Текст книги "Апофения"

…и Крыма

Валерия работала главой отдела маркетинга в России одной крупной международной консалтинговой компании (штаб-квартира компании находилась в Нью-Йорке) и, несмотря на выслугу лет (около семи), с утра до вечера не переставала дивиться маразму, её окружающему.

Взять хотя бы бессмысленные девизы, которые по указанию глобального офиса вывешивались на стенках роскошного российского представительства. Какую смысловую нагрузку несли лозунги типа «Мы – часть общества!» или «Мы живём дружно, а работаем честно!», напечатанные на плакатах с изображением неизвестных молодых людей? Все они улыбались, но причина улыбок оставалась неясной.

Угнетал Валерию и офисный лексикон.

«Я тебе письмо с их приложением ещё в пятницу фордварнула». – «Я видела, засейвила». – «А почему не зааксептила приглашение?» – «А я дейоф, возможно, в этот день возьму». – «ОК. Но в любом случае пробэкапь меня, пожалуйста. Понимаешь, о чём я?».

Валерия любила загадывать сотрудникам латеральные загадки. Например, какое число может последовать после такой цепочки цифр – 2,4,8? Решение у загадки было очень простое: любое число больше 8. Однако большинство сотрудников считало, что после 8 обязательно должно быть проставлено 16, а каждое последующее число должно быть вдвое больше предыдущего. Когда Валерия спрашивала их, почему после 8 не может идти 9 или 10, они терялись и обижались.

Валерию, которой недавно исполнилось 33 года, всё чаще посещали мысли о стремительной дегенерации офисной молодёжи, если не всей молодёжи вообще. Мальчики – как девочки, пассивные, в каких-то красных кедах, но при этом старательно небритые. На кузнечиков похожие. Персонажи из песни Васи Обломова «WiFi». И такие милашки, такие покладистые, чуть что – согласно кивают, никогда не спорят. Девчонки – этакий «табун лабутенов», выпрыгнувший из песни «Ленинграда» под названием «Экспонат». И все – в поисках богатых папиков, потому что кому кузнечики-то нужны?

Как-то раз она сделала замечание одной дурочке, недавно принятой в штат.

– В английском языке кавычки в конце предложения ставятся после точки. Такие вещи надо знать.

– Больше промашки не допущу, – заверила её девушка.

Прошла пара недель, и Валерия получила от этой девушки другой текст, уже на русском языке, с кавычками после точки.

– А это что значит? – спросила она. – Ты и русский язык не знаешь?

– Что вы, знаю, конечно, – последовал ответ. – Но я решила всё унифицировать. Разве мы не стремимся к этому?

Валерия задумалась над тем, какая же у сотрудников, видимо, каша в головах. С одной стороны, глобальный офис требовал от них «приверженности социокультурному многообразию» (правда, в основном под этим подразумевалась поддержка гомосексуализма), а с другой – если говорить о производственных процессах – действительно пытался унифицировать всё и вся.

На традиционном ежемесячном собрании коллектива маркетинга она после «разбора полётов» в завершение своего выступления неожиданно сообщила:

– Согласно одному из древнееврейских законов, если подозреваемый в суде единогласно признавался виновным, его отпускали. Знаете почему? Мудрые евреи уже тогда понимали, что единогласие зачастую сигнализирует о существовании некой системной ошибки в судебном процессе, даже если эта ошибка ещё не выявлена. Они интуитивно догадывались, что, когда нечто кажется совершенно очевидным, скорее всего, была допущена ошибка. В дальнейшем эта мудрость подтверждалась многократно. Единодушные вердикты хороши только в том случае, если вероятность пристрастности (ангажированности) равна нулю или близка к нулю. Например, когда надо выявить яблоко, положенное среди бананов: тут ошибиться сложно. Во всех остальных случаях они опасны.

Лабутены и кузнечики слушали усердно, не понимая, правда, к чему клонит начальница.

– Я призываю вас быть пытливыми, мыслить незашоренно, ставить под сомнение, казалось бы, прописные истины и вердикты, – сказала она. – Только так мы сможем побеждать конкурентов. И всегда помните о том, что точки с кавычками в русском и английском языках расставляются по-разному.

Эта речь привела к тому, что на следующий день её вызвал управляющий офисом в России американец Курт Митчелл.

– Валерия, детка, что ты там наговорила ребятам? – спросил он. – Многие из них в растерянности. Много негативного фидбека. Не сомневайся, я тоже поддерживаю незашоренное мышление, но не забывай и о мудром изречении Дарвина: «Выживают не сильнейшие и не самые умные. Выживают те, кто лучше приспосабливаются к переменам». А для этого нам всем надо быть на одной и той же странице или, как говорите вы, русские, на одной волне, но эта волна не должна быть цунами.

– В своё время, впервые услышав эти слова, приписываемые Дарвину и ныне модные среди маркетологов, я попыталась найти, в какой работе естествоиспытателя они фигурируют, – сказала Валерия. – Оказалось, ни в какой. Цитату придумал кто-то из маркетологов и для мнимой авторитетности приписал Дарвину. Она неверна и с точки зрения роли естественного отбора в эволюции.

Это уточнение было явной ошибкой. Митчелл сухо попрощался с Валерией, вызвал главу HR (отдела кадров) и попросил её заняться поиском кандидатур на замену строптивой девушки – только тихо, негласно.

А тут подоспела и история с картой.

Через несколько дней после разговора Митчелла с Валерией ему позвонил руководитель украинского офиса компании Оливер Блэкмор и без обиняков заявил:

– Похоже, ты совсем обрусел, Курт. Включил Крым в состав России. Дело твоё, конечно, но, как ты знаешь, глобальный офис придерживается иной позиции. По старой дружбе позвонил тебе, прежде чем в Нью-Йорк о вашей новой проститутской политике сообщать. Может быть, это – недоразумение?

– Конечно недоразумение! – воскликнул испуганный Митчелл. – А с чего ты взял, что мы поддерживаем аннексию Крыма?

– На вашем сайте на страничке «Контакты» изображена карта России, и Крым показан как часть этой страны.

– Какая-то досадная оплошность, сейчас уберём, – заверил Митчелл Блэкмора. – И, прошу тебя, не надо звонить в Нью-Йорк.

Валерия была в его кабинете уже через минуту.

– Как это понимать? – спросил её Митчелл. – Вы что там, совсем охренели?!

Проблема усугублялась тем, что появление на сайте карты России, включающей в себя Крым, стало новостью и для самой Валерии.

Извинившись, она выскочила из кабинета, быстро распорядилась убрать со страницы «Контакты» злополучную карту и вызвала к себе ответственного за сайт.

– Откуда эта карта взялась? – она еле сдерживала ярость.

– Я поставил, – с достоинством сообщил ей ответственный за сайт. – Вы же сами призывали нас быть инициативными. А что, Крым уже не наш?

Валерия поняла, что дальнейший разговор с ним будет бесполезным. Она отправила сотрудникам маркетинга сообщение, в котором содержалось жёсткое указание убрать из всех материалов карту России – неважно, с Крымом она или без, и вновь побежала к шефу. Света, секретарша Митчелла, обычно контролировавшая, кто и когда заходит к нему, отсутствовала, стол этой шлюшки, расположенный прямо перед кабинетом, пустовал. И Валерия нарушила этикет – стукнула в дверь, одновременно приоткрыв её, и увидела, что секретарша делает шефу минет. Взгляд Митчелла пронзил главу маркетинга ненавистью.

Захлопнув дверь, Валерия вернулась к себе в кабинет. «Вот и всё, – сказала она. – Смена работы и смена вех. Что ж, возможно, это и к лучшему».

В тот вечер она в одиночку выпила две бутылки вина. Звонок от брата раздался в момент, когда Валерия откупоривала вторую.

Словарь неизвестных печалей

В Милан, а точнее в аэропорт города Бергамо, Роман Михайлович отправился на лоукостере «Победа», и был очень доволен тем, что билет оказался совсем недорогим даже после того, как он доплатил за место с бОльшим пространством для ног.

Джакомо Росси поселил его в своей шикарной и весьма просторной квартире (дом находился вблизи знаменитого «золотого квадрата»). Росси был тоже холостяком.

Они много гуляли, проводя время в дискуссиях на разные темы.

Как-то раз в небольшом магазинчике на углу галереи Виктора Эммануила II, где продавались копии известных произведений живописи и любопытные оригиналы неизвестных, Роман Михайлович увидел портрет девушки удивительной красоты. Её лицо излучало и поразительную чувственность, и высокую духовность одновременно.

– Какая прелесть! – не сдержал своего восторга он.

– Это – копия картины нашего выдающегося соотечественника Пьетро Аннигони, – сказал Джакомо. – В Италии она хорошо известна и почитаема, но за рубежом о ней почему-то мало кто знает. Мы окрестили её «Красавица Кристина» (Cristina Bella). Не вызывает ли она у тебя ассоциации с Беатриче Данте? На мой взгляд, это – «Мадонна» нашего времени.

На учителя нахлынули воспоминания о Кристине, девочке, жившей на Новом Арбате, в которую он всепоглощающе влюбился в 15 лет. Возможно, та любовь была единственной настоящей в его жизни, потому что все «взрослые» любовные связи приносили одно разочарование. Он купил «Красавицу Кристину» и решил больше никогда не расставаться с ней.

Роману Михайловичу никак не удавалось совместить духовное с плотским. К женщинам, которые вызывали у него высокие чувства, восхищение, он не испытывал физического влечения. И наоборот: нередко вульгарные, пошлые, лишённые какой-либо духовности бабы, которых он за пределами кровати и в грош не ставил бы, заводили с пол-оборота, возбуждали животные чувства.

Ему грело душу, что подобные проблемы испытывали и люди великие, которыми он восхищался.

Скажем, Александр Блок считал, что любовь физическая не может сочетаться с близостью духовной, и в первую же брачную ночь сообщил своей супруге – Любе Менделеевой, что физической близости между ними не будет никогда. При этом называл её Прекрасной Дамой и писал: «Ты – моё солнце, моё небо, моё Блаженство. Я не могу без Тебя жить ни здесь, ни там».

Наутро после первой брачной ночи Люба вышла из спальни вся заплаканная. Что она только потом не делала, чтобы подвигнуть Блока к занятиям сексом! Но ни изысканное французское нижнее бельё, ни приворотные зелья не помогали. Лишь через год Любе удалось «совратить» своего законного супруга, но секс не доставил им удовольствия, и поэт предпочёл в дальнейшем «духовное родство», чтобы… не разочароваться в жене, не разлюбить её.

И не один Блок таким странным был. Что за наваждение предопределяло отношение Данте к Беатриче?

В интернете учитель выяснил, что оригинал купленной им картины художник написал за два года до смерти – в 1986-м. Возможно, Роман Михайлович и эта Кристина были ровесниками… Или почти ровесниками.

Незаурядной личностью оказался и сам Аннигони. В 1947 году встал в открытую оппозицию к абстрактному искусству, провозгласив: «Я убежден, что сегодняшние произведения авангарда – это отравленные плоды духовного упадка, со всеми его последствиями, которые возникают в связи с трагической гибелью любви к жизни».

«Его творчество – ностальгия по невообразимо богатой культуре, покидающей этот мир», – написал про Аннигони один из критиков.

Когда же эта невообразимо богатая культура начала покидать наш мир?

Роман Михайлович задумался.

«Вероятно, рождение плохого вкуса – XVI век, – заключил учитель. – Маньеризм как кризис гуманистической культуры Высокого Возрождения. Если Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Тициан искусно запечатлевали реальность и стремились к гармоническому совершенству, то маньеристы зафиксировали своим творчеством кризис Высокого Возрождения. Искажали реальность для демонстрации эфемерности мира и шаткости бытия. Разве можно сравнить достижения какого-нибудь Понтормо с да Винчи?

И вот проходят века, и некая дама говорит Анри Матиссу, что рука женщины на одном из его портретов слишком длинная. «Вы ошибаетесь, мадам, – отвечает ей художник. – Это – не женщина. Это – картина».

И это считается оригинальным.

И проходят года, и в 2001-м в одной из лондонских галерей простолюдин-уборщик разрушает произведение модного творца Дэмиена Хёрста, так как решает, что инсталляция из забитых окурками пепельниц, бутылок из-под пива и кофейных чашек – остатки дикой гулянки накануне. «Я ни на секунду не задумывался над тем, что это – произведение искусства, – объяснил он следователям. – Не особо похожим на искусство это мне показалось. Поэтому я и выкинул всё это в мусорные мешки».

И вот уже совсем недавно – в январе 2016-го – какая-то дура-эксгибиционистка из Люксембурга ложится голой рядом со знаменитой картиной Эдуарда Мане «Олимпия» на выставке в парижском музее Орсе. Якобы пыталась воспроизвести позу проститутки Олимпии. Дуру арестовали, но потом отпустили. «Это был артистический перфоманс», – заявил её адвокат. А сама дама провозгласила: «Я хотела продемонстрировать женственную модель Олимпию в век айфона».

«Век айфона», вашу мать»…

– Время циклично, прогресса нет, – «утешил» его Джакомо. – Сегодня мы по нарастающей пытаемся вылепливать свое будущее. Между тем, большую часть времени – от появления около двух миллионов лет назад Homo Erectus до первых цивилизаций в Месопотамии шесть тысяч лет назад – люди жили без прошлого и будущего. Жили «здесь и сейчас», без времени. Время не менялось, было цикличным («настала пора сажать зёрна», «надо собирать урожай»). И людям было комфортно. Торжествовало коллективное бессознательное. Всё было предсказуемым, вытекало одно из другого, происходило в определённой последовательности. Никто не стремился узнать будущее или изменить его. Будущее было продолжением дня нынешнего. Племена жили бедно, но цельно. Мы же, чем дальше убегаем от «постоянного настоящего», тем больше жаждем компенсировать потерю социальной предопределённости «достижениями науки», «новыми технологиями». Значимые, осмысленные социальные связи подменяются социальными сетями, текстовыми сообщениями. Отсутствие общих целей вызывает стремление колонизировать Марс. Вообще в технологических инновациях главное – не стремление к переменам, а некое успокоение: дескать, мы можем выбраться из дыры, в которую сами же себя загнали, обрести то, что потеряли, – ясную, предопределённую жизнь, при которой не нужно было постоянно что-то менять… Но, увы, не дано. Скажем, технологии выявления на более ранней стадии рака лёгких, простаты или груди, безусловно, прогрессировали. Однако на сохранение жизней это мало повлияло. Маммография тысячи женщин приводит к тому, что, в среднем, четыре, а не пять из них умрут от рака груди. Но смерти от других болезней, а не от рака груди, остаются на том же уровне или даже слегка возрастают. То есть смерть от одной болезни заменяется на смерть от другой, но, помимо этого, возрастают стресс и затраты на лечение. В Швейцарии врачи решили поэтому не рекомендовать женщинам маммографию: минусы от нее не компенсируются плюсами. Мужчины, у которых диагностируют рак простаты, с большей вероятностью переживут инфаркт или покончат жизнь самоубийством в течение года после вынесения такого диагноза.

– Тебя послушаешь – невольно думаешь: «Уж не лучше ли исчезнуть, провалиться в другое измерение?».

– Не получится, – засмеялся Джакомо. – Наш каждый шаг отслеживается, а машины времени по-прежнему не изобретены.

– Посмотрим, – загадочно улыбнулся Роман Михайлович. – Знаком ли ты со «Словарём неизвестных печалей», который придумал режиссёр Джон Кёниг? Задача – передать при помощи новых слов эмоции, испытываемые современным человеком, так как они не находят отражения в уже существующих словах. Среди его красивых изобретений – anemoia (ностальгия по времени, в котором не жил), zenosyne (страх, что течение времени ускоряется), onism (осознание того, насколько плохо ты сможешь познать мир), vemodalen (страх по поводу того, что всё уже сделано), lachesism (желание, чтобы тебя постигло несчастье, – нечто такое, что сотрясёт скучное течение жизни). А как тебе nodus tollens – «осознание того, что сюжет твоей жизни более не имеет для тебя никакого смысла»? Всё перечисленное – про меня.

В голове Романа Михайловича – у Росси почему-то не было ни капли сомнения в этом – явно вызревал какой-то план. «Будем надеяться, что не суицид», – вздохнул итальянец.

Пикирующие самолёты

В Москву учитель возвращался рейсом DP806. У него была только ручная кладь. Он заранее оплатил два места ручного багажа, вес каждой из двух вещей не должен был превышать 10 кг. Сделал это на всякий случай. В Милан летел с одним чемоданчиком. Но всё-таки это – Милан и вечные распродажи… «Вдруг куплю что-нибудь». И действительно купил какую-то мелочь, сувениры, немного уплотнил чемоданчик. Впрочем, главной покупкой оказалась уже упомянутая копия картины Пьетро Аннигони, которую упаковали и положили в большой пакет (не превышавший, впрочем, размеры, допустимые для ручной клади). Взвешивание при регистрации на рейс показало, что чемоданчик весит 13,5 кг, а картина – 2 кг.

– У вас перевес, – сказала итальянка, сидевшая «на контроле». – Надо избавиться от 3,5 кг в чемодане.

– Позвольте, но я же оплатил два места ручного клади. В совокупности это 20 кг. А у меня – 15,5 кг.

– Тогда переложите из чемодана 3,5 кг в пакет с картиной.

– Зачем совать рубашки и носки в пакет с картиной? Габариты чемодана от этого не изменятся, а пакет с картиной обретёт дикий вид. Я же эти вещи рядом на полку положу.

– Нельзя.

Роман Михайлович переложил часть вещей из чемоданчика в пакет.

– Теперь вес чемоданчика 11,5 кг, – сказал девушка. – Надо ещё 1,5 кг убрать.

Учитель молча переложил ещё часть вещей в пакет с картиной, который всё больше походил на баул.

– Теперь у вас 9,6 кг в чемодане, – сказала девушка. – Всё ОК.

– Давайте взвесим и пакет, – предложил он.

– Зачем? – в голосе итальянки почувствовалось волнение.

– Мало ли что, – задумчиво сказал Роман Михайлович. – Вдруг…

– Давайте, – согласилась она.

Оказалось, что пакет теперь весил 5 кг 900 граммов.

– Вы уверены, что этот вес допустим для пакета?

Девушка забеспокоилась.

– А почему нет? – спросила теперь уже она.

– Просто я не знаю, каковы требования к пакетам. – Вдруг они другие, чем к чемоданам.

– Может быть, вы лучше сдадите свой чемодан в багаж? – нервно поинтересовалась девушка.

– И заплатить за это дополнительные деньги?

– Ну да.

Учитель весело отказался, получил посадочный талон, отошел на расстояние 50 метров, сел и переложил вынутые вещи обратно в чемодан. Потом прошел паспортный контроль, погулял по магазинам duty free (по всему аэропорту были развешены объявления о том, что один пакет чего-угодно купленного в duty free каждый пассажир может пронести на борт самолёта бесплатно, ограничения на вес не фигурировали) и, наконец, дождался посадки. Посадочные талоны проверяла та же самая девушка.

– Забавно вновь встретиться.

Выражение лица девушки, увидевшей чемодан и пакет в первозданном, то бишь дорегистрационном виде, вместило много чувств. Но среди этих чувств явно не было осознания идиотизма происходящего. Едва скрываемый гнев был, растерянность была, судорожные мысли на тему о том, как поступить теперь, были. Ощущения собственного идиотизма, ситуационного идиотизма – нет, не было. Она оторвала от посадочного талона квиток и молча протянула его Роману Михайловичу.

Оказавшись на борту самолёта, чистенького, ухоженного, и положив свои вещи на полку, учитель решил поделиться с российской стюардессой этой историей, ожидая услышать от нее слова возмущения действиями итальянки.

– Девушка правильно всё делала, – деревянным голосом сказала стюардесса. – Она следовала инструкции. Никто же не хочет, чтобы его за нарушение инструкции уволили.

Неожиданно её лицо озарилось улыбкой.

– Знаете, я рекомендую вам посетить наш сайт и оставить свои замечания на нём! У нас – хороший сайт. Там можно про всё отклики написать, но только вежливо, конечно.

И упорхнула.

Учитель же в который раз мысленно констатировал, что человечество обречено. Аэропортно-самолётное безумие – как квинтэссенция трагедии вырождения. Вырождения по инструкции.

И даже не хочется задаваться вопросом, почему 100 граммов жидкости в ручной клади провозить можно, а 150 (или 200, сколько там?) нельзя, почему в одних аэропортах требуют снимать обувь, а в других (ту же самую) – нет. Почему где-то надменно требуют вытащить ноутбук из чемоданчика и положить на отдельный поднос, а где-то на это стражам порядка наплевать…

Проблема глубже.

В 1943 году командование ВВС США обратилось к видному статистику Аврааму Уолду с просьбой посоветовать, в каких местах следует укрепить бронезащиту самолётов. Брони не хватало, и военные предложили ему три варианта действий: укрепить крылья, укрепить центр фюзеляжа или укрепить хвост. Почему эти места? Именно на них было больше всего пробоин у возвращавшихся с боёв самолётов.

Уолд сказал, что они мыслят неверно. Ведь самолёты с указанными пробоинами всё-таки возвращались домой. А не возвращались, очевидно, те, которые получили пробоины в других местах. Вот эти другие места, лишённые пробоин, и надо укрепить.

Проблема современного мира, не сомневался Роман Михайлович, состоит в том, что Уолды не востребованы, их больше не разыскивают, их консультации не нужны. Мир становится всё более технологично диким. Общество прошло эволюцию от жизни по принципу «разрешено всё, что не запрещено» до жизни по принципу «запрещено всё, что не разрешено». Регламентация жизни и – как следствие – всё большая бессодержательность её. Отмирание способности мыслить out-of-the-box. И неизбежная скорая расплата за прилежное отупение. Самоубийственный и бездумный въезд водителей по обрывистым дорогам в реки и озёра вследствие ошибочных указаний GPS – вероятно, наименьшее из зол. Предстоят трагедии, не сопоставимые с этим.

Если же говорить об авиаперелётах, то все их «слабые места» до такой степени отрегулированы (процентов на 80, не меньше), что, вероятно, почти все последующие проблемы будут производными этого регулирования. Например, после терактов 11 сентября 2001 года были сочинены правила, сделавшие практически невозможным проникновение террористов в закрытую кабину пилота. Но псих Андреас Любиц как раз и воспользовался этим, изолировав первого пилота и направив самолет в гору весной 2015-го (погибло 150 человек). Вообще никого не спасло это нововведение! И вот вводится новое правило – о необходимости постоянного нахождения в кабине двух человек. И его срочно прописывают Easyjet, Air Canada, Air Berlin и другие. Однако затем все немецкие авиакомпании вдруг отказываются от него. Почему? При двух пилотах двери кабины чаще открываются, а это делает более вероятным проникновение туда террористов, которые признаются большей угрозой, чем пилот-самоубийца.

Такова наша новая цикличность, кардинально отличающаяся от той, что описывал Джакомо. Впрочем, нет. Это – не цикличность, это – спираль. Стремительный бег вверх по лестнице, ведущей вниз. А там – тупик.