Текст книги "Где ты, мой незнакомец?"

В темноте Эштон с трудом различал ее лицо, но он ясно услышал в ее голосе печаль, которая словно ножом полоснула его по сердцу.

– Как бы тебя ни звали, ты по-прежнему моя любимая!

Она откинула спутанные пряди с лица и подняла на Эштона глаза. Лунный свет падал на него. Расстегнутый ворот рубашки обнажал мускулистую, широкую грудь. В памяти всплыло время, когда она уютно сворачивалась калачиком, приникнув к этой груди, наслаждаясь теплом и покоем, чувствуя, как его дыхание шевелит волосы у нее на виске. «Какая же это мука – любить человека!» – подумала она. Придет ли время, когда в ее душе воцарится покой?

– Я и не думала, что могу встретить тебя здесь, – пробормотала Ленора. – Отец сказал, что ты вернулся на корабль. Он даже пригласил охранников выпить.

– Один из матросов привез мне ужин, – тихо ответил Эштон. – Скорее всего твой отец видел его, когда он возвращался.

– Вот оно что. – Голос ее был слабым, едва слышным.

– У тебя все в порядке? – тревожно спросил Эштон.

Она глубоко вздохнула, пытаясь овладеть собой, не дать ему заметить, как она изголодалась по нему, как при одном его виде ее охватывает желание.

– Мне не спалось, вот я и решила прогуляться. – Она замолчала, вспомнив о том, что заставило ее в этот час покинуть свою спальню, и добавила дрожащим голосом: – Мне приснилось, что Малькольм повез меня посмотреть на твою могилу. Я даже видела могильную плиту, на которой было высечено твое имя. Это было как будто наяву, и я проснулась в ужасе.

– Это всего-навсего сон, любимая, – прошептал Эштон. – Я вовсе не собираюсь умереть и оставить тебя ему.

Вновь воцарилось молчание, и он повернул ее к себе, чтобы заглянуть в глаза. Он чувствовал неладное. В сердце Эштона шевельнулся страх.

– Тебя что-то тревожит?

Ленора уже открыла рот, чтобы сказать, что у него нет причин волноваться из-за нее, но передумала. Она покачала головой, чувствуя, как слезы хлынули по щекам, отвела его руки и побрела по тонкой полоске песка. Ленора скорее почувствовала, чем услышала, что он бросился за ней. Да и как бы она не заметила его, когда каждая клеточка ее тела трепетала в его присутствии.

– Вы сегодня невеселы, мадам, – уверенно произнес он. – Поведайте мне о своей печали.

Ленора, забыв о слезах, которые текли и текли у нее по щекам, повернулась и с какой-то щемящей безысходностью негромко произнесла, глядя в сторону:

– Я беременна.

Эштон замер. Безумная радость охватила его. Он уже протянул к ней руки, но вдруг резко остановился. А он-то тут при чем? Она стояла перед ним, такая холодная, неприступная. Казалось, ей было неприятно даже говорить об этом. Он подошел к ней вплотную, волнение охватило его с такой силой, что затряслись руки, его голос прозвучал почти грубо:

– От кого ребенок?

Ленора отшатнулась, как от удара. Как он мог?! Слезы хлынули новым потоком, ей пришлось вытереть их, прежде чем она нашла в себе силы ответить:

– Мы с Малькольмом ни разу не были близки!

Эштон заботливо прижал ее к себе, одна рука ласкала ее грудь, другая легла на живот. Он изумлялся великому дару судьбы: не пройдет и года, и новый человек явится в этот мир. Голова его склонилась, он осторожно прихватил губами ее ухо.

– А теперь ты вернешься ко мне?

У нее перехватило дыхание, из груди вырвался не то вздох, не то сдавленный стон.

– Ребенок ничего не решает, Эштон. Я не могу вернуться, пока не узнаю, кто я есть на самом деле. Мне еще многое предстоит вспомнить. Пойми, ну как я могу принять тебя как законного мужа, если то и дело вижу, как веселятся гости на нашей с Малькольмом свадьбе?!

– Но ведь это всего лишь видения, милая, а не реальность! Откуда ты знаешь, что так и было на самом деле?

Ленора покачала головой:

– Но Малькольм рассказывает то же самое слово в слово. Не мог же он узнать, что мне привиделось?

Внезапно голос Эштона стал хриплым. В нем звучал гнев:

– Надеюсь, ты не думаешь, что я буду спокойно стоять в стороне, пока другой заберет и тебя, и моего ребенка?!

– Дай мне еще немного времени, Эштон! – взмолилась она, мягко коснувшись руки, которая с силой прижимала ее к себе. – Этот дом хранит столько тайн. Если мы уедем, может случиться, что я так никогда и не узнаю, кто же я такая!

– Тогда позволь мне вмешаться – и я позабочусь, чтобы Малькольм убрался отсюда! – предложил Эштон. – Я не могу быть спокоен, зная, что рядом с тобой этот человек. Стоит ему потерять голову, и он тебя не пощадит. И отец не сможет тебя защитить.

– Я знаю. Обещаю тебе, я буду очень осторожна. Но ведь Малькольм – тоже часть моей прошлой жизни!

– А как же я?

Не сводя глаз с чернеющего неба на горизонте, Ленора уронила голову ему на плечо. Губы ее задрожали, и в глазах опять появились слезы:

– Ты не только мое настоящее, а гораздо больше. Знаешь, я ложусь в постель, тушу свет, а потом лежу без сна – вспоминаю, как это было с тобой. Мне кажется, что ты опять погружаешься в меня, а твои руки ласкают мое тело, и мне становится так больно…

– Да, мадам. Уж мне-то хорошо знакомо, какую боль доставляет неутоленное желание!

– Но мне нужна уверенность. – Она бросила тревожный взгляд в сторону дорожки, услышав вдалеке звуки приближающегося экипажа. – Малькольм возвращается. Мне нужно бежать.

Эштон прижал ее к себе.

– Неужели ты не поцелуешь меня на прощание?

У нее вырвался прерывистый вздох, она почувствовала, как его напряженная плоть с силой упирается в ее тело.

– Ты, наверное, думаешь, что хочешь меня куда сильнее, чем я тебя.

Наконец Эштон неохотно отпустил ее, следуя взглядом за легкой фигуркой, пока та не растворилась во мраке ночи. Он опять остался один, чувствуя тоску и отчаяние, словно что-то страшно важное ушло из его жизни. Луна висела над ним, будто тусклый фонарь. Темные облака, предвещая дождь, заволокли небо. Начинался прилив, и волны с шумом облизывали песчаный берег, стирая следы их встречи.

Глава 14

Вечер выдался тихим, но на душе у Леноры было неспокойно. Хоть Эштон и говорил, что будет поблизости, она чувствовала себя одинокой. Ей хотелось, чтобы он был рядом, особенно теперь, когда малыш рос в ее теле, все чаще заявляя о себе. Как она мечтала поговорить о нем с Эштоном! Но Ленора знала, что возле дома находится охрана, которой было приказано стрелять при первом же появлении Эштона. Правда, она была уверена, что Эштон вполне мог бы справиться и с этим, но тем не менее рисковать не хотела.

Роберт уехал по делам в Новый Орлеан, объявив, что вернется через несколько дней. Малькольм оставался на побережье, но сейчас укатил в город, как всегда, не сообщив, когда вернется. Это вошло у него в привычку – уходить и появляться без предупреждения, но в остальном по отношению к ней он старался проявлять чрезвычайную заботу – по всей вероятности, опасался, что она уйдет к другому.

Приглашение на вечер на борту «Речной колдуньи» было получено. К ее величайшему изумлению, Малькольм с радостью согласился. Он посоветовал ей заказать новое платье, рассчитывая поразить красавицей женой чванливых богачей Миссисипи. Ей даже не требовалось ехать для этого в Билокси: Малькольм пообещал привезти портниху. Ожидалось, что на вечер съедутся все сливки общества, и Малькольм меньше всего хотел показаться скрягой в глазах остальных гостей, тем более что многие из них водили дружбу с Уингейтом.

Ленора слонялась из угла в угол по опустевшему дому, не зная, чем же заняться, а главное – как отвлечься от тоскливых мыслей, что сводили ее с ума. Малькольм равнодушно посоветовал ей заняться шитьем или каким-нибудь другим женским рукоделием. Но перспектива терпеливо делать стежок за стежком, сидя в гостиной, не слишком ее привлекала. Она увидела сборник пьес, который отец забыл в столовой, и опустилась с ним в кресло. Книжка оказалась старой и потрепанной, будто ее читали и перечитывали. На обороте титула Ленора обнаружила какие-то каракули и долго вглядывалась в них, пока не поняла, что это подпись владельца. Имя его было ей незнакомо. Она никогда не слышала об Эдуарде Гэйтлинге, хотя в ее памяти порой всплывали чьи-то имена. Вполне возможно, это был какой-то провинциальный актер, оставивший любителю Шекспира свой автограф на память.

Постепенно глаза у нее стали слипаться, и она задремала, уронив книгу на колени. Вскоре появилась Меган с подносом в руках. Ленора поднесла чашку к губам и с любопытством вгляделась в пейзаж, висевший над камином. Интересно, как он попал сюда? На фоне элегантной обстановки столовой картина казалась аляповатым пятном.

Любопытство заставило Ленору подойти поближе, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Картина вряд ли могла претендовать на успех даже у очень невзыскательного зрителя и, несмотря на размеры, не стоила больших денег.

Ленора прижала пальцы к вискам: интересно, откуда такая уверенность? Неужели она раньше посещала картинные галереи? Иначе она не могла бы знать, сколько может стоить подобное творение. В ее памяти всплыл набросок, который Сомертон показывал ей еще в Бель-Шене, уверяя, что она часто писала пейзажи. Стало быть, она и в самом деле должна разбираться в живописи, во всяком случае, достаточно, чтобы судить о ней в общих чертах.

Мысль о том, что она может быть художницей, заставила ее пойти в гостиную, где был письменный стол, и отыскать перо и чернила. Она выдвинула узкий длинный ящик и обнаружила пачку бумаги, а сбоку – несколько набросков, которыми, видно, кто-то очень дорожил. Их тщательно свернули и упаковали в бумагу, перевязав лентой. С осторожностью Ленора развязала ее и, затаив дыхание, принялась просматривать наброски один за другим. А вдруг она отыщет что-нибудь, что напомнит ей о прошлом? Она обнаружила парочку эскизов и один законченный пейзаж. Он ничего не говорил Леноре, но работа ей понравилась. Ленора чуть не рассмеялась, сообразив, что, возможно, хвалит сама себя. Но ее любопытство возросло еще больше, когда она наткнулась на портрет молодой женщины в костюме для верховой езды. Поза ее казалась немного вызывающей, подол юбки чуть приподнялся, открывая стройные щиколотки ног в изящных сапожках. Шляпка с большим пером была задорно сдвинута набок, а в обтянутых перчатками руках незнакомка держала хлыст. Впрочем, больше всего ее заинтересовало лицо этой женщины: она была так похожа на нее! Или на Лирин? Пытаясь выяснить, кто из них изображен на портрете, Ленора стала внимательно рассматривать изображение, и наконец ее настойчивость была вознаграждена: в нижнем углу она обнаружила выведенные буквы: Ленора. Ей показалось странным, чтобы она с таким усердием писала свой собственный портрет, скорее всего на нем была изображена Лирин, такой, какой она была несколько лет назад.

Положив портрет так, чтобы на него падал свет лампы, она взяла перо и принялась старательно копировать картину. Но вскоре, нахмурившись, Ленора отбросила в сторону свой рисунок, едва не заплакав от досады. Перо решительно отказывалось подчиняться ей. Она попыталась снова, но результат оставался все тем же. В отчаянии Ленора порвала листок и швырнула его в корзину.

Встав из-за стола, она направилась наверх, в свою спальню. По дороге она заметила, что двери всех комнат, выходивших в коридор, были расположены парно, и лишь в противоположном от ее спальни конце шли три двери в ряд. Ее заинтересовало это необычное расположение. Куда, интересно, они ведут? К ее величайшему сожалению, они оказались запертыми. Ленора на минуту задумалась, а затем решила попробовать открыть замок ключом от своей спальни. Ключ со скрежетом повернулся в замке, и Ленора шагнула в крохотную, узкую комнатку. У одной из стен начиналась крутая лестница, ведущая на чердак. Леноре представилось погруженное во тьму пространство, полное летучих мышей и прочей нечисти, способной свести с ума кого угодно. Но заметив, что сквозь люк в потолке пробивается узкий луч света, Ленора успокоилась, осторожно поднялась по лестнице и приоткрыла люк.

На чердаке царила тишина. Ленора с облегчением перевела дух, не заметив ни одной летучей мыши. Не было и пыли с паутиной – похоже, здесь часто убирались. К одной стене были придвинуты старые чемоданы и дорожные сундуки, рядом стояла старая кровать. Завернутые в холст картины аккуратно стояли на специальных подрамниках, а рядом громоздились картонные коробки, до краев наполненные всякой всячиной.

Оглядев чемоданы, Ленора обратила внимание на один из них. Он показался ей странно знакомым. Горя желанием заглянуть в него, Ленора ослабила ремни и попыталась приоткрыть крышку, но оказалось, что он заперт. Растущая в ней уверенность, что чемодан когда-то принадлежал ей, заставила ее перерыть не одну пыльную коробку в поисках какого-нибудь инструмента, с помощью которого она могла бы открыть замок. Единственное, что она обнаружила, это нож для бумаги, к тому же сломанный. Но как Ленора ни старалась, ей так и не удалось вскрыть чемодан. Похоже, его содержимое останется тайной до тех пор, пока она не отыщет ключ.

А пока Ленора занялась картинами. Она долго перебирала одну за другой, не находя ничего интересного, пока не добралась до самого конца – здесь, у стены, стояла картина, прикрытая плотной тканью. Ленора аккуратно сняла ее и повернула полотно к свету. На нем был изображен пожилой мужчина, ровесник ее отца. Лицо его отличалось правильностью и тонкостью черт. Пышные седые волосы густой гривой падали на плечи. Лицо его было суровым и замкнутым, но что-то в зеленых глазах этого человека говорило о его порядочности и даже благородстве. Ленора вертела портрет, рассматривая его под разными углами, но так и не вспомнила, кто это. Поставив картину на подрамник, она вздохнула, не сводя с нее глаз. Что-то в этом портрете странно напоминало ей висевший над камином пейзаж, так раздражавший ее порой. Широкие мазки, которыми был написан портрет, напоминали манеру автора неудачного пейзажа.

Ленора взяла картину и спустилась в гостиную. Сняв со стены пейзаж, она повесила на его место портрет седовласого мужчины, а потом отошла в сторону, чтобы оценить плоды своих трудов. Удивительно, как гармонично вписывалась в интерьер комнаты эта картина! Однако Ленора не рискнула оставить портрет на стене и, тяжело вздохнув, отнесла картину на чердак.

Вернувшись в свою спальню, Ленора почувствовала, как уныние снова овладевает ею. С моря дул легкий, свежий ветерок, он приятно остужал разгоряченную кожу и шевелил шторы на окнах. Ленора взяла растрепанную книгу и устроилась возле открытых дверей, где чувствовалось слабое дуновение воздуха. Но очень скоро ее взгляд оторвался от страниц и устремился к океану. Перед ее мысленным взором постепенно возникло чье-то лицо. Оно принадлежало пожилому человеку с портрета. Лицо вдруг ожило, выражение его стало меняться. Вот оно смеется, хмурится, затем тень задумчивости легла на него, после чего оно стало неожиданно нежным. Брови Леноры резко сдвинулись на переносице. Она уже не сомневалась, что когда-то знала этого человека, причем очень хорошо.

Погруженная в свои мысли, Ленора не заметила, как Малькольм на своем черном жеребце подъехал к дому. Конь был покрыт хлопьями пены, одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что несчастное животное мчалось галопом всю дорогу от города. Однако Малькольма это ничуть не заботило. Помедлив с секунду, он снова вонзил шпоры в бока жеребца и погнал его прямо к шатру Эштона. Обогнув его несколько раз, Малькольм резко осадил коня перед входом. С силой натянув поводья, он крикнул с вызовом в голосе:

– Хватит прятаться, мистер Уингейт! Выходите, мне надо поговорить с вами.

Не понимая, что привело к нему Малькольма, Эштон откинул полу шатра и вышел. Ленора, сгорая от любопытства, появилась на веранде. Прикрыв глаза ладонью, она с тревогой наблюдала за происходящим.

– Что вам нужно, Малькольм? – Эштон вышел из шатра, держа в зубах кончик черной черуты.

Малькольм предпочел сделать вид, что не расслышал, ласково похлопывая влажную шею коня с заботой, которая вовсе не была ему свойственна.

– В городе мне сказали, что вы подыскиваете хорошую верховую лошадь для дамы.

– Совершенно верно, – кивнул Эштон, поднося спичку к тонкой сигаре.

– А могу я узнать, для кого именно?

Эштон неторопливо разминал туго скрученные табачные листья. Только убедившись, что сигара раскурилась, он лениво ответил, не вынимая ее изо рта:

– Когда-то Лирин была отличной наездницей. – Аккуратно сняв прилипшую к языку табачную крошку, Эштон невозмутимо добавил: – Думаю, она будет в восторге от этого подарка.

Глаза Малькольма превратились в узкие щелочки, в которых полыхала ненависть. Наконец, справившись с собой, он процедил сквозь зубы:

– Ленора тоже отлично ездит верхом. Но если вы думаете, что я позволю своей жене принимать подарки от другого мужчины, стало быть, вы попросту спятили!

Эштон равнодушно пожал плечами:

– Ну что вы, Малькольм, мне и в голову никогда не приходило отправлять лошадь в вашу конюшню. Я для этого слишком люблю животных. – Он выразительно указал кончиком сигары на жеребца, все еще покрытого хлопьями пены. – Если вы и дальше будете так обращаться с несчастным животным, то долго он не протянет.

Малькольм и не думал оправдываться.

– Я беру от них все, что мне нужно. – Он осклабился, раздвинув толстые губы в глумливой усмешке. – Впрочем, как и от женщин.

Эштон опустил потемневшие от гнева глаза.

– Да, я видел этих несчастных, с которыми вы имели дело в таверне Руби. Они были в столь же плачевном состоянии, что и ваша лошадь.

От этих слов Малькольм замер, готовый соскочить с коня, но здравый смысл взял верх, и он, усмехнувшись, пожал плечами:

– Ну хоть по части женщин вкусы у нас сходятся.

– Не так уж трудно без памяти влюбиться в такую женщину, как Лирин. – Эштон сунул в рот черуту и с наслаждением затянулся, окутавшись облаком ароматного дыма. Потом прищелкнул языком и с интересом посмотрел на Малькольма. – Только вот непонятно, что в вас нашла Ленора?

Широкое лицо Малькольма побагровело.

– А мне непонятно, каким образом вы заставили Лирин стать вашей женой? Впрочем, вы пользуетесь скверной репутацией у местных жителей!

– Под местными жителями вы имеете в виду себя? – широкие плечи Эштона задрожали от смеха.

– Думаю, не секрет, что мы недолюбливаем друг друга, – холодно сказал Малькольм. – И ни один из нас не строит никаких иллюзий на этот счет.

– Согласен, – кивнул Эштон. – Наши чувства взаимны, не так ли?

Малькольм криво усмехнулся:

– Тогда вы, должно быть, понимаете, что я не позволю Леноре принимать от вас подарки. Так что не стоит зря тратить деньги.

– Знаете, Малькольм, когда я принялся подыскивать лошадь, я не думал о том, что мне нужно на это ваше согласие, – невозмутимо отозвался Эштон. – Кстати, я уже подобрал прекрасную кобылу для дамы. Вскоре ее пришлют.

– Я не позволю ей принять лошадь! – заорал Малькольм. – Вы понимаете или нет?!

Эштон лениво пожал плечами.

– Кобылу доставят ко мне, и я позабочусь о том, чтобы Лирин могла ею пользоваться в свое удовольствие. К тому же у меня есть Хикори, он будет за ней ухаживать.

Опешив от такой наглости, Малькольм откинулся в седле.

– Я не верю вам. Не понимаю, как можно быть таким тупоголовым ослом! Что у вас в голове, хотел бы я знать, – труха?

– Конечно, вы предпочитаете держать Ленору взаперти, словно пленницу, – с вызовом бросил Эштон. – И не отпускаете ее ни на шаг, опасаясь меня!

– Понятное дело! – воскликнул Малькольм. – Я не хочу, чтобы ее постигла та же участь, что и бедняжку Мери! А ведь это несчастье случилось как раз после вашего приезда. Так скажите же мне, мистер Уингейт, неужели это простое совпадение? Здесь было так тихо и спокойно до вашего появления.

– Да уж, конечно! – саркастически усмехнулся Эштон. – И никто не смел покушаться на ваше маленькое сокровище. Впрочем, вы и так знаете, что ни я, ни мои люди не имеем ни малейшего отношения к убийству несчастной Мери.

– Ничего подобного! – вспыхнул Малькольм.

– А я-то думал, вы умнее, – покачал головой Эштон. – Стало быть, я ошибался. Впрочем, мне понятно, почему вам так хочется, чтобы меня обвинили в убийстве. Тогда вы избавитесь от моего присутствия самым быстрым и надежным способом, причем надолго. Тогда никто уже не помешает вам запереть Лирин в этом проклятом доме! – гнев Эштона прорвался наружу, и он обвиняющим жестом ткнул в сторону особняка. – Вы боитесь выпустить ее даже на минуту, боитесь, что потеряете ее, а с ней и то, что вам так нужно!

– И что же это, по вашему мнению? – порывисто спросил Малькольм.

Глаза Эштона вновь стали ледяными. Смерив своего противника взглядом, он холодно процедил:

– Деньги. Ее отец дряхлеет на глазах. К тому же он пьет и, вероятно, дни его сочтены. Тогда вы станете богатым человеком, а пока что просто тянете время, предоставляя всему идти своим чередом.

– У меня и своих денег довольно! – угрюмо произнес Малькольм.

– Откуда у вас деньги? – усмехнулся Эштон. – Насколько мне известно, у вас нет никаких средств. Вы не плантатор. Земли у вас тоже нет. Вы, словно воробей, скачете с места на место, присаживаетесь ненадолго там, где тепло и есть что поклевать, а потом перепархиваете в другое место, и после вас не остается ничего, кроме помета.

– Ну все, хватит с меня, – не выдержал Малькольм, с силой натягивая поводья. Конь закинул голову от боли, когда узда больно врезалась ему в губы, и рванулся в сторону. Малькольм заставил его встать на дыбы, бросив через плечо: – Забудьте о том, что хотели купить эту кобылу, Уингейт, лучше поберегите свои деньги. Я никогда не позволю Леноре даже подойти к ней.

Он дал шпоры коню, пустив его в галоп, чтобы мгновением позже резко натянуть поводья у самых дверей дома. Соскочив на землю, он бросил поводья подбежавшему конюху и направился к крыльцу. Его тяжелые шаги гулко отозвались по всему дому, когда он, едва сдерживая душившую его ярость, направился на веранду, где все еще стояла Ленора. Малькольм не заметил, как она вздрогнула при его появлении, как тень страха промелькнула в ясных зеленых глазах. Он был полностью поглощен теми словами, что собирался ей сказать, настаивая на уважении своих прав.

– Этот негодяй, который обосновался в шатре, купил для тебя верховую лошадь. – Губы его раздвинулись в презрительной ухмылке, когда он заметил удивление на ее лице. – Но не стоит раньше времени радоваться его щедрости, моя дорогая. Я запрещаю тебе принимать подобные подарки, – глаза его потемнели от переполнявшей его ненависти, и он добавил: – И ты сделаешь, как я скажу.

Повернувшись к ней спиной, он вышел, резко хлопнув дверью. После этого в доме наступила тишина, и Ленора облегченно вздохнула, решив, что Малькольм излил свою злобу и теперь на какое-то время успокоится.

Однако новость, которую она услышала, не давала ей покоя. Оглянувшись, Ленора заметила, что Эштон все еще стоит у входа в шатер. Широко расставив ноги, он скрестил руки на груди, в углу его рта была зажата дымящаяся сигара. Она вспомнила, как он обычно любовался голубоватым дымком черуты, а потом крутил сигару в руках, с интересом разглядывая ее. Даже на таком расстоянии она чувствовала исходящую от него любовь. Слабый румянец окрасил ее щеки, когда она поняла, о чем он думает.

Кобылу привели на следующий день. Слава Богу, это произошло в отсутствие Малькольма. Незнакомый человек вел ее за собой под уздцы, они медленно пересекли лужайку, и, охваченная восторгом при виде этого шествия, Ленора выскочила на крыльцо. Животное было великолепно – гнедая кобыла с длинными, стройными ногами, со свободно развевающимся по ветру хвостом. Она изящно наклонила голову и шла маленькими шажками, будто стесняясь дать себе волю и перейти на легкую рысь. Высокая, великолепно сложенная, она явно была голубых кровей. Ленора подумала, что скорее надломятся эти изящные, стройные ноги, чем тот неукротимый дух, что угадывался в ней с первого взгляда.

Не обращая внимания на охранников, которые появились из-за дома, незнакомец продолжал невозмутимо идти своей дорогой, пока не оказался перед пологом шатра. Эштон приветствовал его широкой улыбкой, и они обменялись рукопожатием. Потом Эштон что-то сказал, и человек, кивнув, последовал за ним на заранее приготовленное место неподалеку от границы, разделяющей его владения и узенькую дорожку, которую он выделил Малькольму для проезда. Охранники, не спускавшие с них глаз, обменялись тревожными взглядами и ринулись вперед, чтобы не допустить вторжения на вверенную им территорию. Все это время, пока незнакомец демонстрировал Эштону лошадь, Ленора стояла на веранде, но теперь ей стало плохо видно, что происходит. Подхватив пышные юбки, она бросилась бегом вниз по ступенькам, туда, где возле кобылы столпились мужчины: по одну сторону – охранники, по другую – лошадь, Эштон и незнакомец. Один из охранников оглянулся и заметил бегущую к ним Ленору. Он преградил ей дорогу, и Эштон уже сделал шаг вперед, готовый прийти ей на помощь, но Ленора, не останавливаясь, бросила на охранника уничтожающий взгляд.

– Вы немедленно уступите мне дорогу, – произнесла она тихо, но твердо, – или я буду вынуждена пройти мимо вас, через вас или даже сквозь вас, как вам больше нравится. Если же вы попробуете меня задержать, то я выцарапаю вам глаза.

Эштон одобрительно усмехнулся, заметив, как один из охранников в остолбенении уставился на своего приятеля, явно рассчитывая на поддержку, но тот предпочел промолчать. Одно дело – ввязаться в драку с мужчиной, и совсем другое – перейти дорогу разъяренной женщине. Что-то пробормотав себе под нос, он предпочел отступить в сторону.

– Ох, Эштон, она просто красавица! – восторженно воскликнула Ленора. Не обращая внимания на границу, она медленно обошла вокруг кобылы, любуясь великолепным животным. – А как ее зовут?

– Милая Сердцу, – с довольной улыбкой ответил Эштон.

Ленора рассмеялась и ласково похлопала лошадь по крупу.

– Оно ей идет.

– Точно, – согласился он. На лице его сияла мальчишеская улыбка, глаза весело смеялись из-под темных бровей. – Она похожа на тебя – какая-то особенная. Ты на ней будешь просто загляденье.

Ленора вздохнула, вспомнив предупреждение Малькольма.

– Но ведь я не смогу принять ее. Тогда неприятностей не оберешься.

Эштон, похоже, был готов к этому.

– Я могу пока подержать ее у себя. Здесь она будет в безопасности. И когда бы ты ни захотела полюбоваться на нее или прокатиться верхом, она будет ждать тебя. Всегда к вашим услугам, мадам.

Соблазн был велик.

– Может быть, Малькольм не станет возражать, если я просто одолжу ее ненадолго, чтобы прокатиться? – предположила Ленора и тут же, поняв нелепость этого, грустно покачала головой. – Мне порой так тоскливо одной в этом доме. Мне ужасно хочется прогуляться, а что может быть лучше, чем проехаться верхом? – Вдруг в ее глазах блеснула лукавая искорка. – А ты не мог бы оседлать ее прямо сейчас?

Один из охранников решительно шагнул вперед:

– Миссис Синклер, мне кажется, вам не стоит…

– Замолчите! – повелительно произнесла Ленора. – Я сама решу, что мне делать. А если Малькольму это не понравится, что ж, значит, так тому и быть.

Ухмыльнувшись себе под нос, Эштон взял кобылу под уздцы и повел ее к небольшому навесу, где их уже поджидал Хикори. А Ленора, позабыв о правилах приличия, бегом бросилась к дому, в спешке подобрав юбки почти до колен.

– Меган! – крикнула она, взбегая по лестнице. – Меган, отыщи мою амазонку. Я хочу проехаться верхом!

Уже через несколько минут Ленора торопилась обратно, одетая в легкую амазонку жемчужно-серого цвета. Пышное кружевное жабо развевалось вокруг изящной шеи, легкими волнами спускаясь на грудь. Пересекая приграничную полосу, она заметила, что жеребец Эштона тоже оседлан и Хикори присматривает за ним. Эштон проводил человека, доставившего кобылу, и направился к Милой Сердцу. Бросив поводья конюху, он обхватил Ленору за талию и усадил ее верхом.

– Надо посмотреть, не забыла ли ты, как держаться в седле, – сказал Эштон, вложив поводья в ее руку. – Я бы не хотел, чтобы ты упала с лошади.

Ленора не стала возражать и пустила кобылку шагом, собираясь понаблюдать за ней, потом легкой рысью и, наконец, галопом по широкому кругу между домом и шатром. К ее удовольствию, она быстро нашла общий язык с Милой Сердцу, и Эштон, одобрительно кивнув, вскочил в седло. К величайшей досаде охранников, Ленора поскакала в сторону от дома, увлекая за собой Эштона к берегу, где их никто не мог видеть.

Она наслаждалась поездкой, чудесной кобылой, а больше всего – обществом Эштона. Ей было нужно столько всего обсудить с ним. Впрочем, как и ему – похоже, он тоже горел желанием поговорить с Ленорой, потому что, стоило им отъехать, как он засыпал ее вопросами: как она себя чувствует, когда должна родить и, самое главное, когда же был зачат этот ребенок.

– Вскоре после нашего отъезда из Нового Орлеана, если не ошибаюсь, – пробормотала она, бросив в его сторону встревоженный взгляд. – Кстати, учти, кроме тебя и Меган, никто ничего не знает.

– Ради всего святого, не вздумай рассказать Малькольму! – предупредил Эштон. – По крайней мере до тех пор, пока вы живете под одной крышей. – Одна мысль о том, что способен сделать с ней этот человек, заставила его похолодеть от страха. – Я чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы ты позволила мне отправить куда подальше и его самого, и его головорезов. А ты бы осталась с отцом, если бы захотела. Я бы даже согласился не приближаться к дому… А может быть, просто сунул тебя в карету и отвез в Бель-Шен, где тебе самое место.

Ленора лукаво взглянула на него и усмехнулась:

– Последнее больше похоже на правду!

Издав короткий смешок, Эштон откинулся назад.

– Хорошо, хорошо, согласен! Но это просто потому, что я волнуюсь за тебя!

Она бросила на него благодарный взгляд, и Эштон растаял. Сердце его пело от счастья. Господи, да знает ли она, что делает с ним, когда вот так смотрит на него и на лице ее – нежность и любовь?!

– О Боже, что ты делаешь со мной? – с беспомощной улыбкой простонал он. – Я словно воск у тебя в руках!

Ленора покачала головой:

– Ну, я так не думаю. – Оглянувшись, она сообразила, что они отъехали уже довольно далеко от дома. – Пора возвращаться. – Вдруг Ленора рассмеялась, как озорная девчонка, вспомнив растерянные лица охранников, когда они с Эштоном отъезжали от дома. – Знаешь, если Малькольм вернется домой раньше обычного, он может пристрелить своих людей!

– Это было бы неплохо! – воскликнул Эштон.

– О, ради Бога, что за шутки, Эштон! – Ленора неодобрительно покачала головой. – А впрочем, может, ты и прав.

Они повернули лошадей и поскакали вдоль берега. Эштон остановил своего жеребца возле самой воды и спешился. Ленора натянула поводья и с удивлением следила за ним, пока он шел вдоль прибоя, что-то разглядывая у себя под ногами. Наконец он остановился и принялся разбрасывать песок носком сапога. Потом, схватив что-то, поднес ей на вытянутой ладони.