Текст книги "Однажды в лунную полночь"

Глава 11

Услышав отдаленный крик Микаэлы, Люсьен отшвырнул карты, вскочил на ноги и, опрокидывая на ходу стулья, бросился к двери. Еще один вопль только прибавил ему прыти. Увидев в лунном свете тесно сплетенные тела, Люсьен глухо зарычал и с ходу бросился на Барнаби – удар каблуком пришелся тому прямо в подбородок. Застонав от боли, Барнаби отлетел в сторону.

Не переставая изрыгать яростные проклятия, Люсьен принялся наносить ему удар за ударом. Из разбитого носа надсмотрщика хлынула кровь. Барнаби тщетно прикрывал лицо руками, а Люсьен продолжал яростно молотить негодяя, мерзкое животное, осмелившееся напасть на Микаэлу.

В этот момент подоспевший Вэнс Кэвендиш перехватил занесенную для очередного удара руку приятеля.

– Остановись, ты же убьешь его…

– И поделом ему! Пусти!

С большим трудом Взнсу все же удалось оттащить Люсьена.

Барнаби перекатился на живот и отполз, словно змея, в сторону, а затем с трудом приподнялся на четвереньки.

– Если еще раз хоть на шаг приблизишься к моей жене, живо шкуру спущу, – прошипел Люсьен в спину убегающему Барнаби и, сбросив руку Вэнса, поспешил к Микаэле. Та уже оправила платье и, не в силах более сдерживаться, бросилась к мужу на грудь и разрыдалась.

– Вэнс, ступай отыщи этого подлеца, раз ты позволил ему убежать, – прохрипел Люсьен. – И прихвати с собой пару слуг. Он должен ответить за содеянное по всей строгости закона.

Вэнс мрачно кивнул и отправился собирать людей.

– За каким чертом ты пошла сюда одна? – повернулся Люсьен к Микаэле.

– Я навещала Авраама, – сквозь слезы проговорила она, – и тут появился Барнаби, начал угрожать…

Люсьен поднял Микаэлу на руки и понес в дом.

– Все, это последняя капля. Отныне так поздно ты никуда одна ходить не будешь. Слишком уж тебе нравится играть с опасностью – или таким образом ты решила наказать меня за то, что тебе пришлось выйти замуж?

Нет, вы только послушайте! Этот человек еще ее же и упрекает, словно она всему виной, а не проклятый Барнаби! Это он, грязное животное, должен ответить за все, а вовсе не она.

При виде Люсьена с Микаэлой на руках Адриан схватился за сердце и побледнел.

– Что случилось? Ей плохо?

Словно не расслышав вопроса, Люсьен направился наверх. Скорее в спальню, надо просмотреть, может, Микаэле действительно нужна помощь. Открыв плечом дверь, он кинулся к кровати. Поскольку платье было безнадежно испорчено, Люсьен разорвал его надвое и, бережно положив Микаэлу на одеяло, стал озабоченно осматривать синяки и царапины.

– С ума сошел? Я еще не заплатила Адриану за это платье, а ты…

– Ни за что ты не должна платить, – резко бросил Люсьен. – Моей жене я могу позволить покупать все, что необходимо, и выбрасывать то, что к употреблению уже не годится, вроде этих тряпок. – Люсьен отбросил разодранное платье в сторону, словно даже касаться одежды, несущей на себе следы грязных рук Барнаби, было для него нестерпимо. – Чтобы я больше не видел этих лохмотьев!

Не обращая внимания на протесты Микаэлы, он стянул с нее нижнюю рубашку, откинул одеяло и уложил ее поудобнее.

– О Господи, – прошептала Микаэла, стараясь укрыться от испытующего взгляда Люсьена, – не слишком ли много для одной ночи?! Уходи, я хочу остаться одна!

– Даже и не подумаю, пока не осмотрю тебя. – Люсьен провел ладонью по ее коже и, нащупав царапины на плечах, груди, бедрах, негромко чертыхнулся.

И что это нашло на Барнаби? – удивленно подумал он. Микаэла кого угодно до белого каления может довести, но ведь даже элементарное чувство самосохранения должно было удержать надсмотрщика от подобных диких выходок.

Убедившись, что ничего страшного с Микаэлой не случилось, Люсьен натянул ей одеяло под самый подбородок и поцеловал в пухлые губы.

– Никогда больше не подвергай меня подобному испытанию, – едва слышно прошептал он. – Когда тебе больно, у меня сердце кровью обливается.

Микаэла удивленно заморгала глазами. Можно подумать, Люсьен действительно беспокоится за нее, а ведь ему просто небезразлична чужая боль.

– Тебя, кажется, удивляют мои слова? – серьезно поинтересовался Люсьен.

– Конечно. Я привыкла считать, что ты терпишь меня только потому, что я твоя жена. Правда, если говорить откровенно, я сама не очень-то старалась тебе понравиться.

Что восхищало Люсьена в этой бесшабашной женщине, так это ее честность – в отличие от него она всегда выкладывала ему то, что у нее на сердце.

– Позволь попросить тебя об одолжении, Мики. – Люсьен провел пальцем по мягкому овалу ее лица. – Что, если нам начиная с сегодняшнего дня и кончая свадебным приемом забыть про все недоразумения и заключить перемирие?

Микаэла улыбнулась, и в глазах ее вновь мелькнул огонек, потухший было после жуткого эпизода с Барнаби.

– Стало быть, срок перемирия истекает в полночь субботы? Ты же знаешь, как я люблю точность во всем.

Люсьен порадовался тому, что она снова шутит как ни в чем не бывало.

– Ну, скажем, до рассвета, – решил он, невольно заражаясь ее настроением. – А то ведь кое-кто может засидеться и не уйти с последним ударом часов.

– И каковы же условия?

– Никаких ссор, потасовок, гулянья по ночам в одиночку.

Микаэла поджала губы и задумалась.

– Да, требования серьезные. – Она взмахнула густыми ресницами и лукаво подмигнула Люсьену: – Видишь ли, особым терпением я, как ты заметил, не отличаюсь, да и поспорить люблю, не говоря уж о том, что очень дорожу своей независимостью. Честно говоря, я никогда не считала, что из меня получится хорошая жена. Если бы ты знал меня получше, ни за что бы не стал со мной связываться.

– То есть отказался бы жениться? – притворно изумился Люсьен. – И позволил бы тебе наложить руки на все мое законное достояние? Ни в коем случае. Да я на что угодно готов, лишь бы до конца своих дней купаться в роскоши. После безумного поступка Адриана мне просто ничего другого не оставалось, как жениться.

Эта шутливая тирада заставила Микаэлу задуматься. Отчего же все-таки Люсьен так стремился заполучить ее в жены? Деньги тут ни при чем, это ясно: он и без того достаточно зарабатывает морской торговлей. Единственное объяснение заключалось в том, что он хотел перехитрить Адриана, доказать, что все может, стоит ему только пожелать.

– Скорее всего ты женился на мне, чтобы разрушить замысел Адриана, и кажется, вполне в этом преуспел.

– Но старый мошенник сам напрашивался на это, – возразил Люсьен. – Впрочем, урок пошел ему на пользу. Мне остается только надеяться, что и ты кое-чему научилась: отныне никаких ночных прогулок в одиночку.

Микаэла испытующе посмотрела на его мужественное лицо:

– Скажи, Люсьен, что тебе все-таки от меня нужно? Он порывисто схватил ее исцарапанную руку и прикоснулся губами к тонким пальцам.

– Получить возможность все начать заново. Плохое начало не может привести к хорошему финалу, а мне не хочется быть твоим врагом.

– Да я против тебя ничего и не имею, что бы ты там ни думал, – негромко проговорила Микаэла, тронутая его словами.

Люсьен поднялся и с улыбкой посмотрел на эту кокетку, грива волос которой рассыпалась по подушке так, будто циклон налетел.

– А может, мне этого мало? Может, мне хочется, чтобы мы понравились друг другу?

Микаэла придвинулась ближе и положила голову ему на плечо.

– Это все, чего ты хочешь, Люсьен? Нравиться мне?

– А ты готова предложить большее? – вопросом на вопрос ответил он.

– Я… – Микаэла запнулась и отвела глаза. Да, она могла бы предложить большее, если бы только он видел в ней ее самое, а не подобие женщины, которую некогда потерял. Но всякий раз, как она попадает в переделку, Люсьен вспоминает иные моменты своей жизни – он все еще никак не может избавиться от прошлого, а ей не хочется быть вечной тенью другой женщины. Если она влюбится в этого человека, он разобьет ее сердце. – Я очень устала и хочу отдохнуть.

– Верно, сон тебе не помешает. – Люсьен кивнул. Еще раз внимательно посмотрев на нее, он притушил лампу и вышел из спальни.

* * *

Барнаби Харпстер в тот же вечер исчез, и найти его так и не удалось. С его уходом дела на плантации пошли значительно лучше. На это место Люсьен с Адрианом поставили Чейни, и он оказался добрым и справедливым надсмотрщиком. Перед тем как принять решение, дед с внуком заручились согласием Микаэлы, и это наполнило ее сердце гордостью. В сравнении с ее прошлым, в котором железной рукой правил Арно Рушар, нынешняя жизнь казалась Микаэле подлинным раем. Дважды в день они с Люсьеном отправлялись на конную прогулку, и Микаэла теперь все увереннее управлялась с лошадью. С Адрианом и Вэнсом разговоры шли в основном о политике, о трениях между колониями и Англией – многое из этого походило на конфликт между французами и испанцами в Новом Орлеане. Таким образом, Люсьен ввел ее в круг семьи и друзей, тогда как Арно всячески выталкивал падчерицу из этого круга.

После заключения перемирия Люсьен держался от Микаэлы на должном расстоянии, и теперь жаловаться ей в общем-то было не на что. Люсьен не бросал больше на нее обольстительных взглядов и не отпускал двусмысленностей; он вел себя как подобает добропорядочному джентльмену, и от этого только больше стал близок Микаэле. А вот то, что он даже не приближался к ее постели, опасаясь пробудить у нее тяжелые воспоминания о Барнаби, ей совсем не нравилось.

Именно об этом она собиралась сказать Люсьену в день свадебных торжеств, задуманных Адрианом с большой помпой, но, как всегда, гости начали съезжаться раньше назначенного времени, так что разговор с Люсьеном пришлось отложить. Приводя в порядок волосы и поправляя кружево на платье, подаренном Адрианом специально к нынешнему вечеру, Микаэла напомнила себе, что сегодня ей предстоит появиться перед самыми именитыми людьми местного общества. Еще неделю назад она вынашивала мстительные замыслы, рассчитывая поквитаться с Люсьеном за то, что он навязал ей это замужество, но последние три дня ее муж вел себя так мило и достойно, что ей даже стало стыдно за намерение поставить его в неловкое положение перед всей этой аристократической публикой.

Внезапно Микаэла нахмурилась. А что, если Люсьен как раз и хотел, чтобы у нее возникло такое ощущение? Может, все эти мирные переговоры затеяны с той же целью и Люсьен ходит перед ней на цыпочках лишь затем, чтобы потом взять над ней верх?

– Микаэла, вы скоро? – послышался из-за двери голос Адриана.

– Уже иду. – Она бросила последний взгляд в зеркало. Вырез на платье был чуть ниже, чем того требовала мода, но, в конце концов, это свадебный подарок Адриана, и Микаэле оставалось лишь уступить его вкусу.

Сделав глубокий вдох – что, учитывая фасон платья, было само по себе не так уж просто, – Микаэла приосанилась: как-никак сейчас ей предстоял самый настоящий выход в свет.

* * *

Люсьен небрежно облокотился о перила террасы, поглядывая на публику, до отказа заполнившую просторную гостиную. Ничто, подумал он, так не привлекает людей, как свадебная церемония и суд Линча. За последние полчаса ему пришлось выслушать неимоверное количество комплиментов в адрес своей жены. Кое-кто из этих расфуфыренных хлыщей уже вел себя так, будто был еще ближе Микаэле, чем он сам. Это раздражало Люсьена, особенно когда ему намекали на то, что его дурная репутация бабника и повесы вряд ли понравится молодой жене. Да и в самом деле, каково было ей слышать со всех сторон байки о его похождениях! И что, если в отместку она тоже решит пуститься во все тяжкие?

Поскольку Микаэла родилась и выросла за пределами Каролины, Люсьен говорил всем, что познакомился с ней во время одной из своих поездок. Если бы эти сплетники узнали, что она тайком пробралась на корабль, где на всем пути от Нового Орлеана до Чарлстона играла с ним, как кошка с мышкой, это стало бы настоящей катастрофой; но и без таких подробностей пищи для пересудов хватило.

– Никогда таких красавиц не видывал, – раздался позади голос Брэдфорда Клодфелтера.

Люсьен обернулся: рядом с ним, глядя на Микаэлу и не скрывая при этом своего восхищения, стоял известный в здешних краях франт. Заметив, что и Вэнс, его ближайший друг, предается сладостным фантазиям, которые заслуживают доброй затрещины, Люсьен насупился.

– Дамы и господа, – тем временем торжественно провозгласил Адриан, – позвольте представить вам мою внучку, Микаэлу Сафер.

Как и все остальные, Люсьен сразу заметил, что дед назвал Микаэлу внучкой и этим словно поставил на ней знак качества. От него также не ускользнуло, что если бы глаза мужчин могли оставлять такие же четкие следы, как и их руки, лиф Микаэлы оказался бы вконец затрепан еще до того, как она спустилась в зал. У него вдруг возникло совершенно безрассудное желание набросить Микаэле на плечи какую-нибудь шаль, чтобы поскорее прекратить этот спектакль.

«Я ревную, – вдруг подумал Люсьен, – а еще – становлюсь собственником. И кто виноват, что вокруг полно мужчин, которые были бы рады, если бы я не слишком настаивал на своих супружеских правах…»

Давно уже Люсьен не переживал ничего подобного. Стоило кому-нибудь из гостей во время танца слишком фамильярно прикоснуться к Микаэле, он готов был наглецу нос расквасить.

Микаэла раздаривала улыбки направо и налево; она знала, как хотелось Адриану, чтобы все восхищались ею, – это ведь был его бенефис, когда он мог официально объявить, что его внук стал наконец добропорядочным семьянином.

Однако при виде приближающегося Люсьена мысли ее приняли совсем другое направление: его сощуренные глаза и угрюмое выражение лица не предвещали ничего хорошего. О Господи, неужели она успела сделать что-то разозлившее его? Человек, который последние несколько дней был образцом такта и обаяния, сейчас напоминал медведя-гризли, облаченного в раззолоченный камзол.

Но даже в этой ситуации Микаэла не могла не залюбоваться его мужественными чертами. Ей вспомнились ночи на борту корабля, когда, прячась в тени, она исподтишка разглядывала капитана, стоявшего при лунном свете на мостике: его внушительная фигура и уверенные манеры уже тогда приковывали к себе ее взгляд и мысли. Вот и теперь, хотя вокруг было по меньшей мере с десяток красивых мужчин, Люсьен явно выделялся среди гостей: рослый, широкоплечий, с голубыми, как небо, глазами, он постоянно привлекал всеобщее внимание. Женщины бросали на него жадные взгляды, и Микаэла вдруг ревниво подумала, что кое-кто из этих красоток мог быть ему близок не меньше, чем она.

Почувствовав, что подобные мысли могут завести ее слишком далеко, Микаэла поспешно напомнила себе, что в этом браке о верности и преданности речи не идет. Люсьен не искал ее любви и не обещал ничего, кроме свободы и обеспеченной жизни: забывать об этом ей не следует никогда, особенно если он окажется далеко – а так, судя по всему, будет случаться очень часто.

– Всем сердцем прошу вас принять мою внучку в свой круг – так, как принял ее я, – провозгласил Адриан, кланяясь Микаэле.

В ответ раздались аплодисменты, и хозяин дома приступил к церемонии формального представления. На протяжении ближайших нескольких минут к руке Микаэлы прикладывались так часто, что у нее пальцы занемели, но все же то, что в отличие от испанцев – бывших хозяев Луизианы, которые привыкли целовать женщин в обе щеки, – каролинцы предпочитали прикладываться к руке, устраивало Микаэлу гораздо больше.

– Ваша красота сияет, как солнце, миледи, – восхищенно сообщил, подходя к Микаэле, Брэдфорд Клодфелтер.

– Вы очень любезны, – вежливо откликнулась она.

До этого Микаэла встречала Брэдфорда дважды – оба раза в Чарлстоне, когда сопровождала Адриана на приемах. Этот джентльмен был воплощением преувеличенной галантности и всегда следовал за ней по пятам; она же находила его забавным и при этом ничуть не щадила его непомерного тщеславия, а его напыщенное поведение и манера говорить вызывали у нее лишь улыбку.

– Вы позволите пригласить вас на танец? – Брэдфорд потянул Микаэлу в сторону от остальных поклонников.

Она на всякий случай поискала глазами Люсьена, но того нигде не было видно. Ей хотелось нравиться Люсьену по-настоящему, но, судя по всему, перемирие понадобилось ему лишь для того, чтобы позволить ей выдержать нынешнее испытание, которое было частью общей сделки. В очередной раз придя к этой печальной мысли, Микаэла, скрывая досаду, протянула руку Брэдфорду.

* * *

– Ну, и сколько еще ты собираешься выдуть до конца этого мероприятия? – осведомился Вэнс, глядя на Люсьена, который, развалясь в мягком кресле, осушал уже шестой бокал подряд.

– Думаешь, я считаю? – Люсьен снова потянулся к бутылке.

– По-моему, тебе следует потанцевать с женой, а то в чьих только объятиях она за это время не перебывала…

– И в том числе, не сомневаюсь, в твоих.

– Естественно – любому приятно уделить внимание новобрачной. Между прочим, танцует Микаэда дивно: так почему бы тебе самому в этом не убедиться? Да что с тобой сегодня? – Вэнс нахмурился.

– Ровным счетом ничего.

– Правда? А мне кажется, ты на что-то дуешься.

– Ничего подобного. Разве есть закон, запрещающий человеку отдыхать так, как он хочет?

Вэнс остановил официанта и, взяв с подноса бокал кларета, уселся напротив Люсьена.

– Господи, а я и не подозревал, что ты такой ревнивый. Иначе зачем тебе надираться тут в одиночестве? – Вэнс откинул голову и от души расхохотался. – Твоя обворожительная супруга явно потеснила тебя с авансцены, и от этого тебе сильно не по себе. Я прав? В этом своем золотистом шелковом платье Микаэла выглядит…

– Полураздетой, – мрачно закончил Люсьен и угрюмо посмотрел на приятеля. – Только не говори мне, что ты этого не видишь.

Вэнс ухмыльнулся:

– На твоем месте всякий бы себя так же чувствовал. Ты женился на этом сокровище, чтобы отделаться от Адриана, а потом незаметно влюбился.

Казалось, Люсьен вот-вот взорвется.

– Заткнись. Меня тошнит от твоих рассуждений. Любовь здесь ни при чем, и тебе это отлично известно.

– Да я же прекрасно вижу, что ты от ревности места себе не находишь, – поставил окончательный диагноз Вэнс. – Недаром говорят, что мужчина раскрывается только в двух случаях – когда он пьян и когда влюблен. Как раз сейчас мы имеем и то и другое.

– Ладно, хватит философствовать, – буркнул Люсьен и со стуком поставил бокал на стол. – Чего я точно не заслужил, так это твоих поучений. Как только весь этот фарс закончится, я уйду в море и Микаэла сможет делать все, что ей заблагорассудится. Единственное, что мне нужно от этой женщины, к которой я теперь будто кандалами прикован, так это чтобы она вела себя как подобает хозяйке поместья Саферов. Я свои обязательства добропорядочного мужа выполняю и буду выполнять до полуночи…

В этот момент внимание Вэнса привлекло какое-то движение. Он посмотрел поверх головы Люсьена и увидел на пороге Микаэлу. Судя по оскорбленному выражению лица, она слышала все сказанное мужем. Обернувшись, Люсьен успел заметить лишь ее удаляющуюся фигуру и развевающееся платье. Беззвучно ругаясь, он поднялся на ноги.

– Из-за тебя мне пришлось говорить вещи, явно не предназначенные для ушей Микаэлы, – проворчал он и неодобрительно посмотрел на приятеля. – Мы заключили перемирие, а теперь скорее всего мы сноса рассоримся, и отвечать за это будешь ты.

– Это все твоя дурацкая гордыня, – упрямо гнул свое Вэнс. – Найди-ка лучше Микаэлу и поговори с ней по душам.

– Убирайся к черту! – Люсьен поспешно вышел из комнаты. Проклятие, если что-нибудь немедленно не сделать, хрупкое согласие между ним и Микаэлой рухнет! И зачем ему вообще понадобилось вступать в спор с Вэнсом, лучше было просто промолчать. Он сам все испортил. Вспомнив, какой несчастной выглядела Микаэла, Люсьен едва не заскрежетал зубами; даже выпитое спиртное не могло заглушить в нем чувство сострадания. Что ж, теперь придется платить по счетам, и на этот раз от судьбы ему никуда не уйти.

Глава 12

– Микаэла, я могу тебя пригласить?

При звуке этого густого баритона Микаэла напряглась, как струна. Оказавшись случайной свидетельницей разговора Люсьена с Вэнсом, она кинулась в танцевальную залу, лишь бы хоть как-то отвлечься, забыть о словах, которые подтвердили ее худшие опасения. Выходит, действительно последние несколько дней перед ней разыгрывали спектакль, поставленный для того, чтобы удержать ее в узде и не позволить унизить мужа на этом чертовом приеме. Приглашение на танец – всего лишь публичная демонстрация: все должны видеть, как нежно он привязан к жене! Ну ничего, сейчас она выложит ему все, что о нем думает!

Когда Люсьен обнял ее за талию, Микаэла незаметно ткнула его локтем, а потом принялась методично наступать ему на ноги, что ничуть не мешало ей продолжать танец.

– Право, мне очень жаль, – проговорил Люсьен, уворачиваясь от колена, направленного в самое чувствительное место. – Я…

– Ты мне ничем не обязан, – оборвала его Микаэла, сияя улыбкой, – и мне от тебя ничего не нужно, а уж нынешнего представления – тем более. Доживем до завтра, а там отправляйся на все четыре стороны – я и видеть-то тебя больше не желаю.

– Что же, согласен, так тому и быть. Что-нибудь еще?

– Пожалуй, да. Иди к черту, Люсьен Сафер.

– За Люсьена и Микаэлу, – неожиданно провозгласил, заглушая музыку, Адриан. – Пусть живут они долго и счастливо!

Люсьен остановился и, склонившись, прикоснулся губами к губам Микаэлы, однако она не ответила на поцелуй. Микаэла знала, что ведет себя по-детски, но уж слишком сильно Люсьен ее обидел. Она выказала ему свои чувства, и вот результат – теперь он может сделать ей больно. Нет, поклялась она себе, такого подарка от нее больше ни один мужчина не получит.

Дождавшись окончания танца, Микаэла сбросила с плеча руку Люсьена.

– А теперь убирайся и больше не смей подходить ко мне, – прошипела она. – Я до самой смерти буду тебя ненавидеть.

С этими словами Микаэла бросилась к балконной двери. Стоило ей выйти наружу, как на нее навалилась безмерная усталость. Она вцепилась в перила и подняла голову – с ясного неба ей насмешливо подмигивали звезды. Усилием воли Микаэла подавила рвущиеся из груди рыдания. Да уж, пусть этот тип отправляется прямо в преисподнюю; он и понятия не имеет, каково это – чувствовать себя марионеткой в чужих руках! Этот человек не лучше, чем Арно, он совершенно такой же!

– Микаэла!

– Будь добр, оставь меня в покое, иначе повторится самое худшее!

Трудно сказать, на кого Люсьен сейчас больше всего злился – на Микаэлу, Вэнса или на себя. Разговор у него в кабинете, затем тур вальса со всеми пикантными подробностями повергли его в глубочайшую тоску. Ему хотелось бы забыть эти последние полчаса, но не получалось; он не знал, как объясниться, с чего начать извинения, не говоря уж о том, что Микаэла все равно их не примет – слишком она взбешена, чтобы выслушивать его.

И все равно он должен попробовать.

– Это было всего лишь уязвленное самолюбие, ну и к тому же я выпил лишнего… – начал он.

– Что бы ты сейчас ни говорил, правду не скроешь, – сквозь слезы выдохнула Микаэла и, отбросив все приличия, перемахнула через перила. – Ненавижу и буду ненавидеть до самой смерти! – С этими словами она скрылась в кустах.

Может, стоило просто извиниться за то, что он, по меткому замечанию Взнса, вел себя как упрямый осел, и пожелать ей всего доброго? Да, пожалуй. Оба они выполнили свои обязательства, и теперь им оставалось принять все как есть, чтобы дальше каждому жить собственной жизнью. Мирное сосуществование последних дней разлетелось на куски, словно перемирие между противоборствующими армиями.

Проклятие, подумал Люсьен, с этой удивительной гордячкой, которая теперь называется его женой, все идет наперекосяк! А может, это злой рок преследует его каждый раз, когда он пытается наладить отношения с женщиной?

* * *

Глотая слезы, Микаэла устремилась в сторону конюшен. Ей хотелось снова испытать головокружительное чувство, которое она пережила, обучаясь конной езде, ощущая нервную дрожь могучего жеребца, уносящего ее прочь от напрасных мук. Адриан подцепил ее на крючок, чтобы добиться возвращения внука; Взнс, уступивший абсурдным настояниям Люсьена, совершил торжественную церемонию бракосочетания. Ока убежала из Нового Орлеана в поисках независимости и все равно осталась объектом эгоистических манипуляций со стороны мужчин!

– Чейни? – негромко позвала Микаэла, отыскивая в темноте дорогу к деннику, но тут же вспомнила, что теперь, сделавшись надсмотрщиком, Чейни перебрался в дом Барнаби Харпстера.

Поскольку все слуги в этот день были заняты обслуживанием многочисленных гостей, Микаэла сама взнуздала жеребца и, оседлав его, взобралась в седло. Жеребец пустился рысью по залитой лунным светом дороге, не обращая ни малейшего внимания на то, что мерно вздымающийся подол платья бьет его по бокам.

Микаэла не раз ездила тут с Люсьеном. Быстрое движение успокаивало, и в конце концов Микаэла, остановив коня и спрыгнув на землю, медленно побрела по дороге, обсаженной с обеих сторон деревьями, в надежде, что прогулка поможет ей избавиться от гнетущей тоски.

Погруженная в печальные мысли, она дошла до поросшего невысокими кедрами большого прибрежного утеса, по которому тут и там были разбросаны огромные валуны. Где-то здесь, по словам Адриана, прежде стояла хижина: когда в первые годы колонизации дикие индейцы налетали на поселения белых пришельцев, она служила чем-то вроде сторожевого поста…

Из-за деревьев донесся странный шорох, услышав который жеребец задрал морду, а охваченная неясным предчувствием Микаэла поежилась. Инстинкт подсказывал ей, что это неспроста, и она стала пристально вглядываться в темноту. Что, если это Люсьен последовал за ней, чтобы поговорить в спокойной обстановке? Что ж, ей это только на руку. Когда вокруг много народа, приходится сдерживаться, а здесь она сможет выложить Люсьену все, что о нем думает.

Микаэла круто повернулась, готовая обрушить на мужа весь свой гнев, но слова застряли у нее в горле, когда над ней грозно нависла чья-то огромная фигура. Микаэла невольно отступила на шаг, и тут же глаза ее расширились от ужаса: она узнала Барнаби Харпстера.

В тот же миг его зловещий смех, эхом отразившись от вершины утеса, обрушился на Микаэлу со всех сторон.

– Четыре долгих дня я поджидал тебя, шлюха, – прорычал Барнаби, подходя к ней вплотную. – Теперь ты мне заплатишь, и заплатишь дорого, за то, что лишила меня работы…

* * *

Люсьен вернулся в особняк и поискал глазами Вэнса.

– Что-нибудь не так? – Заметив тревогу в глазах друга, Вэнс мгновенно вскочил.

– Нигде не могу найти Микаэлу.

Когда они вышли из дома, до них донесся стук копыт. Узнав в пробежавшем мимо жеребце Чалого, которого он сам подарил Микаэле, Люсьен внутренне содрогнулся. Животное помчалось в денник. Люсьен с Вэнсом бросились вслед за ним. Мгновенно оседлав своих коней, они поскакали в направлении, откуда только что вернулся жеребец Микаэлы.

О Господи, если бы только можно было вернуть время вспять, к тому моменту, когда он произнес дурацкие слова! Сам того не желая, он обидел Микаэлу, и вот теперь она умчалась невесть куда.

Добравшись до поворота дороги, Люсьен, соскочив с лошади, стремительно бросился к реке, но Микаэлы не было и здесь.

Одним движением он снова взлетел в седло, и они с Вэнсом двинулись вдоль дороги, огибавшей русло. Увидев утес, являвшийся ему в ночных кошмарах, Люсьен замер. Нет, не может быть, успокаивал он себя. Молния в одно и то же место дважды не ударяет, история не повторится.

Больше всего ему сейчас хотелось повернуть коня и поскакать куда-нибудь прочь. Он просто не мог заставить себя забраться на этот камень и посмотреть вниз.

– Вэнс? – дрогнувшим голосом проговорил он, не в силах отвести взгляд от обрыва.

– Только не торопись с выводами. – Вэнс поспешно подошел к другу. – Наверное, Микаэла просто решила пройтись пешком, а жеребец сделал то, что ему и положено, – повинуясь чутью, направился в конюшню, где его всегда поджидает добрая порция овса. Ну а с его хозяйкой, уверен, ничего не случилось.

Ах, как бы хотелось Люсьену верить в это! Но его сжигало ужасное предчувствие. Он подошел к обрыву и, наклонившись, заметил на побитых ветрами валунах не одно, а два распростертых тела. Сердце у него упало куда-то вниз, в бездну, съежилось, как засохший цветок, и на его месте возникла гулкая пустота. Увиденное было настолько ужасно, что ноги его подкосились.

– О Господи, что же я наделал!

Пронзительный крик эхом отразился от могучего утеса. Все чувства, раздиравшие Люсьена годами, вырвались наружу – словно плотина прорвалась. Эхо не утихало, отнимая у Люсьена последние остатки самообладания. Он погрозил небу кулаками и проклял судьбу, которая отняла у него Микаэлу, как пять лет назад отняла Сесиль.

Неожиданно немой ужас сменился яростью. Дрожащими руками он сорвал с себя рубашку и камзол, связал их рукава.

– Раздевайся! – раздалась резкая команда.

Вэнс, отойдя от края обрыва, молча повиновался.

Накинув после нескольких неудачных попыток свободный рукав связанных вещей на заостренный выступ валуна, Люсьен начал медленно спускаться.

Барнаби Харпстер лежал, распластавшись, на лишайнике, покрывавшем большой камень. Выглядел он так, будто стал жертвой нападения дюжины воинственных индейцев; его невидящий взгляд был устремлен на луну.

– Мертв, – мрачно констатировал Вэнс.

Люсьен не отрываясь смотрел на безжизненное тело Микаэлы, зажатое между двумя расположенными рядом валунами. Огромным усилием воли он заставил себя приблизиться к ней. Однажды он уже делал что-то подобное. Тогда он подходил к женщине, на которой собирался жениться, а сейчас там жена.

Правда, жена поневоле, грустно подумал Люсьен. Его попытка перехитрить Адриана привела к трагическому финалу: безжалостные слова, достигшие слуха Микаэлы, заставили ее бежать. Как часто случается, беда пришла тогда, когда ее меньше, всего ждешь и поэтому теряешь бдительность: Микаэла оказалась жертвой человека, жаждавшего мести. Каким-то образом, падая, она умудрилась увлечь его за собой: вот почему Барнаби так и не удалось восторжествовать.

Ладонь Люсьена замерла рядом с безвольно упавшей рукой Микаэлы. Он боялся прикоснуться к ней, боялся, что не ощутит даже слабого биения пульса. Тогда все будет кончено, умрет последняя надежда.

Набрав в грудь побольше воздуха, Люсьен заставил себя наклониться и просунуть руку между спиной Микаэлы и поверхностью камня. Вэнс тут же поспешил ему на помощь. Голова несчастной упала на обнаженную грудь Люсьена, и он почувствовал, как по ней потекла струйка крови. Это было непереносимое ощущение – словно сама жизнь, капля за каплей, оставляла Микаэлу.

Вэнс взял ее за запястье и на некоторое время замер.

– По-моему, жива! – воскликнул он. – Пульс едва прощупывается, но все же…