Текст книги "Лола в свадебном путешествии"

Я вспомнила слова папая, которые он однажды произнес в Гамбурге, когда мы думали, что придется закрыть наш ресторан.

– Когда-нибудь мы с тобой полетим в Бразилию, – сказал он. – И тогда ты увидишь, что мы совсем не в беде по сравнению с детьми, которые вынуждены жить на улицах, а питаться протухшими рыбьими головами и обглоданными куриными костями. В Германии такое даже представить невозможно.

Теперь я увидела это собственными глазами, но все равно не могла поверить.

7. Бурный переезд

Моя подруга говорит, что жизнь иногда становится похожей на стиральную машину. Она так тебя закрутит, что не поймешь, где верх, где низ, и ничего нельзя поделать, приходится только ждать, пока все закончится само собой.

Вот так я себя и чувствовала, когда вечером мы отправились в порт, чтобы сесть на корабль, отплывающий в Сан-Паулу.

Как только мы вышли в море, опять начался дождь. С неба шлепались огромные капли, а ветер уже через несколько минут превратился в настоящий шторм. Он яростно бушевал над морем. Мама, Пенелопа и тетя Лизбет остались в каюте, а мы с папаем и Фло поднялись на палубу.

Я всегда думала, что волны накатываются на корабль с носа, но это оказалось неправдой. Они налетали со всех сторон. С шипением, покрытые клочьями пены, они словно сами собой появлялись из глубины и тут же набрасывались на наш корабль. Море стало похожим на огромный серебристо-серый платок, который встряхивают чьи-то невидимые руки.

Сначала мы с Фло смеялись, когда соленая вода попадала нам прямо в лицо. Это было даже лучше, чем в луна-парке. Но там аттракцион длится всего три минуты, а потом можно купить сахарную вату и пойти домой. Наша поездка продолжалась уже три четверти часа, и конца ей не было видно. Сахарной ваты тоже не предвиделось. О ней, да и вообще о любой еде даже подумать было страшно. Мой желудок то поднимался к горлу, то проваливался куда-то вниз, пока я не почувствовала себя в точности, как в стиральной машине в режиме отжима. Одежда прилипла к телу, я промокла до костей и отчаянно замерзла.

Пассажира рядом со мной тошнило. Он стоял совсем рядом, и ему пришлось наклониться через борт. К сожалению, ветер дул с его стороны, и можете сами догадаться, что это значило. Мне захотелось броситься прямо в море.

– Пойдем скорее отсюда! – толкнула я Фло.

Держась за руки и цепляясь за поручни, мы пробрались по палубе к трапу, который вел вниз. Но только спустившись, поняли: вот он, настоящий ад! В пассажирском салоне шторма не было видно, зато воздух был спертым и зловонным. Теперь я поняла, зачем были нужны пластиковые пакеты, привязанные к подлокотникам каждого сиденья. В сумраке я заметила волосы тети Лизбет и страдальчески перекошенное мамино лицо. Ее глаза, не отрываясь, смотрели в потолок.

– Кажется, мама умирает! – пискнула я, когда мы с Фло пулей вылетели на свежий воздух.

– Не переживай, Кокада, – успокоил папай. – Так просто не умирают.

Но он и сам выглядел неважно. Ветер завывал все громче, а пассажиры, наоборот, притихли. Время от времени до меня доносились вздохи, какая-то бразильянка рядом со мной молилась Деве Марии, чтобы мы благополучно добрались до берега. И мы-таки добрались!

Через два с половиной часа, пошатываясь, мы спустились по трапу на берег – мокрые, замерзшие и жалкие. Дождь прекратился, и воздух был очень теплым. Он окутывал кожу словно влажная простыня. Желудок постепенно занял свое место.

Порт показался мне совсем крошечным. Никакого сравнения с Гамбургом, куда заходили гигантские грузовые суда. Тут плавали только рыбачьи лодки, а по молу бегал маленький мальчик, размахивая руками. Он был босой и издали походил на обезьянку. Вдали я увидела деревья, а позади меня раздался тихий стон. Это мама, и выглядит она так, будто и в самом деле побывала на пороге смерти.

– Далеко до мотеля? – наконец спросила она. – Я уже на ногах не держусь.

– Почти час пути, – ответил папай.

– А как мы туда доберемся?

– На такси.

Папай криво улыбнулся и кивнул головой на шеренгу бразильцев, поджидавших у выхода. Они были одеты в пестрые шорты и бейсболки, перед каждым стояла ручная тележка. Некоторые уже были готовы грузить наш багаж.

– О! – удивилась Фло.

– Круто! – восхитилась моя тетя, сидевшая на руках у Пенелопы.

Пенелопа хихикнула, а мамино лицо из желто-зеленого стало белым.

– Это… Это ты называешь такси?

Папай снова кивнул.

– Они довезут наш багаж. Здесь нет машин. Не помню, говорил ли я уже об этом?

– Нет, не говорил! – Голос у мамы стал такой, будто у нее внутри тоже бушует шторм. – Ты хочешь сказать, что нам еще час придется идти пешком?

– Боюсь, что да, – сказал папай.

И тут снова хлынул дождь.

8. Мы добрались, и мама не выдержала

Нашего «таксиста» звали Жозе. Кожа у него была еще темнее, чем у папая, а бицепсы – как у бодибилдера. И они ему пригодились!

– Неужели он все это повезет? – с ужасом спросила Фло, когда Жозе погрузил в свою тележку наши чемоданы.

От набережной дорога поднималась круто вверх, и я запыхалась даже с пустыми руками. Но Жозе толкал доверху нагруженную тележку и уверенно продвигался к каменным воротам, за которыми, как сообщил папай, находится деревня.

Там Жозе остановился и вытер лоб. Был ли это пот или капли дождя, я не разобрала, потому что к этому времени уже лило как из ведра. Я промокла до костей, и желудок мой все еще недовольно ворочался, но когда я осмотрелась, сердце у меня застучало, как боевой барабан. Словно я оказалась в «Книге джунглей» Киплинга. Там есть такая сцена, когда Маугли впервые попадает в деревню, где живут люди. И здесь все выглядело в точности так же. Не было ни улиц, ни перекрестков, ни светофоров, как у нас в Гамбурге. Пестрые домики прятались между пальмами и банановыми деревьями, дороги были песчаные, и дождь превратил этот песок в кашу. Мы делали шаг, и это месиво расступалось и чавкало, словно не хотело отпускать ногу.

– Круто! – взвизгнула моя тетя и бросилась к огромной луже. – Ола, ом, прыгать!

Я бы с удовольствием плюхнулась в лужу вместе с ней. Я чувствовала, что у меня открылось второе дыхание. Я была рада, что мы, наконец-то, добрались до цели. Моя бразильская родина, с одной стороны, была незнакомой и не всегда понятной, но, с другой, – совершенно чудесной. Тут мой взгляд остановился на маме. Она прислонилась к ограде маленькой церквушки и тяжело дышала. Глаза у нее были закрыты, колени дрожали, а ноги по щиколотку увязли в дорожной жиже.

Папай растерянно стоял рядом.

– Ой, – пробормотала Фло. – Кажется, твоей маме плохо.

– Похоже, нам нужна помощь, – сказала Пенелопа по-бразильски, обращаясь к Жозе.

– Сейчас будет! – ухмыльнулся «таксист».

Он свистнул, и перед нами, словно из ниоткуда, возник мальчик с пустой тележкой. С черными-черными волосами, очками в красной оправе на носу и в зеленой бейсболке.

– Привет, дядя! – обратился он к Жозе по-бразильски. Нам он просто кивнул. Похоже, он был не намного старше меня и Фло.

– Возьмешь особенный груз, Каку? – спросил Жозе, указывая на маму.

– Кларо! – кивнул мальчик и подкатил тележку поближе. На дне тележки лежал недоеденный плод манго.

– Ни в коем случае! – запротестовала мама. – Я лучше умру, чем появлюсь в деревне на этой тележке!

– Ибсель коляска! – заявила тетя, которая на этот раз довольно быстро преодолела свою стеснительность. Она указала на тележку, и мальчик, которого звали Каку, вытащил оттуда манго. Он снял футболку, расстелил ее на дне тележки и помог моей тете туда забраться.

– Ух ты! – прошептала Фло. – Теперь твоя тетя поедет первым классом.

Я хихикнула. Когда Каку подтолкнул тележку, Лизбет завизжала от счастья. У мальчика тоже были крепкие мышцы, хотя сам он выглядел худощавым.

– Но! – кричала моя тетя и вовсю размахивала руками. – Кака, но, но!

– Эй, – одернула я тетю. – Во-первых, мальчика зовут Каку, а во-вторых, он не лошадь, так что веди себя вежливо!

Каку мне подмигнул. Конечно, он не понял, что я говорила тете. Но, наверное, догадался. Он запрокинул голову и заржал, как настоящая лошадка. Тетя Лизбет запрыгала от радости и захлопала в ладоши.

– А Каку классный, – хихикнула Фло. – Солу следовало бы с ним познакомиться.

– Или Алексу, – вздохнула я.

Я оглянулась на маму. Пенелопа как раз взяла ее под руку.

– Давай, Вики! – подбадривала она. – Обопрись на нас.

Папай поддержал маму с другой стороны, и мы двинулись дальше. Мы шли по маленькой улочке с магазинчиками и ресторанчиками. Тут точно не было платьев из шелка и бархата, как в Париже на Рю де Бак. Из одного ресторана доносилась барабанная дробь, а под водосточной трубой плескались двое мальчишек. Кроме нас, тут было еще немало туристов. Но на противоположном конце деревни они исчезли. За колодцем, обложенным каменными глыбами, дорога раздваивалась. Налево уходила узкая тропка, справа начиналась крутая лестница со ступенями из бревен. Кажется, она вела прямо в джунгли.

– Пожалуйста, скажи, что нам налево, – услышала я мамин голос.

Но оказалось, что нам – направо.

– А как же тележка? – спросила я уже на лестнице.

– А вот так! – ответил Каку.

Жозе свистнул еще раз, и из-за деревьев показался ослик. На спине у него висели две огромные корзины, в которые Жозе и Каку погрузили всю нашу поклажу.

– Прекратите! – испугалась Фло. – Вы же убьете животное!

Похоже, Каку понял, что она сказала. Он улыбнулся Фло и успокаивающе помахал рукой.

– Ты Лола, правильно? – спросил он, закрепляя веревками чемоданы в корзинах.

– Точно! – удивилась я. – Откуда ты знаешь?

Каку протер очки футболкой.

– За последнюю неделю я слышал твое имя примерно тысячу раз, – улыбнулся он. – И видел твои фотографии. Твоя тетя их показывала. А твоя бабушка вот-вот лопнет от волнения. Она больше ни о чем говорить не может, только о вас и о вашем приезде.

Ослик засопел, и Каку кивнул на Фло, которая готова вытащить чемоданы из корзин.

– Твоей подруге его жалко?

– Да, – я с тревогой посмотрела на жилистые ноги ослика. – И мне тоже. Для него это не слишком тяжело?

Каку покачал головой.

– Для нее, – поправил он. – Это ослица. Ее зовут Флора, и сил у нее больше, чем у слона.

– Флора? – рассмеялась я. – Мою подругу тоже так зовут. Но мы называем ее Фло.

– Что это вы там про меня говорите? – спросила Фло.

Я перевела ей то, что сказала Каку, и Фло нахмурилась.

– На месте этого ослика я свалилась бы в грязь вместе со всем багажом, – сказала она.

– Каку – это тоже сокращенное имя, да? – спросила я у мальчика.

Он кивнул:

– Вообще-то меня зовут Карлос-Эдуардо. Моя мама работает у твоей тети горничной. Возле Сан-Паулу много мотелей, но этот самый красивый. Вот увидите!

Но для этого нам пришлось подняться по бревенчатой лестнице. На триста двадцатой ступеньке я остановилась, чтобы отдышаться. Передо мной, пыхтя, поднимались мама с папаем и Пенелопой. Тетя Лизбет теперь сидела на спине у Фло и была похожа на настоящую принцессу джунглей. Маминого лица я не видела, но судя по ее стонам, приходилось ей не сладко.

Когда из-за деревьев показались ворота, папай обрадовался:

– Мы на месте!

На деревянной створке ворот было крупно написано: «Pousada Pérola do Sul».

– «Pérola do Sul»? – удивилась я. – Но ведь в переводе это значит «Жемчужина юга»! Значит, тетя Мема выбрала такое же название, как и ты? – спросила я у папая.

Он обернулся и подмигнул.

Сердце мое забилось еще быстрее. Как здорово, что тетя Мема назвала свой мотель в честь нашего ресторана!

Сверху донесся голос:

– Фильо?

«Фильо» по-бразильски значит «сын». Папай застыл на месте. Я увидела, как высоко поднялись и опустились его плечи. Будто он глубоко вдохнул и выдохнул.

Мы преодолели последние ступени и очутились в огромном саду, напоминающем лес. Прямо передо мной пролетела колибри, а по стволу пальмы пронеслась обезьянка.

– Супер! – хором воскликнули мы с Фло.

И тут я в первый раз в жизни увидела свою бабушку. Она стояла в тени большого фруктового дерева. И хоть она была очень маленькой и сгорбленной, еще издали в ней чувствовалась сумасшедшая энергия. На ней было белое платье с оборками, как у той женщины в Сальвадоре. На шее болтались пестрые деревянные бусы, а темное лицо под пестрой косынкой было морщинистым, как шея у черепахи.

– Фильо? – снова спросила она. Голос у нее дрожал, а глаза не отрывались от папая, словно она поверить не могла, что видит его.

Папай кивнул. Очень медленно он отделился от мамы и подошел к бабушке. Я видела, как дрожат его плечи. Больше бабушку я не видела, она целиком исчезла в объятиях папая.

Слышны были только ее рыдания.

Прошла, наверное, целая вечность, пока папай отпустил бабушку, и к ней подошла я. Щека, которую она мне подставила, пахла пудрой и незнакомыми пряностями, и еще чуть-чуть – солью. Она крепко прижала меня к груди и прошептала мое имя. Потом отодвинула меня и внимательно рассмотрела.

– Ты подарил мне прекрасную внучку! – с гордостью сказала она папаю. – Такая красивая, такая светленькая и такая умная, – это по глазам видно.

Я улыбнулась.

– Обригада, вово, – сказала я. «Обригада» значит «спасибо», а «вово» – «бабушка».

– А это, – сказал папай, – твоя будущая невестка.

Он указал на маму. Она стояла рядом с Пенелопой и держалась за пальму. С ее длинных светлых волос стекала вода. Тушь размыло дождем, и теперь, с черными кругами под глазами и бледными щеками и лбом, мама сильно напоминала брошенную невесту вампира. Но папай был слишком взволнован, чтобы обращать внимание на такие вещи.

– Вики, это моя мама.

– Добрый день! – по-немецки поздоровалась мама.

Она протянула руку, и бабушка, которая уже раскрыла объятия, вздрогнула. Она недоуменно уставилась на мамину руку, будто не знала, что с ней делать.

– Простите, я совсем мокрая, – пробормотала мама и обернулась к папаю. – Фабио, не мог бы ты сказать своей маме, что мне очень нужно…

– Мать Лолы не говорит по-бразильски? – перебила маму бабушка.

Папа покачал головой.

– Мы с Вики всегда говорим по-немецки, – объяснил он. И мне вдруг показалось, что ему стало неловко. – Но она научится понимать наш язык, если будет его постоянно слышать. – Папай повернулся к остальным: – Это Фло, Лизбет и Пенелопа.

Пенелопа не накрасилась, поэтому тушь по щекам у нее не текла. Ее короткие черные волосы блестели, а темно-синие глаза так и сияли. Выглядела она просто чудесно. Улыбаясь, она расцеловала бабушку в обе щеки и на отличном бразильском сказала:

– Большая честь познакомиться с вами, сеньора Фелозо!

Бабушка радостно кивнула.

– Называй меня Елизавета, пожалуйста. Мой сын много о тебе рассказывал. Я слышала, ты хорошая певица.

Пенелопа покраснела и опустила голову.

Фло тоже достались поцелуи, а тетя Лизбет, которую Жозе снял с ослика, на котором она угнездилась, даже ни капли не испугалась.

– Ой! – закричала она и обняла бабушку за шею. «Ой» – это по-бразильски «привет».

Бабушка довольно засмеялась.

– Ты, наверное, – маленькая тетя Лолы? Ну, раз ты уже выучила наш язык, то сможешь научить и свою старшую сестру.

Тетя Лизбет, конечно, ничего не поняла, но папай закашлялся. Мама в отчаянии потянула его за руку:

– Фабио, прошу тебя! Мне очень хочется снять с себя мокрые вещи, и мне нужно в туалет!

Последнее слово прозвучало почти визгливо. Папай вздрогнул, Vovó нахмурилась.

Я хотела вмешаться, но Пенелопа меня опередила.

– Елизавета, мы очень долго к вам добирались, – вежливо обратилась она к бабушке. – На море штормило. Может, мы сначала заглянем в свои комнаты, а потом познакомимся поближе?

Папай бросил на Пенелопу благодарный взгляд, а бабушка всплеснула руками.

– Ну конечно же! Простите, пожалуйста! Я просто переволновалась! Идемте, это рядом.

Бабушка взяла меня за руку и, слегка прихрамывая, пошла вперед. Среди цветущих кустов мелькнул гамак.

– Здесь вы будете спать, – объявила бабушка. – Мы выделили для вас лучшие комнаты.

Только теперь я заметила, что гамак на самом деле висит на веранде, и немного разочаровалась. Вот было бы здорово спать прямо в джунглях! Но дом тоже был очень красивый. Его выкрасили в оранжево-красный цвет, а окна у него были полукруглые.

– Это ваша территория, – сказала бабушка. – Мы в другом домике. Там мы будем сегодня пировать. У Мемы есть еще гости. Я уже три дня не выхожу из кухни, чтобы приготовить вам достойное угощение! – Бабушка критически взглянула папая. – Ты что-то похудел, сын. Тебя в Германии плохо кормят?

– Конечно, хорошо! – возмутилась я. – У нас же есть ресторан!

Бабушка рассмеялась.

– Знаю, знаю! Но сейчас вы попробуете настоящей бразильской еды! Все будет готово через несколько минут. И только посмотрите! – Бабушка указала на небо. – Даже небо приветствует вас.

Я взглянула туда, куда указывал морщинистый бабушкин палец, и у меня перехватило дыхание. Дождь кончился. Светило солнце, а между облаками сияла яркая радуга, словно вобравшая в себя все краски лета.

– Правда, чудесно, Вики? – обернулся папай к маме.

Но она уже убежала в дом.

9. Три новых имени и незнакомое имя

Каку сказал, что мотель моей тети – самый красивый на острове. Но я утверждаю, что он самый красивый в мире. Фло говорит, что лучше не утверждать, а описать, как тут все здорово.

Оранжевый домик с гамаком оказался одним из многих домиков в мотеле. Участок, на котором все это располагалось, был в сто, или в двести, а может и в пятьсот раз больше, чем сад нашей соседки Вивиан Балибар. Повсюду росли пальмы и пышные кусты с пестрыми цветами.

По всей территории тянулась узкая дорожка. Она извивалась и разветвлялась, время от времени подбегая к домикам для гостей. У них были круглые крыши из светлой черепицы, а на верандах висели гамаки. Было вообще не похоже, что эти дома кто-то построил. Казалось, что они выросли здесь сами собой, как пальмы и цветы.

Справа от нас находилась большая круглая постройка из бамбуковых стволов с крышей из пальмовых листьев. Это ресторан для гостей. Там не было сцены, как в нашей «Жемчужине юга» в Гамбурге, зато имелся чудесный бар, над которым висел огромный черепаший панцирь.

Напротив ресторана располагался бассейн, а сразу за ним открывалось море. Вообще-то, море лежало внизу, потому что мотель находился на холме, с которого было видно далеко вокруг.

От бассейна дорожка вела к дому, где жили бабушка Елизавета с тетей Мемой и ее семьей. Там был еще загон для лошадей и дом Каку, но Фло говорит, что об этом лучше рассказать попозже.

Надеюсь, я правильно описала мотель «Pérola do Sul», и теперь могу рассказывать эту историю дальше.

Так мы еще никогда не отдыхали! Оранжевый домик, в котором нам предстояло прожить целых четыре с половиной недели, был самым просторным. В нем было три номера. Папаю и маме достался верхний, все остальные разместились внизу. Пенелопа и тетя Лизбет справа, мы с Фло слева.

Каку и Жозе уже разгрузили ослика и принесли наш багаж. Когда я хотела забрать у Каку свой чемодан, он возмутился.

– Это мужское дело, – сказал он и донес чемодан до самой нашей двери.

Едва войдя, Фло рухнула на широкую двуспальную кровать. Над ней висела москитная сетка. У противоположной стены стояли шкаф для одежды, два плетеных кресла и маленький столик. На стенах были развешаны деревянные фигурки попугаев, а на полу из каменных плит лежали лоскутные коврики. У нас была даже собственная ванная!

– Кто первый, ты или я? – спросила Фло.

– Давай вместе! – предложила я.

– И-и-и-и-и-и! – в два голоса завизжали мы, потому что вода в душе оказалась довольно прохладной. Но она нас взбодрила.

Мы переоделись в сухую одежду, после чего Фло пошла к Пенелопе, а я постучала в дверь родителей.

– Мама? Папай? Я готова!

Никакого ответа. Я вышла на дорожку перед домом.

– Кокада, мы здесь! – раздался с веранды голос папая.

Он восседал за длинным столом и сиял, будто сегодня одновременно Рождество, его день рождения и свадьба.

Мама еще была у себя. Рядом с папайем сидела темнокожая женщина и прижималась к его плечу.

– Это твоя чиа Мема, – радостно воскликнул папай. – А это чио Милтон и кузина Габриэла.

«Чиа» означает «тетя», «чио» – «дядя».

И вдруг мне опять стало не по себе. В нашей немецкой семье папай – единственный темнокожий. А здесь, за этим столом, я оказалась единственным человеком со светлой кожей. Я чувствовала себя лишней, но тут тетя Мема встала и взяла меня за руку.

– Ну, дорогая, чего ты испугалась? Ты просто не представляешь, как мы рады тебя видеть! Ты так похожа на своего папая! В жизни еще больше, чем на фотографиях.

– Правда? – недоверчиво спросила я.

– Конечно, правда! – рассмеялась тетя Мема. – Овал лица, нос и эта маленькая ямочка на подбородке…

Я улыбнулась. Тем временем появились Фло, Пенелопа и тетя Лизбет, которая тут же спряталась у меня за спиной.

– Не бойся, тетя Лизбет, – сказала я. – Это наша семья!

Папай представил всех друг другу. Чиа Мема была вся кругленькая. Лицо, глаза и даже смех у нее был кругленький. Ее густые курчавые волосы торчали, как львиная грива, зато у чио Милтона была блестящая, словно отполированная, лысина. Он был низенький, худощавый, а кожа у него была цвета кофе с молоком, как и моей кузины Габриэлы, которая сидела между Пенелопой и тетей Лизбет. Моя маленькая тетя смотрела на нее круглыми глазами, и я понимаю, почему. Габриэла была невероятно красивая. У нее были темно-зеленые глаза с ресницами, как опахала, и фигура, как у супермодели.

– Габриэле семнадцать, в октябре она уезжает учиться в Сальвадор, – сказал папай. – Танцы, да?

Габриела кивнула и улыбнулась.

– Тебе пришлось оставить своего друга в Париже? Чио Фабио мне рассказал. Бедняжка, ты, наверное, очень по нему скучаешь!

– Да, – сказала я и сглотнула. Бразилия была такой необычной, что Париж вдруг показался мне другой планетой.

Тут появилась бабушка с огромным подносом в руках. Какая же она маленькая! И какая морщинистая! Совсем не такая, как моя рыжеволосая немецкая бабушка. Интересно, смогли бы они поладить?

Бабушка поставила поднос на буфет под пальмами. Потом села за стол, сложила руки и закрыла глаза. Папай и все остальные сделали то же самое. Мы с Фло переглянулись и тоже сложили руки.

– Я благодарю Бога за этот день, – сказала бабушка низким голосом. – Через много лет он вернул мне моего сына и чудесную внучку с ее матерью и друзьями. Это большой подарок. Аминь.

Бабушка открыла глаза, и тетя Лизбет захлопала в ладоши. Все рассмеялись, а бабушка торжественно сказала:

– Приятного аппетита!

Обеденный стол, за которым мы сидели, не был таким нарядным, как стол в квартире Люсиль в Париже. Но он тоже был праздничным. Его застелили светлой скатертью, расшитой цветами, и расставили на нем свечи. Тихо играла бразильская музыка. Но самое главное – это, конечно, еда!

У меня сложилось впечатление, что бабушка провела на кухне не три дня, а три месяца. Из одного только риса она приготовила пять различных блюд: рис с орехами кешью, рис с изюмом, рис с кокосовым молоком, белый и коричневый рис. Было и несколько главных блюд: густой мясной суп с маниокой, сладким картофелем и бананами, куриное рагу с пальмовым маслом и имбирем и рыбная мокека. Кроме того, на столе стояли огромные салатницы с душистой зеленью и мелко нарезанными помидорами, тарелочки с гренками с сыром и слоеными пирожками с креветками, и большущая кастрюля с фейжоадой – моим любимым блюдом с фасолью.

Я тут же поняла, что аппетит у меня сегодня волчий.

Но еще до того, как папай передал мне тарелку с супом, нас буквально засыпали вопросами.

Всем вдруг стало невероятно интересно – как прошла поездка, какая погода стоит в Германии, как идут дела в нашем ресторане, какие предметы в школе мы с Фло любим, а какие нам не нравятся, ходит ли тетя Лизбет в детский сад, почему у нее такие короткие волосы, действительно ли Пенелопа поет так хорошо, как утверждает папай, и куда пропала невеста папая.

«Действительно, – подумала я, погружая ложку в чудесный суп. – Куда же это подевалась мама?»

Вообще-то, это не очень правильно начинать обед без нее.

Тем временем тетя Лизбет забралась на колени Габриэлы и начала щекотать ее шею антенной телепузика. Безрогий носорог лежал рядом с ее тарелкой, а дядя Милтон держал белого медведя, испачканного вареньем.

– Я попрошу вас извинить Вики, – сказал наконец папай. – Ей пришлось много работать в последнее время, и долгая поездка совсем ее доконала.

– Нам всем пришлось много работать, – обиделась бабушка. – Я вырастила семь дочерей и сына, но у меня не было времени отдыхать. Я даже не могу припомнить, когда я в последний раз болела.

Я нахмурилась. Звучало это не очень-то вежливо!

– Мама тоже не болеет, – возразила я. – Просто ей нужно немного отдышаться от поездки, а завтра все будет хорошо.

– Надеюсь, – сказала чиа Мема. Она прижалась к чио Милтону и нежно погладила его по руке. – Нам еще нужно обсудить свадьбу. Четырнадцатого августа, верно? Это через четыре недели. И спасибо за прекрасные приглашения, – улыбнулась она мне. – Это твои поцелуйчики на открытках?

Я кивнула и подумала, окажутся ли мои остальные тетушки такими же милыми, как тетя Мема.

Тетя повернулась к папаю.

– Наверно, у вас все уже готово?

Папай вздохнул.

– Будем надеяться, что найдется свадебное платье Вики. Ее чемодан пропал, и авиакомпания пока молчит.

– Бедняжка, – пожалела маму чиа Мема. – Невеста без платья, что твой кофе без сахара. Что ж, будем надеяться, что рано или поздно оно найдется.

– А где остальные сестры? – спросила Пенелопа и потянулась за пирожком с креветками.

– Марилия приедет на следующей неделе, – сказал папай. Лицо его посветлело. – Ее муж Антонио был моим лучшим школьным другом. Остальные, насколько я понял, соберутся только к свадьбе.

– Верно, сынок, – сказала бабушка. – Жаль только, что не будет твоего отца. – Она перевела взгляд с папая на меня и вздохнула: – Тебе бы понравился твой дедушка, Лола, а ты ему. Он был особенным человеком!

Мы помолчали. Папай взял бабушку за руку. Мой дедушка Отторино погиб во время крушения поезда, когда папай был еще совсем маленьким. И мне стало очень грустно, что я никогда не смогу с ним увидеться.

– Можно мне еще немножко рыбы? – Фло протянула бабушке свою тарелку, и та положила на рис солидную порцию какого-то рыбного блюда. Бабушка с улыбкой наблюдала, как Фло уплетает рыбу, а потом повернулась ко мне и сказала:

– Ты не хочешь сходить к маме, отнести ей поесть и спросить, не хочет ли она присоединиться к нам?

Папай закашлялся, а мне стало неловко. Мне тоже хотелось, чтобы мама была здесь, но в то же время было ее жалко. А вот бабушка, кажется, думает, что мама просто капризничает. Но сходить я все-таки согласилась.

Мама сидела на кровати спиной ко мне и прижимала к уху мобильник.

– Это Лина, – услышала я ее растерянный голос. – Не могли бы вы проверить еще раз? Я не уверена, что… – Мама едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.

Внезапно она обернулась и взглянула на меня так, будто я застала ее на месте преступления.

– Я принесла тебе перекусить, – пискнула я.

– О!.. Мне… Я совсем не слышала, как ты вошла, – запинаясь, пробормотала мама.

Она так быстро отложила телефон, словно он был горячим и жег ей руку.

– С кем ты говорила? – все-таки спросила я.

– С бабушкой, – мама покраснела. – Я… я… хотела ей позвонить, но она не берет трубку. Спасибо, мое сокровище. Оставь ее здесь и возвращайся к столу. Мне нужно немножко отдохнуть. Хорошо?

– Хорошо, – кивнула я.

Я поставила поднос на столик и тихо вышла. Солнце уже давно село. В небе над верхушками пальм сверкало сто миллионов звезд. Сейчас мне бы полагалось подумать об Алексе, с которым мы когда-то лежали в саду под звездным небом, но на самом деле я думала о другом.

Я улеглась в гамак на веранде и закрыла глаза.

Лина. Это имя не шло у меня из головы. Почему мама по телефону назвалась Линой? Ведь ее полное имя – Виктуалина, и все зовут ее Вики, в том числе и моя немецкая бабушка. Поэтому я ни на миг не поверила, мама звонила ей, а не кому-то другому. «Лина» звучит неплохо – но кто мог так называть мою маму?

– Лола? – на сей раз в темноте прозвучало мое собственное имя. Передо мной стояла Фло. – С тобой все в порядке? – озабоченно спросила она. – Что-то случилось?

Я чуть не выпала из гамака, потому что вспомнила разговор мамы и бабушки в ту ночь, когда мне не спалось перед началом нашей поездки. Тот самый, который я не стала дослушивать до конца.

– Франц… – пробормотала я. – Должно быть, Франц называет ее Линой!

– Что? – Фло уставилась на меня как на помешанную. – Какой еще Франц? И кто такая Лина?

– Лина – так кое-кто называет мою маму, – мрачно проговорила я. – И если бы я знала, кто такой Франц, я бы не раздумывая свернула ему башку!