Текст книги "Романтическая комедия"

Разумеется, я старалась вести себя как обычно. Коротко кивнула Ноа, когда он оглянулся на меня, и деловым тоном сказала:

– Привет! Надеюсь, настроение у всех сироптическое!

Кроме Ноа в павильоне были четверо актеров, играющих покупателей: Генриетта, Вив, Бейли, Уэс (ему роль дали на внесении правок), да в три раза больше членов съемочной группы. Отэм Диканио и ее ассистентка Мэдисон тоже пришли.

Для нашего скетча, как и для других, расставили декорации. Должность сценаристки меня делала еще и продюсером (одно из преимуществ работы на «НС»), режиссером выступал Рик, а менеджером по производству – Боб О’Лири. Боб занимался расположением актеров, определял, кому куда идти, и связывался с регуляторной по поводу ракурсов съемки. Хотя актерам выдали сценарии, съемочная группа на всякий случай стояла за кадром с карточками-подсказками.

Я надеялась успокоиться за работой, однако в груди по-прежнему кипело волнение. Как же так? Как я могла помешаться на псевдосерфингисте, исполнителе «Июльской страсти», так ее растак?! В свою защиту скажу: вряд ли всему виной только вечер в моем офисе или репетиция накануне. Скорее, меня обмануло все вместе, и я поверила, будто между нами с Ноа пробежала искорка, и начала питать ложные надежды. А может, дело в моей любви к иронии и внезапным сюжетным поворотам, столь же сильной, как у следующего сценариста на сегодняшней репетиции? Скетч «Правило Дэнни Хорста», заявляющий о невозможности отношений между мной и Ноа, только подчеркивал бесплодность моей надежды. Я нередко в какой-то степени проживала свои скетчи перед их написанием или после. Во многих использовался личный опыт – не для самоуспокоения, а просто потому, что другого материала не попадалось; а иногда сценарии, не основанные на прошлом, оказывались пророческими. Я несколько лет писала скетчи о двенадцатилетней девочке, работающей семейным психологом (сыграла ее Вив). Хотя мы с бывшим мужем к психологу не ходили, сценарий в каком-то смысле обыгрывал мою тревогу: а вдруг стоило ходить? А еще я один раз написала скетч про женщину, скрывающую свою профессию от мужчин, с которыми спит, – и это до того, как сама начала так делать! Правда, героиня была шпионкой, а не сценаристкой.

Актеры дважды прочли текст, а когда закончили, я постаралась говорить по-деловому, а не как влюбленная школьница:

– Все хорошо поработали. Здорово получилось. Ноа, ты иногда переходишь на итальянский акцент. По-моему, так не надо делать – просто пой с искренним пылом. Изображай не европейца, а человека, который всерьез рассуждает о языках любви.

– Так я и есть человек, который всерьез рассуждает о языках любви!

Все рассмеялись.

– Бейли, тебе нужно посильнее изобразить недоверие. А ты, Вив, наоборот, должна купиться на его фишку.

– Так точно, капитан!

– С неприязнью смотреть? – уточнил Бейли. – Или просто с непониманием?

– Хм-м…

Я взглянула на Рика и Боба.

– Я за второе, – высказался Боб.

– Согласна, – кивнула я. – Покупатель средних лет, не понимает шутки.

– Есть предложение, – выступил Ноа. – Правда, неожиданное. Что, если в конце спеть с кем-нибудь дуэтом? Раз уж кто-то из них такой же слащавый, как и я.

– Здорово! Генриетта, давай ты? – предложила я.

– С радостью-ю-ю, – протянула Генриетта. Почти все актеры «НС» умели прилично петь, а некоторые, вроде Генриетты, обладали ангельскими голосами. А вот язычок у нее был острый, не под стать голосу!

– А ты имеешь в виду свою песню или мне надо новую написать?

– Если хочешь к завтрашнему вечеру написать песню, то не терпится послушать, – удивился Ноа.

– Да, возьмем готовую песню. Согласен на «Июльскую страсть»?

– Салли, иного я и не ожидал. – Он улыбнулся.

Ноа улыбался, называл меня по имени, вел себя приветливо, не зазнаваясь… Мое сердце выдавало кульбиты, и я почему-то ужасно расстроилась. Он помнил, что накануне для меня пел? Мне надо делать вид, будто ничего не случилось? Или он вовсе не для меня пел?

– Мы вышлем вам исправленные сценарии сразу, как сможем, – обратилась я ко всем. – Еще раз спасибо.

Ноа спустился ко мне со сцены.

– Ты слышала, что Эллиот предложил для «Хореографа»? Эх, я сам виноват…

– Погоди, а что он предложил?

– Помнишь, как хореограф советует выступать с пантерой? Эллиот просит Найджела расщедриться на настоящую пантеру.

– Ого! И ты запросто согласился?

– Господи, нет! – Ноа нахмурился. – Ты бы запросто согласилась?

– Защитники прав животных тебе еще припомнят. Их можно понять, я и сама временами за животных волнуюсь, хотя есть у меня одно замечательное воспоминание об олене…

– Из какого скетча?

– Не моего. – Я покачала головой. – Пошел мой третий сезон, в праздничный эпизод после Рождества пригласили Дайану Росс; в конце она спела «Joy to the World»[8]8
  Радуйся, мир! (англ.)


[Закрыть], и с потолка посыпался искусственный снег. Актеры пели хором у нее за спиной, а Найджел вышел на сцену с оленем. Рогатым таким, все как положено. Избитый прием, конечно, и все равно я от счастья так и светилась.

– Ты тоже стояла на сцене?

– Господи, нет! Никогда. Я осталась за кадром.

– Почему-то я этот эпизод пропустил, но звучит супер. А ведь я не из тех, кто в школе заслушивал до дыр «Величайшие хиты «The Supremes».

Я рассмеялась. Еще трех дней не прошло с нашего разговора в офисе, и все равно неожиданно, как это он запомнил…

– Мой лучший концерт состоялся летом в Глазго, тогда началась ужасная гроза. Под конец полил дождь, и все промокли насквозь. И я, и группа, и инструменты, и сцена, и зрители. Я испортил гитару, но оно того стоило.

– Судя по нашим историям, на всех крутых выступлениях общим знаменателем служат осадки, – заметила я, и Ноа опять улыбнулся.

– Причем не обязательно природные, – добавил он. – Можно и своими руками создать. Ты и правда никогда не выступала здесь на сцене?

– Правда. Предпочитаю скрываться во мраке, точно гоблин. – Ноа удивленно нахмурился. Я объяснила: – Нет, я себя не критикую. Наоборот, горжусь.

Его выражение смягчилось.

– Гоблином тебя не назовешь.

Умей я поддразнивать в реальной жизни, захлопала бы ресницами и спросила: «А как назовешь?» Увы, поддразнивать я умею только на бумаге, поэтому сказала лишь:

– Кстати, насчет пантеры: если ты «за», то прекрасно, если «против», скажи Эллиоту, и все.

– Ну-у, это слишком просто…

Тут откуда ни возьмись явилась Отэм.

– Ноа, пора примерять костюм.

– Видишь, какой я важный тип?.. Увидимся на репетиции «Трещотки», – попрощался Ноа, и его тотчас увели.

Я достала телефон и написала Вив:

Ты где?

Она ответила снимком из гримерной: сидела в кресле и торжественно поднимала баночку диетической колы, словно бокал шампанского. Через минуту я примчалась к подруге.

– Плохие новости, – заявила я с порога. – Ноа Брюстер, оказывается, красавчик.

– Добро пожаловать в две тысячи первый, – рассмеялась она.

– И почему мне никто не сказал?

– Что среди нас ходит стареющий покоритель девичьих сердец? Салли, могла бы и сама догадаться.

– Думаешь, он самовлюбленный выпендрежник?

– Скорее всего.

– Вы же работаете вместе. Он тебе как?

– Между прочим, в понедельник за ужином он себя довольно скромно вел. Рассказал, как потянул лодыжку, когда занимался паркуром со своим агентом.

Я хотела объяснить Вив: нас с Ноа, похоже, немного тянет друг к другу, но устыдилась. Мне с ней не сравниться, и выбор у нее куда богаче моего. Очевидная разница между нами вроде как обязывала меня обратить в шутку и разговор с Ноа в офисе, и тот случай, когда он мне пел, и сегодняшнее наше общение после репетиции, где, кстати, Вив тоже присутствовала. А была ли я готова обратить их в шутку, пусть даже ради себя самой? Или все-таки в глубине души надеялась: Вив признает, что искорка между нами с Ноа возможна? Не до такой степени, чтобы нарушить правило Дэнни Хорста и начать встречаться, но чуть-чуть пофлиртовать… Почему нет? С другой стороны, Вив заметила бы на репетиции…

– Ты написала доктору Тео? – спросила я в итоге.

Вив наморщила нос.

– Придется к другому врачу идти, и без того дел полно…

– Твой глаз сам заживет, так ведь доктор Тео сказал?

Она кивнула.

– И ты уже ходишь к другому доктору, верно?

Опять кивок.

– Ну и не записывайся никуда. Ничего не делай. Скажи доктору Тео, мол, супер, будешь теперь ходить к другому врачу, а его ты с нетерпением ждешь в субботу.

На съемочной площадке было триста мест, и к каждой премьере сценаристам давали два билета для близких, актерам – шесть, а ведущему и приглашенному музыканту – несколько десятков. Оставшиеся билеты, на которые не претендовали знаменитые друзья Найджела, либо разыгрывали в лотерее, либо раздавали многочисленным поклонникам передачи, в основном студентам или туристам, готовым простоять в очереди на улице целый день.

– Пригласишь его на афтепати?

– Давай не будем забегать вперед.

– Кстати, я уговариваю Аннабель принять участие в «Правиле Дэнни Хорста». Они не расстались.

Подруга скривилась – приглашение знаменитостей на маленькие рольки в скетчах ей казалось дешевым приемом.

– Да, мне Генриетта передала. Аннабель писала в «Инстаграме»[9]9
  Instagram – проект Meta Platforms Inc., деятельность которой запрещена в России.


[Закрыть], что не стоит спешить с выводами.

– Я пост не видела, просто Дэнни с ней говорил у нас в офисе. Как думаешь, Аннабель специально подливает масла в огонь или ее неправильно поняли?

– Не удивлюсь, если какой-нибудь сценарист реалити-шоу расписал ее жизнь.

– Серьезно? Тогда я волнуюсь за Дэнни.

– Может, он и есть сценарист.

– Уверена, для него все всерьез.

– Ой, да ладно! У нас тут очень тонкая грань между настоящим и выдуманным. Мы все играем роли самих себя. – Я стояла рядом с креслом Вив; она вытянула правую ногу и легонько ткнула изящным пальчиком мою кроссовку. – Даже ты, лжепуританка закулисья.

Пятница, 14:28

«НС» похожи на летний лагерь – постоянно натыкаешься на знакомых. Трех часов не прошло с репетиции «Сиропщика», как я опять увидела Ноа – на репетиции «Трещотки» на сцене номер два. И снова с десяток членов съемочной группы собрались у сцены, вдобавок пришла Отэм с еще одной ассистенткой (первая Мэдисон, а эта вроде Эдисон… Нет, выдумываю). В «Трещотке» играло больше людей, чем в «Сиропщике»: Ноа в роли самого себя выступал судьей конкурса, Генриетта изображала якобы разговорчивую судью, Джей и Диллон играли судей-мужчин, а еще четверо актеров и актрис играли участников и успевали спеть только строчку-другую, как судьи принимались разбирать их ошибки.

Уже поставили судейский стол с серебристым отливом, хотя многих декораций пока не хватало. В каждом эпизоде мы высмеивали напитки компаний, спонсирующих конкурс, – ставили огромные восковые муляжи с логотипами. В прошлый раз сделали надписи «ПепсиКо, чай со льдом «Ястребиный яичник», а теперь «Ядерный Армагеддон», настоящий мужской кофе».

Порой я радовалась и с облегчением вздыхала, когда мой сценарий проходил отбор, а потом, уже на репетиции, меня начинали грызть сомнения: а хорошо ли получилось, а стоит ли делать такой посыл? Шли дни; благодаря сценарию, костюмам и декорациям постепенно складывалась целостная картина, и на месте сомнений возрождалась уверенность. А пока репетировали «Трещотку», актеры посмеивались, и даже Боб О’Лири прыснул от смеха.

Потом явился Эллиот, и смех затих. Он часто приходил на репетиции и столь же часто прерывал всеобщее веселье. То ли все хотели впечатлить его своим профессионализмом, то ли он своим занудством портил весь настрой – это смотря как к нему относишься.

Мы с Абрахамом, режиссером скетча, сделали замечания, и тут вступил Эллиот:

– Хлипкая концовка. Надо закончить на сильном месте, чтобы прям бах! Придется либо переписывать строчки Джея и Диллона, либо пусть Ноа и Генриетта какой-нибудь фокус выкинут.

– Ну… – протянула я. В конце Ноа и Генриетта занимались йогой, и, разумеется, мне пришло в голову очевидное и проверенное решение, которое я слегка стеснялась озвучить из-за Ноа. Однако же влюбленность в Ноа занимала меня процентов на тридцать, а сценаристкой я была на все сто двадцать, поэтому сказала: – Пусть кто-нибудь из них пукнет. Или оба, причем в ту минуту, когда Джей и Диллон дадут им слово.

– Или я повернусь к Джею и скажу: «Ты слышал?», а он ответит: «Нет, ничего не слышал», – предложил Диллон.

– Салли, неприятно тебе отказывать в этом избитом трюке, но давайте лучше по-другому, – возразил Эллиот. – Знаешь, как дети играют в самолет? Пусть Ноа ляжет на пол и приподнимет Генриетту на ногах. Ноа, Генри, справитесь?

Ноа – явно не зазнайка! – без колебаний лег на грязноватый пол, и золотистые волосы зависли над пылью и всяким мусором, типичным для площадки «НС». Поднял ноги и руки, а Генриетта склонилась над ним, прилегла ему на пятки и взяла его за руки.

– Снять обувь? – предложил Ноа, согнув колени.

– Не, – отмахнулась Генриетта, тоже совсем не зазнайка. Потом наклонилась еще ниже, и вдруг Ноа ее поднял. Во мне проснулось незнакомое чувство, и ничего хорошего оно не сулило.

– Надо наложить гул самолета, – высказался Абрахам. – Или пусть сами изобразят?

– Врум-врум, – отозвалась Генриетта. – Ой, это машина.

– Попробуем и так, и так, – ответила я Абрахаму.

Мы вновь прогнали скетч до конца, и когда опять добрались до отрывка с самолетом, я догадалась, что это было за чувство – ревность. Не из-за славы, которой я не обладала, не из-за внешности, бесспорно, превосходящей мою. Просто Генриетта могла дурачиться с Ноа и держаться с ним за руки – и я ревновала. Она была к нему совсем близко, касалась его – и я ревновала. Я вспомнила Джина и его фотку без одежды. Судя по всему, пора мне снова с ним встретиться и прогнать это неуместное томление.

Когда Боб, операторы и регуляторная решили, с какой камеры снимать Ноа и Генриетту на полу, репетиция окончилась, и я всех поблагодарила.

– Салли! – Ноа помахал мне рукой со сцены, где стоял с Эллиотом. – Весточка с фронта защитников природы! Оказывается, Найджел решил заменить пантеру змеей.

Я покосилась на Эллиота.

– Вроде как у Бритни Спирс в две тысячи первом?

– Конечно, не «Indigo Girls» и не Дайана Росс, – признал Ноа, – и все-таки отсылка на Бритни – это круто.

Я удивленно захлопала глазами. Он так шутит? Неужели Ноа и правда из того редкого типа мужчин, которые не испытывают неприязни к женщинам, видят в нас не только объекты вожделения, не насмехаются над нами, но и не ведут себя так, будто нас не существует? Он относится к нам… нормально? Это обезоруживало.

– В каком-то смысле да, – кивнула я. – С другой стороны, змея даже страшнее пантеры.

Ноа переводил взгляд с меня на Эллиота и обратно.

– А как защитники прав животных относятся к змеям?

– А разница? – отмахнулся Эллиот.

– Думаю, рептилии волнуют их меньше млекопитающих, – заметила я.

– Не хотелось бы никого обидеть.

– На «НС» иначе не бывает, – заверила я.

– Ну-ну, желаю удачи! – сказал Эллиот одновременно со мной.

Боб подошел к нему с каким-то вопросом по расписанию, а Ноа обратился ко мне:

– У меня для тебя еще одно задание. От него зависит будущее комедии. Готова?

– Надеюсь.

– Тоже про «Хореографа». Когда я сорвал с себя одежду, чтоб показать кожаные шорты и жилет, в отделе грима спросили, надо или нет маскировать татуировки. Я поначалу отказался: герой ведь я, правильно? А потом задумался: это ведь я в двухтысячном, а у меня тогда не было тату. Так надо их гримировать или нет? Конечно, это мелочь, – опередил он мой ответ, – но я боюсь ненароком нарушить комедийное правило.

– Я такого правила не знаю. А про какие тату речь? У тебя на груди здоровенный дракон набит?

– Пока нет, еще не вечер, – улыбнулся Ноа. – У меня их три. Так, банальщина.

О да. Кельтский символ, я про него читала в «Откровениях о Ноа Брюстере».

– И где они? – Мы стояли совсем близко, да еще Боб с Эллиотом рядом разговаривали, поэтому тон у меня получился слегка напряженный: – Показать хочешь?

– Для затравки покажу эту. – Ноа задрал рукав до предплечья и показал тату нот на нотном стане. – Очень оригинально, скажи?

– Это из твоей песни?

– Из «Blackbird» – есть у меня такая песня-талисман.

– Думаю, за нее тебя никто не осудит. Да и не заметят издалека.

На самом деле тату занимала несколько дюймов, однако выдающимся в предплечье Ноа было совсем другое – его безупречность. И золотистого оттенка кожа, и тончайшие волоски на обратной стороне, и мышцы – красивые и не чрезмерные, как у стероидного качка. Я могла смириться с тем, что к такой руке мне никогда не прикоснуться, но стоять к нему так близко казалось пыткой.

– И вот эта.

Ноа отвернулся и задрал брючину на правой ноге. Сзади на лодыжке чернела татуировка вороны, гораздо крупнее и ярче нот.

– Уже заметнее, хотя в кадр вряд ли попадет, – успокоила я.

– А другая на лопатке. Ничего, если покажу? – Ноа вопросительно на меня посмотрел. – Я не из тех, кто норовит оголиться под ложным предлогом. Просто хочу узнать твое мнение.

– Во время выступления переодеваются в ужасной спешке, у всех на виду, – заверила я, в очередной раз скрывая волнение. – И я актеров видала полуголыми, и зрители тоже.

– Ну ладно.

Ноа потянул футболку наверх, но поднял только до плеч. На спине у него и правда чернел кельтский символ с переплетенными кругами и линиями. Из его татуировок она занимала больше всего места. Интересно, а мои коллеги наблюдают за нашим мини-шоу? Я не рискнула оглядеться, боясь разрушить чары этой удивительной минуты. Мы стояли совсем близко друг к другу, и кожа Ноа на спине была того же чудесного золотистого оттенка, а от происходящего веяло чем-то домашним, словно мы с Ноа встречаемся и вместе стоим в ванной общей квартиры, и он просит посмотреть красное пятнышко на спине – вдруг клещ укусил?

Тут я задумалась: а если Ноа и правда разделся под ложным предлогом? Он же собирался выступать в жилете, в нем тату не видно!

И все-таки подобное происходит лишь раз в жизни, и я решилась протянуть руку и коснуться татуировки пальцем.

– Ты про эту?

Ясное дело, про эту!

– Да.

Мне никогда еще так не хотелось прижаться к мужчине, сорвать с него одежду. И Ноа, кстати, тоже виноват, кто его просил раздеваться? Или я обманывала себя и он попросту привык стоять в таком виде, пока другие его трогают, – прямо как актеры с нашей передачи?

Я все еще касалась тату кончиком пальца. Сглотнув, я прижалась к безупречной коже всей ладонью.

– И за эту не волнуйся, – спокойно сказала я и убрала руку. – Кстати, хорошее выражение – «под ложным предлогом». Тоже теперь буду так говорить.

Ноа натянул футболку и повернулся ко мне лицом.

– Да на здоровье. Я у отца научился, он юрист. Надеюсь, не упал в твоих глазах из-за банальных тату? Я их сделал года за два, давным-давно.

– Кажется, я знаю, как тебя утешить.

Я сбросила флисовую куртку, задрала рукав футболки и показала Ноа руку.

– Это… мышь? – Он посмотрел на кожу повыше локтя.

– В четвертом классе у нас был школьный хомяк по кличке Барнаби. Я его очень любила и сказала маме, что хочу с ним татуировку. А она ответила: если пообещаю подождать до двадцати одного и не передумаю, она тоже набьет со мной тату. Ясное дело, к двадцати одному татуировку хомячка я хотела, только чтобы напомнить маме о клятве.

Ноа протянул пальцы – тоже безупречные, длинные и тонкие – и коснулся меня. Я мечтала: вот бы этот миг длился вечно…

– Так вот почему тут написано «мама»!

– А у нее было написано «Салли», причем мы не сговаривались! Даже делали тату в разных кабинетах, чтобы получился сюрприз. А когда увидели…

Я умолкла, мысленно вернувшись в тот день. Пятнадцать лет назад, Канзас-Сити, мы идем в кафе поесть энчилады… Мама не любила привлекать к себе внимание, поэтому я лишь в колледже поняла, какая она умная, забавная и участливая. Помню, рассказываешь ей про какую-нибудь свою оплошность, а она всегда отвечала: «Ой, да со мной тоже такое случалось» или «Думаю, так у всех».

– Я увидела мамину подпись «Салли» под татуировкой, а мама – мою. Я давай смеяться, а она заплакала, – рассказывала я Ноа. – Хотя была не из тех, кто часто плачет. Теперь я ее понимаю.

Ноа посерьезнел.

– Твоя мама?..

– Умерла в две тысячи пятнадцатом.

– Соболезную.

– Спасибо. – Я накинула куртку обратно на плечи. – В общем, не важно, когда ты делал тату, не надо их прикрывать. Вряд ли кто-то станет проверять скетч на достоверность. У тебя и так будет много забот.

Пятница, 16:39

Машину, судя по всему, припарковали на Пятидесятой авеню прямо у главного входа в «Шестьдесят шестой» – короче говоря, в месте, где парковаться запрещено. Вот уж не представляю, за какие ниточки пришлось дергать агентам Аннабель, чтобы ее автомобиль тут же не эвакуировали. Призвав Дэнни с семнадцатого этажа, Аннабель бросилась на парня со страстными поцелуями, а с десяток папарацци упоенно щелкали камерами и спрашивали, сколько стоит машина и на какую дату назначена свадьба. Марка автомобиля – «Мерседес AMG G 65» – мне ни о чем не говорила. Набор цифр и букв, да и только, хотя Генриетта потом объяснила: машинка стоит двести двадцать тысяч.

Своими глазами весь этот цирк я не видела – занималась репетицией «Трещотки» и старалась вести себя рядом с Ноа невозмутимо. А когда столкнулась с Дэнни в нашем офисе, он мне сам показал фото из «Инстаграма»[10]10
  Instagram – проект Meta Platforms Inc., деятельность которой запрещена в России.


[Закрыть] Аннабель: они целовались на фоне машины. Снимки сделали не папарацци, а личный фотограф Аннабель, сопровождавший ее почти на всех мероприятиях. Поперек фото шла надпись: «Я *сердечко* своего парня», а Дэнни ответил в комментариях: «Люблю тебя, моя луна».

– А ведь вы вчера расстались, разве нет?

Мы с Дэнни сидели бок о бок на диване, и хотя мой дорогой коллега отрицал вину, в воздухе пахло отрыжкой гриль-сэндвичем.

– Ага, расстались, – невозмутимо ответил он. – Всего на полчасика.

– А раньше расставались?

– Сто раз.

– И как ты это переносил?

– Скажем, приятного мало.

– Причем расстаться всегда предлагает Аннабель?

– Да, зато она же первая мирится. Ревнует, понимаешь? Бред какой-то! Да разве мне найти кого-то лучше? Помню, собрала волосы набок, и я сравнил ее с Беттани Брик – а она взбесилась.

– Кто такая Беттани Брик?

– Вот и она спросила. Сразу видно, кто смотрит порно, а кто нет.

– Повествование хромает, – ввернула я сценаристский термин.

– Ты просто сути не уловила. Помню еще один случай. Я ей сказал, что не умею ревновать, и она вроде как меня приревновала из-за того, что не умею ревновать. А я-то просто имел в виду, что ей не ровня. И мечтать о подобной девушке не смел. – После недолгого молчания он добавил: – Смешно, правда?

– Нет-нет, – поспешно возразила я. – Скетч о правиле Дэнни Хорста – это про двойные стандарты в гетеросексуальных парах. Я не высмеиваю именно вас.

– У нас с ней всякое бывало… Наверное, для тебя это все детский сад?

– Я не рассказывала, что по молодости вышла замуж?

– Правда? Ну ты даешь, Смеюшка!

– Только потом поняла, что обошлась малой кровью и в браке, и при разводе. Мы с бывшим мужем совсем не походили на вас с Аннабель. Мы люди спокойные, сдержанные – и к чему это привело? Мы с ним десять лет не разговаривали. Причем я с тех пор в любовных делах особо не разобралась: понятия не имею, почему одни пары крепкие, а другие расстаются. Мне ли вас судить?

– Какие еще секреты ты от меня скрывала? Застрелила парня в Рино, чтобы скуку отогнать?[11]11
  Цитата из песни «Folsom» Джонни Кэша.


[Закрыть]

– В общем, поступай, как велит сердце.

– Не хочешь стать моей подружкой жениха? Это как дружка, только с грудью.

– Чтобы сравняться числом с подружками Аннабель?

– Это тоже. А вообще просто захотел позвать.

– Тогда ладно, – улыбнулась я. – Спасибо.

Опять повисла тишина, на этот раз вполне уютная.

– Подбросишь до Покипси? Или у тебя машины нет, что-то не припомню… – наконец сказала я.

– Да пошла ты, Смеюшка, – добродушно рассмеялся Дэнни.

Пятница, 17:07

– Я все сделала, как ты советовала, – сказала Вив. – Отправила ему письмо: я, мол, уже не ваша пациентка, ваше имя внесли в список ВИП-гостей, увидимся завтра.

Мы с ней сидели в костюмерной Вив, готовились к скетчу про святого отца и монашку.

– И как, ответил?

– Пошутил, что ему придется в субботу выкрасть часок на сон, не то уснет на премьере… – Вив задумчиво поджала губы. – Помнишь, я говорила, что он на фото какой-то дядька на пороге пенсии, а в жизни красавчик? А вдруг он и есть дядька на пороге пенсии? Сказал, «спит и видит» пойти на премьеру. Ну кто это выражение использует?!

– А по-моему, мило, – возразила я. – Открой ему сердце.

– И это говорит женщина, которая фактически встречается с членом на ножках! – Вив закатила глаза.

Пятница, 20:07

– Салли, просыпайся! – позвали меня женским голосом. – Слышишь? Просыпайся, тут така-ая новость!

Я прикорнула в офисе, пока ждала прибытия декораций для скетча. На полу перед диваном опустилась на колени Генриетта.

– Ноа Брюстер носит парик!

Я приподнялась на локтях.

– Чего-чего?!

– Белокурые локоны-то ненастоящие! Хотя не стану лгать, качество отменное. Думаешь, он парик носит еще с тех пор, как прославился, или с годами начал лысеть?

Я встала и отпила воды из бутылки на подоконнике.

– Откуда узнала?

– Терренс мне подбирал прическу для «Сиропщика», и тут Глория его отвела в сторонку. Они шептались, но кое-что я все равно услышала. Оказывается, Ноа не предупредил Глорию, а это плохо: ему носить парик еще как минимум в двух скетчах. Получается, сначала идет парик, потом сетка под второй и опять парик. – Подруга хлопнула в ладоши. – Эдакий париковый сэндвич!

– А настоящие волосы у него какие?

Генриетта вновь присела на пол и пожала плечами.

– Полагаю, редкие.

Мне стало немного обидно за Ноа. Скажете, странно? Однако же его комплексы и щепетильность вполне можно было понять, ничего смешного я тут не видела.

– Мне кажется, лучше никому об этом не рассказывать, – посоветовала я. – Не отвлекать его от работы.

– Серьезно? – Ее следующие слова сразу мне напомнили, как я заверяла Ноа, будто я не гадюка, а потом призналась, что все-таки гадюка: – А я решила, ты посмеешься!

Суббота, 13:55

Сначала я думала, Аннабель просто опаздывает. Во-первых, к тому прогону мы наконец подготовили все скетчи, пусть пока без грима, кое-каких костюмов и спецэффектов; а во-вторых, это была последняя репетиция накануне генеральной. Генеральная проходила в восемь перед зрителями, а на премьере в половине двенадцатого их место занимали уже другие зрители. Шло вступление, Оливер играл Коми на «финишной прямой»; я, одобрив правки на карточках с подсказками, поспешила на сцену номер один, где предстояло репетировать «Сиропщика» – четвертый по очереди скетч. Тут в коридоре мне встретился Дэнни в костюме полицейского.

– Привет! Аннабель у тебя в гримерке?

– Они с командой приехали – и сразу к Отэм.

В съемочном павильоне Отэм не оказалось. Наверное, она вместе с Ноа ждала начала монолога за кулисами «финишной прямой». Я взялась писать ей сообщение, потом спохватилась – у меня же нет ее номера! Зашла в электронную почту, вписала имейл Отэм, добавила тему: «Жду Аннабель на сцене 3» – и нажала «Отправить». Затем попросила ассистента режиссера поискать Аннабель, и он тотчас ушел за актрисой. Вступление закончилось, и группа заиграла на саксофонах тематическую мелодию, во время которой наш диктор Расти обычно объявляет актеров. Однако Расти не появлялся до самой генеральной репетиции, поэтому на его месте стояла Пенелопа, еще одна ассистентка режиссера.

– И ведущий – Ноа Брюстер. Дамы и господа, Ноа Брюстер!

Ноа, одетый в смокинг, вышел на сцену и приветственно поднял кулак под нарастающую мелодию саксофона. Нет, до чего же все-таки красивый!

Я в который раз постаралась прогнать эту мысль. Ей на смену пришла другая: «Неужели и правда парик?..»

– Для меня большая честь вести сегодняшний выпуск «НС»… – начал Ноа свой монолог.

Я пристально разглядывала линию роста волос и пряди, обрамляющие лицо и заправленные за уши. Со стороны и не скажешь! Может, Генриетта все неправильно поняла? Нет, вряд ли. Тут на сцене появился Эллиот. Стоп. Эллиот?! Как и я, он годами скрывался от камер, ибо по натуре своей был сценаристом, а не актером. Как выяснилось, вступительный монолог строился на такой идее: главный писатель якобы не знал, что Ноа пригласили как певца и как ведущего, а Ноа пытался ему все объяснить. Непонятно только, почему Найджел не взял эту роль на себя. Неужели Ноа с Эллиотом за неделю сдружились и теперь вот таким подозрительным образом отмечают?..

После монолога на телеэкранах павильона включили черновой вариант ролика про рецепты белых женщин, затем пришло время «Сиропщика» на сцене номер один, а за ним последовало «Правило Дэнни Хорста» на сцене номер три. Когда начался «Сиропщик», я стояла, держа открытый сценарий на сгибе локтя, а карандаш – в другой руке. Быстренько заглянула в телефон – вдруг ответила Отэм? Ответа не было.

Прогоны обычно идут не так напряженно, как генеральные репетиции: можно приостановиться и начать заново, поэтому некоторые скетчи в ту субботу репетировали дважды, и я могла вносить правки. А вот на генеральной репетиции каждый сценарист просматривал свой скетч с Найджелом в специальном уголке под балконом; Найджел сидел в режиссерском кресле, попивая розовое вино, и внимательно следил за происходящим на экране, пытаясь увидеть скетч взглядом зрителя. А еще скетч с Найджелом смотрели один-два ассистента, два главных продюсера, Отэм, а иногда ближайшие друзья Найджела (не столь близкие наблюдали за премьерой из офиса Найджела у съемочного павильона). И при этих людях Найджел делал замечания сценаристам! Например, один семидесятилетний рокер из всемирно известной группы слышал, как Найджел преспокойно мне сообщает:

– Когда Вив советует Генриетте лечить кандидоз чесноком, она предлагает его ввести внутрь, правильно? У тебя не слишком понятно написано.

Перед генеральной репетицией я обязательно мазалась дезодорантом из ящика письменного стола, потому что никогда в жизни так не потела, как на просмотрах скетчей с Найджелом.

На прогоне «Сиропщика» Ноа, как и на репетициях, играл с полной отдачей. Телеэкраны показывали, как у него за спиной радостно летают пчелы, решившие полакомиться сиропом, – такой фон мы задумали поместить на хромакей в день премьеры. Я постоянно вертела головой в поисках Аннабель и даже не могла насладиться чудесным дуэтом Генриетты и Ноа.

– Есть замечания или идем дальше? – спросил Боб О’Лири, наблюдавший за мной со стороны.

Я перевела взгляд на актеров.

– Уэс и Вив, подвиньтесь к Бейли. А в остальном так держать! Мне нужна Аннабель Лили для следующего скетча, только вот где она?

– Аннабель Лили в павильоне? – обратился Боб ко всем через микрофон. – Ждем Аннабель Лили для «Правила Дэнни Хорста» на сцене номер три. – Голос продюсера лился через все громкоговорители павильона, включая те, что в гримерках.