Текст книги "Океан безмолвия"

– Сыграл бы? – оживляется Сара. Она уже наклюкалась, ей не до скептицизма.

– Ага, если б был тринадцатилетним лузером.

Сара собралась было сказать брату, чтоб тот заткнулся, но Тьерни ее опережает. Перегнувшись через стол на кухне, она спрашивает:

– Что, боишься играть, Дрю?

– Ну да, поджилки трясутся. Тье, напомни-ка мне, зачем ты сюда пришла? – Он берет ладонь Насти, целует ее, потом кладет на свою ногу. У меня внутри все переворачивается каждый раз, когда он ее лапает, отчего я чувствую себя изнывающим от ревности ухажером, которому дали отставку.

– Чтобы сыграть в «Правду и расплату», – невозмутимо отвечает она, обходя стол и забирая стопки из рук Дэмиена. Ставит их на стол, наливает в них текилу. – Играют все. Правила простые: не ответил – выпил. – Она наполняет до краев последнюю стопку и ставит бутылку рядом, не проронив ни капли.

Я думал, у Клэя с Фотографичкой Мишель мозги набекрень от всего, что здесь творится, но они, по-моему, довольны. Полагаю, если ты на вечеринке всего лишь зритель, все происходящее воспринимается как чертовски любопытное развлечение.

– Итак, Дрю. Правда или расплата? – Это исходит от Криса. Мы уже играем четвертый круг. Обстановка стала накаляться сразу после первого, нервы у меня на пределе, я готов уйти домой.

Солнышко, проглотив три стопки текилы, уже заметно пьяна. Она каждый раз выбирала правду, но на вопросы не отвечала: ни в письменной форме, ни жестами. Ее спрашивали, сколько парней у нее было, в каком возрасте она потеряла девственность, в каком самом необычном месте занималась сексом. Она каждый раз выпивала стопку. На последнем круге, когда Пайпер, набравшись смелости, ушла от темы секса и спросила ее, почему она не разговаривает, я поднялся и осушил стопку вместо нее.

– Правда, – выбирает Дрю.

– Долго ты ее обхаживал, чтобы… – Крис осекается, глядя в сторону Насти.

– Чтобы что? Зачем задавать вопрос, если ты даже не можешь его закончить? – Пайпер издевательски смеется.

– Да он испугался, – хихикает Сара. – Знает, что она может задницу ему надрать.

– Этот вопрос можно было бы не задавать. Все и так знают, что она с ним трахается. Какая разница? – говорит Дэмиен.

– Неважно, – возражает Тьерни. – Вопрос задан. Отвечай или пей.

Дрю смотрит на Настю, и, если б я не наблюдал за ними, возможно, просмотрел бы, как они переглянулись. Но я наблюдал и знаю, что между ними произошел некий немой диалог, на что остальные не обратили внимания. Сама игра меня вообще достала, но это раздражает еще больше.

– На вечеринке у Тревора Мейсона. Вторая неделя учебного года.

– Два месяца назад, – констатирует Тьерни. – Да ты у нас рекорды ставишь, Дрю! – Она вроде как язвит, но враждебности ее тону почему-то не хватает.

Треп продолжается, но я больше не слушаю. На вечеринке у Тревора Мейсона Дрю в хлам напоил Солнышко, после чего она почти всю ночь проторчала на полу в моей ванной. Я тогда так испугался, что у нее алкогольное отравление, что чуть не отвез ее в больницу. Он ее трахал, а я убирал за ней блевотину.

В душе мне хотелось верить, что он ее пальцем не тронул, – по крайней мере, в том смысле. Но я не спрашивал, потому что верил в это лишь отчасти. Я не исключал другой возможности, и, если между ними действительно что-то было, я не хотел искать этому подтверждение.

– Дрю, – обращаюсь к нему я, и мне плевать на то, что голос у меня сердитый. – Выкладывай правду.

– Дрю только что ответил, да и вообще он сам должен решать, – скулит Пайпер, но больше уже никто не настаивает на соблюдении правил, всех разбирает любопытство. Кроме Дрю и Насти. Они смотрят на меня так, будто хотят сказать, чтобы я заткнулся. Хороший совет. Жаль, что я ему не следую.

– Правду, Дрю. – Я не спускаю с него глаз, чувствуя, как Настя напряглась всем телом. Она снимает руку с ноги Дрю, кладет ее на мою ногу, слегка давит, но я не хочу понимать намеков.

– Ладно, – соглашается Дрю.

– Ты трахнул ее до или после вечеринки? – Он знает, что я имею в виду.

– Налей мне стопку, Тье, – говорит Дрю, не отводя взгляда. Может, я и кретин, тешащий себя иллюзиями, что он не стал бы трогать ее, когда она была в отключке.

– Привет! – Новый голос отвлекает меня от противостояния, которое я веду с Дрю, и я цепенею, видя, как в дом входит Ли. Никто из нас даже не слышал, как отворилась входная дверь. Начинаю судорожно соображать. Разве мы договорились с ней сегодня встретиться? Я вообще знал, что она приедет? Пространство вокруг уменьшается вдруг в сотню раз, и я чувствую себя в западне. Ли и Солнышко вместе в одной комнате – это ж равносильно столкновению планет. Вселенскому взрыву, который уничтожит все сущее. Своего порога драматизма я достиг несколько часов назад. Вот почему я всегда избегаю подобных тусовок.

Ли улыбается, даже не подозревая, в какую историю вляпалась. Здесь и до нее было хреново, а сейчас так вообще. При ее приближении ко мне я инстинктивно встаю с дивана. Дрю, я вижу, сажает Настю к себе на колени, что-то шепчет ей на ухо. Она едва заметно повела глазами. Я не забыл, что хочу услышать от него ответ прежде, чем уйти отсюда.

– Что случилось? – Я раздражен, но голосом стараюсь не выдать своего недовольства, ведь Ли ни в чем не виновата. Только вот мне совсем не хочется видеть ее здесь.

– Да в последнюю минуту решила прийти, – объясняет она. – Заглянула к тебе, а тебя нет. Гараж закрыт. – Она многозначительно улыбается мне. – Я прикинула и решила, что ты, наверно, здесь.

– Незачем скрывать, Ли, что ты хотела увидеться со мной, но я ценю твою тактичность. – Если Дрю думает, что он разрядил атмосферу, значит, он круглый идиот.

– А ты совсем не изменился, да? – Она улыбается Дрю.

– Зато ты изменилась. По-моему, сиськи больше стали. – Он тычет в ее сторону подбородком и, не дожидаясь ответа, меняет тему. – Жаль, что ты не успела сыграть с нами в «Правду и расплату». Отличная была игра. Только что закончили. – Может, и не круглый идиот. Инстинкт сохранения не подкачал. Приход Ли позволяет ему соскочить с крючка, и он не упускает свой шанс.

– Ой, а я, наверно, с седьмого класса не играла в эту игру, – смеется Ли. Она садится на диван рядом с Дрю и Настей и тянет меня за собой. Мы усаживаемся вплотную. Настя поглядывает на Ли, но на меня не смотрит.

– А мы вот, к сожалению, играем, – стонет Дэмиен.

– Ты, кажется, не возражал, когда предлагал Пайпер отсосать у тебя в шкафу, – бросает Сара.

– Блин, ну достали. – Тьерни испускает подчеркнуто тяжелый вздох. – Слишком много драматизма в этой комнате. Завязываем с текилой, она вам не на пользу. – Затем швыряет на журнальный столик пакетик с марихуаной и обращается к Дрю: – Мне нужны двухлитровая пластиковая бутылка из-под содовой, что-нибудь острое, чтобы ее проткнуть, фильтр и кувшин воды.

И далее в гостиной Лейтонов разворачивается причудливая картина – Дали отдыхает. Люди, которые еще полчаса назад собачились друг с другом, теперь сообща собирают всякий хлам для самодельного кальяна и приносят Тьерни, будто она муравьиха-царица. Тьерни перебирает принесенные предметы.

– Фильтра нет.

– Я не знаю, где его взять, – говорит Сара.

Тьерни выходит из комнаты и исчезает в коридоре. Через несколько минут возвращается с маленьким круглым ситечком в руке.

– Где ты это взяла?

– В ванной, – отвечает она, опускаясь на колени перед журнальным столиком и принимаясь сооружать водный буль.

Пайпер, подозрительно глядя на ее сооружение, вдруг заявляет:

– Я это в рот не возьму.

– Член Дэмиена ты готова в руки взять, а об это рот замарать боишься? – Тьерни смотрит на нее едва не с отвращением, снова раздраженно вздыхает. – Тебе же хуже. Так кайфа больше, но как хочешь. – Она оглядывается по сторонам и останавливает взгляд на Дэмиене. – Держи. – Кидает ему папиросную бумагу и велит скрутить для Пайпер косяк. Он принимается за дело, но Тьерни его отталкивает, потому что Дэмиен только портит бумагу.

– Не можешь скручивать, не берись, – рявкает она на него.

– Да тут делов-то, – защищается он, но безропотно отдает бумагу.

– Это искусство, осел. Ну-ка отвали. – Тьерни скручивает тугой косячок – я таких еще не видел. Она права: скручивание косяка – это действительно искусство. И Тьерни в этом деле мастер каких поискать. Я курю косяки, не все время, но покуриваю, и, конечно, неплохо бы научиться скручивать их так, как она.

– Каждый должен уметь что-то делать своими руками, – говорит Дрю, лениво теребя волосы Солнышка. Тьерни, бросив на него сердитый взгляд, вновь принимается конструировать кальян.

Я наблюдаю за ней с восхищением. Она крайне сосредоточена, словно выполняет высокотехнологичную операцию, причем с полнейшим уважением к тому, что делает. Клэй не отходит от нее, заставляя объяснять весь процесс. Сейчас он чем-то напоминает мне Солнышко: точно так же она ведет себя в моем гараже. Тьерни разъясняет ему каждый свой шаг, причем не только с практической, но и с научной точки зрения. Прямо урок физики, где проводят опыты с наркотиками.

Стараясь внимательно следить за их действиями, я не сильно переживаю насчет того, что Ли поглаживает мою ногу – прямо на глазах у сидящей рядом Солнышка.

Тьерни вручает готовый кальян Клэю, глядя на него, можно сказать, с гордостью.

– Давай, ты первый. Заслужил. – Потом поворачивается к остальным, требуя, чтобы мы взбодрились, потому что ее тошнит от всей этой меланхолии и она не намерена расходовать качественную травку на придурков.

Ли наклоняется ко мне, шепчет на ухо что-то о том, чтобы найти спальню, и мы с ней встаем и идем в коридор – сам не знаю, как так получилось. Я бросаю взгляд через плечо на Дрю и Солнышко, сидящих на диване, чтобы успокоить свою совесть. Это ошибка. Обернувшись, вижу, что Настя смотрит на меня. Немигающим взглядом. Давая понять, что мне придется ответить за свой поступок. Дрю переводит взгляд с нее на меня, крепче ее обнимает, и она отводит глаза прежде, чем я исчезаю из ее поля зрения.

Глава 35

Джош

Я проводил Ли и вернулся в гостиную, жалея, что не напился и не обкурился, как все остальные. Сары и Пайпер нет – наверно, лежат в отключке в ее комнате. Через раздвижные стеклянные двери вижу во дворе Мишель: она лежит на траве, смотрит в небо. Или спит. Из комнаты трудно определить. Водный буль стоит всеми брошенный на журнальном столике. Дэмиен и Крис, еще не совсем одуревшие от алкоголя и травки, сидят за игровой приставкой, пытаясь уничтожить друг друга. Тьерни на другом конце комнаты учит Клэя сворачивать косяк. Я слышу, как он говорит ей, что хотел бы нарисовать ее портрет, на что она отвечает истеричным смехом. Дрю – на диване, смотрит на нее. Услышав мои шаги, поднимает на меня глаза, и его лицо искажается от отвращения. Его недовольство мне ни к чему. Я и сам себя ненавижу.

– Где она? – спрашиваю.

– Тебе какое дело? – Всем своим видом он дает понять, что я паскуда.

– Ты чё завелся? – Я устал, хочу домой и не имею ни малейшего желания мириться с прибабахами Дрю: мое терпение было на исходе уже несколько часов назад.

– Я задал простой вопрос, – продолжает он. С каждым его словом мой кулак сжимается все сильнее, и я усилием воли заставляю себя расслабить ладонь. – Тебе не все равно, где она? Ты думал о ней, когда в гостевой трахался с другой? – Даже не верится, что он набрался смелости вылепить мне такое. Мы ведь с Солнышком вроде как не кадримся, и уж кто-кто, а он это знает.

Тьерни, пьяная в стельку, силится понять, о чем мы спорим.

– Не здесь, Дрю.

– Отлично. Пойдем выйдем. – Он встает, на удивление трезвый, как стеклышко, и я вспоминаю, что не видел, чтобы он с ужина притронулся к алкоголю или дури, а ужинали мы несколько часов назад. Он так и не выпил стопку, которую велел налить Тьерни, – расплата за то, что отказался отвечать мне, была ли Солнышко пьяна, когда он занимался с ней сексом.

– Ответь на мой вопрос. – Прислонившись к пикапу, я сунул руки в карманы, а то уж больно чесались.

– Я отвез ее домой, – говорит он. – А теперь ответь на мой вопрос. – Дрю не придуривается. И вправду зол как черт.

– Я не это имел в виду.

– Знаю. Сначала ответь.

– Да, я думал о ней, – передразнил я его.

– Так вот чем ты занимался, когда был с Ли в спальне? Думал? – Саркастически-снисходительный тон Дрю действует мне на нервы. И мне плевать, заслуживаю я это или нет.

– Мы с ней расстались, – сообщаю я, хоть и не обязан перед ним отчитываться. Находясь в гостевой спальне с Ли, я все время недоумевал, какого черта делаю. Сидел на кровати, смотрел в ее зеленые глаза, на ее белокурые волосы, на идеальное тело, которое принадлежало мне, когда бы я его ни пожелал, – без всяких обязательств. С Ли было просто, удобно – никаких проблем. И мне это стало не нужно. Точнее, от секса с ней я бы не отказался, но прежде это никогда не ставило меня перед выбором.

Я наклонился к Ли, поцеловал ее, надеясь, что ее близость изгонит из головы все остальные мысли. Закрыл глаза и впервые с тех пор, как стал встречаться с ней, увидел в воображении не ее лицо. Не белокурые волосы и зеленые глаза, не простоту и незамысловатость. Я видел темные волосы, темные глаза, мрачность, запутанность, расстройство, напряженность. И в тот момент, когда прервал поцелуй и открыл глаза, глядя на девушку, что стягивала с меня футболку, я понял, что потеряю, если сейчас займусь с ней сексом. Прежде вопрос цены не стоял, теперь – возник. И цена оказалась слишком высокой.

Когда я дал задний ход, Ли посмотрела на меня так, будто ей все уже известно. Как будто она ждала этого, была уверена, что это рано или поздно произойдет, просто не знала, как, когда и почему. И вряд ли я смог бы ей что-то объяснить.

– Прости, – сказал я, потому что не знал, что еще можно сказать девушке, которая раздевает меня, а я собираюсь отвергнуть ее вроде бы без видимой причины. Мы сидели, не касаясь друг друга, не зная, о чем говорить, и я осознал, что с ней молчание ощущается совсем по-другому.

– Девушка на коленях у Дрю… – наконец произносит Ли.

– Да. – Это сорвалось прежде, чем я успел придумать лживую отговорку.

Ли прищурилась, чуть надула губы. Я заметил, что по краям помада размазалась. Значит, вероятно, мои губы тоже в помаде.

– Она не очень разговорчива.

– Ты и половины не знаешь.

– А она знает хотя бы половину?

Я промолчал, да и Ли, наверно, не ждала от меня ответа.

– Джош. – Она положила голову мне на плечо, издала какой-то странный смешок. Так обычно смеются те, кому грустно и они стремятся скрыть свою печаль. – И что же нам с тобой делать? – Хороший вопрос, хотел сказать я, а заодно спросить, есть ли у нее ответ.

Она не спешила уйти, я тоже. Главным образом потому, что не знал, как вести себя в таких случаях. Если и существовали какие-то правила, мне они были неведомы. Как быть? Встать и выйти, оставив ее здесь? Поцеловать на прощание? Официально «разорвать» наши отношения?

Потом Ли сделала нечто такое, что ни разу не делала со дня нашего знакомства, чем удивила меня. Она легла на кровать и, глядя в потолок, стала рассказывать мне о колледже. Всякие подробности. Например, что она, идя на занятие, проходит не через кампус, а вокруг, потому что та дорога более тихая и там растут дубы, а во Флориде дубов мало. Что ее соседка по комнате – шумная особа, не может тихо ни войти, ни выйти, и с каждым разом совершенствует это свое неумение. Что она записалась в класс постмодернистской литературы просто для порядка, а потом полюбила этот предмет.

Мелкие частности. Обыденные, прозаичные обстоятельства, из которых состоит повседневная жизнь. Оказывается, мы совершенно не знаем друг друга. Печально.

Мне вспомнились все три года, что мы встречались с Ли, и каждое воспоминание как две капли воды похоже на другое. Я смотрел на ее безупречно красивые руки, теребящие пуговицу на блузке, и пытался вспомнить, мягкие ли они на ощупь, – потому что уже забыл, а может, вообще никогда не обращал на это внимания. И я уже начал думать, что, наверно, я классический мудак, а Ли вдруг умолкла, посмотрела на меня, улыбнулась.

– Я всегда считала, что однажды нам придется серьезно поговорить. По-настоящему, – сказала она. – Прикинула и решила, что разговор должен состояться. Пусть и односторонний.

Я тоже улыбнулся. Еще раз повторил, что мне очень жаль. Она сказала, что, может быть, как-нибудь заглянет ко мне – просто повидаться. Я подумал, что она вряд ли зайдет, да и она, наверно, знала, что не зайдет, но мы не стали друг друга разубеждать.

Она даже не расстроилась. Я не заметил особых переживаний. Не было ни вопросов, ни слез. Уверен, я повел бы себя так же, если б инициатива исходила от нее. Расставание с Ли прошло так же, как и все остальное с Ли, – легко.

Даже проводив ее, я все еще был уверен, что мне ничего не стоит передумать и вернуть все на круги своя. Трахнуться с ней на заднем сиденье ее автомобиля и тем самым сжечь мосты.

– Это меняет дело, – говорит Дрю.

Не знаю, что там изменилось для Дрю. Одно мне ясно: я только что отказался от секса с одной девушкой из чувства вины перед другой, которая мне даже не принадлежит.

– Почему ты не сказал, что спал с ней? – спрашиваю я. И мне нужно точно знать, ждал ли он, пока она опьяняет, прежде чем трахнуть ее. Если ждал, ему несдобровать.

– А я с ней не спал. – Не такого ответа я ожидал.

– Ты же сказал, что спал.

– Ну, в игре не вся правда правдива. – Дрю пожимает плечами.

– Но и она не стала возражать. – Я вспомнил, как они переглянулись. Он спрашивал у нее разрешения. Только непонятно, почему она ему это позволила.

– У нас с ней договоренность.

– Какая? – требую я объяснений, хотя требовать не имею права.

– Тебе-то что?

– Ты вечно ее лапаешь. По твоей милости она похожа на шлюху.

– Во-первых, не только по моей милости. Во-вторых, если она попросит меня прекратить, я перестану. А так – с какой стати?

– Я тебя об этом прошу.

– У нас с ней взаимовыгодные отношения. Вроде того, как у тебя с Ли, только без секса. И ей хорошо, и мне. С какой стати я должен от них отказываться? – Дрю не скрывает подтекста.

– Но для тебя это ничего не значит.

– А тебе не все равно?

– Нет, она моя, и я не хочу, чтобы ты к ней прикасался. – Ни дать ни взять пятилетний пацан, устроивший драку из-за игрушки. Я чувствую себя идиотом, но слово не воробей, и к тому же то, что я сказал, – правда. А я не хочу, чтобы это было правдой.

– Знаю, – с вызовом заявляет Дрю.

– Знаешь?

– Я не дурак, Джош. Вы двое пожираете друг друга глазами с начала учебного года. У меня с ней быть ничего не могло, и у нее со мной тоже.

– Тогда за каким хреном ты устроил все это представление?

– Хотел услышать твое признание от тебя лично. – Дрю улыбается и идет к дому. От радости я даже злиться на него не могу.

– А что у вас с Тьерни? – спрашиваю я, когда он поднимается на крыльцо.

– Пытаемся не затрахать друг друга. Пытаемся не поубивать друг друга. Все как обычно у нас с Тьерни.

На следующее утро в девять часов я у дома Насти. У нас были совместные планы, но после минувшего вечера я не уверен, что они остались в силе. Я жду на подъездной аллее, потому что Марго наверняка легла спать, а я не хочу своим стуком ее разбудить.

Дверь отворяется, и выходит Солнышко – в цветастом розовом сарафане, в белых босоножках на плоской подошве. Интересно, кто она сегодня? Солнышко садится в машину, захлопывает дверцу.

– Заткнись. На день рождения подарили, – объясняет она, не дожидаясь моих комментариев.

– Это не значит, что ты обязана это надевать. – Но я рад, что ты его надела.

– Надо же было хоть что-то взять из их психотерапевтических подарков, раз от телефона я отказалась. К тому же мне так часто приходится стирать твое белье, что на стирку своего времени просто не остается. – Она пристегивается ремнем безопасности, и мы, ни словом не обмолвившись о вчерашнем вечере, выезжаем на дорогу.

До полудня мы побывали в трех антикварных магазинах, но я так и не нашел ничего похожего на пристенный столик, который искал. Если Солнышко верна себе, ныть она начнет примерно после пятого магазина. Обычно на этом этапе антиквариат ей надоедает до чертиков. Четвертый магазин, отличающийся особым – эксклюзивным – ассортиментом, находится через два города к западу от нас, и мне приходится пообещать ей мороженое, чтобы заставить выйти из машины.

– А может, поискать через Интернет?

– Это неинтересно, – говорю я. Она права: через Интернет было бы проще. Просто мне нравится самому рыться в антикварных лавках.

– Можно подумать, от этого радости много. – Солнышко открывает дверь и, всем своим видом демонстрируя недовольство, входит в магазин.

– Тебе ведь нравятся антикварные магазины.

– Мне?

– Тебе.

– С чего ты взял?

– Я тебя знаю. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь. Если б ты не хотела ехать со мной, ты бы не поехала. А если б не поехала, тебя бы здесь не было. Напрашивается вывод: если б ты не хотела ехать, тебя не было бы здесь. Но ты же здесь, значит, следуя логике Солнышка, ты хочешь здесь быть.

– Я тебя ненавижу.

– Это я тоже знаю, – невозмутимо говорю я, и в ответ один уголок ее рта приподнимается.

– Сюда стоило поехать хотя бы для того, чтобы услышать от тебя столь длинную тираду. Не уверена, что ты когда-нибудь еще будешь так красноречив.

– Скорее всего, нет.

– Тогда напомни мне еще раз, почему ты не хочешь присоединиться к современному обществу и воспользоваться Интернетом.

Я пожимаю плечами, потому что объяснение, которое я намерен ей дать, возможно, прозвучит глупо.

– Мне нравится находить вещи, которые никто не ищет. Потерявшиеся, забытые, задвинутые в угол вещи. Предметы, о существовании которых я не подозревал. Мне даже не нужно их покупать. Я просто хочу найти их, хочу знать, что они есть. Вот что мне интересно.

– Но это же все старье.

– Антиквариат. В этом-то всё и дело.

– А может, лучше купить новую вещь? – Солнышко останавливается, оборачивается ко мне.

– Я люблю старинные вещи. – Рукой я подталкиваю ее в спину, заставляя идти дальше. – Они многое повидали на своем веку. И все еще живут.

– Но они хоть стоят тех денег, что за них просят? – Она смотрит на ценник нарядного буфета из красного дерева.

– Зависит от того, сколь сильно тебе хочется ее заполучить. Любая вещь стоит ровно столько, сколько ты готов за нее заплатить.

– И ты мог бы позволить себе что-то из антиквариата?

– Да.

– Так много мебели продаешь? – Она поражена.

– Нет. – Я получаю неплохой доход от продажи своей мебели, но антиквариат на эти деньги не купишь. Чтобы зарабатывать больше, времени не хватает.

– О. – Солнышко больше ни о чем не спрашивает, но я все равно отвечу, хотя говорить об этом мне особенно ненавистно.

– У меня много денег.

– Сколько?

– Миллионы. – Я смотрю на ее лицо. Миллионы. Бред какой-то. Прежде я никому об этом не говорил. Знают только те, кто знал всегда. Мне даже странно произносить это вслух. Я не говорю о деньгах. Я стараюсь не думать о деньгах. О них за меня думают адвокат, два бухгалтера и консультант по финансовым вопросам, которых я нанял. Если завтра они вручат мне все мои деньги, я не буду знать, что с ними делать. Возможно, спрячу их под кроватью.

– Неудивительно, что тебе удалось без проблем освободиться от опеки, – сухим тоном замечает Солнышко.

– Неудивительно.

Она прищурилась.

– Ты ведь не врешь. – Она пытливо всматривается в мое лицо, и я киваю.

– Ты ничего не тратишь. – Это не вопрос.

– Отец не хотел к ним прикасаться, и я стараюсь – по возможности. Беру только на оплату счетов; пока я учусь в школе, у меня нет возможности зарабатывать на текущие расходы. – Не могу сказать, что я ненавижу эти деньги, ведь они мне нужны. Но мне ненавистно то, что они собой олицетворяют, и потому радости они мне никогда не принесут.

– Ты что-нибудь на них приобрел?

– В прошлом году купил пикап, когда старая отцовская машина наконец-то гикнулась. И еще антикварный столик.

– Который?

– Темный, что у стены стоит в гостиной, возле раздвижных стеклянных дверей.

– Темный? И это все?

– Ты о чем?

– Обычно ты многословно, во всех подробностях описываешь изгибы дерева, симметрию линий, единство формы и функции. – Это она произносит высокопарным тоном, с пафосом жестикулирует – для пущей убедительности.

– Неужели я так говорю?

– О древесине и мебели, которую делаешь.

– Послушать тебя, так я напыщенный козел.

– Если угодно.

Солнышко идет в глубь магазина, к полкам с керамикой, вазами и лампами.

– Мне в пять надо быть дома, – сообщает она, переворачивая ценник на уродливой лампе с основанием в виде арлекина. Эта штуковина стоит три тысячи долларов. – Хочу такую, – добавляет она с сарказмом в голосе.

– Почему в пять?

– Я встречаюсь с Дрю. Нужно собрать материал для дебатов. Грядет еще одно состязание. Передача ядерного оружия в ведение штатов. Вот это тема!

О Дрю я с самого утра не вспоминал и сейчас говорить о нем тоже не хочу. Правда, зная его, подозреваю, что он, скорее всего, брякнет ей что-нибудь сегодня. Так что нужно предпринять упреждающие шаги.

– Что касается вчерашнего вечера, – начинаю я. Господи, какая банальность! Теперь и сам это понимаю. Солнышко продолжает внимательно разглядывать безобразную вазу, но я знаю, что она слушает. Она всегда слушает. – Я сказал Дрю, чтобы он отстал от тебя.

– С чего это вдруг? – Должно быть, мои слова заинтересовали ее больше, чем ваза, потому что она оборачивается.

– Из-за этого все болтают о тебе всякие гадости. – А меня душит ревность. Это и есть настоящая причина, потому что нам обоим плевать на то, что болтают о нас другие. – Но это не мое дело, так что извини.

– И он согласился? – Судя по выражению ее лица, она одновременно потрясена и удивлена.

– Я умею убеждать.

– Интересно, что это за методы воздействия ты применил? Дрю ведь голыми руками не возьмешь, – смеется она.

– Я солгал, – отвечаю, хотя я и сейчас лгу. – Сказал, что ты моя девушка. – Она молчит, поэтому продолжаю: – Прости, я не хотел манипулировать тобой, ты же не трансформер.

Я жду ее реакции. Тщетно. Солнышко поворачивает лицевой стороной ценник на шкатулке и ставит ее на место.

– Пусть, если это Лара Крофт, я не возражаю.

– Разумеется. – Я улыбаюсь, но улыбка получилась вымученной. – Вы и анатомически схожи.

– Пошли, – говорит она, направляясь к выходу. – Если ты не намерен купить мне клоунскую лампу за три тысячи долларов, тогда пошли. Ты обещал мне мороженое.

После мороженого я затащил ее в еще одну захудалую антикварную лавчонку в старом городе, потом мы поехали домой. Между нами на сиденье восседает кот, раскрашенный во все цвета радуги, которого она заставила меня купить для нее. Мне не терпится поскорее добраться до дома, потому что этот кот до смерти меня пугает. Думаю, она заметила страх в моих глазах, когда взяла его в магазине, и после уже не желала с ним расставаться. Я сказал, что лучше куплю ей браслет взамен того, что она потеряла в свой день рождения, тем более что меня до сих пор из-за этого совесть мучает, но Солнышко была категорична. Сказала, что это нецелесообразно, – не знаю, что уж она имела в виду. Полагаю, кошмарные керамические коты ей больше по нраву, и она такого получила. Каждый раз, глядя на него, Солнышко улыбается, и это в десять раз дороже того, что я заплатил за кота.

– Спасибо, что составила мне компанию, – говорю я. Не сидеть же молча, пока она выуживает из сумочки ключи.

– Спасибо за кота. – Солнышко снова улыбается, берет кота в руки, подносит его к лицу. – Я назову его Волан-де-Мортом[17]17
  Лорд Волан-де-Морт (англ. Lord Voldemort – Волдеморт, имя при рождении – Том Марволо Реддл) – вымышленный персонаж серии романов о Гарри Поттере, главный антагонист. Великий темный волшебник, обладающий огромнейшей магической силой и практически достигший бессмертия. Враг Гарри Поттера.


[Закрыть]. – Она кладет его на колени, как будто это живой кот, и меня на мгновение охватывает страх, что он и впрямь может ее цапнуть.

– Пожалуйста, – отвечаю я. А что еще тут скажешь? Хотя я рад, что угодил ей.

Бережно держа кота под мышкой, она берется за ручку дверцы и, прежде чем спрыгнуть, поворачивается ко мне.

– К твоему сведению, – она смотрит мне в глаза, и улыбка исчезает с ее лица, – ты не солгал.