Текст книги "Его единственная любовь"

Глава 10

Алека потрясло, как сильно пострадали горцы за последний год. Одно дело – видеть длинные тощие фигуры мужчин в Инвернессе, и совсем другое – грязное изможденное личико ребенка, слишком слабого, чтобы кричать.

Они ехали на север от Гилмура и оказались в местах, куда не доходили дороги, проложенные генералом Уэйдом. Несомненно, Уэйд счел эти места необитаемыми.

Пурпурная дымка, изредка пронизываемая косыми лучами солнца, затеняла холмы. Озеро, которое они миновали, казалось, было из синего хрусталя, и в его спокойных водах отражались леса и высокие, припорошенные снегом горные пики, окружавшие его.

Некогда многочисленные кланы теперь ютились в узких проходах между холмами или в горных долинах, серых от сланца и бурых от глины. Хижины в маленькой деревеньке осели на своем фундаменте, как боязливые затравленные животные, а их хозяева смотрели настороженно и хранили молчание.

В дверях одной лачуги стояла женщина, сжимая ручку истощенного ребенка, похожего на маленький скелетик. Мать сурово и недоверчиво смотрела на колонну двигающихся мимо солдат, но именно взгляд ребенка навсегда запечатлелся в памяти Алека. Словно, несмотря на свой нежный возраст, этот мальчик уже навидался слишком многого и молча ждал грядущих неизбежных несчастий.

И такой взгляд, как он убедился по мере того, как дневной свет сменял предрассветную дымку, был присущ почти всем местным жителям. Они выжили и теперь отчаянно цеплялись за жизнь.

И все же их отличала от других тень прежней гордости в наклоне головы, в плотно сжатых губах и в глазах, сверкающих ненавистью.

Пока они медленно объезжали подведомственную Алеку территорию, ему внезапно открылась истина – в горах не осталось мятежников. Если и жил дух сопротивления, то только в умах людей, подобных Хемишу, человеку иного времени, или во взглядах женщин, изо всех сил прижимавших к себе детей, прикрывая их своими юбками и шепча едва слышно что-то об английских дьяволах. Однако наверняка здесь есть крепкие мужчины, способные сразиться с ним.

– Далеко вы забрались, сэр. – Седжуик с презрением оглянулся. – Здесь вам не видать такого комфорта, как в Англии. Я и не предполагал, что можно так жить, пока не оказался здесь.

– Вам никогда не приходило в голову накормить их? – спросил Алек, оборачиваясь и глядя на майора. Форт Уильям был скорее складом, чем крепостью. Лишившись части скота, солдаты бы не пострадали, но как изменилась бы жизнь несчастных голодных людей!

– А с какой стати, полковник? – спросил удивленный Седжуик. – Чем меньше этих варваров шотландцев, тем лучше.

– Я полагаю, майор, что в наши цели не входит жестокая расправа с жителями этой страны, – нетерпеливо ответил Алек. Но его слова противоречили истине.

«Выполняйте свой долг, полковник, – зазвенел в его мозгу голос Камберленда. – Приведите их к покорности любым способом. Убивайте этих мерзавцев, если сочтете нужным. Пусть они поймут, что Англия намерена править ими без снисхождения, держать их в железном кулаке. Морите их голодом, жгите их дома, преподайте им хороший урок».

Седжуику, по-видимому, было плевать на то, что он мог спасти от голодной смерти женщин, детей и лишь немногих стариков горцев. Он не видел в них людей. Они были для него племенем негодяев, дерзнувших восстать против властей и потому обреченных на жестокое наказание.

И Седжуик, и герцог Камберленд мыслили одинаково.

Уже почти в полдень они достигли самой дальней точки территории, но нигде не было следов Хемиша. Никто из людей, которые им повстречались, не признался, что знает его самого или о его местонахождении. Правда, Алек с самого начала сомневался, что ему выдадут старого дурака. Однако он не рассчитывал, что Хемиш будет играть на своей чертовой волынке на самом высоком холме при ярком свете дня, бросая веселый вызов английским законам и предписаниям и пренебрегая опасностью, которая грозит Лейтис.

– Мы остановимся на привал позади этого селения, – сказал он Харрисону, зная по опыту, что адъютант передаст его слова всем участникам рейда.

Они оказались в горловине горной долины, где стояло всего лишь несколько глинобитных хижин. На их крышах росла трава, и только там могли пастись овцы в поисках пропитания. Но теперь нигде не было ни одного животного.

Старуха стояла, тяжело опираясь на выструганную палку, и не двинулась с места, когда они приблизились. Ее белые волосы были аккуратно заплетены в косы, платье на ней было опрятно, поношенная шаль, наброшенная на плечи, была выткана любовно и со знанием дела. Она была страшно худой, с узловатыми, как корни старого дерева, руками и бледным изможденным лицом.

Он осадил коня и спешился за его спиной остановилась колонна солдат. Он подошел к старухе по тропинке, наклонился и заговорил с ней.

– Как мне помочь тебе, матушка? – спросил он тихо по-гэльски. У него было время после возвращения в Шотландию вспомнить знакомый с детства язык. В Инвернессе способность понимать разговоры узников казалась ему скорее обременительной, чем ценной, но сегодня впервые со времен детства он позволил себе заговорить по-гэльски.

Ее не удивило то, что он знает ее язык. Ее глаза, нежно-зеленые на изрезанном морщинами лице, казались на удивление молодыми и смотрели так, будто она могла увидеть его душу и мысли под внешней оболочкой. Она окинула его взглядом, но он не заметил в нем презрения.

– Мне ничего не надо от англичан, – ответила она голосом, похожим на шелест.

Ему показалось, что эта женщина – дух здешних мест, оставшийся, чтобы говорить от имени всех.

– А где остальные?

– У меня есть соседи, англичанин, но они прячутся от вас. Страх сделал их осторожными.

– Но ты не боишься?

– Я слишком стара, чтобы бояться, – сказала она и неожиданно улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо и сделала его моложе, в нем появился намек на былую красоту. Он представил, какой она была в молодости и осталась бы даже в старости, если бы постоянное недоедание не иссушило ее.

– У тебя есть хоть какая-нибудь пища? – спросил он.

– У меня есть грязь, глина, – ответила она все с той же улыбкой. – Целая гора глины!

У него мелькнула неприятная мысль, что в прошлом году она могла потерять всех родных, и он сделал знак Харрисону. Его адъютант спешился и шагнул вперед.

– Принеси мои припасы, – сказал Алек.

Один пропущенный обед ему не повредит, решил он, но, возможно, продлит жизнь этой женщины.

– Разумно ли это, сэр? – Харрисон оглянулся через плечо на Седжуика. Тот сидел с безучастным видом, ожидая, чем это кончится, и все его внимание было направлено на Алека.

Алек прижал пальцы к переносице, закрыл глаза, мечтая о том, чтобы прошла головная боль. Харрисон прав. Любой акт милосердия можно истолковать как помощь врагу. И он не сомневался, что Седжуик использует полученные сведения о нем ему во вред.

– Я не возьму вашей еды, англичанин, – возразила старуха. Она отрицательно покачала головой, потом медленно повернулась и заковыляла к своему дому. Она была так слаба, что ей пришлось несколько раз останавливаться, тяжело опираясь на палку. Он подошел к ней, протянул ей руку, но она не приняла его помощи, и он взял ее под руку. Быстрый косой взгляд исподлобья только усугубил уже закипавшее в нем раздражение.

– Значит, ты скорее умрешь, чем примешь от меня пищу? – спросил он.

– Вы отняли у меня все, англичане. Осталось только тешить свою гордость.

– Гордостью сыт не будешь, – сказал он.

– Но и без нее не прожить. – Ее слова заставили его замолчать.

Он все-таки пошел вслед за ней и остановился в дверях ее лачуги. Он ожидал, что она захлопнет дверь у него перед носом, но у нее не оставалось на это сил. Вместо этого она опустилась на стул у двери, крепко сжимая свою палку мертвенно-белыми пальцами и опираясь лбом на сложенные на набалдашнике руки.

Дом, скорее, глинобитная хижина, имел круглую форму и отверстие в кровле для трубы. В центре земляного пола была выкопана неглубокая ямка – своеобразный очаг, источник тепла и место для приготовления пищи. Но он давно остыл, и зола была выметена дочиста.

У стены стояли небольшой столик и стул, родной брат того, на котором сидела старуха. У противоположной стены, выбитой в каменном склоне холма, находилось жалкое подобие постели, где горой были навалены шкуры животных. Но самым удивительным предметом в этой хижине был ткацкий стан.

Алек вошел в дом, низко наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Его пальцы пробежали по натянутым на раму шерстяным нитям.

– Ты умеешь ткать? – спросил он.

– Умела, – ответила она, и ее голос был едва слышен в этом тихом жилище. – Пока мои руки не стали слишком сильно болеть. Тогда этим занялась моя дочь.

Он оглянулся, потом посмотрел на нее.

– Где она?

– Совсем близко, – ответила она, пристально глядя на него. – Под этой грудой камней.

– Прости меня, – сказал он просто. Она слегка улыбнулась.

– Англичанин, ты не виноват в ее смерти. У нее были тяжелые роды, и ни она, ни дитя не выжили.

– Ты не продашь мне свой стан? – внезапно спросил он.

– А что мне делать с твоими деньгами, англичанин? – спросила она. Как видно, его вопрос позабавил ее.

– Ну, давай тогда меняться, – предложил он. – Твой ткацкий стан за мою еду.

Она молча, внимательно смотрела на него.

– Зачем он тебе?

– Чтобы исправить зло, – ответил он, и в его словах была чистая правда.

Наконец она кивнула, и он, подойдя к двери, поманил Харрисона. Сделка была завершена, когда двое солдат погрузили ткацкий стан на грубо сколоченную телегу, вымененную у другого жителя деревни.

Прежде чем они покинули это селение, Харрисон горкой навалил припасы Алека и свои собственные на стол старухи. Она подняла глаза на Алека, и улыбка пропала с ее лица.

– Ты выбрал тяжкую участь, нелегкую дорогу, – сказала она с загадочным видом. – Но этот выбор сделало за тебя твое сердце.

– А как насчет судьбы? – спросил он мягко.

– Это правда, – ответила она и снова улыбнулась. На прощание она коснулась его руки, и этот жест, как ни странно, он принял за благословение.

Глава 11

Лейтис сидела в пещере, прислонившись к каменной стене. Солнечный свет начинал меркнуть, возвещая о скором наступлении ночи. Куполообразный потолок пещеры был черным от дыма факелов, которые жгли многие поколения давно почивших здешних обитателей. Пурпурно-серый сланцевый пол был неровным, будто изрытым оспой. В его углублениях тени сгущались и казались крошечными лужицами.

Лейтис уткнула лицо в колени и укутала ступни и лодыжки складками юбки. В этом загадочном волшебном месте она с детства искала убежище, приходила сюда в минуты испытаний и огорчений или просто чтобы избавиться на время от общества братьев.

Легкое дуновение коснулось ее щеки. Это ветерок вздыхал в кустах, стоявших как часовые у входа в пещеру.

И не горькие воспоминания до слез разбередили ее душу, а чистая красота представшей перед ней сцены. Гилмур сверкал в отдалении, как старая леди, разодетая в лучший наряд и увешанная драгоценностями. Золотистый свет угасающего дня танцевал на рухнувших участках стен. Как царственная глава рода, леди восседала в своих потрепанных, но некогда роскошных одеждах, старательно избегая смотреть на возведенный неподалеку форт.

Вернись Лейтис в деревню, она могла бы навлечь беду на своих родичей, на других членов клана, потому что Мясник стал бы ее искать именно там.

Она запрокинула голову, опираясь ею о стену, усталая до изнеможения. Она и не помнила, когда еще так уставала.

– Что мне делать? – вопрошала она тени, но они оставались безмолвными.

Она ведь не может жить здесь. К тому же, кроме Хемиша, у нее не оставалось больше родственников, которые могли бы ее приютить. Она не станет подвергать опасности своих друзей или сельчан, а это означало, что у нее нет выбора. Конечно, легче всего обвинить в своих неприятностях Мясника, но ведь и Хемиш сыграл в них немалую роль. Он бросил вызов инвернесскому Мяснику, а она подозревала, что этот человек не менее упрям, чем ее дядюшка. Но у нее не оставалось сомнений в исходе их противостояния. У полковника в подчинении не менее сотни солдат. Он обладает железной волей и решимостью выполнить поставленную задачу.

Какой бы угрозой он ни был для ее клана и страны, она не могла забыть той минуты, когда он со вздохом положил голову ей на плечо и легонько коснулся губами ее лба. Казалось, он чувствует себя таким же потерянным и одиноким, как и она сама.

Полдень уже давно миновал, и день клонился к вечеру, когда Алек повел своих людей назад, в форт Уильям. Уходящее на покой солнце проявило напоследок доброту к руинам замка, затопив их янтарным светом, погрузив в золотистую дымку.

Прибыв на место, он подал сигнал, и его люди спешились.

– Пусть телегу отвезут в Гилмур и разгрузят там, – приказал Алек Харрисону.

Его адъютант кивнул и принялся отдавать распоряжения солдатам.

– Со счастливым возвращением, полковник, – приветствовал его один из сержантов, принимая у него поводья.

Алек спрыгнул с коня и бросил взгляд на Гилмур.

– Этот день не принес ничего нового. Верно? – спросил он.

– Да, сэр, – ответил сержант. – Следует ли мне сообщить дежурному офицеру, что вы хотите выслушать его рапорт?

– Нет, – ответил Алек. – Это подождет.

Он зашагал к развалинам Гилмура, опережая поскрипывающую телегу. Эту развалюху чудом удалось дотянуть до форта. Когда драгоценный груз перенесут в замок, телегу можно расколоть на дрова, подумал он мрачно. Но свою службу она сослужила – с ее помощью удалось доставить ткацкий стан для Лейтис.

Он толкнул дверь своей комнаты, обдумывая, что скажет ей, и мысленно уже готовился отправиться обратно. Он собирался извиниться за свое недостойное поведение прошлой ночью, прежде чем преподнести ей ткацкий стан.

Однако его приветствовал только денщик.

Дональд стоял у входа, выправка его являла образец воинской выучки – плечи развернуты, руки по швам, пальцы прямые, взгляд обращен к горизонту и неподвижен. Вел он себя образцово, но выражение его лица было хмурым, и Алек тотчас же понял, что случилось.

– Она сбежала? – Он оглядел комнату.

– Да, сэр, – неохотно ответил Дональд. Следует заметить, к его чести, что он не отвел взгляда. – Я не смог ее найти, сэр, но старался изо всех сил. Я взял с собой несколько человек, сэр, и мы обыскали деревню. Мне следовало стеречь ее получше, сэр, – добавил он.

Алек улыбнулся впервые за весь день.

– Если Лейтис Макрей захочет чего-нибудь, Дональд, даже Господь всевышний не в силах остановить ее.

Его помощник смотрел на него с изумлением, никак не ожидая подобной оценки, к тому же от человека, проведшего в ее обществе всего одну ночь. Но Алек знал Лейтис с самого детства. Он помнил ее девочкой, более живой и резвой, чем все вокруг, и она запомнилась ему как самое упрямое создание на свете.

Внезапно он понял, где она может скрываться.

Однажды она отчитала всех троих мальчишек за то, что они дразнили ее. Алек что-то заметил насчет цвета ее волос, а ее братья подхватили. Презрительно глядя на них, она гордо повернулась и удалилась, бросив на прощание, что для того, кто пойдет за ней, последствия будут самыми мрачными и ужасными. Они предпочли бы оставить ее в покое, но мать Лейтис заставила их найти ее, и эти поиски заняли у них весь день. Тогда Алек узнал все пещеры в окрестностях Гилмура.

Он молча вышел из комнаты и направился к конюшням. Там он отдал приказ оседлать ему свежую лошадь.

– Могу я сопровождать вас, сэр? – Дональд, последовавший за ним, теперь смущенно переминался с ноги на ногу, но его лицо представляло собой образец решимости.

– Нет, – возразил Алек. – Этим особым делом лучше заниматься одному.

Дональд только смущенно кивнул.

Алек поскакал на запад, миновал лощину и оказался среди пологих холмов. Множество пещер, скрытых среди густого леса, были в детстве убежищем и святилищем Лейтис. Он не сомневался, что она пряталась в одной из них.

Вскоре продираться через густой подлесок стало невозможно. Спешившись, Алек привязал коня к молодому деревцу и остальную часть пути проделал пешком.

С каждым его шагом по ковру из сосновых игл и веток время отступало и возвращало его в детство. Поднимаясь вверх по склону холма, он из полковника или Мясника из Инвернесса превращался в одиннадцатилетнего мальчишку, одного из дикарей Макреев.

– Странный человек ваш полковник.

Харрисон покосился на дверь. Майор Седжуик стоял на пороге, оглядывая комнату. Он не нашел в ней никакого беспорядка. Помещение, в котором квартировал Харрисон, выглядело, как всегда, безупречно. Ему никогда бы не подняться до положения адъютанта полковника и командира полка, не следуй он самым неукоснительным образом правилам и предписаниям.

Он закончил распаковывать последние карты полковника Лэндерса, прежде чем убрать их в ящик. День был долгим, и Харрисон устал, но Седжуик был старшим по званию. Поэтому его визит и проявленное им любопытство могли длиться, сколько тому было угодно.

Седжуик вошел в маленькую комнату с окном, выходившим во двор форта, высоко в стене. Встань Харрисон на цыпочки, он увидел бы в отдалении озеро. Но крепость была построена так, чтобы скотты боялись и благоговели при виде укрепления его величества в горах Шотландии, а не для того, чтобы солдаты форта любовались красивыми видами.

Будучи адъютантом полковника, Харрисон имел право на отдельное помещение и не делил комнату с другими офицерами. В иных случаях и не столь гостеприимных обстоятельствах Дональду и полковнику Лэндерсу случалось бок о бок проводить ночь, невзирая на положение и ранг, и бывало, что они были рады любому крову, даже древесной кроне или стогу сена. Но то было в поле или на бивуаке, где всем приходилось терпеть лишения.

Харрисон бросил взгляд на Седжуика. Похоже, этому человеку были ведомы только тяготы, которые он испытывал здесь, в форту Уильям. И хотя его обязанности нельзя назвать приятными, здесь, черт возьми, намного легче, чем под пулями и картечью.

– Вот как? Почему вы так считаете, сэр? – спросил Харрисон довольно миролюбиво. Но при всей его внешней невозмутимости внутри у него закипел гнев.

– Вначале он берет заложника, потом выпускает волынщика, чтобы позже потратить целый день на его поиски. С чего бы это?

– Вам следует задать этот вопрос полковнику Лэндерсу, сэр.

Усмешка Седжуика была исполнена язвительности и злобы.

– Повезло ему с покровителем! Хорошо пользоваться поддержкой герцога Камберленда. Вы его знаете?

Харрисону приходилось присутствовать на многих встречах и беседах полковника с герцогом, но он отрицательно покачал головой.

– Жаль, – сказал Седжуик, постукивая носком сапога по одному из сундуков полковника. – Это знакомство могло бы поспособствовать вашей карьере.

– Полковник Лэндерс выдвинулся во Фландрии, был отмечен и награжден за отвагу в тамошней кампании, майор Седжуик, – сказал Харрисон почтительно. – Это было задолго до его знакомства с герцогом.

Седжуик не сводил с него прищуренных глаз.

– Это и вправду так? И все же Камберленд оказывает ему предпочтение, доверяя помогать скоттам?

– Что вы хотите этим сказать, сэр? – спросил Харрисон смущенно.

– Когда он прибыл, его весьма обеспокоило, что мы запалили деревню скоттов. Или вы не согласны с этим?

– Думаю, что это так, сэр. – Харрисон осторожно и тщательно подбирал слова. – Полковник не хочет, чтобы две наши страны продолжали враждовать.

– Как странно, – сказал Седжуик насмешливо. – Я-то думал, что его обязанность – усмирять и подчинять скоттов, а не дружить с ними. Сегодня он накормил старуху. И это интересовало его гораздо больше, чем поиски мятежного волынщика.

Беседы такого рода всегда были тяжелы для Харрисона и вызывали его настороженность. Он научился за долгие годы мало говорить и больше помалкивать, особенно когда его товарищи-офицеры позволяли себе осуждать полковника. Харрисон готов был следовать за Лэндерсом куда угодно, тем более после Инвернесса.

– Завтра мы снова отправимся патрулировать территорию, сэр, – сказал он, поправляя подушку на постели. – Он его найдет, сэр. Не сомневайтесь.

Седжуик кивнул и принялся ощупывать одеяло в ногах походной кровати Харрисона, проверяя, ровно ли лежит простыня. Здесь он не найдет никакого непорядка, думал Харрисон.

– Подумайте о себе, Харрисон, – неожиданно сказал майор. – Кое-кто там, наверху, посмотрит косо на то, что полковник отпустил волынщика, да и на его сегодняшние действия. Он привез заложнице ткацкий стан. Неразумно проявлять такое сострадание к врагу. – Седжуик придвинулся поближе к адъютанту. – Может быть, вам стоит подумать о своей карьере. Сменить начальника сейчас самое время.

– Я как раз на своем месте, сэр, – холодно возразил Харрисон.

Майор двинулся к двери и, выходя, улыбнулся Харрисону. Это был, скорее, оскал острых зубов. Волк мог бы так улыбнуться ягненку.

Харрисон кивнул, понимая, что ему сделано предупреждение. Интересно, думал ли Седжуик, что о его угрозах будет немедленно доложено полковнику? Или в его намерения входило напугать его командира? Если это так, то его ход весьма неуклюжий и неразумный. Полковник мог бросить вызов самому Камберленду. Куда там майору с ним тягаться!