Текст книги "Ностальгия по убийству"

Глава 5

«Ну как его не люби-и-ить!»

Берт Бэнкрофт закончил зонг, напевая с листа. Нина зажала уши, потому что Берт страшно фальшивил. За роялем сидел Иган Ганн. Чтобы перебить впечатление от пения своего соавтора, он несколько раз повторил последнюю музыкальную фразу.

– Отвратительно, – заявила Нина. – Не знаю, как я такое буду петь. Между прочим, этим зонгом завершается первый акт.

– Все не так уж плохо, – сказал Уолтер. – Жизнеутверждающая мелодия, ритм, темп...

– Мелодия хорошая, – согласилась Трейси, – только слова пошлые. В каком притоне наш драгоценный Берт слышал нечто подобное?

– Текст можно доработать, – отдуваясь, произнес тучный Алекс. – Главное, понять, что за смысл мы хотим вложить в эту песенку.

Нина сверкнула глазами.

– Не доработать, а переписать! – воскликнула она.

– Иначе мюзикл провалится с треском! – добавила Трейси и многозначительно посмотрела на Бланта.

– Трейси права, – Нина разъярилась не на шутку. – А ты, Алекс, тупоголовый, как...

– Да что вы так набросились! – взмолился Берт Бэнкрофт. – Текст вполне нормальный. Я изложил... хм, в стихотворной форме события первого акта, чтобы зрители еще раз все обдумали, вникли...

– Безмозглый мешок с соломой!

Нина поняла, что переборщила, и сбавила тон.

– Ну, извините, Берт. Песня не должна быть глупой или скучной. И вовсе не обязательно пересказывать все, что происходило в первом акте. Слова могут быть о чем угодно, но пусть у зрителя возникает ассоциация... Вы понимаете, о чем я говорю? Мне нужна легкая, запоминающаяся, яркая песня с простыми, но доходчивыми словами. Ее будут потом напевать в машине, под душем, на прогулке... Это шлягер, хит... Может, вас стукнуть по голове, чтобы дошло?! Черт-те что! Я не обязана объяснять автору прописные истины!

Эта свара мне порядком надоела. Вот уже два часа они ругались, обзывали друг друга по всякому поводу и вообще без поводов. А за окном сияло солнышко и пели птицы. Почему я должна выслушивать так называемые «творческие споры»? И не отправиться ли на природу? «Творцы» настолько заняты собой, что вряд ли заметят мое отсутствие.

Так и получилось.

С каким наслаждением вдохнула я полной грудью свежий воздух! Да здравствуют душистые травы и ласковый ветерок!

Я пересекла двор и остановилась у небольшого озерца. Очень хотелось искупаться, но берега были топкими, заросшими травой, а воду покрывала ряска, так что я решила не рисковать.

Я стояла и смотрела на озеро, как вдруг за моей спиной раздалось:

– Остатки былой роскоши... Все заканчивается одинаково: гниение и распад...

Обернувшись, я увидела маленькую старушку, похожую на сушеное яблоко.

– Да, плесень и гниль – это ужасно, – сказала я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

Понять, сколько моей собеседнице лет, было невозможно. Седые прилизанные волосы обтягивали ее череп, кожа на шее была ужасающе морщинистой, дряблой, на лбу и щеках виднелись пигментные пятна, но вот глаза... Они поражали своей голубизной и яркостью. Старушка напялила на себя какой-то мешок из синей груботканой материи. Он болтался на ней, как на колу. Обуви я не видела, потому что подол платья доходил до самой травы, но не сомневалась, что на ногах у этой ведьмы какие-нибудь деревянные башмаки или плетеные сандалии.

– Доброе утро, – поприветствовала меня старушка.

Я из вежливости ответила:

– Доброе... Меня зовут Мэвис. Мэвис Зейдлиц.

– А меня зовут Агатой. Все собрались? Сидят в доме?

– О ком вы говорите? – опешила я.

– Я говорю про эту рыжую сучку, ее прихвостня и ненаглядную дочурку.

Сказав это, она сделала вид, что пошутила, обнажив в улыбке ряд неровных потемневших и выщербленных зубов.

– А ты почему здесь? – прищурила она глаз.

Я поведала вредной старушке «легенду», сочиненную Ниной, про то, что моя мать когда-то работала с ней на одних подмостках.

– Ложь, – уверенно заявила эта особа. И снова улыбнулась, показав свои отвратительные зубы.

Я вспомнила, что лучший вид обороны – нападение.

– А вы, Агата, что делаете здесь?

– Старая прислуга, как всегда, у ног хозяина, – ответила старуха.

И внезапно залилась кудахтающим смехом, от которого у меня по спине поползли мурашки.

– Значит, вы работаете у Бланта?

– Я связана с этим домом, – туманно ответила Агата. – Была здесь еще до Бланта. И останусь, когда его... и остальных уже не станет.

– Что вы подразумеваете, говоря «остальных не станет»?

– Думай что угодно, – она поджала губы.

– Кому вы прислуживаете: мистеру Бланту или его жене?

– Этой толстой потаскухе? Только не ей. Она была шлюхой и ею умрет! Я вижу человека насквозь. Я – ясновидящая.

Неожиданно взгляд ее стал неподвижным. Агата уставилась на меня своими голубыми пронзительными глазами, и сердце мое ушло в пятки. Отчего-то я страшно испугалась.

– Ты – неплохая девочка, – сказала наконец эта ведьма. – Ты тоже можешь видеть то, что скрыто пеленой времени, но твои способности не развиты. Ты боишься их развивать.

Она вдруг резко повернулась, оглядела окрестности и приложила свой корявый скрюченный палец к губам.

– Мэвис, ты ведь видела его!

– Кого?

– Олтона Эсквита.

– Который был хозяином этого дома? Но он же умер!

– Дух Олтона пребывает здесь... Нет ему места ни на небесах, ни под землей. Так будет продолжаться, пока не восторжествует истина и не очистится имя Олтона от наветов. И это скоро произойдет. Скоро!

Глаза Агаты засверкали, голова закивала в такт словам.

– Скоро! Скоро!

– А вам откуда известно? – не выдержала я.

– Мне известно, потому что я обладаю даром ясновидения.

Она снова уставилась в мое лицо.

– Э... Да без тебя это дело не сдвинется с мертвой точки. Вижу-вижу: ты причастна. Только будь осторожна, девочка. Берегись!

– Кого я должна опасаться? Призрака Олтона Эсквита?

– Нет. Дух Олтона жаждет мести, но не ты виновна в несчастьях бывшего хозяина. А вот те, которые виновны, они будут использовать тебя и могут навредить. Им необходимо любой ценой скрыть свои гнусные проделки.

Старушка уставилась себе под ноги, словно видела на три фута под землей.

– Мэвис, помни: тебя предаст человек, который кажется твоим другом. Нельзя попирать святыни, это очень опасно. А ведь паук уже сплел свою паутину.

Я спокойно выслушала эту бредятину: старушка выжила из ума – так в чем же ее винить? Наоборот, надо сделать снисхождение.

– Благодарю вас, Агата. Буду помнить все, что вы мне сказали.

– Предупрежденный – наполовину спасенный!

Она схватила мою руку своей когтистой сморщенной лапкой, и я вдруг ощутила, какая сила заключена в этом высохшем теле.

– Ты такая хорошенькая, Мэвис, – вкрадчиво сказала старушенция. – Такие красивые голубые глазки... Волосы... Шея... Ноги...

Она рассматривала меня, как экспонат, как бабочку, пришпиленную иголкой к бархату, и от этого меня чуть не вытошнило.

– Будет очень жаль, если тебя найдут мертвой со знаком раздвоенного копыта на лбу, – спокойно сказала Агата.

Я вздрогнула. Старуха отпустила мою руку.

– Вот что, девочка, – она перешла в разговоре на быстрый темп – видимо, собралась уходить. – Подумай о том, что я тебе сказала. Будь бдительна. И не очень-то доверяй даже тем, кто вне всяких подозрений, – толстяку и очкастому. Я еще не разобралась в них. Быть может, они совсем не такие, какими кажутся.

Круто повернувшись, Агата засеменила прочь и вскоре скрылась за углом дома, а я осталась на месте, не в силах сдвинуться ни на дюйм. Ну и как понимать слова старой ведьмы? В этом доме меня поджидает опасность? Меня предаст человек, которого я числю своим приятелем? Что за ерунда! Выжившая из ума старуха пугает меня каким-то пауком, который сплел свою паутину, а я стою, развесив уши! Что она еще говорила? «Нельзя попирать святыни». Я и не собираюсь их попирать. А, собственно, о чем речь? Единственное, что было в монологе этой сумасшедшей более-менее понятным, так это вероятность моей смерти. Если не ошибаюсь, Мэри Блендинг была найдена мертвой, и на лбу ее было нарисовано раздвоенное копыто. Значит, Агата пророчит мне такую же смерть?

И тут кто-то крикнул над самым ухом:

– Мэвис!

Внутри у меня все оборвалось. Только несколько мгновений спустя я поняла, что рядом стоит Селестина. А так как я чуть не упала от ее оклика в озерцо, то Селестина, ухватив меня за локоть, принялась тащить подальше от топкого берега.

– Что с тобой, Мэвис? Ты даже не услышала, как я подошла. А теперь чуть не упала в воду... – Селестина покачала головой. – В этой воде столько микробов, что тебе пришлось бы глотать антибиотики пачками.

– Спасибо... Я не думала, что ты... тоже окажешься здесь.

– Убежала от этих крикунов. Орут, ругаются... И все споры вокруг какой-то ерунды. Еще немного – и я сама бы заорала.

Она вскинула руки и сцепила их на затылке. Вдохнула полной грудью.

– Какой сегодня хороший денек, ты не находишь? Не искупаться ли нам?

– Здесь? – я с отвращением указала на темную воду, от которой сильно воняло.

– Нет, но я знаю тропинку, которая ведет на пляж. Тут ходьбы минут пятнадцать.

– Я не против, но... У меня нет купальника!

– Он тебе не потребуется. Я уверена: сейчас на пляже никого нет, – заверила меня Селестина. – Здесь вообще очень малолюдное место.

Я согласилась.

Мы вернулись к дому, обогнули его и через незаметную калитку в ограждении вышли в лес.

Тропинка петляла между высокими кряжистыми деревьями, сквозь листву которых солнце своими лучами то и дело ощупывало наши фигуры. Мне казалось, что я попала в волшебную сказку, наполненную приключениями, страстями, музыкой...

Берег океана был пустынен, как и предрекала Селестина. Мягкий золотистый песок, скалы, голубое небо и небольшие волны... Одним словом – рай. Мы разделись догола и бросились в воду... Приятный холод взбодрил меня, я принялась работать руками и ногами, согрелась и проплавала четверть часа, стараясь далеко не забираться. Что касается Селестины, то она оказалась отличной пловчихой и сразу взяла курс на горизонт. Уж не хочет ли моя подружка уплыть в Австралию? Я вышла из воды и растянулась на песке. Селестина сделала то же самое, но минут через десять.

– Как хорошо!

– Изумительно, – подтвердила я. – Скажи, здесь не водятся морщинистые обезьяны?

– Нет, – засмеялась Селестина. – Здесь не водятся даже туристы – все едут отдыхать на Гавайи, нацепив цветастые рубашки и шорты.

– А вот я встретилась с одной обезьяной. Ее зовут Агатой.

– Агата? Я знаю эту особу. Что-то вроде Ахмеда. Прислужница, прихлебала или то и другое вместе.

– Твое сравнение с Ахмедом неточное... Ахмед, как мне кажется, неплохой слуга.

– А Агата? – лениво спросила Селестина. – Какого ты о ней мнения?

Я рассказала о встрече со старухой и передала наш разговор. Селестина слушала вполуха. Слова Агаты про то, что меня предаст друг, вызвали некоторый интерес.

– Она что, на меня намекала? Мне это совсем не нравится. Я надеялась, что мы с тобой станем настоящими подругами, а теперь ты будешь бояться меня и караулить каждый мой шаг. Вот старая карга!

Лежать на солнышке было очень приятно. По всему телу растеклась истома. Мне не хотелось спорить с Селестиной, и я только тихонько рассмеялась:

– Видела бы ты, как сверкали глаза этой ведьмы, когда она призывала меня к бдительности.

– Агата всегда была с приветом, – задумчиво сказала Селестина. – Но я давно уже не воспринимаю ее всерьез. Я ведь знаю старуху с детства.

– Ты часто бываешь в этом доме?

– Впервые мама привезла меня сразу после развода с отцом. Я очень тосковала по отцу, плакала даже... Когда возник Уолтер, мы стали наезжать сюда чаще – практически один-два раза в году.

– Агата сказала, что живет при доме очень давно.

– Да. И она, и Ахмед... Однако я никогда не обращаю внимания на прислугу. Но вот что странно... Ты, Мэвис, только-только появилась здесь, а уже успела и с призраком Олтона Эсквита поговорить, и с полоумной Агатой, которая вообразила себя ясновидящей...

– А может, никакого призрака и не было? – осторожно предположила я. – Берт Бэнкрофт накачал меня водкой, вот и приснился кошмар...

– Сомневаюсь, что это был сон. Призрак хотел тебе что-то передать. Точнее сказать – мне передать...

– И ты хочешь узнать, что именно?

– Да.

– Но каким образом?

– Не могу пока сказать, но кое-что я придумала. Только вот что, Мэвис, давай забудем про призраков и все остальное, – она зевнула. – Здесь так славно. Хочется расслабиться, помечтать...

– Ты права.

Я устроилась поудобнее и вскоре погрузилась в сладчайшую дрему. Все, что было ночью, уплыло куда-то вдаль. Я качалась на волнах, каждой своей клеточкой ощущая блаженство...

Проснувшись, испугалась: «Наверное, обгорела до костей!». Однако паника была напрасной. Кожа не саднила, солнце все так же стояло над головой. Сколько же я спала? Десять минут? Час?

Приподнявшись на локте, я осмотрелась. Селестины рядом не было. Вот-те на!

Я решила, что Селестина вернулась в дом. Ну и обиделась я на нее. Даже если я и спала, то эта девчонка могла растолкать меня. Но что если Селестина хотела дать мне возможность отдохнуть после ночных кошмаров и не стала будить из деликатности? В конце концов, я могу обойтись и без подружки. Тропинка одна, заблудиться невозможно.

Поднявшись, я ладонями обтерла свое тело, стряхивая налипшие песчинки.

Меня поджидала новая неожиданность: исчезла одежда. То, что не было одежды Селестины, ничуть не удивило. Но где же мои вещи? Я хорошо помнила, что оставила их у подножия скалы. Почему Селестина прихватила то, что ей не принадлежит? Нет, Селестина тут ни при чем. Одежду взял другой человек. Но кто?

Я с испугом стала озираться. Пляж был пустой. Ну и что мне делать? Бегать туда-сюда в надежде, что океан выбросит на берег какой-нибудь лоскут материи, или возвращаться в дом нагишом? Последнее показалось предпочтительнее. Тело мое вряд ли вызовет у кого бы то ни было отрицательные эмоции. Да и в дом можно проскользнуть незаметно, разве что Бэнкрофт попадется на пути – пусть помучается толстяк, может, помрет от сердечного припадка!

Если же я встречу людей на тропинке... А! Была не была! Пусть думают, что я закаляюсь, принимаю воздушные ванны... Черт побери! Пусть думают, что хотят! Оказались бы на моем месте, тогда попрыгали бы! И что за невезение! Ночью меня посещают призраки. Днем кто-то понуждает стать нудисткой. Вот жизнь!

К счастью, легкие сандалии, в которых я пришла на пляж, валялись нетронутыми. Я надела их и по тропинке пустилась в обратный путь. Вздрагивала от любого шороха, отмахивалась от насекомых, бросавшихся на мою оголенную плоть, как маленькие вампиры, и мечтала, чтобы дорога побыстрее закончилась.

И вдруг я услышала, как кто-то идет мне навстречу. Бог мой! Надо прятаться! Я шмыгнула за ближайший куст и притаилась. Сердце мое бешено колотилось, и мне казалось, что этот стук слышит все Тихоокеанское побережье.

На тропинке показался путник. Это был высокий худой мужчина с неестественно длинными конечностями. На нем была дурацкая шапочка и шорты, но не цветастые, как на Гавайях, а темно-зеленые, как у военных.

Внезапно он остановился и завопил так, что у меня в глазах потемнело:

– Альфред!

Постоял, послушал и двинулся дальше. Как только тощий тип скрылся из виду, я перевела дух и собралась снова ступить на тропинку.

И в этот момент кто-то схватил меня за ягодицу.

От ужаса я заорала. То есть мне показалось, что я ору, а на самом деле это был хрип, переходящий в шипение. С трудом повернув голову, я увидела, что рядом стоит очкастый мальчик из тех, кого зовут «жиртрестами», проще говоря – толстый подросток. На нем была форма бойскаута.

– Что ты меня трогаешь! – обретя голос, я напустилась на него и чуть не выцарапала глаза. – Не знаешь, как надо себя вести?!

– Я не трогал вас, – спокойно ответил он. – Сижу себе за кустом, а вы вдруг как прыгнете – мне чуть ли не на голову...

Он достал из кармана платок, снял очки и протер стекла.

Мне стало немножко стыдно.

– Ну извини...

– Я понимаю, – подросток вздохнул. – Тоже прячетесь от этого зануды...

– Кого-кого?

– От мистера Робинсона.

– Кто это?

– Наш вожатый. Вы его только что видели.

– Значит, это мистер Робинсон прошел мимо?

– Он. Я его терпеть не могу. Гоняет меня почем зря... Ему все время кажется, что я слишком толстый.

– Мне он тоже не понравился, – честно сказала я, – хотя мнение мистера Робинсона о моем теле не известно.

– Ну, у вас грудь будет побольше, чем у меня, – заявил наглец.

– Женщины отличаются от мужчин, – сквозь зубы процедила я. – Или ты этого не знаешь?

– Знаю, но грудь она и есть грудь... – глубокомысленно изрекло маленькое чудовище.

– Ладно, кончай трепаться. Я должна идти домой.

– Уходите? Первый раз вижу интересного человека, да и то он торопится. Вы всегда ходите без одежды? У вас нет денег купить ее или это дело принципа?

– Дело принципа, но в дождь я надеваю шляпу, – буркнула я в ответ. – Кстати, мог бы и отвернуться.

– Извините, – он улыбнулся мне по-дружески, но и не думал отворачиваться. – Со мной давно так никто не говорил. С подростками вообще не разговаривают, а только командуют: «Иди! Принеси! Отдай! Ешь! Умойся!». А вы... Я ведь еще ни разу не видел девушек без одежды. То есть картинки в «Плейбое» я смотрел, стащил у папы пару номеров... Но это совсем другое... Да вы не бойтесь меня, я ведь еще маленький... Ничего не понимаю.

И он снова улыбнулся.

– Слушай, а как давно ты прячешься здесь от мистера Робинсона?

– У меня нет часов. Давно... Мистер Робинсон заставил нас играть в какую-то дурацкую игру в колючем кустарнике, а я смылся. Честно говоря, я хочу побывать в пещере. Знаете, там наверняка водятся привидения! Но мистер Робинсон не хочет вести нас в пещеру. Он говорит, что это частная собственность. Ну разве такое возможно, а? Вообще этот зануда действует мне на нервы. Чуть что интересное – сразу «нельзя».

Услышав про привидения, я сразу почувствовала, что мой ночной кошмар может иметь под собой кое-какие основания.

– А где находится эта пещера?

– Мне кажется, что она – под тем старым домом с башенками. Я знаю, где потайной вход в пещеру, и думаю, что из пещеры есть ход в дом. Именно это и пугает мистера Робинсона. Он боится, что хозяин дома спустится вниз, в подвал, обнаружит в своих владениях отряд скаутов и вызовет полицию.

– А откуда тебе стало известно про пещеру?

Этот вопрос я постаралась задать как можно более равнодушно, чтобы мальчишка ничего не заподозрил.

Вместо ответа толстячок сказал:

– Хотите там побывать? Я могу провести вас.

– А что скажет мистер Робинсон?

– Вот здорово будет, если он взбесится и выгонит меня из отряда. То, что надо! Как он меня достал, этот зануда!

Я глянула на него: врет или нет.

– Разве можно так ненавидеть своего вожатого?

– Можно. Есть, правда, еще одна зануда – моя сестричка Дебора. Фифа еще та! Чуть старше меня, а нос задирает к облакам. Воображает себя женщиной, а у самой только-только свитер начал топорщиться на груди.

– Что ты говоришь, Альфред! – покачала я головой. – Это некрасиво.

– Извините, – сказал он как ни в чем не бывало. – Но может, вы не хотите идти к пещере? Тогда я крикну, и примчится мистер Робинсон...

– Не надо! Идем!

– Идите первой.

Я внимательно посмотрела на подростка, пытаясь разгадать его мысли. В глазах за толстыми стеклами очков не было ничего, кроме спокойствия. Никаких грешных мыслей.

– Ты действительно не понимаешь значения картинок в «Плейбое»? – спросила я с недоверием.

– Да, и это меня беспокоит. Поэтому я хочу, чтобы вы шли впереди.

Пожав плечами, я ступила на тропинку. Альфред шел сзади. Так мы продвигались до тех пор, пока не показался дом. Альфред снова цапнул меня за бедро.

– Остановитесь, мисс.

– Что такое?

– Теперь – вот сюда.

Он указал на кусты. Я сошла с тропинки и, раздвигая ветки руками, потащилась за мальчишкой куда-то в глубь зарослей. Альфред, надо отдать должное, старался оградить меня от наиболее колючих веток.

Наконец мы вышли на полянку, которую можно было называть так чисто условно: клочок травы перед отверстием в стене. Была ли это стена дома, не знаю.

Альфред лучился от удовольствия, показывая мне:

– Видите! Вход в пещеру!

Отверстие было довольно большим, чтобы человек мог свободно пройти сквозь него, не касаясь грязной выщербленной стены, а дальше... Дальше все тонуло во тьме.

– Спасибо, Альфред, – сказала я без всякого энтузиазма.

– Не за что.

– Ты уже побывал в пещере? Как там?

Мальчишка вздохнул.

– Нет, не попал я в пещеру, и все из-за этого мистера Робинсона.

– Да-да, помню: он боится, что хозяин дома вызовет полицию.

– Я вам больше скажу... – Альфред понизил голос. – Я боюсь. Этот дом такой неприятный... В нем что-то происходит... Наверное, мистер Робинсон знает, что.

– Это он сказал, что пещера соединена с подвалами дома?

– Да. Из его слов я понял, что дом стоит над пещерой.

Меня раздирали противоречивые чувства: идти или не идти? На всякий случай, зная, что скауты хорошо экипированы, я спросила:

– Не одолжишь мне фонарика?

– Мисс, сейчас светло, – ухмыльнулся подросток. – Днем мы не берем с собой ничего лишнего.

Внезапно где-то совсем рядом раздался свист и послышался шум ломаемых веток.

– Это мистер Робинсон, – мой провожатый сразу скис.

– Он идет сюда?!

Я вспомнила, что стою в костюме Евы, и поежилась.

Альфред сплюнул.

– Да, он «вычислил» меня. Мистер Робинсон обшарил окрестности и догадался, что я нахожусь именно здесь.

– Только его мне и не хватало!

– Знаете, мисс... Я придумал, что надо сделать, чтобы меня наверняка выгнали из отряда. Но вы должны помочь в этом деле...

– Как я тебе помогу?

– Мистер Робинсон появится и увидит, что один из его скаутов – то есть я – целуется с обнаженной девушкой.

– Маленький негодник! Вообразил, что я с ним...

Я щелкнула его по носу. Альфред покраснел, надулся и мстительно произнес:

– В таком случае я скажу мистеру Робинсону чистую правду...

– Какую правду? – я насторожилась.

– Скажу, что вы встретили меня в лесу, затащили сюда, разделись и предложили поиграть в пещере в кошки-мышки.

– Сукин сын! Ты не только маленькое чудовище, но самый мерзкий шантажист, какого я только встречала! И если ты...

Тут свист повторился, но уже значительно ближе. Мистер Робинсон вот-вот должен был появиться здесь. Что я скажу этому типу? Вот влипла: мало того, что голая, мало того, что в кустах, так еще с каким-то сосунком!

Я рванула в пещеру и довольно быстро продвинулась вперед. Но уже через несколько секунд тьма окружила меня со всех сторон. Ну и что я выиграла, загнав себя под землю?

Вытянув руки и ощупывая стены, я медленно пошла «туда, не знаю куда», боясь только одного: встречи со змеей или крысой.