Текст книги "Я вернусь через тысячу лет. Книга 3"

Часть вторая. На пути к морскому народу

1. Горящие леса

Настойчивый зуммер разбудил на рассвете. Протянув руку, я нажал кнопку, и густой баритон Омара ворвался в палатку:

– Сандро! Сандро! Ответь!

– Слушаю, Омар.

– Ты знаешь, что у тебя лес горит?

– Понятия не имею.

– Включи-ка экран!

– Секундочку…

Через полминуты на малом экране я увидел встревоженные тёмные глаза Омара.

– Вот тебе картиночка со спутника, – сказал он, – полученная десять минут назад.

На экране высветлился почти прямой угол тёмно-зелёного леса между двумя сливающимися реками. Вдоль рек тянулись две цепочки отчётливых костров. Они уходили за границы снимка. Огонь от них охватил центральную часть лесного сектора и веером тянулся в его глубину. Расстояния между кострами были примерно равными.

– Где это? – удивился я. – Никак не соображу спросонья.

– Второй северный приток Аки, – пояснил Омар. – Вот он уходит вправо, на север. А слева Ака. Ты, видно, плохо помнишь карту.

– Леса каннибалов?

– Они самые! Но это ещё не всё. Вот предыдущий снимок, два часа назад.

Изображение уменьшилось и сдвинулось в левый верхний угол экрана. А в правом нижнем углу возникла другая картинка. Тот же сектор, но с меньшим количеством костров. И огонь от них ещё не потянулся в глубину лесов.

– Всё понятно? – спросил Омар.

– Неужто поджигают лес?

– С тобой это кто-нибудь согласовывал?

– Как же можно со мной такое согласовать? Да и я им – не начальство…

– Это не ту-пу?

– Их зона! Только костров очень много…

– А у купов их ходоки не появлялись?

– В последнее время – нет.

– Значит?..

– Значит, помочь могли только айкупы.

– Как же ты это прошляпил? – искренне удивился Омар.

– Виноват… Служба внешней разведки у меня поставлена плохо.

– Может, проще – отсутствует?

– Согласен. Полечу сейчас на разведку сам.

– Огня уже не остановить. – Омар вздохнул. – Ветер – юго-восточный. Похоже, они и это учли.

– Ветер с юго-востока задул позавчера, – сообщил я. – Он объявляется дней за девять-десять до разлива. Не один я, понятно, это знаю. Они тут живут чуть-чуть дольше…

– Что же ты намерен предпринять? – поинтересовался Омар.

– Пока – только выяснить причину. Если уж такие радикальные меры – значит, что-то произошло.

– Удачного полёта!

Омар отключился, и из-за спины я услышал голос проснувшейся Лу-у:

– Возьми меня с собой.

– Ты всё поняла? – Я повернулся к ней.

– Главное, – ответила Лу-у. – Я могу одеваться по-вашему?

В полёт она теперь надевала только наши дорожные костюмы.

– Хорошо, – согласился я. – Заткни за пояс слип и карлар. Прихватим Полкана.

Одевались мы наперегонки. Потом я завернул в одеяло сладко спящего Вика, и Лу-у унесла его в хижину своих родителей. Вернулась она с Полканом. Хвост его описывал радостный полукруг, глаза были весёлыми. Он уже знал, что если его берут с собой, значит, есть шанс побывать в родном для него пещерном селении, обнюхаться с единоутробными братьями и сёстрами.

Пока Лу-у ходила, я пошарил по контейнерам и накидал в сумку немного подарков – всё те же отрезы, посуду, перочинные ножи, детские одеялки, которые пользовались успехом не только у детей. И ещё несколько инструментов для Вига. Ему всегда не хватало инструментов, сколько ни дай! Значит, стал настоящим мастером.

Втроём мы побежали через лесок к вертолёту и вскоре были в воздухе. Уже над лесами я выдавил в себя полтюбика витаминной пасты, а Лу-у распечатала две банки тушёнки, покормила Полкана и поела сама. Витаминную пасту она едой не считала.

Вообще-то, Полкана Фор когда-то назвал Каном. Щенок вырос в его пещере. Но потом я предложил обменяться полугодовалыми кобелями. Кан достался мне, и я несколько удлинил его имя. Пёс принял это спокойно. На фоне других изменении в его жизни перемена имени была самой незначительной.

Сегодня, собственно, я собирался в устье Аки. И посмотреть, что сделано, и подремонтировать роботов. С развёртыванием в устье строительных работ я смог потихоньку вернуться к прежней профессии. Строительных роботов там теперь хватало, и киберустройств на других механизмах – тоже. Как положено, они порой барахлили. Не гонять же киберремонтников за море, когда тут свой болтается…

Однако сейчас мы летели в обратном направлении вдоль обмелевшей Аки. Почва в пойме местами растрескалась от жары, и даже с вертолёта видны были глубокие чёрные трещины. Дожди не выпадали больше месяца. Так обычно случалось перед разливом. Незаметно наползала засуха, а потом сразу грозы, ливни, половодье, и на несколько месяцев – ни одной трещинки в почве, повсюду высокая сочная густая трава, пышное повсеместное буйство зелени. Кончалось оно опять же засухой перед разливом.

Вроде и нет смены времён года. Но природные циклы и тут действуют. Благо теперь мы хоть знаем, что завязаны они во многом на океанскую впадину и её подводные вулканы. А уж на что завязана вулканическая активность, ищут астрономы.

Как раз об этом слушал вчера по радио очередное интервью Розиты. Собеседницей её была Анжела Фоссет – астроном-солнечник, высокая изящная голубоглазая красавица, которая приходила встречать своего мужа Билла к концу литературных мероприятий. Своим присутствием она эти мероприятия не удостаивала.

Анжела наконец-то дождалась того, что построили близ космодрома современный вертикальный солнечный телескоп. Теперь можно начать вполне научное изучение здешнего светила. А до сих пор были лишь предварительные, хотя и постоянные наблюдения из лёгкого павильона на крыше Города. Анжела утверждала, что недалеко то время, когда наши метеорологические прогнозы будут начинаться не со спутников, а с солнечного телескопа, не с циклонов и антициклонов планеты Рита, а с движения солнечных пятен и просчёта их следствия – магнитных бурь. В общем, всё как на Земле… И потому прогнозы станут более точными.

По случаю пуска солнечного телескопа, собственно, и состоялось интервью. Особенно пленил меня последний ответ Анжелы.

– Почему ты стала именно астрономом-солнечником? – поинтересовалась Розита. – Мне, например, всегда казалось, что быть астрономом-звёздником гораздо интереснее. Бездонность и бесконечное разнообразие космоса постигают прежде всего звёздники.

– Знаешь, – ответила Анжела, – я всегда старалась жить как все люди. Не отделяться! В частности, работать днём и спать ночью. Солнечники именно так и живут. А у звёздников всё наоборот.

Уважаю людей с юмором!

Кстати, спросила Розита в интервью и об отношении астрономов к коэмам Нур-Нура.

– Разумеется, – сказала Анжела, – астрономы изучают их расшифровку с интересом. Все её прочитали не по разу, и разговоров было немало. Но скажу прямо: интерес больше исторический, чем научный. Для планеты Нур-Нура это уровень знаний примерно шестивековой давности. Земная же астрофизика вышла на этот уровень в начале двадцать первого века. За исключением отдельных частностей… Значит, примерно на четыре века мы от них отстали. Я имею в виду развитие астрофизики… По моей специальности там вообще ничего нет. Звёздники кое-что находят, обсуждают соответствие Нур-Нурова «Феномена» известным на Земле скоплениям. Склоняются к тому, что Лебедь-два из игры выпадает. И остаётся «уральское» эн-джи-ка сто восемьдесят восемь. Мне лично это обидно. Но куда денешься?

– Почему обидно?

– Лебедь-два изучен на моей родине, в Шотландии. А к Уралу я прикипеть не успела. Меньше месяца была в «Малахите»…

– Я всегда считала тебя американкой…

– Это муж мой – американец. Он приезжал в Шотландию на стажировку, и мы познакомились. Америку я и разглядеть толком не успела. И вообще мало на Земле видела. Разве что Францию да север Италии…

– Самое, может, прекрасное!

– Все почему-то так думают. – Анжела вздохнула. – А мне кажется, самое прекрасное – родной дом…

…К пещерам ту-пу я чуть снизился, но не сбавил скорость. Костров на площадках было мало, людей – тоже. Никто не долбил лестницы и балконы, не сбрасывал мусор в реку. А обычно это делалось, даже несмотря на решение племени переселяться в пойму Аки. Переселение переселением… Когда-то ещё оно будет!.. А дети рождаются, а новые семьи возникают – и пещеры надо расширять уже сейчас. Поэтому каждый день кто-то работал на расширение пещер. А сегодня – никто.

Ещё полсотни километров лесов – и впереди затянуло дымом горизонт. Под дымом мелькнул бушующий огонь, а под огнём – чёрный, выгоревший, но ещё тлеющий угол бывшего леса между слиянием Аки и второго её притока, уходящего на север, к новым пещерам племени урумту.

Через несколько минут запахло горелым и в машине. Послышался звонкий треск горящей древесины. Хотя юго-восточный ветер должен был унести все запахи и звуки на северо-запад вместе с огнём. Но не унёс…

Но в главном ветер сработал безошибочно: через приток пожар не перекинулся. Как и через саму Аку.

Возле слияния рек уже не осталось костров. Всё выгорело. Я сделал круг и пошёл на запад, вдоль Аки. Вскоре появились костры, начинающие пожар. Возле них было безлюдно. Ещё дальше люди торопливо бежали от пылающего костра к сложенному, но ещё не разгоревшемуся – несли горящие сучья. Кто-то бежал с ними к совсем тёмным пока кучам хвороста. А выше по Аке люди тащили хворост из леса и складывали в кучи. Людей было много.

Лу-у пристально и молча глядела вниз. Я протянул ей бинокль, она покрутила зубчатку и сообщила:

– Это айкупы.

Тогда я развернулся, дошёл до устья притока и двинул вдоль него на север. Тут происходило то же самое. Люди тащили из леса хворост, скидывали в кучи и поджигали головнями – от костра к костру.

– Здесь ту-пу, – сказала Лу-у, не отрывая бинокля от глаз.

Изменить что-либо я не мог. Приземлиться – тоже. Негде было сажать машину. Да и незачем. Даже если бы и удалось остановить нескольких возбуждённых пещерных жителей – сделанного не воротишь. Огонь уже пошёл, преград ему нет. Только ливни теперь его придавят.

Пришлось снова развернуться и двинуть назад, к селению ту-пу. Может, там что-нибудь узнаю?

2. «Деревьям колдун не нужен!»

Посадив машину на знакомой вершине холма, я выпустил поначалу из дверки Полкана. Он кинулся к краю обрыва, гордо встал над ним и рявкнул всего три раза. И многоголосий собачий лай в ущелье стал стихать. Псы пещерного посёлка узнали своего Кана. Сейчас они привычно потянутся обнюхиваться с ним.

Теперь можно спокойно выбираться из вертолёта и нам с Лу-у. В обществе Полкана мы гарантированы не только от нападения, но и от лая местных овчарок. Для того, собственно, когда-то и обменял я на Кана своего Исета того же возраста. Чтобы и я свободно мог пройти к Фору, и Фор – ко мне. Понятно, в обществе Исета, который в селении купов чувствовал себя как дома.

Сейчас Исет наверняка сидит на площадке возле пещеры Фора и кинется облизывать нас с Лу-у, когда мы подойдём поближе. Обнюхиваться с Полканом он никогда не спешит. Возможно – ревнует.

Имя Исету дал я в память об уральской реке, на берегах которой родился сам, и в память о древнем североуральском посёлке Ис, в котором родился мой отец. Посёлок славился добытчиками платины, первым некоронованным уральским чемпионом по шахматам Степаном Левитским – местным горным инженером, да, пожалуй, ещё тем, что в Исовском «политизоляторе» куковала после Второй мировой войны некая Дора Ройдман, известная всему миру под псевдонимом Фанни Каплан, стрелявшей в Ленина в 1918 году. Эсерку Каплан, как было широко объявлено, тогда же и расстреляли – безо всякого суда. А незаметная Дора Ройдман, которой то ли сам Ленин, то ли Свердлов сохранил жизнь, которую по приказу свыше снабжали газетами по потребности, пережила их обоих, да и Сталина вдобавок. Правда, уже не в исовской тюрьме, а в тобольской. В Исе у неё, единственной из заключённых, стояло в камере кресло – чтоб удобней читать. Что стояло в тобольской камере, до Иса не дошло. Но газет, по разным воспоминаниям, ей хватало и там.

Возможно, до конца дней своих эта маленькая полуслепая женщина ждала, что переменится власть, распахнутся ворота тюрьмы, и ликующий народ встретит её как героиню борьбы с деспотизмом. Так уже было однажды в бурной её биографии, весною девятьсот семнадцатого года, когда её, юную террористку, взорвавшую бомбу в Киеве и приговорённую царским судом поначалу к казни, а потом к пожизненной каторге, февральская революция вдруг освободила и даже направила на курорт в Крым. Подлечиться… Для новой борьбы…

Но то, что было однажды, не всегда бывает дважды. И Дора Ройдман скончалась в тюремной камере в тихой безвестности. Подробности её судьбы просочились в печать лишь в двадцать первом веке, когда не осталось в живых никого из её современников. А в нашей семье эти подробности сохранились только потому, что отец терпеливо собирал в специальные папки всю информацию, имеющую хоть какое-то отношение к родному посёлку Ис.

После гибели отца папки достались мне. А в микрофишах они и сейчас у меня. Точнее, у мамы. Вместе со всеми моими земными документами. Здесь, на Западном материке, документов моих почему-то никто не спрашивает. А собранные отцом папки мама отправила перед отлётом с Земли в Исовский музей.

…Вслед за Полканом мы с Лу-у быстро спустились к пещере Фора. Никто, кроме мальчишек на площадках, не кричал в этот раз «Сан! Сан! Сан!» Женщин почти не видно. На площадке перед пещерой Фора ждал нас не только Исет. Ждала и Дая, уже видавшая наш вертолёт. Исет бросился нас облизывать. Дая подождала, пока мы подойдём сами.

Жила она здесь уже полтора года, в качестве жены Вига. На руках у неё была их дочка Мая, а за юбку Даи держалась Мара – дочь Марата, очень на него похожая и в память о нём названная.

– Где Фор? – спросил я. – Где Виг?

– В лесу, – спокойно ответила Дая. – Все мужчины в лесу. Они пошли спалить лес, чтобы избавиться от хуров. Невозможно больше терпеть!

Из пещеры тихо вышла Тулю, протянула нам два кхета и две чистенькие белые ложки. Пришлось снимать с пояса нож, срезать верхушки, лакомиться сладковатой кашицей. Она была кстати: кхетов мы сегодня не ели. Лу-у управилась с этим быстрей меня, расстегнула сумку, стала доставать подарки. Она давно и отлично разбиралась, что – кому. Инструменты для Вига положила сразу на его слесарный стол, стоявший у самого входа в пещеру, но под навесом – чтоб и в дождь можно работать.

О Тили мы не говорили. Она жила теперь в Городе и была женой Женьки Верхова. У неё, как и у Даи, был свой радиофон, свой номер, и они могли общаться, минуя нас. На «глобе», разумеется. Даю начал учить этому языку ещё Марат, а продолжили моя мама и Света. Тили учили «глобе» Анюта, Али и Женька.

– Что произошло? – спросил я. – Почему сжигают лес?

Мы присели на чурбаки, которые Виг, по примеру купов, напилил для своей пещеры, да и не только для своей… И Дая стала рассказывать:

– Хуры бродят здесь уже пятёрками. – Дая подняла в воздух растопыренные пять пальцев. – Недавно напали на двух охотников. Они охраняли женщин и детей. Обычное дело – пошли за корешками, грибами и ягодами… Без охраны женщины с детьми давно в лес не ходят… Одному охотнику пробили голову дубиной. Другой успел воткнуть копьё в живот убийце. Обоих потом зарыли… Все охотники собрались, кричали, спорили, и колдун Рих сказал: «Их лес надо спалить». И все умолкли, согласились. Фор ходил к айкупам. Они обещали помочь. Возле над тоже бродят хуры. Рих сказал: «Вот пойдёт ветер перед разливом – тогда и зажжём. Чтобы не попало на наш лес». Когда подул ветер, айкупы сами пришли. Если хочешь, сходи к Риху. Он лучше всё знает. Он давно ждёт, что ты к нему придёшь.

С колдуном Рихом мы были знакомы. Фор водил меня к нему, когда сюда прилетали Тили с Женькой. Мне же и пришлось их привезти… Рих тогда спрашивал, не будет ли бедной Тили худо среди сынов неба, не обидит ли её неизвестный и непонятный муж. Пришлось обещать старому колдуну одно только хорошее. Хотя я надеялся, что обижать Тили Женька не станет. Никакого смысла!

Когда умер прежний вождь Уйлу, все ждали, что за ним уйдёт к предкам и Рих. Колдун был старше вождя… Но Рих всё жил и жил. Грелся на солнышке у входа в свою пещеру. Лечил людей, и люди тянулись к нему каждый день. Спускался он только к реке. Из селения не выходил. Всё время жаловался на болезни, но продолжал жить. И Фор перестал говорить о том, что племени нужен молодой колдун. Смирился со старым. Они не мешали друг другу. Фор поднимал людей на охоту. Колдун предсказывал её исход, утешал семьи, когда кто-то умирал или погибал. И даже позаботился о судьбе бедной Тили…

Я порылся в сумке, выудил перочинный нож, отрез сатина, и стопку пёстрых весёлых мисок с весёлыми стаканчиками. Сложил всё в ведёрко и стал спускаться по лесенкам и балкончикам к мосту, на другой стороне которого жил Рих. Полкана позвал с собой, чтобы не объясняться со встречными овчарками. Полкан это делал лучше меня.

Как и обычно, колдун грелся у входа на солнышке, опираясь на суковатую палку. Сидел он на аккуратно отпиленном чурбаке, и возле него стоял ещё один такой же чурбак. Виг явно позаботился о том, чтобы у колдуна была возможность удобно побеседовать с пришедшим к нему человеком.

Я отдал Риху подарки, он сразу выловил из ведёрка нож, открыл и закрыл его со знанием дела и опустил обратно в ведёрко. После этого я протянул ему мыслеприёмник. Но он слегка пристукнул палкой, из пещеры выскочила девочка лет десяти, Рих сказал ей одно слово, и она вынесла ему точно такой же прибор. Возможно, это был мыслеприёмник, оставленный здесь Тили. Когда увозил я её отсюда вместе с Али и Анютой. Тили пользовалась дугой, снятой со стенки вертолёта…

– Как живёт наша Тили? – спросил меня колдун.

– Она сыта и всем довольна, – ответил я.

– Её не обижают?

– Сыны неба никогда не обижают женщин.

– Мы думали, она войдёт в твою хижину.

– Тили решила иначе.

– Она хотела к тебе. Это все тут знают.

– Желания женщин часто меняются…

Рих улыбнулся, и морщины на его лбу побежали вверх. Глубоко спрятанные глазки почти исчезли в узких щёлочках. Я поймал себя на том, что не знаю цвета его глаз. У Тили и Вига глаза серые, как у матери. У Фора – тёмные. Значит, два цвета здесь есть. Наверняка отыщутся и зелёные. У купов несколько зеленоглазых женщин. Вот только голубоглазых ещё на этом материке не встречал. Какие же глаза у Риха?

Впрочем, зелёные, красные и коричневые полосы на его груди и плечах, хитроумные цветные завитушки на животе отвлекали внимание от маленьких прищуренных глазок. О глазах долго не думалось. Цветная разрисовка сбивала.

– Пришёл спросить о лесном пожаре, – признался я. – Это ты придумал?

– Я! – не без гордости ответил колдун.

– Лес жалко…

– Людей жалко больше, – возразил Рих. – Говорят, ты стал колдуном у купов. Это правда?

– Купам нужен был колдун, – объяснил я. – Другого не нашли.

– Научись думать вначале о людях, – тихо посоветовал Рих. – Потом – о деревьях. Колдун – для людей. Деревам колдун не нужен. У деревьев есть свой зелёный бог – Ру. Пусть он о них и заботится.

– А он не может разгневаться на людей? – спросил я.

– Для этого есть жертвы, – возразил Рих. – Когда люди собрались сжигать деревья, я принёс их богу жертву.

– Какие жертвы принимает Ру?

Рих посмотрел на меня снисходительно: молодо, зелено… Но объяснил:

– Сердце косули. Горячее. Свежее.

– Откуда же ты его взял, свежее?

– Когда подул ветер, – признался Рих, – я послал охотников за косулей. Её притащили живой. Учись – пока я тоже жив. Кто потом тебя научит?

– Никто, – согласился я. – Лучшего колдуна, чем Рих, никто не знает.

– Тебе надо раскрашиваться, – снова посоветовал Рих. – Когда говоришь с людьми, они на тебя смотрят. А ты весь одного бледного цвета. Смотреть не на что. Если ты раскрасишься, тебя будут лучше слушать. Зелёную и красную краску я могу тебе дать. Коричневую возьми из любой глины. Белую – из нашего камня. Его хватит на всех колдунов земли.

Рих опять пристукнул палкой и сказал несколько слов появившейся из пещеры девочке. А она принесла два пластмассовых стаканчика с порошком зелёного и красного цвета. В зелёном порошке я быстро разглядел крошечные узорчатые пластинки малахита. Это и был толчёный малахит. В далёкую старину его разводили в олифе и красили крыши в Нижнем Тагиле. Малахита там тогда было – завались… А через двести лет его стали ценить как драгоценный камень и измерять каратами. О том, чтобы толочь его в краску или выплавлять из него медь, и речи не шло… В красном же порошке, по-моему, был боксит. Может, вперемешку с толчёной красной глиной. Значит, где-то поблизости водились бокситы и медная руда. Где?

– Возьми эту краску себе, – сказал Рих. – Ты принёс мне подарки. Я должен отблагодарить тебя.

– Ты великий колдун! – ответил я. – Но тебе трудно ходить, я вижу. Может, я мог бы принести тебе такие краски? Скажи, где их взять?

– Принеси, – согласился Рих. – Если найдёшь много. Иди прямо к теплу от нашего селения. Айкупы живут левее. А ты иди прямо на полуденное солнце – целый день! К вечеру увидишь холмы. Между ними – озеро. На ближней стороне холмов – зелёная краска. На дальней стороне, за озером – красная. Наши охотники рыли там землю. Твоим оружием! Приносили мне краску. Увидишь…

– Какое племя там живёт?

– Никакое. – Рих усмехнулся. – Там мало воды. Только озерко и ручейки. Любое племя быстро выпьет эту воду. Я там давно не бывал. – Рих вздохнул. – Но нашёл эти краски я. Ещё когда ходил на охоту. И раскрасился. Поэтому и стал колдуном.

Вот, оказывается, как это происходит! Я-то всё гадал: с чего начинается в племени колдун? Выходит, с красок… А вождь может начаться с ножа, сброшенного сверху и единственного на всё племя. Как, например, у Вука…

Ну, что ж… Разговор получился очень полезный. Я и не ждал таких итогов. Теперь можно прощаться, забирать Лу-у с Полканом и прямо отсюда шпарить в вертолёте на юг, искать неведомые мне холмы. Медные и алюминиевые руды – да ещё вдали от местных племён! – для нас куда важнее, чем месторождение изумрудов в изломе Кривого ручья.