Текст книги "Зачарованные"

23

Ни он, ни она в ту ночь не сомкнули глаз. Понимая, что эта ночь может оказаться для них последней, они творили любовь, не могли оторваться друг от друга, мало отдыхали, вновь и вновь отдаваясь отчаянной страсти. И все же никак не могли, друг другом насытится. Даже в короткие промежутки отдыха, они тесно прижимались друг к другу. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое нежное слово было выражением их глубокой, постоянной любви. И все им казалось мало. Как будто наслаждение можно накопить впрок, так, чтобы хватило на долгие, темные дни одиночества, ждущие их впереди. И все же слишком, слишком скоро забрезжил свет на востоке.

– Нейаки, пора.

Она прильнула к нему, обняв его за шею.

– Еще нет. Пожалуйста. Прошу тебя. Давай еще несколько дней проведем вместе… еще…

Слезы встали у нее в горле, прервав дальнейшую речь.

Нежно, но твердо Серебряный Шип разомкнул ее руки. Он поцеловал ее, чувствуя на губах горечь слез. Затем встал, оставив ее на постели одну.

– Может, с первого раза и не получится, сказал он, подавая ей ту единственную надежду, которую мог подать, не нарушив своей решимости. – Как оно пойдет… Ничего не известно, пока не испытаешь на деле.

Никки всхлипнула и отерла со щек слезы.

– Ол-райт, – тихо проговорила она. – Мне надо собрать вещи. Или ты хочешь, чтобы я оставила их здесь? Я могу оставить все, кроме водительских нрав, ключей и денег. Это мне понадобится, чтобы добраться из парка домой, в том случае, конечно, если я окажусь там же, откуда ты меня похитил и куда собираешься вышвырнуть.

Ее последнее замечание вызвало в нем не только гнев, но и печаль. Возобладало второе, ибо он не мог винить ее в недоброте, даже если эта недоброта направлена сейчас против него. Очевидно, так происходит потому, что Никки видит в нем лишь виновника своих бед, а не такую же точно жертву, как и она сама.

– Собери свое имущество. Упакуй все в свой заплечный мешок, как ты это делала прежде.

Она довольно ехидно взглянула на него.

– Прости. Я и не подумала, что ты вряд ли захочешь держать у себя вещи, которые может случайно обнаружить твоя следующая жена.

Не успев обдумать свое движение, Серебряный Шип схватил ее за руку и резко развернул лицом к себе.

– Ты права, Нейаки. Мне не нужны твои вещи. Но совсем не по той причине, которую ты привела. Я не нуждаюсь ни в чем, кроме твоего образа, живущего в моем сознании, твоего имени – в моем сердце, и твоей неповторимой сущности – в моей Душе. И мне не исторгнуть всего этого из себя, проживи я еще хоть пять жизней.

Он прижал ее к себе и поцеловал – сильно и жестко. Затем вышел и ждал снаружи вигвама, ибо знал, что если еще раз прикоснется к ней, они вновь предадутся страсти.

Из-за слез, застилавших глаза, Никки почти Ничего не видела. Она торопливо оделась и как попало, побросала вещи в рюкзак. После чего причлось ей вновь выкинуть половину поклажи, чтобы достать сумочку. Боль, гнев, скорбь, отчаяние – все смешалось в ее душе, так что она едва ли отдавала себе отчет в своих действиях. В голове что-то пульсировало, руки тряслись, она задыхалась и вообще чувствовала себя гораздо хуже, чем просто при небольшой тошноте.

Снова запихнув вещи в рюкзак, Никки раскрыла бумажник и увидела свою фотографию, вставленную в специальный кармашек. Вот он, ее образ, смотрит из-под пластика – не студийный портрет, конечно, но вполне качественный снимок. Она сидит дома, на постели, с кошкой на коленях. Шери, ее коллега и лучшая подруга, сделала этот снимок всего лишь несколько недель назад.

Поддавшись импульсу, Никки вытащила фотографию из кармашка бумажника.

– Ах, тебя не интересуют мои желания, Торн, так с какой стати, черт побери, я должна считаться с твоими? – с вызовом пробормотала она. – Нет уж, ты у меня получишь кое-что на память, хочешь ты этого или нет!

С этими словами она сунула фотографию в его дорожный мешок. Но маленький акт возмездия не сделал ее счастливее, разве что помог освободиться от удушающего приступа ярости. Она вышла и присоединилась к нему, чувствуя, что ненависть утихает, хотя совсем еще не прошла.

Никки с трудом сдерживала расходившиеся нервы. Серебряный Шип был крайне расстроен. Весь день он экспериментировал с разными способами отсылки ее домой. И все неудачно. Он пробовал одевать ее точно так же, как она была одета в день своего появления. Он несколько раз менял заклинания. Он манипулировал с тем амулетом, который привел ее к нему. Ничто не срабатывало. Но Серебряный Шип не оставлял попыток. И оба они все время пребывали в тревожном ожидании, ведь каждая минута могла оказаться последней, проведенной в этом мире вместе.

К концу дня Никки ничего не чувствовала – полное эмоциональное истощение. Серебряный Ц1ип, обескураженный и раздраженный, все же и в мыслях не имел отказаться от своего проекта.

– Завтра попытаемся опять, – буркнул он.

– Ничего не получится, – сердито сказала Никки. – Плюнь ты на все это и оставь меня в покое, не терзай ни себя, ни меня. И вообще, не пора ли нам двинуть отсюда и вернуться в Вапак?

Она надеялась что, если он согласится, Черное Копыто и Конах сумеют убедить его отказаться от своей затеи. Именно потому она и добавила:

– Возможно, там у тебя скорее получится. В конце концов, и мне будет удобнее, там я хоть местность знаю.

Он обдумал это предложение и, к ее удивлению, согласился:

– Да, пожалуй, так мы и сделаем. Завтра отправимся к Свиному ручью, все же в своем веке ты жила в тех местах. Если и там не получится, вернемся в Вапаконету.

Три дня спустя, после поспешного отступления из лагеря Текумсеха и длительного похода на каноэ, Никки и Серебряный Шип вновь оказались в окрестностях форта Аманда-Грайл, в поисках того места, где в далеком будущем будет располагаться ферма ее отца. На этот раз они путешествовали не одни, их сопровождали воины Пеахшаэте и команда, посланная Черным Копытом. Определить точное место будущей фермы оказалось делом Далеко не таким легким, как думалось Никки. Если сейчас большую часть земель покрывали леса, то 8 ее дни земля в основном была очищена от лесов и культивирована. И вот когда она почти уже согласилась с Серебряным Шипом, предложившим выбрать любое место, все равно оно окажется где-х0 неподалеку от фермы, ей показалось, что она узнает знакомые предметы.

– Здесь! – возбужденно воскликнула она. – Видишь тот большой камень посреди ручья? Мы всегда удивлялись, как он туда попал, один, единственный громадный валун, других таких по всей округе не сыскать. Мы даже пытались пустить слух, что, мол, это осколок метеорита. – Теперь она шла уверенно. – Я знаю, где мы.

Через несколько минут она отыскала невысокий дубок, он стоял отдельно от деревьев, растущих вдоль берега.

– Это он и есть. Немного дальше от ручья, чем другие деревья… Кстати, от него мы видели тот камень, почти под прямым углом.

Никки опустилась на колени и принялась копать под дубом ямку.

– Что ты делаешь? – спросил Серебряный Шип.

– Хочу закопать письмо маме и папе, как мы и собирались сделать. На тот случай, если у тебя ничего не получится с моей отправкой… Они, по крайней мере, будут знать, что со мной приключилось.

– У меня получится, – решительно заявил он.

– Ну, разве я спорю? Это так, на всякий случай… – пробормотала она.

Он помог ей закопать послание и вновь принялся за дело пересылки ее в будущее. Опять ничего не вышло. Несмотря на покорное участие в повторных попытках, Никки твердо решила остаться здесь, в 1813 году.

Настроение Серебряного Шипа было весьма скверным, а Никки, напротив, приободрилась. С каждой новой бесплодной попыткой возрастала ее надежда на то, что она не расстанется с Сильвером Торном – во всяком случае, в ближайшие два столетия.

– Значит, тебя не интересует, хочу ли я сама вернуться в свое время? – вкрадчиво заговорила она. – А может, Духи не отвечают на твои просьбы, потому что хотят, чтобы я осталась?

Серебряный Шип взглянул на нее с печальной улыбкой:

– В Вапаконете мы попробуем снова.

Так они и поступили, но результатов по-прежнему никаких.

Никки, как и ожидала, получила в деревне существенную поддержку. Черное Копыто предложил выделить для ее охраны полдюжины своих лучших воинов. Высказалась и Конах:

– Пусть Нейаки живет в нашем вигваме, здесь она и днем и ночью будет у нас на глазах. Мы все станем за ней присматривать, и ничего плохого не случится.

Но Серебряный Шип оставался непреклонен.

– Вы не представляете всей глубины безумия Тенскватавы. А я знаю, что за любой свой идиотский каприз он способен рискнуть всем, давая выход собственной мстительности, ведь он всерьез считает себя могущественным человеком и потому презирает остальных смертных. Добиваясь своего, он способен уничтожить не только соперников, но и тех, кого ошибочно сочтет за несущих ему угрозу. В это число входит и Никки с моим сыном, и я сам, и Текумсех, и многие еще мужчины и женщины, которые хоть чем-то задели его амбиции. Я не смогу быть все время рядом с вами, не смогу защитить вас от опасности, и одна эта мысль приводит меня в исступление. Вернув Никки в ее время, я уберегу ее от его посягательств, коварства и кто знает каких еще опасностей.

Выслушав его, Никки задумалась о том, что прежде ей и в голову не приходило. Она поняла, что, как бы ей ни хотелось остаться, она не может допустить, чтобы из-за нее подвергались опасности извини других людей.

– Итак, что будем делать? – тоскливо спросила она. – Попробуем еще? Когда, Торн? Я понимаю, ты спешишь вернуться в лагерь Текумсеха, надеясь, все же спасти его.

– Я подумал, что вернее всего удастся осуществить задуманное в пещерах. Ведь именно там я совершал ритуалы вызова Духов, что и помогли мне обрести тебя. Там, в пещерах, всегда эта таинственная магия властных сил. Там все наполнено каким-то мистическим смыслом – и воздух, и камни, и холодные тихие недра земли.

Никки пронизала дрожь при одном воспоминании об этих холодных, темных недрах, откуда однажды она и не чаяла уже выбраться.

– Вероятно, этот эффект создается большим объемом ионизированного воздуха, – буднично сказала она, предлагая более рациональное объяснение феномена пещер. – Дело, возможно, не в самих пещерах, а в водопадах. Падая, вода разбивается о камни, и мириады мельчайших водяных частиц заполняют атмосферу. Не знаю химической стороны этого дела, но думаю, что мельчайшие атомы, заполняющие там воздух, насыщают его какой-то энергией или еще чем-то в этом роде.

– В таком случае воспользуемся этой энергией, чтобы призвать Духов, – решил он. – Может, это именно то, чего нам до сих пор не хватало в наших попытках.

Хоть Никки и надеялась на очередную неудачу Торна, стараясь не придавать значения его романтическому отношению к пещерам, она отчетливо сознавала, что он прав. В конце концов, разве в пространствах пещер не было действительно чего-то мистического и даже сверхъестественного? Она помнит, что ясно почувствовала это в то утро, когда впервые совершала их обход. Стойкое ощущение сквозящих там призраков… Или это были Духи? Если так, то Сильвер Торн действительно ухитрится отправить ее в будущее и эта фантастическая вещь не менее реальна, чем то, что случилось два месяца назад, когда он призвал ее в прошлое.

В таком случае Никки, как это не грустно, должна попрощаться со своей новой, но такой древней родней, со всеми своими столь молодыми бабушками и дедушками, с малолетними пратетями, дядями и кузенами, ведь может случиться так, что они никогда больше не увидятся.

– Не плачь, внучка, – сказала Конах, обнимая ее на прощание. – Мы встретимся опять, пусть даже после жизни. Когда придет твое время присоединиться к нам, ты увидишь, мы все будем ждать тебя на звездной тропе, чтобы указать тебе путь.

– Млечный Путь, – печально добавила Никки. – Я буду помнить о вас и знать, что когда-нибудь мы встретимся.

Воины Черного Копыта проводили их до пещер, и этот переход занял день и ночь пути, либо пришлось обходить форты и вообще проявлять крайнюю осторожность. И все же они дошли до пещер вдвое быстрее, чем проделали тот же путь два месяца назад. Понимая, что не должны мешать великой магии Серебряного Шипа, готовящегося к чудесному деянию, воины спустились вниз по реке, нашли укромное место и встали там лагерем, ожидая Серебряного Шипа, который, завершив свое чудотворство, должен был присоединиться к ним для возвращения домой.

И вот, когда они остались вдвоем, Никки, еще раз подавив свою гордость, принялась умолять мужа все о том же:

– Пожалуйста, не делай этого, Торн! Я не хочу покидать тебя. Я ужасно боюсь, что если мы сейчас расстанемся, то никогда больше не увидимся. Ты уже столько раз пытался отправить меня домой, и ничего не получалось. Подумай, может, тебе никогда не удастся повторить это чудо и вернуть меня еще раз.

– Я сам приду к тебе, – сказал он. – Ничто кроме смерти, не помешает мне разыскать тебя.

– Когда? Когда мне будет восемьдесят два года? Ох, не хочу я провести всю свою жизнь в разлуке с тобой. Черт возьми! Я ведь только-только нашла тебя! – Горячие обильные слезы покатились по ее щекам. – Пожалуйста, Торн! Прошу тебя, позволь мне остаться. Я никогда ни о чем больше не попрошу тебя. Ты спрячешь меня в пещерах, где Тенскватаве меня не найти. Только не отсылай меня от себя.

Он обнял ее, чувствуя биение ее сердца рядом со своим. Потом поцеловал, ощутив на губах солоноватый привкус ее слез.

– Прежде чем мы расстанемся, позволь мне любить тебя еще хоть раз.

Она подняла заплаканное лицо.

– Да. Возьми меня и люби так сильно, как только можешь. Я хочу навсегда сохранить это в памяти, кто знает, когда еще будем мы вместе и будем ли…

Даже сейчас, в августе, трава на речном берегу была необыкновенно зелена и свежа. Тигровые лилии грациозно кивали головками, будто благодаря водопад за свежую изморось в воздухе. Здесь и возлегли опечаленные предстоящей разлукой любовники.

Никки с восторгом смотрела на Сильвера Торна, никогда еще он не казался ей столь великолепным – сильный, гордый и невероятно красивый. Темные пряди его волос отполированным ониксом блестели на солнце, а глаза мерцали как звезды. Более всего он походил на ожившую бронзовую статую.

Но бескровная статуя вряд ли смогла бы любить ее так, как любил он. Только мужчина, этот мужчина мог так нежно и властно держать ее, покрывая бесчисленными поцелуями, боготворя ее и воспевая каждым своим вдохом, каждой лаской, каждым нашептанным словом и каждым биением сердца.

Ее сердце растворилось в блаженстве любви, хотя и было ранено мыслью о предстоящей разлуке. Прозрачные слезы мешались со светлой улыбкой, а вкус поцелуев был солоно-горек, но все же мучительно сладостен. Она смотрела на него заплаканными глазами, стараясь запомнить каждую черточку дорогого лица. Лаская его, она впитывала кончиками пальцев жар его тела, запоминала на ощупь твердость и упругость мышц. Когда, наконец, он склонился над нею, она прошептала:

– Войди в меня, родной. Я хочу тебя всего, наполни меня собою, чтобы я перестала чувствовать, где начинается твое тело и где кончается мое.

– Я всегда буду с тобой, возлюбленная моя, – хрипло проговорил он. – Ты часть меня, а я часть тебя. Ни время, ни расстояние, ничто никогда не сможет разделить нас.

Он овладел ею, медленно, благоговейно; глаза их закрылись, когда соединились тела. Сладостное ощущение бытия переполняло обоих светлой радостью. Ушли все горести, остались лишь полнота и великолепие жизни, они воспарили на крыльях страсти, на крыльях экстаза и растворились в мире света, где ничего, кроме них, не существовало и где чувства их заполняли собою весь мир.

Но скоро, слишком скоро вернулась реальность. Они безмолвно встали и оделись. Серебряный Шип помог Никки застегнуть на платье все пуговки, ибо пальцы ее дрожали так сильно, что самой ей с этим было не справиться. Но вот прошли и эти минуты, ощущением которых жили их сердца и тела.

Серебряный Шип подал ей руку.

– А теперь пора, Нейаки, – заговорил он торжественно. – Помнишь, как-то раз, на этом самом месте, я просил тебя верить мне. И вот вновь прошу тебя, доверься мне, любовь моя.

Он повел ее к водопаду, но остановился немного в стороне от того места, где впервые увидел ее. Когда она сказала ему об этом, он объяснил:

– Солнце и луна тогда стояли немного не так. Я попытался учесть это.

Здесь была каменная тропа, ведущая к основанию водопада. Он провел ее по этим камням, крепко держа за руку.

– Ступай осторожно, маленькая гусыня. Камни скользкие.

Они остановились в футе от каскада, и он передал ей амулет.

– Когда достигнешь своего времени, брось амулет в воду. Увидев, что он появился, я пойму, что ты вернулась к себе невредимой.

– А если я забуду его бросить? Смогу я снова вернуться сюда? – спросила она почти безнадежно.

– Прошу тебя, не забудь! Другого такого амулета у меня нет, повторить его я вряд ли смогу, а значит, мне не удастся позже прийти к тебе, – тоскливо сказал Торн. – Амулет создан с помощью великих сил. Без него я навеки лишусь и тебя, и нашего сына. – Не беспокойся, я непременно брошу его в воду, – поспешно сказала Никки, испугавшись столь горестных последствий. – В тот же момент, как я окажусь в своем времени, я сразу же отдам это воде.

Здесь, возле самого водопада, в волосах ее мириадами искр вспыхнули на солнце капельки йодной пыли, отчего создалась радуга и встала вокруг ее головы. Он склонился к ней и поцеловал последний раз. Их губы слились, открываясь навстречу друг другу, и она отчетливо ощутила вкус горя, отравивший их поцелуй.

– Боль сердца убивает меня, – пробормотала она. – Я чувствую себя умирающей.

Торн кивнул, взгляд его стал подозрительно ярок, он с трудом удерживал накопившиеся слезы. Серебряные глаза устремились навстречу фиолетовым, и он начал свое магическое песнопение. Руки ее он не выпускал, в ней вот-вот могла зародиться легкая, едва уловимая дрожь, и он должен почувствовать эту вибрацию своей ладонью. Когда она попыталась освободить руку, он покачал головой, но отпустил ее, позволив лишь самым кончикам пальцев слегка прикасаться к ней.

Но вот зрение Никки затуманилось, голова закружилась, она покачнулась и почувствовала, что падает, медленно поворачиваясь, будто ее засасывало в самое сердце падения. Она вскрикнула и услышала его голос, долетевший к ней откуда-то издалека.

– Пребывай в радости и любви, возлюбленная моя, самая желанная. И жди меня. Я приду.

Серебряный Шип смотрел, как Никки исчезает в легкой дымке, и сердце его разрывалось от боли. Он почти уже не различал ее. Она ушла. Его возлюбленная. Его жена. Самое удивительное и чудесное, что было в его жизни. Он крепко зажмурился, чувствуя, как подступают слезы, преклонил колени, его темная голова поникла на грудь. Склонившись к воде, журчащей вокруг него, он плакал – плакал и молился, чтобы ему удалось однажды воссоединиться со своей женой и ребенком.

24

Никки отплевывалась и билась в воде, пока, наконец, не нащупала под ногами опору. Ловя воздух, она прильнула к камню в футе от водопада, ожидая, когда пройдет головокружение. Какое-то время она не могла даже поднять головы, а, скорее всего – не хотела. Всем своим существом она чувствовала, что именно увидит, и всем существом противилась необходимости бросить в воду маленький светлый предмет, единственный осколочек той реальности, которую она покинула.

– Ох, Торн! – всхлипнув, проговорила она. – Торн! Почему, дорогой мой? Скажи, почему?

Сквозь шум падающей воды до нее донесся голос:

– Хэй, леди! С вами все в порядке? Там нельзя находиться. Если кто из администрации парка увидит, вас оштрафуют.

Никки тряхнула головой и направила взгляд на берег, туда, откуда исходил голос. Группа из четырех подростков, две девочки и два паренька, стояли у воды, с тревогой глядя на нее.

– Я… со мной все хорошо, – хрипло проговорила она. – Просто закружилась голова, и вот, полагаю, я сюда и упала.

– Вам помочь? – спросил один из мальчиков. – Мы можем помочь вам выбраться оттуда.

Никки слабо кивнула:

– Да. Пожалуйста.

Вспомнив о серебряном амулете, все еще зажатый в ладони, она медленно разжала пальцы, и вещица выскользнула в воду, где упругие струи тотчас ее подхватили, немного проволокли и притиснули к камню. Дважды сверкнув по пути, амулет притаился у камня, неверно мерцая сквозь бегущую над ним воду.

Она все еще всматривалась в это мерцание, заметное лишь ей, когда оба мальчика подошли к ней.

– С вами, правда, все хорошо? – спросил тот, что поменьше ростом. – Вы не ударились головой? Ничего не ушибли?

Никки повернулась и, слабо улыбнувшись, ответила:

– Нет, не ушиблась. Ничего не болит. А про себя добавила: «Кроме сердца».

– Вам повезло, что все обошлось, – сказал другой мальчик. – Могли утонуть, особенно с этим рюкзаком за плечами.

Никки кивнула:

– Надеюсь, он водонепроницаемый, как заверял меня племянник.

Мальчики с двух сторон взяли ее под руку и медленно повели к берегу. Там она села на зеленую траву и тяжело вздохнула:

– Спасибо, ребятки. Теперь я справлюсь сама.

Ей хотелось остаться одной, собраться с мыслями, оплакать свою потерю, осмотреться, постараться определить место и время. Место, полагала она, то же самое, в том же парке, у того же самого водопада. Теперь она убедилась, что это так и есть.

– Вы уверены? – спросила одна из девочек. – Мы можем побыть с вами, пока ребята сходят за помощью. Или, если хотите, мы проводим вас до сувенирного магазина.

– А там есть туалет?

– Да, есть, а рядом закусочный бар, – сказала вторая девочка. – Вам бы переодеться, все платье у вас вымокло. Можно купить футболку или что-нибудь в этом роде.

– У меня в рюкзаке есть джинсы и рубашка, если, конечно, они тоже не промокли.

Она перебирала липнущую к ногам мокрую ткань серого платья, подаренного ей миссис Гэлловей, того самого платья, от которого Серебряный Шип в жаркий день, когда она собирала ягоды, отрезал рукава. И тотчас на нее нахлынули свежие еще воспоминания, на глаза навернулись слезы. Насилу ей удалось их сдержать. Теперь не время предаваться горю, плакать и все такое… Вокруг люди, они начнут задавать вопросы, отвечать на которые она не готова.

Никки опять вздохнула и медленно встала с травы.

– Действительно, переодеться в сухое не помешало бы, – призналась она. – Я бы не возражала, если бы вы меня проводили туда. Меня все еще немного пошатывает.

– Вы не диабетик и не что-нибудь в этом роде, нет? – спросил высокий мальчик. – Я имею в виду головокружение и вообще… Мне кажется, вы нуждаетесь в медицинской помощи или вроде того.

– Нет. – Никки слегка покачала головой. – Ничего подобного, просто я… Я думаю, это из-за беременности. – Собравшись с силами, с помощью мальчиков, она потихоньку тронулась с места. – Я сегодня почти ничего не ела. Оттого, как видно, меня и шатает. Возьму в баре немного сока, чего-нибудь пожевать, и все будет прекрасно.

Когда они достигли сувенирного магазина с закусочным баром, Никки поблагодарила своих провожатых и хотела заплатить им за хлопоты. Но от денег они отказались.

– Просто отнесите это на счет наших добрых дел недели. Робби здесь в лагере «Орел-Скаут». Может, он получит за это ленточку, нашивку или что-нибудь такое еще в этом роде.

Никки кивнула:

– Надеюсь, он получит то, что заслужил. Да и все вы молодцы, такие милые, добрые дети. Наверняка ваши родители и учителя гордятся вами.

Она попрощалась с ними, вновь заверив их, что теперь справится сама. Если бы только она сама могла поверить в то, что говорит!

В туалете Никки сразу наткнулась на свое отражение в зеркале. Господи! Настоящая ведьма! Платье мокрое. Спутанные волосы, выбившись из пучка, космами топорщатся вокруг лица. Глаза опухли от слез, под ними темные круги. Щеки ввалились… Стойте-ка! Никки поморгала и вновь всмотрелась в себя. Нет, она не ошиблась. Щеки впали, очертив скулы, как в годы юности. Линия подбородка чистая и ровная. Да и ключицы проступили совершенно явственно! А талия!.. Талия-то совсем как у девушки!

Не будь душа ее столь омрачена горем, она бы порадовалась своему новому, столь изящному облику. Но покрасневшие глаза напоминали совсем о другом. Скорбь озерцами стояла в их фиолетовых глубинах. Руки ее непроизвольно потянулись к животу, будто удерживая там резвого и горячего игрока, как она его про себя называла. И она подумала, здесь ли еще их с Сильвером Торном беби. Наипервейшая вещь, которую следовало прояснить для восстановления душевного спокойствия.

Но было и другое, что требовало неотложных решений и действий. Никки быстро вытащила из рюкзака свои вещи, радуясь, что они остались сухими, и переоделась. Джинсы висели на ней самым ужасающим образом, да что там – просто спадали, так что пришлось подпоясать их кожаным ремешком от индейского платья. Трусики, хоть и влажные, она оставила на себе, а вот бюстгальтер слишком отяжелел от воды. К счастью, футболка достаточно просторна, а ткань ее плотна, так что не особенно бросалось в глаза отсутствие под ней другой одежды. Затем она как могла, расчесала волосы, вновь свернула их в пучок и приступила к обработке лица. Немного тонального крема, легкие тени на веках, помаду на губы – и она почувствовала себя гораздо лучше, теперь, во всяком случае, без опаски можно явиться современному миру.

Покинув туалет, Никки направилась к выходу из сувенирного магазинчика. Снаружи она увидела газетный киоск, подошла, и взгляд ее выхватил дату – 10 августа 1996 года. Никки облегченно перевела дыхание. Они справились! Она вернулась в свое собственное время, в тот самый день, в который, по ее расчетам, и должна была вернуться, проведя в прошлом столетии немногим более двух месяцев.

Затем взгляд ее уперся в витрину магазина, и дыхание вновь прервалось, на этот раз от ужаса. Ее портрет – черно-белая фотография – красовался посреди афиши, сообщающей всему свету ее имя. Наверху, крупными черными буквами значилось: «В РОЗЫСКЕ». Более мягкая надпись; внизу гласила:

Двадцать девять лет; учительница; рост пять футов, три дюйма; вес сто сорок фунтов; волосы темные, глаза фиолетовые. Пропала до или после 4 июня 1996 года. Автомобиль обнаружен припаркованным возле входа в парк-заповедник. Любую информацию просьба немедленно довести до сведения шерифа департамента.

Никки была потрясена до глубины души. По прибытии сюда ее так поглотили собственные трудности и горести, что она до сих пор не вспомнила о необходимости связаться с семьей. Ужас ситуации просто подавил ее. Значит, автомобиль ее нашли. Она уже два месяца в розыске. Ее родители, должно быть, сходят с ума! Но… но теперь они наверняка уже считают ее погибшей, похищенной или убитой каким-нибудь маньяком, который закопал ее в лесу или где-нибудь еще.

– Ох, Боже мой! – пробормотала она себе под нос. – Они должны знать, что я жива. Надо связаться с ними немедленно. Скорее добраться до дома!

Мысли путались, она бросилась к месту парковки, на бегу разыскивая ключи. Но на полпути остановилась. Ее машина! Ведь машину нашли… нашли и отогнали куда-нибудь! Плохо соображая, она все же пыталась вспомнить, где ее припарковала. Здесь? Да, под этим деревом с густой кроной. Она еще тогда подумала, что в тени машина к ее возвращению не так нагреется. Очевидно, не ей одной могла прийти в голову подобная мысль, ибо на том самом месте, где два месяца назад она оставила свою маленькую красную «тойоту», теперь стоял черный «олдсмобиль».

– Проклятье! Конечно, они ее уволокли! Нельзя было просто оставить на месте! Ну, вот где она теперь? Дома? Или еще где?

Никки почти уже решила позвонить шерифу департамента и спросить его об этом, но ее остановила мысль, что там тотчас начнут расспрашивать, где она была все это время. И что ей отвечать? Она живо представила, что дает примерно такое объяснение: «Ну, офицер, знаете, как оно бывает… Нашла амулет, упала, очнулась, увидела, что нахожусь в 1813 году и разговариваю с братом известного Текумсеха. Слово за слово, я забеременела, мы поженились, а потом он отправил меня назад, потому что Пророк хотел меня убить».

Ох, нечистая сила! Звучит не слабо, но они, конечно, засадят ее до скончания дней в комнатку с резиновыми стенками! И правильно сделают!

– Сначала надо все хорошенько обдумать, – пробормотала она. – Никаких импульсивных действий, иначе я натворю худших бед… О Боже, кто бы мог подумать, что мое положение может стать еще хуже!

Никки направилась к дверям закусочной, но замедлила шаг. А что, если ее узнают? В бар вели вращающиеся стеклянные двери, она всмотрелась в отражение и, увидев непривычно изящные очертания своей фигуры, вновь вспомнила, что похудела. Взглянув на афишу, она чуть не расхохоталась. В конце концов, у полиции нет ее фотографии в обновленном виде! Нет, никто не подумает, что эта упитанная, толстощекая училка с фотографии и стройная молодая женщина с рюкзаком за плечами – одно и то же лицо. Все же для надежности она нацепила на нос солнцезащитные очки и только после этого вошла в бар.

Купив сок и упаковку салата, Никки устроилась за маленьким столиком у окна. «О'кей, детка. Теперь давай соображай, – скомандовала она себе. – Да поживее! У тебя нет транспорта. А ты нуждаешься в перемещении. Итак, кому бы позвонить?»

Взгляд ее отыскал телефон, он висел с наружной стороны здания, она видела его из окна. «Только не властям, – решила она. – А пока не найдется приемлемого объяснения моего двухмесячного отсутствия, нельзя звонить и родителям, они наверняка считают меня погибшей».

Она представила, что было бы, если бы она решилась позвонить маме и папе. Их телефон наверняка подключен к полиции и прослушивается. Во всяком случае, в фильмах о похищениях всегда так делают. Вероятно, это глупо с ее стороны, но лучше все-таки от звонка родителям пока воздержаться. На всякий случай. К тому же маму может постичь удар, а с этим ей хотелось бы столкнуться еще меньше, чем с полицейскими расспросами.

Остаются братья. Но и тут Никки призадумалась. Как бы она ни любила их, она никогда не вверяла им своих тайн, не посвятив в них прежде родителей. А кому еще она доверяла так же, как родителям? Кому? Кому она может позвонить?

Шери, вот кому! Имя лучшей подруги только сейчас всплыло в сознании Никки, она даже удивилась, что не подумала об этом сразу. Они дружили вечность. Шери была человеком верным, надежным и самоотверженным, особенно если надо выручить подругу в трудной ситуации. Она всегда даже радовалась возможности прийти на помощь и, как христианка, старалась сделать это незаметно. Шери к тому же умела, когда это требовалось, хранить чужие секреты. С ней Никки всегда могла поделиться любой тайной, доверяла ей как самой себе, и та в свою очередь, отвечала ей тем же.