Текст книги "Где ты, мой незнакомец?"

– Я ведь предупреждала вас! – насмешливо проговорила она. При виде затравленного выражения в глазах Эштона у нее вырвался довольный смешок. – Ну, дорогой, в чем дело? Неужто язык проглотил? Или сказать нечего?

Заметив, как на скулах Эштона тяжело заходили желваки, Хорэс Тич поежился и боязливо дернул Марельду за рукав:

– Нам лучше уйти.

Но та бросила на него нетерпеливый взгляд:

– О Боже, Хорэс, неужели вы такой трус?!

От этих слов Хорэс вздрогнул, словно его стегнули кнутом. Эштон стоял в двух шагах и не мог не слышать того, что сказала Марельда. Хорэс нерешительно шагнул в сторону и замешкался, переминаясь с ноги на ногу, словно не зная, куда идти. Марельда тяжело вздохнула и, сделав над собой усилие, взяла его под руку. Приходилось терпеть этого ничтожного человека, поскольку он еще был ей нужен.

Лирин машинально поднялась в их спальню, и Эштон, следовавший за ней, плотно прикрыл за собой дверь. Прислонившись спиной к косяку, он смотрел, как Лирин, двигаясь, будто во сне, ходила из угла в угол, снимая с себя то одно, то другое, явно не понимая, что делает. С тяжелым сердцем Эштон опустился в кресло и молча смотрел на жену, понимая, что она в растерянности, но не знал, что сказать в такую минуту.

Вот она вышла из ванной, с еще влажным после умывания лицом и распущенными по плечам волосами. Тончайший пеньюар из полупрозрачного шелка мягко облегал по-девичьи стройное тело, приоткрывая манящую ложбинку между полными грудями. Казалось, она и не замечала, что полураздета, но об Эштоне этого сказать было нельзя: у него перехватило горло при виде ее наготы.

– Неужели ты можешь думать, будто я вел с тобой нечестную игру? – проговорил он, заметив, что Лирин замерла у окна, задумчиво глядя вдаль.

Медленно повернувшись, Лирин взглянула ему в глаза и покачала головой:

– У Малькольма Синклера нет никаких доказательств.

Она подошла к нему, и Эштону показалось, что ее взгляд проникает в самые глубины его души. Он обхватил ее коленями, руки его скользнули вверх по ее бедрам, крепко прижав к себе послушное тело. Шелковый пояс, стянутый на тонкой талии, бесшумно упал, повинуясь торопливым движениям его пальцев, полупрозрачная ткань пеньюара оказалась у ног Лирин. Его губы жадно приникли к ее ароматной плоти. Долгая дрожь наслаждения прошла по телу Лирин, когда ему удалось вызвать в ней отклик, и жизнь для них двоих началась заново. Опять, дурманя голову, закипела кровь, и безумная страсть привела их к такому наслаждению, какого они никогда не испытывали прежде.

Прошло два дня, и вот однажды Уиллис робко постучал в дверь гостиной. По смущенному лицу дворецкого было ясно, что он принес дурные вести. Все с тревогой ожидали, что он скажет.

– Масса Эштон, – его печальные, темные глаза встретились с тревожным взглядом хозяина, – тут такое дело – какие-то два господина спрашивают вас. Говорят, у них есть дело к вам и вашей леди. Один – тот самый масса Синклер, а другой, так тот ни больше ни меньше как отец миз Лирин: то есть так он сказал.

У Лирин выступил холодный пот на лбу. Она сжалась в кресле, жалкая и дрожащая.

– Проводи их сюда, Уиллис, – распорядился Эштон. Его веселость как рукой сняло. – Пусть говорят в присутствии всех, у меня нет секретов от семьи.

– Да, масса Эштон, – кивнул чернокожий и, понурившись, направился к дверям.

Тетушка Дженнифер отложила рукоделие. Аманда подняла взгляд на Эштона, который молча направился к жене и встал рядом с ней. Почувствовав его руку у себя на плече, Лирин немного расслабилась. Прижавшись щекой к его теплым пальцам, она подняла голову – в глазах ее блестели слезы. Тишину нарушил звук приближающихся шагов. Дрожь опять охватила Лирин, и ей потребовалось немало усилий, чтобы взять себя в руки. Выпрямившись на стуле, она вздернула подбородок, чтобы достойно встретить посетителей. Первым появился Малькольм Синклер: в одной руке он сжимал большую кипу каких-то бумаг, в другой нес довольно большую, завернутую в плотную ткань картину. Следом за ним в гостиную вошел седовласый, элегантно одетый мужчина. Пожилой незнакомец обвел вопросительным взглядом комнату, потом глаза его остановились на лице Лирин, и он радостно бросился к ней. Схватив ее руки в свои, старик заглянул ей в глаза. Губы его тряслись, и он судорожно кусал их, чтобы не разрыдаться. Наконец он кое-как овладел собой и храбро улыбнулся все еще дрожащими губами.

– Я был вне себя от страха, не зная, что случилось с тобой, жива ли ты. Все, что удалось выяснить Малькольму, это то, что тебя похитили. Бедное дитя, мы уж и не надеялись увидеть тебя снова!

Лирин осторожно высвободила пальцы из его холеных рук и робко заглянула в серые, потемневшие от тревоги глаза. Они припухли и покраснели, так же как и крупный, рыхлый нос, и она решила, что он, должно быть, пролил немало слез. Пышные волосы и усы, свисавшие полумесяцем до самого подбородка, казались ослепительно белыми на фоне бронзового от загара лица. Он был почти на полголовы ниже Синклера. Худощавую, стройную фигуру плотно облегали коричневый фрак и жилет.

– Прошу прощения, сэр, – мягко сказала Лирин, – но мы незнакомы.

Седовласый незнакомец повернулся и в изумлении взглянул на Малькольма, тот шагнул вперед и положил руку ему на плечо.

– Ленора, – сказал он осторожно, как будто боясь напугать ее, – это твой отец, Роберт Сомертон.

Лирин растерянно оглянулась, ища взглядом Эштона.

– Это и в самом деле он?

Оба незнакомца впились в него взглядом. Эштон покачал головой:

– Прости, милая. Не могу тебе сказать – просто не знаю. Я ведь никогда не видел твоего отца.

– Может быть, это поможет мне убедить вас в основательности моих слов, – заявил Малькольм, передавая Эштону кипу каких-то документов. – Это свидетельство о браке. Как вы можете сами убедиться, мы с Ленорой Сомертон дали брачный обет более двух лет назад.

Эштон молча взял документы и, бегло проглядев их, убедился, что они подтверждают правоту Синклера. Он вернул их, лишь заметив при этом:

– У меня есть точно такое же свидетельство, подтверждающее мою женитьбу на Лирин Сомертон. Так что, как видите, это ничего не доказывает.

Глаза Малькольма вспыхнули злобным огнем, и он гневно указал пальцем в сторону седовласого человека:

– Но ведь это же ее отец!

– Вполне возможно, – Эштон неопределенно пожал плечами, – только это надо еще проверить. Я никогда в глаза не видел этого человека.

– О Господи! Какие еще доказательства вам нужны?! – В отличие от старика, невозмутимо сохранявшего спокойствие, Синклер пришел в бешенство. – Скажите, какого дьявола мне нужно было являться в ваш дом и доказывать, что перед вами моя жена, если на самом деле это вовсе не она?!

– Честно говоря, понятия не имею, – отозвался Эштон, – но чувствам своим я привык доверять и поэтому убежден, что это Лирин.

– Покажи ему портрет, Малькольм, – вмешался седовласый незнакомец. – Может быть, хоть это убедит его.

Синклер кивнул и поставил по-прежнему завернутый в холстину портрет на ближайший стол, придерживая его одной рукой. Не снимая ткани, он обернулся к Эштону:

– Разве вам не прислали портрет вашей жены?

Эштон кивнул:

– Конечно.

– И у вас не возникло ни малейших сомнений, что перед вами портрет Лирин?

– Нет, – ответил Эштон, холодея.

Его собеседники торжествующе улыбнулись.

– Тогда я попрошу вас очень внимательно посмотреть на этот портрет и сказать, что вы о нем думаете. – Синклер сдернул прикрывавшую холст ткань, и у всех присутствующих вырвался вздох изумления. На первый взгляд оба портрета были похожи как две капли воды, но, присмотревшись повнимательнее, можно было убедиться, что в чертах обеих женщин проступало хоть и слабое, но различие. То лицо, что глядело на них с портрета Синклера, отличалось поразительной тонкостью черт. И хотя портрет, хранившийся у Уингейтов, вне всякого сомнения, имел много общего с застывшей на стуле женщиной, было ясно, что позировала она для другого – того, что стоял сейчас перед ними.

– На другом портрете, том, что у вас, – Лирин, ваша жена, но вот на этом – Ленора, моя жена. – В голосе Малькольма звучала откровенная насмешка. Похоже, он наслаждался тем, как потемнело лицо его соперника. – Неужели вы и теперь будете утверждать, что не ошибались?

Аманда и тетушка Дженнифер, совершенно подавленные, бросали отчаянные взгляды на Эштона. Тот по-прежнему хранил угрюмое молчание.

– Может быть, теперь вы не станете возражать, если я отвезу свою жену домой…

– Прошу тебя! – воскликнула Лирин, протягивая руки к Эштону. – Пожалуйста, я совсем не помню этих людей!

Эштон ласково погладил ее по плечу:

– Не волнуйся, любимая. Мне и в голову не приходило позволить им увезти тебя.

– О чем это вы? – крикнул злобно Малькольм. – Какое вы имеете право держать у себя мою жену?!

– Этот вопрос должен решить суд, – твердо заявил Эштон. – И я не собираюсь отказываться от своих прав на нее, пока не будут расследованы все обстоятельства этого дела. Когда три года назад Лирин упала в реку с палубы моего парохода, нам не удалось обнаружить ее тело.

Малькольм презрительно фыркнул:

– Кажется, не в первый раз Миссисипи отказывается вернуть свою добычу!

– Мне это хорошо известно. Только я должен быть уверен, что сделано все возможное для того, чтобы личность Лирин была установлена и официально подтверждена.

– Леноры! – поправил его Роберт Сомертон.

– Я отправлю своих людей к ее родным в Англию, а также в Билокси и Новый Орлеан. Посмотрим, что им удастся узнать.

– Но такое расследование займет несколько месяцев! – вспыхнул Малькольм.

– Мне это безразлично! – резко ответил Эштон. – Меня волнует только Лирин и ее судьба. Если будет доказано, что я ошибался, мне ничего не останется, как согласиться с этим. Пока же я не вижу другого выхода.

– Уж не хотите ли вы сказать, что, пока будет длиться это ваше расследование, моя жена останется у вас? – Малькольм весь кипел от ярости.

Эштон безмятежно улыбнулся:

– По-моему, она совсем не против.

– Я не допущу этого! – Карие глаза Синклера вспыхнули гневом.

– В таком случае попробуйте добиться судебного постановления!

– Мне доводилось слышать кое-что о вас еще в Натчезе, – прошипел Синклер. – Так вот, мне говорили, что вы упрямее мула и пойдете на что угодно, лишь бы вышло по-вашему. Но позвольте вам заметить, что я не из тех, кто с охотой уступает свою собственность. Может быть, хотите решить вопрос поединком?

Женщины испуганно вскрикнули, надеясь, что Эштон откажется.

– Согласен, – немного помолчав, спокойно ответил он. – Сегодня?

Глаза Малькольма сузились.

– Я дам вам знать, когда мне будет угодно!

– Непременно! – кивнул Эштон. – Вполне возможно, что в этом случае отпадет необходимость в расследовании, и, кстати, я сэкономлю кучу денег!

Малькольм презрительно фыркнул:

– Для человека, которого только что уличили в чудовищной ошибке, вы слишком самоуверенны.

– Возможно, у меня для этого есть основания.

Глаза Малькольма были похожи на две холодные льдинки.

– Самоуверенность – плохая помощница в вашем случае.

Эштон безразлично пожал плечами:

– Поживем – увидим.

– Подумайте о Леноре, – вмешался Роберт Сомертон, умоляюще тронув Малькольма за руку. – Мне кажется, все эти разговоры о дуэли напугали ее.

– Вы правы, конечно, – кивнул Синклер.

Казалось, он был рад сменить тему. Вернувшись к столу и принявшись осторожно заворачивать портрет, он услышал, как Эштон подошел к нему и остановился у него за спиной.

– Еще совсем недавно этот портрет висел в доме судьи Кэссиди. Откуда вам стало известно о его существовании?

– Какая вам разница? – слегка побледнев, спросил Синклер.

– Все в этом доме принадлежит Лирин и мне. Получается, что вы проникли в дом, чтобы украсть этот портрет!

– Не пытайтесь обвинить меня в краже! Эта картина – единственное, что я взял! Я прекрасно знал, где она, – Ленора сама рассказывала мне о том, что ее отец много лет назад заказал оба портрета и подарил их старому судье. Когда оказалось, что второго нет, я догадался, что вы забрали его. – С этими словами он подхватил портрет и направился к двери. У кресла, в котором сидела Лирин, он остановился. – Признаться, я не вполне понимаю, что случилось с твоей памятью, Ленора. Но одно я хочу, чтобы ты помнила всегда, моя дорогая, – я буду любить тебя до конца моих дней.

С этими словами он вышел из комнаты в сопровождении Роберта Сомертона. Звук его поспешно удалявшихся шагов эхом разносился по коридору. И эта уверенная, решительная поступь словно говорила, что ее обладатель готов ответить на любой вызов, который только ему осмелятся бросить.

Глава 8

Солнце медленно и лениво опускалось на запад, где у кромки горизонта его поджидала пуховая перина облаков. Как только сумерки сгустились, вдали сверкнула молния и послышались глухие раскаты грома. Все замерло в преддверии грозы. Но только на рассвете она разразилась во всю мощь.

Все это время Эштон тщетно пытался задремать. Правда, в его бессоннице была виновата не гроза, а узкая кровать в комнате для гостей, куда он решил перебраться, пока судья не удостоверит личность Лирин. Конечно, ни ему, ни Лирин не доставляло радости жить раздельно, но ради правил приличия, а главным образом потому, что обоим не хотелось шокировать пожилых тетушек, они пришли к мысли, что будет лучше, если он переберется в отдельную комнату.

Эта неделя для Эштона превратилась в сплошную пытку, его преследовал страх, что он опять потеряет Лирин. Томительно долго тянулись ночи, когда он лежал без сна на неудобной кровати, изнывая от желания коснуться восхитительного тела и убедиться, что Лирин рядом. Он изголодался без ее любви.

Ярость грохотавшей над домом грозы, казалось, была продолжением бури, которая бушевала в его душе.

Ослепительная вспышка молнии разорвала бархатную темноту ночи, осветив на мгновение залитые дождем окна. Короткий, оглушительный удар грома потряс дом, заставив Эштона с проклятиями вскочить с постели. Душившая его ярость достигла своего апогея. В два шага он пересек комнату и, проскочив через ванную, ворвался в свою спальню. В отблесках молний, отражавшихся в хрустале и зеркалах, он с замиранием сердца увидел хрупкую фигурку Лирин, которая сиротливо лежала посреди огромной постели. Подтянув к груди колени, она обхватила себя руками за плечи.

Ничуть не удивившись его появлению, она молча смотрела, как он приближался к ней. Когда очередная вспышка молнии осветила Эштона, глаза Лирин скользнули по его обнаженным бедрам. При виде его восставшей плоти ничто не дрогнуло в ее лице. Лирин ждала. Раздался скрип пружин, и постель прогнулась под тяжестью тела Эштона. Он ухватился за край ее сорочки, и Лирин послушно подняла руки, чтобы он смог снять ее. Со слабым вздохом счастья она откинулась назад. Губы их слились, и вихрь страсти закружил обоих. Эштон сжал в ладонях любимое лицо, пытаясь разглядеть в темноте глаза Лирин, и почувствовал под рукой чуть влажные волосы.

– Почему у тебя мокрые волосы? – удивленно спросил он.

– Не могла заснуть, – прошептала Лирин, – и вышла на балкон.

– Под дождем?!

Лирин кивнула.

– Мне было так одиноко. Я и не почувствовала его.

Он коснулся губами ее щеки.

– Почему ты не пришла ко мне?

– Не знала, будешь ли ты рад, если я приду.

– Боже милостивый, мадам! – воскликнул он, вне себя от возмущения. – Неужели я мало повторял, что люблю тебя больше жизни?! Люблю и хочу тебя! Как же убедить тебя, что в моем сердце – ты одна?!

– Это очень просто сделать, – выдохнула она.

Его голова склонилась к ее груди, язык нежно очертил соски грудей, набухших в ожидании поцелуя. Ладони его привычно скользнули по гладким бедрам, и Эштон изо всех сил прижал ее к себе. Тела их сплелись в единое целое.

В охваченном страстью сознании Лирин с ошеломляющей быстротой замелькали другие неясные образы, оставив смутное воспоминание о каком-то обнаженном мужчине, лица которого она так и не смогла разглядеть. Как ни пыталась Лирин восстановить его в памяти, все было напрасно: образ оставался все таким же туманным, но почему-то она была совершенно уверена, что он так же дерзок и сладострастен, как и тот, что был сейчас рядом с ней.

Лирин постепенно пришла в себя, и всплывшие в ее памяти неясные воспоминания опять рассеялись, остался лишь громкий стук сердца Эштона, эхом отдававшийся в ее груди.

– Я не смела надеяться, что ты придешь, – вздохнула она. – Так тоскливо было всю неделю лежать одной в этой огромной постели!

Эштон оперся на локоть и заглянул в ее таинственно мерцающие глаза.

– Я был не в силах больше оставаться один.

– Что же нам теперь делать? – спокойно произнесла она. – Как ты себе это представляешь – я должна перестать считать себя твоей женой и раскрыть объятия Малькольму Синклеру?

– У меня просто голова кругом идет! – вздохнул Эштон и чуть прикусил мочку ее уха. – Но я все равно не отпущу тебя!

– Но тебе придется, если я и в самом деле жена Малькольма.

– Не могу поверить в это, – простонал он, откатившись в сторону, и лег на спину. – Даже подумать страшно, что я могу потерять тебя. Я чуть не лишился рассудка, когда решил, что ты утонула. А теперь ты снова со мной, и как же я могу своими руками отдать тебя другому?!

Лирин склонилась над ним и легонько провела ладонью по глубокому шраму у него на боку.

– Рядом с тобой я в безопасности. Я чувствую это и почему-то уверена, что здесь мой дом.

Его длинные пальцы запутались в ее волосах, ласково поглаживая затылок.

– Мы можем уехать в Европу.

Она покачала головой, длинный локон соскользнул с его руки, и ее волосы сверкающей массой упали ему на грудь.

– Ты ведь не из тех, Эштон, кто бежит, страшась взглянуть правде в глаза.

Его рука медленно поднялась и тяжело легла ей на грудь. Эштон таял от наслаждения, чувствуя под своей ладонью шелковистую, гладкую кожу жены, и знакомый огонь желания вновь разгорелся в его теле. Теперь, когда она была рядом, когда он мог снова ласкать и любить ее, казалось кощунственным думать о том, чтобы отдать ее другому. Она подставила ему губы, но вдруг в тишине раздался торопливый стук в дверь. Они отпрянули друг от друга.

Эштон бросил встревоженный взгляд на каминные часы, но было слишком темно, чтобы разглядеть стрелки.

– Какого дьявола? Сейчас ведь от силы часа два, ну, может, три!

Стук повторился, на этот раз громче и настойчивее. Чей-то голос взволнованно произнес:

– Масса, просыпайтесь! Пожар на вашем складе в Натчезе!

– Проклятие! – вырвалось у Эштона.

Он рывком вскочил с постели, и, как был обнаженный, в три прыжка пересек комнату. Набросив халат, ринулся к двери. На пороге стоял Уиллис. Было заметно, что одевался он в спешке: ночной колпак криво сидел на взлохмаченной голове, а из-под впопыхах накинутой куртки торчал край расстегнутой рубахи. В руке он держал зажженную свечу, и отблески пламени играли в его широко распахнутых глазах, наполненных страхом.

– Масса Эштон! – встревоженно воскликнул дворецкий. – Там внизу какой-то человек, сэр! Так вот, он сказал, что ваш склад на пристани горит. А пожар, значит, начался, потому как в него попала молния! А еще он говорит, чтобы вы поторопились, сэр, не то будет поздно! А без вас никто не знает, что делать, того гляди, огонь и на другие склады перекинется!

– Пошли кого-нибудь за Джаддом. Да скажи, чтобы взял с собой побольше людей, иначе огонь не погасить! Я только оденусь и тоже приеду.

Чернокожий помялся.

– Знаете, масса, что-то мне здесь не нравится. Пожалуй, поеду-ка я вместе с вами! Глядишь, и помогу чем!

– Тогда поторопись! Времени мало.

– Слушаю, сэр! – И Уиллис исчез. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

В комнату вошла Лирин, непослушными пальцами завязывая пояс халата на тонкой талии.

– Что случилось?

– Мне надо срочно скакать в Натчез, – отозвался Эштон, сбрасывая с плеч халат. – Пожар на складе!

Она кинулась к шкафу за одеждой, пока он торопливо натягивал брюки.

– Дождь льет как из ведра! Впрочем, может, оно и к лучшему. По крайней мере можно надеяться, что огонь не перекинется на другие склады.

– Будем надеяться!

Пока он торопливо заправлял рубашку в брюки, она держала наготове пиджак.

– Что бы там ни было, будь осторожнее! – умоляющим тоном сказала она.

На одно долгое мгновение он прижал ее к себе, жадно, почти грубо поцеловал в губы и вдруг хрипло сказал:

– С нынешнего дня можешь забыть о том, чтобы спать в другой комнате! Я не отдам тебя! Прежде Малькольму Синклеру придется убить меня!

Словно ледяная рука страха сжала ее сердце.

– О, Эштон, умоляю тебя, не надо!

– Так оно и есть!

С трудом оторвавшись от нее, он торопливо вышел из комнаты и стал спускаться вниз. Возле конюшни Эштон увидел, как Джадд усаживает собравшихся людей в фургон и поспешно натягивает брезент, чтобы защитить их от дождя. Опустив пониже поля шляпы и подняв воротник непромокаемого плаща, Эштон недовольным взглядом окинул затянутый тучами горизонт на востоке. Черным, без малейшего просвета было и все небо. Вскарабкавшись вслед за Джаддом, он уселся рядом с ним на козлы, и с громким скрипом фургон тронулся в Натчез, разбрызгивая по дороге грязь.

Все это время в душе Эштона теплилась надежда, что проливной дождь не даст огню перекинуться на соседние склады. Так оно и оказалось. Фургон подъехал к месту происшествия. Вместе с Джаддом и смотрителем склада Эштон остановился возле уцелевшей металлической крыши какого-то сарая, уныло разглядывая развалины, над которыми еще курился дымок.

– Большие убытки? – спросил он.

– Немалые, – вздохнул смотритель. – Но могло бы быть хуже. К счастью, вчера один из пароходов забрал большую часть хлопка, так что здесь оставалось только тридцать или около того кип, несколько бочонков с патокой, ну и так, всякая мелочь. Вот и все. Можно сказать, что вы счастливчик. Если бы не дождь, пламя перекинулось бы на соседние склады, и тогда всему конец.

– Прошу прощения… – окликнул их сзади замогильный голос. – Кто-нибудь из вас, парни, знает мистера Уингейта?

Они повернулись и увидели коротконогого, заросшего до бровей побирушку. Одежда его промокла насквозь, кое-где сквозь прорехи было видно голое тело, из стоптанных ботинок торчали пальцы.

– Я мистер Уингейт, – отозвался Эштон.

Хлюпая носом, бродяга вытер его замызганной тряпкой и ткнул пальцем в еще дымящиеся угли на том месте, где был склад.

– Слышь, хозяин, если у тебя в кармане найдется лишняя монетка, так я могу шепнуть тебе пару слов! Держу пари, ты не прочь узнать, отчего у вас начался пожар!

Эштон порылся в карманах, но там было пусто. Его чернокожий управляющий последовал его примеру, но результат был тот же. Джадд со вздохом пожал плечами:

– Похоже, я слишком торопился.

– Придется вам поверить мне на слово, – сказал Эштон.

– Ладно, мистер Уингейт, знаю, что вы джентльмен что надо, поэтому верю вам. К тому же я и сам вам кое-чем обязан.

– Это как же?

Бродяга пожал плечами и осклабился.

– Да видите ли, я ведь не первый день побираюсь здесь, у складов. И около вашего часто бываю, там сзади задвижка на окне сломана, верно? Так вот, я часто пробираюсь через это окно к вам на склад: там всегда найдется тюк с хлопком, а мне большего и не надо: тепло, уютно и никто не гонит! И всегда сухо, даже в такую ночь, как сегодня…

– Вы, по-моему, собирались рассказать нам про пожар, – перебил нетерпеливо Эштон.

– Да, сэр. Я к этому и веду. Так вот, только я закрыл глаза, как вдруг чудится мне, что кто-то разговаривает, и вот под этим самым окном. Ну, я вроде как струхнул, понимаете? А потом стал прислушиваться и все понял: да ведь они сговариваются поджечь склад! Тут меня аж потом прошибло. Вот те на, думаю, того и гляди, зажарят меня, как индейку! И стал я ломать голову, как бы выбраться отсюда. Да что было делать, ведь эти мерзавцы и не думали убираться прочь!

– Сколько их было? – полюбопытствовал Эштон.

– Трое или четверо. Одного я как-то видел в салуне «Лезвие бритвы», но ручаться не могу. Да и темно там было, хоть глаз выколи. А потом вдруг молния как шарахнет, и вот тогда-то я разглядел, что у одного из этих парней не хватает двух пальцев на левой руке. То-то, подумал я, уж не тот ли это громила, что бывал в салуне?

– Вы сказали, он был не один? – переспросил Эштон.

– Точно. – Бродяга поскреб давно не бритый подбородок. – Один был коротенький, кривоногий толстяк и одет богато. Он все время почесывался, дергался, словно его блохи заели!

Эштон подмигнул Джадду:

– Здорово смахивает на Хорэса Тича. Чудеса, да и только!

Чернокожий великан нахмурился:

– Неужели думаете, у него хватит духу на такое дело?

– Если за ним стоит Марельда, почему бы и нет? – Эштон презрительно прищурился. – Все возможно, когда речь идет об этой парочке.

– Так это они что, в отместку, что ли?

– Понятия не имею, но постараюсь выяснить. – Эштон вопросительно посмотрел на чернокожего гиганта. – Ты пойдешь со мной?

Джадд ухмыльнулся во весь рот:

– А как же?!

* * *

Уиллабелл нерешительно прошла через комнату и остановилась, переминаясь с ноги на ногу и теребя передник, пока Лирин не подняла на нее глаза. Она еще ни разу не видела негритянку в таком смятении. Какое-то нехорошее предчувствие кольнуло ее в сердце – наверняка что-то случилось, иначе бы Уиллабелл не решилась потревожить ее.

– В чем дело, Уиллабелл?

– Миз, – в темных глазах почтенной домоправительницы промелькнул страх, – тот человек… ну, который сказал, будто он ваш отец… так вот, он спрашивает вас.

Ледяная рука ужаса стиснула сердце Лирин. Тусклый свет унылого серого утра, с трудом пробивающийся из-за затянувших небо туч, был бессилен омрачить светлые воспоминания о ночи любви, проведенной в объятиях Эштона. Но сейчас на смену прежней уверенности пришли сомнение и страх.

Уиллабелл вдруг подалась вперед.

– Может, сказать Элу, пусть велит им прийти позже, когда масса вернется? – В голосе ее была робкая надежда.

Лирин поднялась из-за небольшого письменного стола. Пальцы у нее слегка дрожали. Она судорожно сглотнула вставший в горле комок, но постаралась придать лицу невозмутимое выражение.

– Не надо, Уиллабелл, я сама выясню, что ему нужно.

Негритянка закатила глаза.

– Ох, мэм, так и знала – быть беде! Еще не успела и глаз открыть, а уж поняла! – пробормотала она. – Сначала пожар на складе, а теперь вот этот человек явился. И надо же, как на грех хозяина нет дома!

– Не расстраивайся, Уиллабелл, – постаралась успокоить ее Лирин. – Скажи ему, что я сию минуту спущусь.

– Слушаю, мэм. – Уиллабелл тяжело вздохнула и вышла из комнаты.

Войдя в гостиную, она с досадой обнаружила, что незнакомый джентльмен уже позаботился о себе: налил бокал хозяйского бренди и закурил одну из хозяйских сигар. Подобная бесцеремонность пришлась ей сильно не по душе, и Уиллабелл некоторое время с возмущением смотрела на него.

– Хозяина нет дома, а госпожа велела передать, что сейчас придет.

– Когда вернется мистер Уингейт?

– Не знаю, – пробурчала негритянка, – очень надеюсь, что скоро.

Роберт Сомертон удивленно вздернул брови и воззрился на хмурящуюся Уиллабелл.

– Вам что, не по душе, если я повидаю собственную дочь?

– Да, потому что миз Лирин очень расстроилась из-за всех этих разговоров, будто она нашему хозяина не жена…

– Ее имя – Ленора. – Незваный гость стряхнул пепел с сигары, намеренно сделав вид, что не заметил стоявшей перед ним фарфоровой пепельницы. – Постарайтесь запомнить.

Огонек недовольства уже давно тлел в темных глазах домоправительницы, но теперь, когда она стала свидетельницей, как этот чужак столь презрительно проигнорировал пепельницу, пламя праведного гнева вспыхнуло в ее душе, заставив забыть о правилах хорошего тона. Подойдя к столу, она смахнула тряпкой столбик серого пепла и отчеканила:

– Наш хозяин сказал, что это миз Лирин, и, стало быть, так оно и есть.

Роберт злобно расхохотался.

– Тогда, значит, ты так же глупа и слепа, как и твой хозяин. Он потребовал доказательств, и мы предъявили их ему, но он остался глух к голосу рассудка. Запомни хорошенько мои слова: он недолго будет пользоваться недугом моей дочери в угоду собственным страстям. Уж я позабочусь об этом! Когда-то этот негодяй соблазнил ее сестру – и вот она мертва! Кто-то должен остановить его!

– Вы уж простите, масса, у меня хватает дел по дому, – отрезала Уиллабелл.

– Так займись ими! – Роберт махнул рукой, досадуя, что вступил в спор с упрямой служанкой. – Не то хозяин вернется да спустит с тебя шкуру!

Уиллабелл фыркнула, как разъяренная кошка.

– Мой хозяин не то, что вы! Он и пальцем-то никого из нас не тронет! – Негритянка чуть не задохнулась от бешенства. Презрительно вздернув подбородок, она вышла из комнаты, намеренно тяжело шагая, так что в шкафчике, где стоял китайский фарфор, жалобно зазвенела посуда. Внутри нее все кипело, и в эту минуту она прекрасно понимала чувства хозяина, который предпочитал никогда не говорить о своем тесте. Негритянка презрительно сплюнула. У нее тоже не нашлось бы ни единого доброго слова для этого человека.

Через пару минут Лирин вошла в гостиную. Она держалась неуверенно, изо всех сил стараясь не показывать страха. Заставив себя вытерпеть поцелуй этого чужого для нее человека, она предложила ему сесть. Расположившись напротив, Лирин с видом послушной и любящей дочери слушала, как он пустился в воспоминания об их прошлой жизни в Англии. Он показал ей крошечную миниатюру, на которой были изображены две девочки-близнецы, и ей пришлось признать, что она даже сейчас чрезвычайно похожа на них обеих. Но это было еще не все. Под конец он вытащил набросок, на котором был изображен старинный дом в тюдоровском стиле, раскинувшийся на холме прямо над морем, и тут она впервые почувствовала, что во всем этом есть что-то странно знакомое.

– Ты сама рисовала, – сказал он, наливая себе еще бокал и указывая им на рисунок. – Это наш дом в Англии.

Лирин внимательно разглядывала рисунок. В эту минуту она могла поклясться, что когда-то давно весело играла в галереях этого дома. Перед ее мысленным взором возникли высокие стены, увешанные портретами, тканые гобелены, прикрывавшие резные деревянные панели, и длинные столы, вокруг которых чинно стояли узкие старинные стулья с высокими спинками.

– Мне кажется, я когда-то была здесь, – вынуждена была признаться она. – Мне все здесь знакомо.

– Слава Богу! – торжествующе воскликнул Роберт. – Наконец-то, а я уж было совсем отчаялся. Скоро ты и во мне признаешь своего отца!

Лирин пожала плечами, с досадой подумав, что своим признанием дает им с Синклером оружие против Эштона.

– Но как я могу признать вас, если абсолютно не помню вашего лица?!

Роберт на мгновение задумался и снова заговорил, тщательно подбирая слова:

– Послушай, мне кажется, что тебе и в самом деле нужно время, чтобы все вспомнить. Но только не здесь, а где-нибудь в другом месте, где не будут вмешиваться ни Эштон, ни Малькольм. Почему бы тебе не переехать ко мне в Билокси? У нас дом на побережье. Кстати, там остались еще твои старые платья, да и вообще есть все, что нужно.