Текст книги "Океан безмолвия"

Глава 36

Настя

Гараж Джоша открыт, когда я проезжаю мимо, возвращаясь домой от Дрю. Джош, сидя на табурете, шкурит какую-то доску. Должно быть, ему надо срочно закончить работу, так как обычно шлифовку он поручает мне.

– Расквиталась? – спрашивает он. Я беру у него наждак, смотрю, какая там зернистость, и возвращаю ему. Достаю из шкафчика наждачный лист и сажусь рядом с ним.

– На сегодня. – Я поднимаю одну доску. – Вдоль или поперек?

– Все вдоль. – Он показывает на доски, что лежат между нами на верстаке.

– Что это будет? – Кивнув на груду досок, я закрепляю наждак на шлифовальной колодке.

– Полка. Саре на день рождения.

Я киваю и принимаюсь шкурить одну из досок для полки. Несколько минут слышится лишь убаюкивающий скрежет наждака по дереву.

– Ты переоделась, – нарушает он молчание.

Глянув на джинсы и черную футболку, в которые я переоделась после того, как он высадил меня у дома Марго, я пожимаю плечами.

– Пожалуй, правильно сделала. А то, будь ты в том платье, Дрю не смог бы сосредоточиться.

– Не его вина, что я чудо как хороша – глаз не отвести, – невозмутимо отвечаю я, чтобы ему расхотелось говорить обо мне и Дрю. Обычно ни к чему хорошему это не приводит. К тому же то платье предназначалось для Джоша, а не Дрю.

– Не можешь забыть, да?

– Почему я должна это забыть? – Я много чего хотела бы забыть, но только не это. Тысячу раз вспоминала те его слова. Может быть, потому, что он сказал не прекрасна, или потрясна, или ослепительна и всякое такое. Он сказал хороша, и в то, что я хороша, вполне можно поверить.

– Лучше б забыла, ведь большей глупости я сроду не говорил. – Тон у него сердитый, и мне сразу вспомнилось, как вчера вечером он исчез в коридоре с одной из самых красивых девчонок, которых я когда-либо видела. Белокурая, загорелая, изысканная – полная противоположность мне.

– Считай, что забыла. – Я закончила шкурить одну сторону полки и положила ее на верстак. Потом встала, стряхнула с джинсов древесную пыль. Джош наблюдал за мной. – Уже поздно. Мне пора. – Я не осталась здесь вчера и сегодня точно не останусь. Я иду к своей машине.

– До завтра? – бросает он мне вдогонку.

Не оборачиваясь, я машу ему через плечо.

Джош

Она еще ключ в дверь не вставила, а я уже у ее дома. Помчался за ней сразу же, как только она уехала с моей улицы, потому что больше так не могу.

– Можно войти?

Она открывает дверь, входит в дом. Я вхожу следом.

– Если собрался сказать что-то для красного словца, лучше промолчи. Я в пустых комплиментах не нуждаюсь, переживу как-нибудь. – Она запирает за мной дверь, бросает на стол свою сумочку, баллончик с перцовым аэрозолем и тот странный брелок в виде стержня, с которым никогда не расстается.

– То, что я сказал тогда, чистая правда. Просто это было глупо.

– Ну надо же. Еще лучше. Везет же тебе. Продолжай.

– Ты не облегчишь мне задачу, да?

– Более приятных слов я не слышала с тех пор, как переехала сюда, а ты от них отмазался. Так что не рассчитывай.

– Я не хотел.

– Но отмазался.

Да, отмазался. Обидел ее. Как она ни старается, ей не удается скрыть душевную боль.

– Ты ведь знаешь, я не лицемерил. Ничто человеческое мне не чуждо. Я – мужик. И не слепой. Хочешь, чтобы я повторил? Ты обалденно, пусть-это-и-не-совсем-подходящее-слово, хороша. Так хороша, что я попросил Клэя Уитакера нарисовать для меня твой портрет, чтобы смотреть на него, когда тебя нет рядом. Так хороша, что, боюсь, однажды отсеку себе палец, работая в гараже, потому что я не в силах сосредоточиться, когда ты так близко. Так хороша, что я даже жалею об этом, ибо готов дать в морду любому парню в нашей школе, который пялится на тебя, и особенно своему лучшему другу. – Я умолк, чтобы перевести дух. – Еще? Я могу долго продолжать. – Я могу продолжать, но, хоть я и выдал ей все это, всей правды не сказал. Она не просто чудо как хороша. Она самая прекрасная девушка на свете, и сейчас мне так хочется прикоснуться к ней, что лишь неимоверным усилием воли я держу себя в руках.

– Как это так? – Она пытливо смотрит мне в лицо, с неким недоверием, и глаза ее открыты столь широко, что, кажется, я могу войти прямо в них, если она впустит. – Я сто раз переодевалась у тебя дома. Ты даже подглядывать не пытался. Я спала в твоей постели. Ты пальцем меня не тронул.

– Я не знал, что можно.

– Ждал разрешения? – Она смотрит на меня как на сумасшедшего. Может, я и вправду того?

– Да, я мужик. Но не подонок. – Мы оба молчим, и если раньше это вызывало ощущение комфорта, непринужденности, то теперь молчание для меня пытка. Я должен его нарушить. – Я – не Дрю.

Она берет свой брелок, начинает раскручивать его, и я понимаю, что это оружие. Ключи, прицепленные к одному концу стержня, вращаются так быстро, что превратились в расплывчатое пятно. Я хочу остановить вращение, но ведь, если брелок заденет меня, мне несдобровать.

– Дрю – не подонок, он просто изображает подонка. – Морщась, она качает головой. – Извини. Это было не смешно.

– Ничуть. – Я улыбаюсь. – Но ты права. Он не подонок. – Не знаю, почему мне так радостно, что она раскусила его, но я доволен.

– Почему мы говорим о Дрю? – Хороший вопрос, Солнышко. Потому что это легко. И если мы перестанем говорить о нем, нам придется объясниться, а мы оба не знаем, как это делается. Не умеем.

– Поужинаешь со мной завтра? – Сначала спросил, потом подумал.

– Завтра воскресенье. В воскресенье мы всегда ужинаем вместе.

– Нет. Только мы вдвоем.

– Не хочешь идти к Дрю? – Вид у нее недоумевающий.

– Нет. – К Дрю я точно идти не хочу.

– Почему? Все еще злишься на него из-за секса? Он же вроде объяснил тебе, что это неправда.

– Я пытаюсь пригласить тебя на свидание, а ты вовсю стараешься мне помешать.

Она перестает крутить брелок.

– Почему ты меня приглашаешь?

– А что в этом такого? Зачем приглашают на свидания? – Свидания никто еще не отменял, так ведь? Правда, Ли никогда не ждала, что сначала я поведу ее в кино или в ресторан, поэтому о свиданиях у меня весьма смутные представления.

– Не знаю. Я никогда не была на свидании. – И брелок снова закрутился.

– Никогда?

– Извини, нет. Как-то не случилось. Я жила не так, как все нормальные люди. А ты много раз ходил на свидания? – Снова выпустила колючки: сработал защитный механизм.

– Ни разу. – По меркам нормальных людей, моя жизнь тоже не совсем нормальная. – Похоже, мы оба с тобой ненормальные.

– По-моему, это мы уже давно установили.

– Давай притворимся. На один вечер. Пойдем на свидание, как нормальные люди. – Мы все еще в прихожей, я стою у самой двери, но пока не готов ее открыть. Она как будто испугана. Словно думает, что это неудачная идея, и вот-вот откажется. Я беру в ладони ее лицо, заставляя смотреть на себя. – На один вечер, – повторяю я, не давая ей возможности найти повод для отказа. – Завтра заеду за тобой. – Я прижимаюсь губами к ее лбу, хотя не туда хотел бы их прижать.

– Ты все еще с ней? – шепотом спрашивает она. Даже не верится, что я не додумался ей сказать. Хотя чему тут удивляться? Мы никогда не говорили о Ли. Ни разу. Неужели этот вопрос волновал ее на протяжении всего разговора?

– Нет, – отвечаю я.

– Даже не… – Смутившись, она умолкает на полуслове, и мне хочется рассмеяться, потому что с Дрю она порой такие беседы ведет, что порнозвезда краской зальется, а тут вдруг стушевалась. Глядя на нее сейчас, я вынужден признать, что она крайне ранима и свою ранимость тщательно прячет за намеками с сексуальным подтекстом и облегающими черными платьями.

– Мы расстались. Клянусь. – Большим пальцем я провожу у нее под нижней губой и тут же отступаю, чтобы не поцеловать. Я давно, уже несколько месяцев, мечтаю поцеловать ее, но не хочу делать это в прихожей, тем более что в руке у нее оружие, а мы только что закончили говорить о Ли.

Она кивает. Я вижу, ей неловко, что она спросила меня про Ли, но это она зря. Я на ее месте тоже спросил бы.

– Итак, до завтра. Ты и я. Как нормальные люди. Заметано?

– Заметано. – Она улыбается, но это даже не улыбка – так, слабое подобие.

Я поворачиваюсь к двери, но она меня останавливает.

– Что мне надеть?

Я пожимаю плечами: сам еще не знаю, куда мы пойдем.

– Что-нибудь нормальное.

Я подъезжаю к дому и вижу, как к своей машине возвращается Клэй Уитакер. Заметив меня, он занервничал.

– Что стряслось? – спрашиваю. Я и не подозревал, что он знает, где я живу.

– Ты так и не сказал, понравился ли тебе мой рисунок. – Неплохая попытка, Клэй, но ты здесь не за этим.

– Рисунок безупречный, Клэй. Ты и сам знаешь. Зачем приехал? Врать ты не умеешь.

– Зачем тебе понадобился ее портрет?

Кажется, сегодня все, кому не лень, требуют от меня исповеди.

– Знаешь, я сейчас войду в дом, принесу тебе твой рисунок, и больше чтоб я о нем не слышал. – Я иду к крыльцу, срабатывают датчики движения, и зажигаются огни.

– Ты бы видел ее лицо. – Клэй теперь говорит не о портрете. Он говорит о вечеринке у Дрю, когда я ушел с Ли. Он ошибается. Я видел ее лицо, и это было ужасно, и хорошо бы мне позволили забыть об этом.

– Чем эта девчонка всех вас так пробрала? Почему каждый считает, что он вправе или обязан защищать ее? – Я в том числе. – Если ты не заметил, она сама кого хочешь защитит.

– Мы с Дрю, может быть. Насчет тебя не уверен. – Клэй пинает туда-сюда невидимый камень. Я тоже ищу, что бы попинать.

– Ладно, Клэй. Тогда посоветуй, как мне быть?

– Ты меня спрашиваешь? – Он шокирован. Я тоже. – Вообще-то, подростки-геи и нормальные девчонки – это не одно и то же. Тут нужен другой подход.

– Это понятно. Просто со мной такое впервые. – Я пытаюсь сообразить, как докатился до того, что, стоя у своего дома, спрашиваю совета у Клэя Уитакера. И вообще, учитывая все, что произошло в моей жизни, как получилось, что эта девчонка заставляет меня изменять самому себе?

– С тобой это впервые? – изумляется он.

Ну и идиот. Еще и оскорбляет. А ведь уверен, что вчера вечером мы с Ли не цветочки нюхали.

– Это со мной не впервые. Вот то со мной впервые. – Я киваю в сторону Настиного дома, хотя он, пожалуй, не понимает, о чем я.

– Ты никогда не был с девчонкой на свидании? – Клэй смеется, но ничего смешного я не вижу и выражением лица даю это понять. – Ладно, не смешно. Так, может, тебе лучше с Дрю посоветоваться? – Он с минуту размышляет. – Нет, туфта. Забудь. – Он подходит к своей машине, прислоняется к дверце. – Ладно, тогда так. Что она любит?

– Бегать любит, мороженое. Колошматить что-нибудь. Имена.

– Имена?

– Не спрашивай.

– Ну, побегать в качестве разминки, может, было бы и неплохо. Пот, приток адреналина, все такое… Но, думаю, для первого свидания это не подойдет. Лучше мороженое. Очень целомудренно. Как она сама, – ухмыляется Клэй.

– Я же серьезно спрашиваю.

– А я и отвечаю серьезно. – Он умолкает, и я вижу, что он пытается что-то решить для себя. – Откуда ты так много знаешь о ней? Она ведь не разговаривает. – Почти то же самое я сказал миссис Лейтон, но у Клэя другие устремления.

– Мороженое мы уже ели, – говорю я, проигнорировав его вопрос.

– Тогда остается отработка ударов.

Глава 37

Настя

Первое свидание в восемнадцать лет. Разве это не грустно? Я раз шесть за день собиралась послать Джошу эсэмэску с отказом. В какой-то момент все же написала ему, что не могу пойти, потому что мне нечего надеть. Он тут же прислал ответ:

Без ничего тоже хорошо. Увидимся в 4.

В общем, я оказалась в западне. Одно утешает: Джош, как и я, человек некомпанейский. С той лишь разницей, что разговаривает. Значит, у него есть преимущество. И все же… Мне без него никак. Не хотелось бы его потерять. Мало того, что у меня в голове бардак; представляю, во что превратится мое сердце, если он уйдет из моей жизни.

Но голой на свидание не пойдешь, нужно что-то решать. Ума не приложу, в чем идти. С модой у меня нелады. Вкуса никакого. Перебираю разные варианты – от концертных платьев до нарядов, что носила во время выздоровления, и тех, отвратительных, что ношу теперь. Я никогда не одевалась нормально, как все. Даже не знаю, что это такое. Я готова переступить через себя и начеркать записку Марго, попросить ее о помощи, но вопрос об одежде встал лишь в последнюю минуту, а у нее на сегодня планы, сейчас ее вообще нет дома. И получается, что я осталась один на один со своим гардеробом.

От моего гардероба пользы никакой. Он как будто смеется надо мной. Точно смеется. Я слышу его смех. Кроме сарафана, в котором я была вчера, нормальной одежды у меня нет. Я смотрю на свои наряды. Черное, черное, снова черное. Не хочу сегодня надевать черное. Не хочу сегодня быть Настей Кашниковой. Не хочу быть русской шлюхой. И такой, как Эмилия, тоже быть не хочу. Может, на сегодня я могла бы преобразиться в кого-то еще. В другую девчонку, с которой я пока не знакома.

С неописуемым ужасом я осознаю, что придется идти в магазин. Я напяливаю на себя один из восьми вариантов черных облегающих футболок, что у меня есть, джинсы и выхожу из дома.

Только приезжаю я не в торговый центр. А к Дрю. Бог, который с некоторых пор, как мне кажется, ненавидит меня, сегодня мне улыбается, потому что Сары нет дома. Но и Дрю тоже нет. Дверь открывает миссис Лейтон. Я смотрю на ее живот, заметно округлившийся с тех пор, как я видела ее последний раз.

– Привет, лапочка, – говорит она. Пожалуй, миссис Лейтон – единственный человек на Земле, которого мне не хочется треснуть за то, что меня назвали лапочкой. Она впускает меня в дом, объяснив, что Дрю с Сарой и мистером Лейтоном пошли покататься на лодке, принадлежащей другу их семьи. Она наливает мне лимонаду, мы садимся за барную стойку и смотрим друг на друга.

– О! – восклицает она через несколько минут, и я уже настолько привыкла к тишине, что от неожиданности едва не падаю с табурета. Она хватает мою руку; я, не раздумывая, инстинктивно отдергиваю ее. После чего чувствую себя полной дурой. Но миссис Лейтон делает вид, будто ничего не заметила. – Потрогай живот: ребенок толкается, – объясняет она, снова протягивая ко мне руку. Я тяну свою, и она кладет мою ладонь на свой живот. Ощущение жуткое. Мне все время кажется, что из ее чрева выскочит нечто причудливое.

– Чувствуешь? – Миссис Лейтон выжидающе смотрит на меня. Я убираю ладонь. В ее лице сквозит обида, но я очень боюсь расплакаться, потому и отдергиваю руку. – Прости, – говорит она. – Просто я немного взволнована. Казалось бы, третьего уже вынашиваю, эка невидаль, а все равно как в первый раз. Это мой самый любимый период. – Возможно, это был бы и мой любимый период, но этого мне узнать не суждено. Может, я и не захотела бы иметь детей, но предпочла бы, чтобы решение оставалось за мной. Увы, тот, кто искалечил мою руку, также приговорил меня к бездетности.

Направляясь сюда, я преследовала одну цель: узнать, что надеть на свидание, на которое, наверно, мне и идти не стоит. А что получилось? Я держала руку на животе миссис Лейтон, в котором толкался ребенок, и боролась со слезами.

Миссис Лейтон не выносит молчание. Ей непременно нужно заполнить пустоту.

– Это будет девочка, – сообщает она. – Мы только что узнали.

Возле телефона лежат ручка и стопка листочков. Я беру один и пишу:

Имя?

– Кэтрин, – отвечает она. – В честь мамы Джека.

Я улыбаюсь, потому что это имя я знаю. «Чистая, непорочная», – пишу я и вручаю ей листок.

Она тоже улыбается.

– Дрю говорил, что ты увлекаешься именами. А мое что значит? Лекси. Точнее – Алекса. Знаешь?

«Защитница», – пишу я и ниже: «Вы». Потом, упреждая ее следующий вопрос, объясняю значение имен Дрю – мужественный, отважный – и Сары – принцесса. Она закатывает глаза, смеется.

– Получается, мы сами напророчили? – Снова воцаряется молчание. Потом она спрашивает: – А Джош? – Думаю, она вкладывает более глубокий смысл в свой вопрос, зондирует почву.

«Спаситель», – пишу я. Она читает, кивает. На мгновение черты ее лица подергиваются печалью, которой охвачена я.

– По-моему, подходит.

Я не совсем ее понимаю и потому кладу ручку. И так слишком много написала для одного дня.

– Тебе что-то нужно было? – спрашивает миссис Лейтон. – Ты зачем приходила?

Я раздумываю о том, стоит ли спросить у нее совета по поводу моего «вечернего туалета». Она могла бы помочь. С радостью помогла бы. Но я не могу себя заставить. Качаю головой, слезаю с табурета. Еще есть время доехать до торгового центра и что-нибудь выбрать.

Миссис Лейтон провожает меня к выходу, но дверь не открывает. Поворачивается ко мне, и взгляд у нее теплый, как она сама.

– Знаешь, по мнению многих, девочки всегда стремятся изменить мальчиков, сделать из них идеал, тех, кого они хотят в них видеть. – Она смотрит на меня так, будто я должна понимать, о чем она говорит, но, может быть, я просто туплю, потому что никак в толк не возьму, к чему она клонит. – Джош порой кажется стариком. Но ведь он юноша, подросток и хочет того, чего хотят все подростки. – Увидев, что я сощурилась, она рассмеялась. – Я не об этом. Расслабься. Нет. Он хочет быть героем. Спасти девушку. Спасти тебя. – Миссис Лейтон делает паузу для пущего эффекта, тем самым подчеркивая, что мне в данном сценарии отведена роль попавшей в беду принцессы. – Но для Джоша это не желание, а потребность. Потребность суметь все исправить, улучшить, поверить в то, что у тебя все хорошо. Тогда он сможет поверить, что у него тоже все хорошо. А если он не сумеет… – Она вскидывает брови. Ее незаконченная мысль висит в воздухе, как укор, а я ведь действительно не соображу, к чему она ведет. Любому, кто хочет меня спасти, понадобится машина времени, потому что та мечта умерла. Когда я в последний раз нуждалась в помощи, никого не оказалось рядом, чтобы меня спасти, и, если снова возникнут обстоятельства, когда я буду нуждаться в спасении, рассчитывать я стану только на собственные силы. Так что премного благодарна.

Я поворачиваюсь к выходу, и миссис Лейтон открывает дверь. Пожалуй, не стоит на нее обижаться: она ж беременна. И вдруг…

– Думаю, мы с тобой обе знаем, что это Джош нуждается в спасении. Приятного вечера.

Издевается надо мной, что ли?

Ровно в четыре Джош стучит в мою дверь. Мне непонятно, почему он назначил свидание на столь ранний час. В ресторан сейчас мы не должны идти, потому что Джош, как и я, не любит рано ужинать. На нем темно-синяя тенниска и брюки цвета хаки с поясным ремнем. Обычно в таком виде он является на воскресные ужины. Как у парней все просто, аж зло берет: надел брюки, рубашку и готово! Джошу, похоже, не составляет труда «одеться нормально». И при этом какой красавчик!

Он стоит в прихожей, смотрит на меня. Мне ужасно неловко, но я стараюсь не тушеваться под его взглядом. В результате я выбрала голубое платье без рукавов с синим греческим орнаментом по краю подола. Не сногсшибательный наряд, зато простенько и со вкусом. Мое представление о нормальной одежде. Я подумала, что буду неплохо смотреться в нем. Волосы я закрутила в свободный узел на затылке. Шрам на проборе, конечно, заметен, но Джош много раз его видел, так что сойдет.

– Ты совсем другая, – говорит он, повторяя фразу, которую сказал мне в тот вечер, когда я впервые появилась у его дома, и я улыбаюсь, потому что именно такой и хочу быть сегодня. – И чудо как хороша – глаз не оторвать, – тихо добавляет он, улыбаясь одними уголками губ.

– Теперь скажешь, куда мы идем? – спрашиваю я. Меня это целый день сводит с ума. Ненавижу находиться в неведении. Предпочитаю сама все планировать, держать под контролем, а это настоящее испытание для человека, который мало что может контролировать.

– Нет, – просто отвечает он, беря меня за руку и помогая мне сесть в кабину.

А потом мы едем. Едем. Едем.

– Джош, ну хватит уже! Что за черт?! – Неудивительно, что он заехал за мной так рано. Мы отправились в какое-то дурацкое автопутешествие.

– В четвертый раз это говоришь с тех пор, как мы отъехали от дома.

– Да. Ну, Джош, давай! Что за черт?! Куда мы едем?

– Закрой глаза. Расслабься. Я скажу, когда будем на месте.

– Солнышко? Приехали. – Я открываю глаза, смотрю на часы на приборной панели. 6.10. Джош, ну ты даешь! Что за черт?!

– Где мы? – спрашиваю я, пытаясь сообразить, зачем мы ехали куда-то целых два часа.

– На ужине.

Мы на парковке. Я смотрю в окно и вижу вывеску итальянского ресторана, который знаю очень хорошо. И не верю, что это происходит со мной. За стеклом какой-то мужчина в костюме играет на пианино, но сейчас я вижу не его.

– На что ты смотришь? – спрашивает Джош.

На себя, в параллельном мире, думаю я.

– Мы что – в Брайтоне? – Как я ни пытаюсь контролировать свой голос, в нем слышатся истерические нотки.

– Да. – Джош насторожился. Кажется, он немного нервничает, это ничего, я ведь и сама напугана.

– Зачем мы приехали в Брайтон? – Я стараюсь говорить и вести себя спокойно, потому что возбужденность меня никуда не приведет, и, говоря «никуда», я имею в виду «никуда за пределы Брайтона».

– У нас здесь заказан столик. – Голос у него робкий. Он взирает на меня так, будто ждет, что я вот-вот потеряю рассудок.

Я молчу. Не в состоянии говорить.

– Ты любишь итальянскую кухню. Я сравнил рейтинги полсотни заведений в радиусе двух часов езды от нашего города, и это оказалось самым лучшим. К тому же мне удалось зарезервировать для нас столик. А что не так? – Он обескуражен, и я его не осуждаю.

– Джош, у нас в городе, наверно, пятьсот итальянских ресторанов. Ты мог бы сводить меня в любой из них. Зачем было ехать два часа для того, чтобы где-то поужинать?

– Чтобы мы могли разговаривать.

Чтобы мы могли разговаривать. Сказал так, будто это самый очевидный ответ на свете. Мы ехали два часа, в такое место, где нас никто не знает, чтобы за ужином мы могли вести беседу. Мне хочется смеяться и плакать, и задушить его в своих объятиях. Вместо этого я его целую. Едва мои губы касаются его губ, он кладет руку мне на шею, привлекает к себе, будто сто лет ждал этого мгновения и теперь ни за что меня не отпустит. Но я и не хочу, чтобы он отпускал, и, если б руль не мешал, я забралась бы к нему на колени – просто чтоб быть ближе.

Потом он чуть меняет положение, и я больше его не целую. Теперь он целует меня. И часть меня исчезает. Но это та часть, что искорежена, исковеркана, изуродована, и на короткое время, пока его ладони в моих волосах, а губы на моих губах, мне удается убедить себя, что ее никогда не существовало.

– Я думал, ты рассердилась, – говорит он, когда я отстраняюсь. – Не то чтобы я жалуюсь…

– Я рассержена, но не на тебя. – Я все еще держу его за плечи и не хочу отпускать.

– А на что тогда? – спрашивает он, убирая упавшую на лицо прядь, что выбилась из пучка.

– На все остальное.

Джош приложил массу усилий, чтобы организовать ужин, за которым мы могли бы разговаривать, и в результате привез меня в единственное место, где мы говорить не сможем. Сейчас он смотрит на меня так, словно в толк не возьмет, что все это значит и как нам теперь быть. Я же просто предпочла бы вернуться домой, в его гараж, где мне комфортно, где я стала бы шкурить доски, наблюдая, как у моих ног вырастают кучки древесной пыли, где меня не покидает стойкое ощущение, что, пока я там, у меня все хорошо.

Его взгляд заставляет меня нервничать, но я не могу отвести глаза. Он снова наклоняется ко мне, и я замираю. Он снова прижимается губами к моим губам, целует с неким благоговением, и это меня пугает, потому что более восхитительных ощущений я еще не испытывала.

– Прости, – говорит он. – Я очень давно мечтал об этом и просто захотел еще раз тебя поцеловать.

– Давно?

– С того самого вечера, когда ты впервые появилась в моем гараже.

– Хорошо, что ты тогда меня не поцеловал, – признаюсь я.

– Почему?

– Меня же только что стошнило. Приятного было бы мало.

– Зато сейчас… все так романтично. – Джош улыбается, и я отстраняюсь, откидываюсь на сиденье, думая, что сказать.

– Ну что, идем? – наконец спрашивает он.

Я качаю головой.

– Нам нельзя здесь оставаться.

– Почему? – допытывается он. И мне горько, что я вынуждена пустить все его старания насмарку. Ну сколько можно разочаровывать людей, которые мне дороги? Не хочу я добавлять в этот список Джоша Беннетта. Я этого просто не вынесу. Но сейчас выбора нет. Ничто не заставит меня войти в этот ресторан. Я смотрю на Джоша. Жаль, что не могу на его вопрос ответить просто поцелуем. Увы, от ответа мне не уйти.

– Потому что я отсюда родом.

Наша попытка провести вечер, как нормальные люди, заканчивается посещением захудалого придорожного кафе на пути между Брайтоном и домом, где мы ужинаем отвратительной пиццей. Не скажу, что это нормально. Это даже не исключительно. Это идеально. И мне хочется, чтобы это ощущение идеальности не исчезало, но так не бывает. Таким людям, как я и Джош, идеальное недоступно. Обычно нам достается то, что даже отдаленно нельзя назвать сносным. Вот почему меня это пугает. Ибо, даже если идеальное существует, оно быстротечно.

Около одиннадцати мы останавливаемся у дома Марго. Я смотрю на Джоша. Не пойму, почему он привез меня сюда, а не к себе домой.

– Хороший был вечер, – произносит он.

– Разве не я должна сказать это тебе?

– Не знаю. А что, есть какие-то правила? – спрашивает Джош.

– Не знаю, – отвечаю я. – Но мне тоже понравилось. Было весело. С учетом всех обстоятельств. – Мне все еще неловко, что я разрушила его планы.

– Без учета всех обстоятельств, – мягко поправляет он меня, поднося ладонь к моей щеке, наклоняясь и целуя меня. Всего один раз. И это не идеальный поцелуй. Нежный, теплый, настоящий, искренний. – Было весело. Все остальное неважно.

Все остальное неважно. Будь у меня сейчас монета, я загадала бы желание, чтобы все это было правдой. Мне хочется верить в это больше всего на свете.

– Тогда зачем ты привез меня сюда? – спрашиваю я.

Он смущенно пожимает плечами.

– Я подумал, было бы нагло с моей стороны рассчитывать, что ты ляжешь со мной спать на первом свидании.

Джош еще не договорил, а я уже зеваю.

– Если сон – это все, на что ты рассчитываешь, тогда я в деле.

– Что ж… – улыбается он, – от верного дела я никогда не отказываюсь.

С этими словами он дал задний ход, мы выехали на дорогу и покатили к его дому.