораторном парке. Дождь шел по-прежнему.

– Очень здорово, – спокойно прокомментировал Алекс, – но скучно, ты почти не дал нам пострелять.

– Вы психи! – взвизгнул Виктор.

– Но-но, без бабских истерик, – велел ему Лео, – прилетели, живы-здоровы – и слава Мадонне.

Мы выбрались наружу. Я пошёл в обход «Феррари», чтобы посмотреть, как сильно он пострадал.

Виктор отбежал на безопасное, как он полагал, расстояние и закричал:

– Вот я все маме расскажу! А она дяде Роберто!

– А в морду? – Лео бросился за ним. Я повис у него на плечах:

– Лео, он же не может защищаться!

– И что? Никто его силком не тащил!

– Э-ээ… – Я не нашелся, что ответить.

– Тебе же влетит, – озабоченно заметил Алекс.

– А это можно скрыть?! – Я кивнул на покореженный катер.

– Так нечестно, почему только тебе? – выразил Гвидо общее мнение.

– Только не вздумайте проявлять глупое благородство, мне это только помешает.

– Почему?

– Ну я не смогу защищаться.

– То есть тебе можно проявлять «глупое благородство»? – ехидно поинтересовался Алекс.

– Всем можно, – ответил я, – но мне будет проще, если вы не будете этого делать.

– Ясно, – сказал Алекс, – но учти, теперь это правило действует всегда и для всех.

– Угу, – согласился Лео. Гвидо просто кивнул.

– Ладно. А давайте что-нибудь съедим! – предложил я. – «Джелы» невкусные. Да, и девчонкам ни слова, хорошо?

– А что? – удивился Лео.

– Лариса рассердится, – смущенно пояснил я.

– Так вот кто самый страшный человек на Этне, – насмешливо потянул Алекс, – я и не знал.

– А вот тебя побить можно, – заметил я, – ты же не беззащитный.

– Ага! – весело согласился Алекс и побежал к дому. Мы побежали за ним. Лео догнал его первым и запрыгнул на спину.

– Эй, – крикнул я, – только не падайте в розовые кусты! Это любимый Ларисин сорт.

– Ах так! – придушенно возмутился Алекс и начал стряхивать Лео именно туда. Лео благородно стряхнулся на дорожку.

Если бы у меня была возможность выбрать себе тётю, я бы выбрал нашу повариху. Готовит она бесподобно и, естественно, обожает мальчиков с хорошим аппетитом. Впрочем, я её так и называю – тетушка Агата. Единственный человек во Вселенной, который способен посчитать четыре сбитых боевых катера небольшой детской шалостью. Один раз она на меня рассердилась, когда в доме все стёкла вылетели, а кухонные ещё и упали в какое-то потрясающее блюдо. А катера – подумаешь! Какие мелочи.

– А тут мальчик прибегал, сын синьоры Будрио, – с укором заметила нам тетушка Агата, – зачем вы его обидели?

– Мы?! И как, интересно, мы обидели этого ябеду?

– Я не знаю, но он плакал.

Мы расхохотались. Бедная пятнадцатилетняя деточка!

Вряд ли тетушка Агата что-нибудь понимает в воздушных боях, но она внимательно нас слушала и потрясенно ахала в самых драматичных местах.

Ребятам было пора домой, расставались мы в самом благодушном настроении, обласканные и вкусно накормленные.

– Позвонить тебе? – спросил Алекс, он не забывал, что мне светит не самый приятный вечер.

– Угу.

Мы пожали друг другу руки, ребята забрались в элемобиль, и Рафаэль (очень довольный – наконец-то нормальные пассажиры) повёз их по домам.

А я пошёл гулять по парку под дождем. Настроение у меня было как раз подходящее – перед самим собой можно не притворяться. Самое ужасное, что мне ни в коем случае не влетит! Зря ребята за меня опасались. Если бы не гости в доме, проф сказал бы мне много нового и интересного, а может быть, не только сказал, но сейчас… Он же будет защищать меня до последнего, как бы сам ко всему этому ни относился. Ну я и влип! На пустынной аллее мне попался мокрый, взъерошенный Геракл. Я вошёл в Контакт.

– Тебе грустно? Кошечка покинула?

– Нет, – ухмыльнулся я.

– Люди – очень странные.

– А ты что тут делаешь?

– Тебя ищу. Ты меня искал, когда мне было больно. «Ты – волшебный кот, – подумал я, – таких просто не бывает».

– А что такое «волшебный»?

Я объяснил. Это очень смешно, пытаться объяснить коту, что такое «волшебный». И я рассказал ему сказку про кота в сапогах.

– Всё то же самое можно было сделать и без сапог, – резонно заметил Геракл.

Но дорожке прошуршали колеса элемобиля – вернулась тетя Бланка, почти сразу же за ней приехал проф (ещё с утра он укатил на какую-то важную встречу в резиденцию).

Я подхватил Геракла и отправился на встречу с неизбежными неприятностями.

Ещё идя через парадную гостиную, я услышал визгливый голос синьоры Будрио, мои сегодняшние подвиги расписывались в красках. А вот проф не соглашается с ней спокойно, но твёрдо, червячок сомнения – а вдруг он согласится с сестрой – тихо сдох где-то в глубине моей души. Я открыл дверь и поздоровался:

– Добрый вечер.

Синьора Будрио только фыркнула, Виктор отвернулся.

– Добрый вечер, – ответил проф.

За ужином я демонстрировал небрежно-великолепные манеры (а что вы хотите, я учился этому не у мамы, а по специальным руководствам для дипломатов) и отменный аппетит (а вот это было непросто, тетушка Агата нас недавно кормила). Моя приёмная тётя несколько раз порывалась что-то сказать, но наталкивалась на тяжёлый взгляд профа и не решалась. Других тем для беседы никто не нашел, поэтому ужин прошел в напряжённом молчании. Виктор злорадно ухмылялся, когда думал, что проф на него не смотрит.