Текст книги "Клетка для мятежника"

– Нет! – Кенрик рванулся к шару, но остановился, пристально глядя на Нэша. – Нет, хочу!

– Прекрасно. Ложитесь и сложите руки на груди. – Нэш вложил шар в ладони Кенрика, и тот сразу же ощутил резкую потерю сил, заставившую его прикрыть глаза. – Вам больше ничего не нужно делать. Просто позвольте себе уснуть. Утром шрама на лице не будет, а вы почувствуете легкую усталость, только и всего. Еще через день вы станете бодрее, чем когда-либо. Вот так, позвольте глазам закрыться. Вам следует доверять мне, мой король. Я о вас позабочусь.

Хотя утро оказалось теплым для середины зимы, Осберт не мог совладать с дрожью, которая пробегала по спине и, казалось, собиралась ледяным комком в животе. Даже десятилетия опыта придворной жизни не могли стереть выражения изумления и ужаса, с которыми он смотрел на молодого человека, небрежно развалившегося за столом, потягивая медовый напиток и с аппетитом обгладывая ножку цыпленка.

– Разве это не чудо, Осберт? – Кенрик вонзил зубы в хрустящий хлебец, прожевал и потянулся к новому блюду. В спальне никого не было, слуг и пажей король прогнал, чтобы принять проктора наедине. – Я уже отдал архидьяконам распоряжение отслужить благодарственную мессу. Когда они уходили, начались даже разговоры о том, что это дар Минеи, поскольку случилось в ее праздник. Я и в самом деле чувствую на себе благословение богини, раз она снизошла к моим мольбам. Налейте себе вина, Осберт, пока не свалились под стол от изумления.

С трудом оторвав взгляд от лишенного шрамов лица, проктор потянулся к графину. Вино он выпил залпом, едва не подавившись. Кенрик, казалось, ничего не заметил.

– А теперь вернемся к тому, что мы вчера обсуждали.

– Да? – Осберт поднял глаза на короля и тут же об этом пожалел. Исчез не только уродливый шрам на щеке Кенрика, молодой человек выглядел здоровее и сильнее прежнего. Проктор с отвращением и гневом подумал о том, что могло быть истинной причиной перемены.

– Да. – Кенрик, отправив в рот ломтик груши, посмотрел на Осберта с ласковой улыбкой. – Не могли бы вы в ближайшие дни позаботиться о том, чтобы в тавернах тут и там начали шептаться о пророчестве?

– Сир! – растерянно нахмурился Осберт.

Кенрик сделал еще глоток, переплел пальцы и начал объяснять:

– В том переводе, который вы мне представили, – я прочел его несколько раз, – речь идет о том, что некто, именуемый «Враг», каким-то образом должен бороться с Ангелом Тьмы. Я хочу, чтобы пошли слухи о том, что я и есть этот Враг. Народ должен поверить, что я – единственная защита от того зла, которого он страшится. Однако сделать это нужно ловко, вы же понимаете. Не должно быть и намека на то, что за слухами стоим мы с вами. Можете вы это для меня сделать?

Подавив желание поднять глаза к небу, Осберт ответил:

– Да, сир, могу.

– Прекрасно. Это все.

Осберт поставил кубок, поклонился и двинулся к двери, но следующие слова Кенрика заставили его замереть на месте.

– Только помните, все нужно проделать умно и в полной тайне. Теперь, когда Нэш вернулся ко двору, я не могу рисковать.

Осберт выскочил из королевской спальни и еле добежал до ближайшей уборной, где его и вырвало. Физически ему полегчало, но никакие доводы, которые приводил его рассудок, не могли помешать ему дрожать всем телом.

Нэш вернулся...

Глава 20

Из окна своей спальни Эндрю мог видеть лишь край тучи, наползающей на утреннее небо, но выйдя в гостиную, он оказался лицом к лицу с непогодой во всей красе; казалось, метель рвется в комнату, как свора гончих, почуявших кровь. Оставалось лишь молить богов о милосердии, поскольку ехать ему все равно было нужно. Эндрю даже не решался гадать, далеко ли на юг ему удастся уехать в такую пургу. Однако времени терять было нельзя: завтра он должен встретиться с Микой, а потом добраться до дому, где его будет ждать мать. Никакая непогода не могла его остановить.

– Ваша светлость! Конь оседлан, и эскорт ждет вас. Эндрю отвернулся от окна и взял из рук пажа плащ. Ему ужасно не терпелось выехать из города, и он с трудом сдерживался, чтобы не припуститься к воротам бегом. Однако за все годы, проведенные в Марсэе, он ни разу не поддался искушению и не собирался делать этого сейчас.

– Иду.

Мальчик поклонился и побежал вперед, по широким лестницам, длинным галереям с каменными полами, через еле освещенные, таинственно выглядящие залы.

Не обращать внимания на слухи, которыми был полон замок, оказалось совершенно невозможно. За последние две недели, даже если Эндрю не слышал шепота, в глазах встречавшихся ему людей он читал то презрение, скрытое за улыбкой, то опасение – не шпион ли он, то надежду – вдруг он скажет, что все случившееся – неправда.

Однако сказать так он не мог. Эндрю собственными глазами видел, как видели и все придворные, лицо, которое раньше было изуродовано шрамом, а теперь стало гладким, как новое.

От взглядов, которые кидали на него, Эндрю уклониться не удавалось, хотя он и старался не вступать в разговоры. От него как от кузена Кенрика ожидали объяснений, подтверждения или опровержения слухов. Эндрю ясно чувствовал разочарование придворных, когда они обнаруживали, что он знает не больше их.

И вот Эндрю вышел из замка на двор, залитый лучами солнца, яркими и веселыми, словно бросающими вызов приближающейся снежной буре. Эскорт ждал Эндрю в дальнем конце двора, не смешиваясь с охраняющими замок стражниками. Людям Эндрю тоже не терпелось скорее уехать. Мейтленд обещал спокойный приют посреди царящего вокруг хаоса.

Эндрю, как только услышал о первых слухах, постарался узнать как можно больше. Стараясь не привлекать к этому внимание, он разослан своих людей по рынкам и тавернам, но их донесения лишь рождали в нем новые страхи.

Пророчество...

Кенрик приказан отслужить благодарственную мессу, на которой были вынуждены присутствовать все придворные. Ему было даровано чудесное исцеление, его лицо очищено от полученных в битве шрамов, – хотя Эндрю и не знал, откуда на самом деле на лице Кенрика взялись шрамы. Так или иначе, мессу отслужили, молитвы вознесли... и тут-то и поползли слухи.

Пророчество говорило о темном зле, угрожающем Люсаре, и о человеке, рожденном ему противостоять. Благодаря только что случившемуся чуду Кенрик был, казалось, готов сыграть роль и святого, и заступника. Люди, измученные тяготами и страхом, были рады возложить надежды на кого угодно.

Пребывание в стенах Марсэя сделалось для Эндрю невыносимым. После двух недель пересудов, подогреваемых пламенем недовольства, рано или поздно начались бы беспорядки, и Эндрю вовсе не хотел оказаться рядом, когда это случится. Кроме того, было необходимо сообщить новости матери и Финлею.

Они наверняка захотят узнать, каков источник слухов о пророчестве... а также куда исчез Осберт, поскольку никто не видел его с того дня, когда с Кенриком произошло чудо.

Эндрю пересек двор, кутаясь в плащ и натягивая на руки теплые перчатки. Подгоняемый нетерпением, он вскочил в седло и выехал из ворот замка.

Черные тучи впереди клубились, с каждым мгновением становясь более темными и угрожающими.

Буря разразилась сразу, как стемнело. Роберт едва успел соскочить с коня, когда налетел первый шквал. Он поскользнулся в уже глубоком снегу, подвернул йогу. Руки в обледенелых перчатках не удержали узду, и конь взвился на дыбы, в испуге выкатив глаза. Почти ничего не видя в снежной круговерти, Роберт кинулся вперед и успел ухватить волочащиеся по земле поводья, потом заставил коня вытащить себя на дорогу, так что теперь по крайней мере мог определить, где находится.

Он рассчитывал, что у него есть еще по крайней мере час до начала ненастья. Деревня, которую он миновал, лежала отсюда в целой лиге, до другой оставался целый день пути.

– Проклятие!

Роберту не оставалось ничего другого, как пересечь гряду холмов и спуститься по восточному склону. Там имелся хорошо ему известный заброшенный амбар. Сейчас важнее всего было найти убежище.

Он обернул поводья вокруг одной руки, а другой натянул пониже капюшон плаща. Вглядываясь в сгустившуюся темноту, он мог только надеяться, что острое зрение позволит ему не сбиться с дороги.

Заблудиться нельзя – на это нет времени: если он упустит свой шанс сейчас, другая возможность может представиться только через месяцы, а ни сил, ни терпения на новое ожидание у Роберта не было. Он и так уже ждал больше, чем обычно выпадает человеку.

Холод заползал под одежду, лишал чувствительности ноги, руки, лицо. Старая рана в боку разболелась и, должно быть, опять начала кровоточить. Позже можно будет усмирить боль снадобьем, но с каждым разом на заживление требуется все больше времени...

Роберт упорно шел вперед, пока наконец его протянутая вперед рука не коснулась чего-то – деревянной стены. Глубоко вздохнув от облегчения, Роберт двигался вдоль стены, пока не нащупал дверь. Распахнув ее, Роберт завел внутрь коня.

Колдовской силы на то, чтобы зажечь свет, у Роберта уже не осталось, но как только он стряхнул с ресниц снег, стало возможно что-то разглядеть. На земляном полу валялась гнилая солома, в дальнем конце помещения пылились клетки для кур, под потолком виднелась голубятня. Все было пустым, как Роберт и помнил. И все-таки здесь было сухо, а главное, можно было укрыться от ветра, хоть тот и сотрясал ветхие стены. Роберт расседлал коня и принялся растирать его пучком соломы; заодно удалось немного согреться и самому. Найдя пустое ведро, Роберт наполнил его снегом и обхватил ладонями. Потребовалось несколько минут, чтобы колдовская сила растопила снег... Роберт напился сам и напоил коня, потом свернулся в углу, закутавшись в единственное одеяло и плащ.

Ему случалось спать в гораздо более удобных постелях, но никогда еще отдых не был ему так необходим.

* * *

Он узнал свой сон сразу же. Перехватывающая дыхание боль в боку, погоня за Нэшем... Каждый шаг был битвой, которую необходимо выиграть, каждая секунда – сражением. Когда же это кончится? Когда он наконец сможет остановиться, прекратить борьбу, когда обретет забвение?

Роберт упал на колени, руки его погрузились в жидкую грязь поля битвы. Где-то позади в чаще Шан Мосса завывал ветер, нашептывал обещания, которые невозможно выполнить.

– Роберт... – Рука, коснувшаяся его плеча, заставила его задрожать. Подняв глаза, он обнаружил стоящую рядом с ним на коленях Дженн. Ее синие глаза в странном свете, заливавшем все вокруг, казались фиолетовыми. – Роберт! Вся твоя боль – это только демон! Он нереален! Ты должен поверить в это. Ты должен поверить мне.

Но ведь она же предала его! Как он может ей верить?

– Пожалуйста, Роберт... – Ее голос стал далеким, Дженн повернулась к Нэшу, как то и предрекало пророчество... – Прошу тебя, пойми!

Роберт рванулся вперед, пытаясь схватить Дженн, но его рука наткнулась на ледяной камень; пальцы оказались ободраны. Роберт открыл глаза и сел. Немедленно старая рана напомнила о себе так громко, что он не сдержал стона.

Было все еще темно, но ветер немного утих. Конь дремал, полузакрыв глаза и изредка переступая с ноги на ногу.

Уснуть снова Роберт не рассчитывал. Вместо этого он сунул руку в седельную сумку и вытащил сверток, упрятанный на самое дно. Тяжелый округлый предмет излучал легкое тепло.

Роберт сопротивлялся наступлению этого момента. Что за глупость! В конце концов, если он не желает ничего знать о шаре, зачем было забирать его у Кенрика – только затем, чтобы лишить его короля?

В этом, конечно, имелись свои резоны, но в поступке Роберта был и важный смысл. Шар был идентичен Ключу, только много меньше. В чем еще окажутся они похожи?

Не задумываясь, Роберт развернул шар и осторожно положил его на пол перед собой. Скрестив ноги и опершись локтями на колени, он стал рассматривать шар.

Только Финлей однажды видел нечто подобное – во время своего чуть не оказавшегося слишком близким знакомства с Нэшем. Давным-давно, в дни Каббалы, такие шары были весьма распространены, но знание о них и их использовании было утрачено, как и многое другое в колдовской науке.

Роберт протянул руку и взял шар. Он был твердым, поверхность казалась одновременно гладкой и шершавой. Пальцы Роберта ощупали шар, нашли вмятины и царапины, но никаких признаков того, что его можно открыть. Шар казался сделанным из камня, но при этом влажно блестел, словно покрытый росой.

Может быть, из чего-то подобного пять сотен лет назад был изготовлен и Ключ? Может быть, колдуны древней Каббалы просто взяли сферу в десять раз больше этой и поместили в нее все то, что хотели сохранить? А может быть, Ключ, как и этот шар, способен на много, много большее?

Нэш использовал такие шары, чтобы заключить в них кровь и исцелить с ее помощью раны, омолодиться. Каким-то образом кровь колдуна могла быть впитана этим камнем, а затем колдовская сила чудесным образом излечивала раны. Так была ли это собственная сила Нэша или нечто, заключенное в шаре?

Кенрик собирался воспользоваться им, вероятно, для уничтожения шрамов на лице. Шрамы старые, так что шар он наверняка получил недавно, и получил от Нэша. Однако Нэша рядом не было...

Значит, сила заключена в самом шаре.

Сделав глубокий вдох, Роберт закрыл глаза и осторожно коснулся загадочного предмета колдовским взглядом. Он понятия не имел, что ищет, но попробовать стоило.

Несколько секунд Роберт не ощущал ничего, но потом, словно постепенно пробуждаясь и откликаясь на его ауру, поверхность шара изменилась, сделалась более мягкой, напоминающей губку. Осторожно Роберт проник глубже, позволив шару впитать его колдовскую силу.

На границе сознания Роберта возникло темное облако, как будто он смотрел в неосвещенную комнату через высоко расположенное окно, однако Роберт ощутил нечто странное. Эта комната обладала властью засосать его внутрь себя. Роберту пришлось напрячь мышцы: шар стремился поглотить его тело. Роберт рванулся прочь, и неожиданно шар в его руках начал накаляться, все сильнее и сильнее, пока Роберт, зашипев, не уронил его на пол. Тело его автоматически отпрянуло прочь от шара.

– Кровь Серинлета! Оно... оно живое!

Роберт снова потянулся к шару, готовый противостоять ему, но шар стал холодным. Роберт завернул шар и собрался убрать в седельную сумку, но, потянувшись за ней, обнаружил нечто странное: рана его больше не болела. Постоянная тупая боль, которая давно уже не оставляла его, исчезла. Роберт осторожно ощупал бок. Да, при нажатии рана болела, но двигаться он мог свободно.

Удивленно покачав головой, Роберт опять завернулся в одеяло. Может быть, теперь ему удастся уснуть.

А может быть, ему предстоит всю ночь, лежа без сна, решать ужасную загадку: каким образом шар избавил его от боли, когда обычно этого удавалось добиться лишь с помощью снадобья.

– Но, Мика, это же бессмысленно! – Эндрю почти развернулся в седле, разгоряченный спором. – С какой стати ему делать подобные вещи, зная, что все равно ничего не выйдет?

– Ничуть не бессмысленно, – спокойно отвечал Мика, не сводя глаз с дороги и выбирая места, где снег был бы не таким глубоким и лошади не скользили бы. – И «ничего не выйдет» к делу отношения не имеет. Ему достаточно было просто посеять сомнение.

– Значит, герцог Роберт велел своим людям в Шан Моссе развесить простыни и колокольчики, чтобы лес казался населенным нечистой силой? Но ведь наверняка кто-то заметил, что это все подделка?

Мика не мог сдержать улыбки. Да, идея была занятная...

– Не сомневаюсь, что многие в армии Селара не увидели в простынях и колокольчиках ничего, кроме простыней и колокольчиков. Однако нашлись и такие, кто поверил, что лес полон колдунов, призраков и прочей нечисти. Отец Годфри доносил, что той ночью от Селара сбежали сотни воинов. В результате на следующий день у войска герцога оказалось на несколько сотен меньше противников.

Эндрю некоторое время молчал. Мика ждал следующего вопроса, зная, что каждый раз, когда разговор заходит о Роберте, удовлетворить любопытство мальчика невозможно. Однако на этот раз в расспросах Эндрю был какой-то скрытый смысл, что-то, заставившее его начать расспросы сразу же, как они встретились с Микой и двинулись на юг, отослав воинов в Мейтленд.

– В чем дело, милорд? – тихо спросил Мика. – Что-нибудь случилось при дворе?

Эндрю виновато посмотрел на Мику, но быстро взял себя в руки.

– Да нет... Я хочу сказать, случилось все то же, что и обычно. Когда выяснилось, что больше ничего говорить Эндрю не собирается, Мика решил проявить настойчивость, справедливо полагая, что знать все ему следует как в собственных интересах, так и в интересах подопечного.

– У вас возникли разногласия с друзьями? Эндрю пожал плечами и сухо рассмеялся.

– Не так уж у меня много друзей при дворе, Мика. Я кузен Кенрика. Моего отца все в стране ненавидели. С какой стати кто-нибудь пожелает становиться моим другом?

– Ну, от вас не зависит, к какой семье вы принадлежите. Это понятно любому разумному человеку. Есть же те, кто хорошо вас знает.

Мика оборвал фразу. Выражение лица Эндрю было красноречивее любых слов. Мика сразу вспомнил, каково было Роберту при дворе Селара, вспомнил все интриги и наговоры вельмож, ни перед чем не останавливающихся ради власти и влияния. Одним из таких был Вогн, и в результате, в конце концов, Роберт впал в немилость.

– Расскажи мне кое о чем, Мика. Мика посмотрел на своего воспитанника.

– Если смогу.

– Ты считаешь моего отца дурным человеком? – Необходимость ответить на такой вопрос чуть не вызвала у Мики смех, но он быстро подавил такое желание и сосредоточился на воспоминаниях о Тьеже Ичерне, человеке, который женился на Дженн. – Ну так что?

Эндрю смотрел на Мику с некоторым страхом, но также, пожалуй, с потребностью в подтверждении какой-то своей мысли. Мика понимал, что от него требуется величайшая осторожность, иначе вред может оказаться непоправимым.

Однако и забыть о том, как Ичерн избивал Дженн, как чуть не убил ее собственными руками, Мика не ми.

– Не знаю, был ли он дурным человеком. Я виделся с ним всего несколько месяцев после свадьбы вашей матушки, еще до вашего рождения. Я делал все, что мог, чтобы не попадаться ему на глаза.

– Он тебя не жаловал, верно? – Да.

– И ты тоже его не любил?

Мика медленно покачал головой.

– Да.

Эндрю отвел глаза и стал смотреть вдаль, где равнина постепенно переходила в холмы.

– Я его почти не помню, – наконец прошептал Эндрю.

– И это вас тревожит?

– Если люди ненавидят меня потому, что я его сын, мне кажется, я должен знать, в чем причина.

В тоне Эндрю проскользнула резкая нотка, хотя говорил он, как всегда, мягко. Мика нахмурился, но не удержался от вопроса:

– Вы помните ночь, когда погиб ваш отец?

Лицо Эндрю залилось краской; все еще отводя глаза, он решительно заявил:

– Нет, Мика, не помню.

Окончательность ответа глубоко встревожила Мику, хотя он и понимал, что предотвратить возможные неприятности не в его власти.

Первое, что заметил Роберт, проснувшись, была тишина: ветер улегся. Поднявшись со своего жесткого ложа и выглянув в дверь амбара, он обнаружил, что снегопад прекратился и даже светит неяркое солнце.

Роберт поспешно собрал свои вещи и оседлал коня руками, которые от холода плохо его слушались. Выспаться ему не удалось. Всю ночь его преследовало беспокойство из-за шара, да к тому же и выехать ему не терпелось, хотелось наверстать потерянное время.

Ведя коня в поводу, Роберт приоткрыл дверь достаточно, чтобы выбраться на холодный воздух, однако, повернувшись, чтобы закрыть створку, обнаружил, что больше не один.

Роберт лишь краем глаза заметил какое-то движение; повод у него отобрали, а самого прижали лицом к стене; что-то твердое и острое уперлось ему в спину. Умелые руки обшарили его, вытащили меч из ножен и кинжал из-за голенища сапога. Потом неожиданно Роберт почувствовал, что свободен. После мгновения тишины раздались слова:

– Вы можете повернуться. – Голос, произнесший их, отличался от любого другого: в нем звучала абсолютная властность.

Роберт повернулся. Амбар стоял на склоне холма, от буйства непогоды его защищала древесная поросль на вершине. С другой стороны тянулось покрытое снегом поле, уходившее в туманную даль.

Слева от Роберта оказалась дюжина воинов, один из которых держал его коня, а другой – меч и кинжал. Они следили за Робертом, как за прокаженным, и старались держаться на расстоянии. Однако все внимание Роберта сосредоточилось на стоящем перед ним человеке. Он смотрел на Роберта со странной смесью опаски и любопытства. Одежда его была великолепного качества, но строгой и неяркой. Седые коротко остриженные волосы, сутулое худое тело могли принадлежать старику лет шестидесяти. На левой щеке виднелись отметины, оставленные какой-то давней болезнью, веко одного глаза полностью не поднималось, но тонкие подвижные брови делали лицо выразительным.

Роберту оно показалось странно знакомым.

– Мне доложили, что вы можете выбрать эту дорогу, – начал человек. Солдаты у него за спиной неловко переминались с ноги на ногу. – Мне также говорили, что попытка найти вас – глупость. И тем не менее вы передо мной. Должен добавить, – человек слегка повернул голову, указывая на свой отряд, – что меня предостерегали, что я рискую жизнью, что даже лишившись меча, вы останетесь смертельно опасны. Так скажите: убьете ли вы меня, как убили моего брата?

– Вашего брата? – хмурясь, переспросил Роберт. Он не убивал ничьего брата с тех пор как... – Клянусь богами! Тирон! – Роберт низко склонился перед королем Майенны; шок пробежал ознобом по его спине. Когда он выпрямился, оказалось, что солдат поблизости нет, а Тирон рассматривает его с искренним интересом.

– Простите меня, сир, – пробормотал Роберт. – Я вас не узнал.

– Значит, мы с Селаром с возрастом утратили сходство? – Тирон жестом морщинистой руки отмахнулся от извинений. – Впрочем, значения это не имеет. В детстве он был белокур, а я темноволос, он был высок, а я – нет. Я никогда не старался подражать его привычкам. Не могу сказать, будто разочарован тем, что вы меня сразу не узнали.

Как теперь видел Роберт, сходство между братьями, несомненно, имелось, но от неожиданности он все еще не собрался с мыслями. Что делает здесь тайно прибывший Тирон? Или за ним следует войско? Не могли же отношения между Майенной и Люсарой так быстро испортиться!

– Вы удивлены, что видите меня.

Роберт кивнул, доставая перчатки из-за пояса.

– Конечно, сир. В своих письмах вы никогда не упоминали, что можете появиться лично. И я согласен с вашими людьми: вы пошли на огромный риск, приехав сюда. – Роберт натянул перчатки на закоченевшие руки. – Почему вы так поступили?

Тирон ответил ему твердым взглядом.

– Я решил, что пора нам встретиться. Пора мне увидеть вас самому, раз уж я так на вас полагаюсь. – Тирон пожал плечами. – А еще я хотел своими глазами взглянуть на колдуна.

Роберт слушал его, не веря ни единому слову.

– Теперь вы видели меня, сир. Мы встретились. Стоил ли того риск?

Взгляд Тирона стал жестким.

– Чего вы ждете? Или вы хотели, чтобы я явился сюда и сам задал вам этот вопрос? Вам это было нужно, прежде чем вы наконец начнете действовать? Клянусь кровью Серинлета, Данлорн! Что еще должен я совершить, что все мы должны совершить, чтобы вы выступили против моего племянника?

Роберт снова нахмурил брови.

– Разве что-то изменилось?

– Скажите мне, когда вы планируете выступить.

– Нет, – подняв руку, чтобы смягчить свой ответ, Роберт сделал шаг вперед. – Простите меня, сир, но вы же знаете, что этого я не могу сказать.

– Почему? Как могу я чем-то угрожать вашим планам, а? – Тирон покачал головой и отвел глаза, с трудом сдерживая гнев. – Вы испытываете мое терпение своими уклончивыми ответами, своими загадками и бесконечными призывами верить вам.

– Разве я до сих пор чем-то вас подвел? – Роберт затаил дыхание. Так много зависит от доброго отношения этого человека! Если Люсара хочет выжить, ей нужно сохранять мир с Майенной. До сих пор Тирон был готов сотрудничать с ним, не посылать свое войско через границу и не реагировать слишком поспешно на провокации. – Сир, если что-то изменилось, вы должны сказать мне об этом, чтобы я...

– Скажите, – ровным голосом, глядя на раскинувшуюся внизу долину, спросил Тирон, – что вы знаете о моем племяннике?

– В каком отношении? – Роберт прогнал воспоминания о недавней встрече с Кенриком и об ужасной судьбе, которая чуть не постигла Хелен.

– В отношении его женитьбы на моей дочери.

– Что! – Роберт выдохнул это слово с таким ужасом, что Тирон сразу перевел на него взгляд. В глазах короля промелькнул страх, который он поспешно постарался скрыть. – Вы не можете говорить серьезно! Вы хотите дать согласие на брак Оливии с Кенриком? Но...

– Вы уклоняетесь от ответа! – рявкнул Тирон. – Я уже потерял двоих сыновей и совсем не хочу потерять последнего! Если я позволю Кенрику заполучить Оливию, я, по крайней мере, смогу надеяться, что мой единственный оставшийся в живых сын доживет до совершеннолетия!

– Вы обречете его на смерть, Тирон, вы знаете это не хуже меня! Кенрик мечтает о Майенне, как мечтал ваш брат, только молодой хищник достаточно умен, чтобы постараться получить ее ценой всего трех жизней, а не тысяч. Не можете же вы думать о том, чтобы отказаться от нашего договора!

– Так вы намерены вскоре выступить? – Да!

– Когда?

Роберт сжал губы: большего он сказать не мог.

Тирон молча посмотрел на него, потом медленно кивнул.

– Хорошо. У вас есть три месяца. Если к тому времени вы не предпримете недвусмысленных действий, я приму свои меры. Отдам ли я вашему королю свою дочь или предпочту захватить Люсару, будет зависеть исключительно от вас.

– Каким образом? – в ужасе прошептал Роберт.

– Или вы уничтожите угрозу моей семье и моей стране, или это сделаю я. Выбор за вами. Но предупреждаю: я желаю видеть доказательства того, что это вам под силу. – Тирон помолчал и тихо добавил: – В тот день, когда будет убит мой сын, я объявлю войну Люсаре, и никакие ваши мольбы на этот раз меня не остановят. Я ясно выразился?

– Да, сир. – Роберт ничего больше не мог сказать. Его заверения не вернут этому человеку двоих погибших сыновей. – Но умоляю вас: не начинайте вторжения.

– Вы? Умоляете? Роберт поднял голову.

– Моя страна может казаться вам слабой и беззащитной, но народ не забыл, кто дал Селару войско для завоевания Люсары. Вы можете накликать большее бедствие, чем то, которое хотите предотвратить.

Глаза Тирона сузились.

– Вы осмеливаетесь угрожать?

– Это не угроза, сир. – Роберт закутался в плащ, собираясь уйти. – Я знаю свой народ. Все, что нужно, чтобы воспламенить его дух, – появление завоевателя; в этом случае кровопролитие будет гораздо ужаснее того, что мог вызвать ваш брат. Если вы цените мир, не повторяйте его ошибки. – Когда Тирон ничего не ответил, Роберт низко поклонился. – Я надеюсь, что ваше путешествие домой будет безопасным. Прощайте, сир. – С этими словами Роберт повернулся и двинулся вокруг амбара: он знал, что где-то там ждут солдаты с его конем.

Три месяца, или разразится беда. Из огня да в полымя... Что ж, по крайней мере выбора теперь у него нет.