Текст книги "Несчастья невских берегов. Из истории петербургских наводнений"

Михаил Александрович получил основательное домашнее образование, продолжил его в морском корпусе, а затем и в Морской академии. Приверженность к флоту привела его к гидрометеорологии, к необходимости изучать атмосферу и море. Двадцатипятилетний флота лейтенант Рыкачев командируется Морским министерством в развитые европейские страны для изучения их гидрометеорологического опыта. Это очень помогло ему в ГФО во все времена с конца 1860-х и до порога Первой мировой войны. Вступив в должность директора, Рыкачев через Государственный Совет существенно улучшил состояние обсерватории, добился выделения немалых средств, расширения штатов с 40 до 220 человек. Его деятельность одобрили П.А. Столыпин и Государственная дума, принявшая в 1912 г. специальный закон о Главной (Николаевской) физической обсерватории. Но основным занятием Михаила Александровича всегда была наука. Его перу принадлежат около 300 работ, из которых отметим исследования о путях циклонов, определяющих погоду в России и, в частности, вызывающих наводнения в Петербурге. Во время войны он, будучи на пенсии, консультировал военных гидрометеорологов, делился опытом подъемов на воздушных шарах и своими знаниями о погодных и морских явлениях.

Новые времена, вскоре наступившие в России, генерал и академик Рыкачев встретил без одобрения. Он скончался 1 апреля 1919 г. и похоронен на петербургском Смоленском кладбище. Здесь же покоятся его жена Евгения Андреевна Рыкачева-Достоевская (племянница писателя) и дочь…

Особое место в истории отечественной метеорологии занимает Александр Иванович Воейков (1842—1916). Его имя носит Главная геофизическая обсерватория, оно присвоено ей в 1949 г. к 100-летию основания. Но сам он здесь не служил и вообще не занимал никаких административных должностей. Происходил из старинного дворянского рода, получил образование в немецком Геттингенском университете. Вернувшись в 1865 г. в Россию, вступил в Русское географическое общество (РГО), основанное в 1845 г., где активно сотрудничал в метеорологической комиссии. Основным занятием Воейкова было обобщение сведений о погоде в различных районах земного шара, то есть изучение климата. При этом он неустанно путешествовал, побывал буквально повсюду, в большинстве стран и континентов. Наряду с широким подходом к метеорологии, много внимания уделял постановке измерений и наблюдений. По мере накопления фактического материала Воейков публиковал этюды и очерки о характере погоды и климата в России и Европе, в Индии и Японии, в лесах Амазонки и на вулканических плато Мексики. В 1870-х публикует исследования «Атмосферная циркуляция», «Ветры земного шара», «Метеорология в России». Наконец, в 1884 г. выходит главный труд Александра Ивановича – «Климаты земного шара, в особенности России»: 640 страниц текста, 10 карт, 14 таблиц. За эту работу автора удостоили высшей награды РГО – Константиновской золотой медали. Воейкова признали основателем научной климатологии и выдающимся географом. В последующие годы он исследовал проблемы взаимодействия человека и природы: о влиянии лесов на климат, о жизни рек и озер (ввел образное определение: «реки – продукт климата»), о снежном покрове, о связи климата, сельского хозяйства и экономики в целом. Воейков писал: «Считаю необходимым особенно оттенить противоположность между злоупотреблением и разумным пользованием силами природы. Истинная культура в том и состоит, чтобы путем временных ограничений, трудов и усилий достигать блага в будущем, если не всегда для себя, то хотя бы для подрастающих поколений».

А.И. Воейков.

Наблюдая погоду на станциях, метеорологи обнаружили, что она различна не только по пространству и времени, но и по высоте. Земная поверхность, разнообразная по ландшафтам – таежным, степным, пустынным, влияет на погоду. Даже горы как показали наблюдения, возмущают воздушные потоки. Метеорологи обратились к изучению атмосферных явлений на высотах, свободных от непосредственного воздействия Земли. Возникли новые трудности: как проникнуть ввысь, что и как там наблюдать, какими средствами и приборами. Прибегали к различным приемам, на первый взгляд, забавным: к воздушным шарам и воздушным змеям. С их помощью поднимали на высоту приспособления для определения свойств воздуха, его состава, особенностей движения. «Игрушечные» методы оказались вполне серьезными. В конце XVIII – начале XIX вв. удалось измерить основные характеристики атмосферы до высот 3-5 км. В России первые измерения температуры воздуха верхних слоев были получены в 1804 г. Воздушные шары над морем выпускали в 1806 г. во время первого кругосветного похода русских под командованием Ивана Крузенштерна.

Д.И. Менделеев.

Вскоре обнаружилась близость интересов метеорологов и воздухоплавателей. Технические средства для освоения воздушного пространства развивались стремительно, поскольку открылись их возможности для военного применения. Метеорологам лишь оставалось не упустить хотя бы часть этих возможностей. Трудно сказать, как сложились бы исследования высотной метеорологии, если ими не занялся бы гениальный естествоиспытатель Дмитрий Иванович Менделеев (1834—1907), которого почему-то считают только химиком. Он говорил о себе: «Сам удивляюсь, чего я только не делывал на своей жизни. И сделано, я думаю, недурно…». Действительно, помимо химии, его можно считать основателем российской метрологии (организовал и возглавил Палату мер и весов), участвовал в проектировании первого русского ледокола «Ермак», изучал нефтяные месторождения, выяснял состав бездымного пороха, увлекался на досуге изготовлением чемоданов и гордился признанием их качества. В специальной работе «О соединении спирта с водой» доказал, что лучшее соотношение для этой смеси (элементарной водки) – 40% спирта: 60% воды.

Менделеев живо интересовался метеорологией, особенно отечественной. Его не удовлетворяло ее состояние во второй половине ХIХ в. Он предложил применение барометра – прибора для измерения атмосферного давления – для определения высот местности и усовершенствовал этот прибор. Менделеева по праву можно считать основателем русской аэрологии – науки о верхних слоях атмосферы. Он организовал постройку аэростата для свободных полетов. Кстати – на средства, вырученные от книги «Материалы для суждения о спиритизме», в которой подчеркивал значение метеорологии в борьбе с суевериями и, в частности, отмечал: «Многим кажется, что погода есть результат каких-то неуловимых сплетений. Это оттого, что научные знания о погоде невелики… Меня заняла мысль постичь зоны наслоения воздуха при нормальном состоянии атмосферы. Я временно оставил другие занятия и стал изучать аэростатику». В 1876 г. Дмитрий Иванович предложил конструкцию закрытой кабины для аэростата – гондолы, пригодной к полету человека.

Общение с авиатором А.Ф. Можайским, аэродинамиком Н.Е. Жуковским, метеорологом М.А. Рыкачевым, пионером освоения космоса К.Э. Циолковским укрепляло Менделеева в стремлении изучать атмосферу. В 1880 г. при его активном участии был учрежден воздухоплавательный отдел Русского технического общества, начавшего вскоре издавать журнал «Воздухоплавание и исследование атмосферы». 7 (19) августа 1887 г. Дмитрий Иванович совершил одиночный полет (в возрасте 53 лет!) на аэростате «Русский». За стартом наблюдали зрители и журналисты, среди которых был известный Владимир Гиляровский, зарисовки исполнял Илья Репин. Достигнув высоты 3500 м и преодолев около 100 км, Менделеев выполнил ценные наблюдения солнечного затмения и собственными приборами измерил метеорологические характеристики. В статье «Воздушный полет из Клина во время затмения» он подробно излагал результаты, свои впечатления и размышления: «О нас, ученых, говорят, что практическим делом мы не владеем. Мне хотелось демонстрировать, что такое мнение несправедливо к естествоиспытателям… В верхних слоях атмосферы надобно искать зародыш всех погодных изменений… Полет – примечательное приключение в моей жизни. Если он послужил бы возбуждению интереса к метеорологическим наблюдениям с аэростатов внутри России, если бы он увеличил общую уверенность, что летать на аэростате можно, тогда бы я не напрасно летал по воздуху… Отчего науки не имеют достаточно средств для выполнения своих мирных целей? Отчего даже в мирное время все средства имеются для войны?». Спустя ровно 20 лет Менделеева не стало, через 30 имперская Россия превратилась в советскую, но и теперь, через 100 дет после кончины Дмитрия Ивановича, на новом повороте истории, его проницательные слова и вопросы звучат злободневно. За полет на «Русском» Д.И. Менделеев получил медаль Французской Академии аэронавтики.

Гениальность Менделеева подтверждается и его проницательностью. Он предвидел, что воздушные шары и змеи, аэростаты и дирижабли не устоят против быстро развивающейся авиации. В конце XIX в. в воздухе – не атмосферном, а политическом – явственно пахло порохом, а в начале XX в. локальные войны (англо-бурская, русско-японская) быстро повлекли мировую. Авиация стала новым мощнейшим средством борьбы с противником, как на фронте, так и в тылу, где уничтожались не только военные объекты, но и мирное население. Казалось, военное безумие не оставило места человеческому разуму. Но молох войны действовал изощреннее и беспощаднее – он подчинил науку себе. Авиация не только бомбила, но и наблюдала атмосферу. Прежде всего для своих целей, но поневоле пополнялись и метеорологические знания.

К середине Первой мировой уже действовали специальные самолеты, наблюдавшие погоду, и довольно отчетливо сформировался новый раздел метеорологии – военный. Поскольку безбрежный безграничный воздушный океан воюющие стороны разделили на «свои» и «чужие» пространства, а любое слово о погоде стало сугубо секретным, военная метеорология изыскивала способы преодоления искусственных трудностей. Самолеты-разведчики, корабли-шпионы, разные лазутчики, подкупленные жители по крупицам собирали метеоинформацию. Синоптики изощрялись в прогнозировании погоды без сведений с соседней вражеской стороны. Особенно трудно приходилось российским синоптикам: ведь к нам погода приходит преимущественно с запада, где находился противник. Придумали методы составления прогнозов «по обрезанной синоптической карте», то есть только с собственными данными. Одним словом, война, нарушив нормальное развитие метеорологии, в чем-то и способствовала ему.

Б.Б. Голицын.

В истории метеорологического центра России – Главной физической обсерватории (с 1924 г. и до настоящего времени – геофизической) был период, когда во главе стояли крупные ученые, но не метеорологи. Речь пойдет о Борисе Борисовиче Голицыне (1862—1916) и Алексее Николаевиче Крылове (1863—1945). Оба академики, первый сейсмолог, другой – кораблестроитель. Оба пришли в метеорологию при смене времен и поколений, при поворотах истории, когда требовались значительные усилия и для сохранения лучших традиций, и для перехода к новым задачам. В 1912 г. Государственный Совет утвердил новый устав ГФО, согласно которому улучшались ее финансовое положение и оснащение, открывались новые возможности. Так совпало, что к этому времени заканчивалась эпоха Михаила Александровича Рыкачева, оставившего пост директора в начале 1913 г. и представившего своим преемником Голицына. В мае того же года Академия наук избрала Бориса Борисовича директором ГФО, а в июле он вступил в эту должность. Начал с доклада в Государственной думе, доказывая, что метеорология требует реорганизации, роста кредитов и свободного распоряжения ими. По докладу Голицына приняли решение создать новое положение о гидрометеорологической службе, предусматривавшее сочетание опытно-наблюдательских и теоретико-методических направлений. До начала Первой мировой удалось заметно обновить состав обсерватории, привлечь физиков, математиков, инженеров. Вопреки российским законам Голицын открыл дорогу в науку женщинам, в основном выпускницам Высших Бестужевских курсов. В войну он стал одним из первых организаторов военной метеорологии. Развивающаяся авиация, морской флот, дальнобойная артиллерия да и любой род войск крайне нуждались в метеорологическом обеспечении. Мирное предназначение метеорологии пришлось, к сожалению, отодвинуть на второй план… Плодотворная деятельность Б.Б. Голицына прервалась преждевременной кончиной в мае 1916 г.

А.Н. Крылов.

Алексей Николаевич Крылов стал во главе ГФО, в отличие от всех других директоров, в значительной мере случайно. Устав обсерватории предусматривал, что в военное время директор должен быть не только академиком, но и генералом. Носителей столь высоких званий в одном лице во второй половине 1916 г. было только двое. Крылов вовсе не желал метеорологической деятельности, но вынужден был подчиниться. Об истории своего назначения он подробно и с юмором рассказал в книге «Мои воспоминания». многократно издававшейся. Что же касается его работы в ГФО, то она также изложена в той же книге и в ряде воспоминаний других ученых. Как и все, к чему был причастен Крылов, эта работа была активной и плодотворной, а порой резкой и нелицеприятной. Считая добросовестную повседневную работу делом обычным и нормальным, Алексей Николаевич обратил внимание на упущения и пытался решительно расправиться с ними. Он быстро вник во все стороны деятельности ГФО – от существа метеорологических методик до состояния помещений на 23-й линии Васильевского острова, пришедших за 70 лет использования в изрядную негодность. Используя свой непререкаемый авторитет, а иногда и крепкие выражения, Крылов быстро добился в начальственных кабинетах улучшения материально-хозяйственного положения обсерватории. Не опускаясь до мелкой опеки, Алексей Николаевич отметил случаи нарушения дисциплины и недостаточной активности некоторых сотрудников, особенно морских офицеров, прикомандированных к ГФО. Он откровенно, порой грубовато, языком «сугубо боцманским» высмеивал их, не считаясь с прошлыми заслугами и дворянскими званиями. В феврале 1917 г. Крылов, в связи с неотложными делами в судостроении и, в частности, с трагической гибелью в Севастополе линкора «Императрица Мария», подал прошение об отставке. «…Я не могу дальше здесь оставаться. Мне надо быть в Морском техническом комитете». И тут же: «Есть две группы наблюдательных наук, именуемых точными – астрономия, физика, химия, и есть другая – белая и черная магия, астрология, графология, хиромантия. К этой другой группе принадлежит и метеорология…». Это высказывание часто цитируют и настроенные к себе иронично метеорологи, а еще чаще все иные, не вникающие в ее суть потребители.

Между тем достоверно известно, что Алексей Николаевич до конца дней интересовался атмосферными вопросами, следил за работой ГГО и, ознакомившись с новыми исследованиями, признал: «…теперь положение иное и метеорология стала полноправной точной наукой». Уход Крылова из обсерватории совпал с началом революции. Наступал период разрухи и неразберихи. ГФО стали руководить разные комиссии, директоров стали выбирать на собраниях, потом назначать… Здесь уместно заметить, что в наше неспокойное время гидрометеорология полностью остается на научных позициях, на позициях теории, опыта, эксперимента. А вот астрология, графология, хиромантия и прочие оккультные занятия довольно прочно вошли в обиход и даже предлагаются к практическому использованию. Метеорология, как и любая наука, ничего и никого не отметает с порога и готова к корректной проверке своих и других результатов. Имеющиеся данные говорят о несомненном преимуществе научных подходов и методов…

Кроме выдающихся ученых, работавших в метеорологическом центре России – организаторов, теоретиков, всесторонних специалистов – были и более скромные, не столь известные личности, но оставившие в свое время заметный след в развитии метеорологии. Среди них – Сергей Дмитриевич Грибоедов. Он пришел в ГФО в 1894 г. по окончании Московского университета и почти сразу стал ее ведущим сотрудником. Почти 20 лет Грибоедов руководил одним из самых ответственных подразделений – отделом ежедневного бюллетеня погоды, само название которого говорит о систематической оперативной работе по составлению прогнозов. Грибоедова характеризуют как синоптика по призванию, сочетавшего основательное образование и глубокие знания с чувством предмета и тонкой интуицией. Он разработал метод прогноза петербургских наводнений, существенная часть которого до сих пор используется на практике. Особо опасное наводнение 4 (16) ноября 1897 г. высотой 242 см, 25-е «по ранжиру» в истории города, было предсказано с заблаговременностью около суток с достаточной точностью. Бюллетень предсказывал также сильные бури на Балтике и на Ладожском и Онежском озерах. Штормовые предупреждения оправдались, и были приняты различные меры для сокращения ущерба, как в городе, так и на водоемах. Грибоедов занимался также изучением и прогнозами метелей, зимнего режима рек, засухами и затяжными дождями на территории Европейской России. В 1909 г. Сергей Дмитриевич представил съезду метеорологов проект преобразования службы предсказаний погоды для нужд сельского хозяйства, предлагал ряд технических новшеств организационных мер, включая повышение оплаты труда синоптикам в связи с «весьма ответственным и крайне неблагоприятным для здоровья характером службы, требующим частого и сильного нервного напряжения».

С.Д. Грибоедов был популяризатором метеорологических знаний, выступал с лекциями, печатался в газетах и журналах. Недавно стало известно о его общественной деятельности: в 1907 г. он баллотировался кандидатом в Государственную думу и хотя избран не был, но в большинстве районов Петербурга занимал на выборах места от второго до четвертого. Поддерживал недовольных недостаточно активной работой депутатов: «Стыдно получать по красненькой в день и заниматься по 8 часов в неделю. Живут политики очень недурно, на барскую ногу. Отсидят четыре часика и – домой. Председатель в имение, Гучков в Москву, в банк. Им Дума – забава. Так нельзя!».

В начале 1910-х гг. Грибоедов выступил с долгосрочными прогнозами для сельского хозяйства. Здесь его постигла неудача. Результаты отразились на ценах на зерно, затронув интересы хлеботорговцев. Комиссия экспертов отрицательно отозвалась о работе Грибоедова. Его перевели во Владивосток для организации метеорологической сети. Он справился с этой задачей, пробыл там до конца Гражданской войны, занимаясь исследованиями погоды Сибири и Дальнего Востока. С начала 1920 гг. следы Грибоедова теряются в манчжурской эмиграции.

Сергей Дмитриевич отличался яркой индивидуальностью, справедливой требовательностью, романтическим отношением к профессии. Прямота, новаторство, независимость суждений вызывали недовольство начальства и недоброжелательность некоторых коллег. Зато ему удалось создать школу молодых синоптиков-прогнозистов, активно проявивших себя в бурные 1920-е гг., уже в советское время. В Ленинградском бюро погоды еще долго применялись методы прогнозов «по Грибоедову», а некоторые элементы этих методов используются и теперь.

Состояние метеорологии при советской власти вполне можно выделить в самостоятельный этап. Новому государству после революции, мировой и Гражданской войн досталось тяжелое наследство. В 1920 г. ГФО получала сведения о погоде менее чем с трехсот станций, тогда как к началу 1914 г. их число составляло 2886. Ограничилась или вовсе прекратилась работа многих отделов обсерватории: штормовых предостережений, ежедневного бюллетеня погоды, морской метеорологии. С 1918 г. перестали издавать ежегодные подробные «Летописи ГФО» – отчеты о деятельности обсерватории. В конце 1920-х отмечалось: «Многие сотрудники стали спасаться в другие города, оставшиеся искали способы сохранить себя и свои семейства от голода, холода и болезней. Масса времени уходила на исполнение разнообразных повинностей, на всякие явки и отметки, что сводило на нет научную работу». В 1921 г. вышел декрет за подписью В.И. Ленина «Об организации метеорологической службы в РСФСР», где, в частности, указывалось, что «сведения о погоде необходимо передавать по телеграфу в порядке боевых заданий вне всякой очереди». Этот декрет с начала 1960-х стали считать основным в организации советской метеорологии. В действительности же благие цели достигнуты не были.

В упомянутом отчете подчеркивалось: «Закон 21-го года должен был направить метеорологическое дело. Но его условия не были удовлетворены правительством из-за отсутствия средств. Закон, лишенный материальной опоры, повис в воздухе…».

Однако метеорологическая наука и практика продолжались вопреки всем испытаниям. И прежде всего благодаря сознанию долга, вере, энтузиазму ученых, наблюдателей, ведущих специалистов и организаторов. Несколько странно даже, что в военные и революционные годы в русской метеорологии, особенно в Главной физической обсерватории, сохранились замечательные люди, продолжавшие свое дело и в советское время. Тогда сложилась блестящая школа теоретиков, приложивших глубокие физико-математические знания к атмосферным явлениям. В каком-то отношении они находились в выгодном положении: им не требовались дорогие приборы и оборудование, опытные базы и экспедиции. Только перо, бумага (впрочем, даже этого не хватало…) и таланты, плодами которых всегда будут пользоваться новые поколения метеорологов. Тогда образовался своеобразный коллектив из женщин, воспитанных на знаменитых бестужевских курсах и избравших метеорологию своей специальностью. Они удивляли добросовестностью и широтой интересов. Тогда проявили себя новые организаторы и руководители, умело сочетавшие старые традиции с новыми задачами. Обо всех этих людях и каждом из них немало сказано, но многое умалчивалось и до сих пор остается неизвестным. Вспомним только некоторых, в чьих судьбах отразилась та высокая и трагическая эпоха истории нашей страны.

Первые годы Советской власти отличались изрядной неразберихой во всех областях хозяйства, науки и техники. Проводились всяческие реформирования, объединения, разделения, переименования. С метеорологией вообще не знали, как поступать, к какому ведомству ее отнести: ведь погода нужна всем и в то же время не вполне ясно, кому конкретно. Требовались большие знания, крепкая воля, сильный характер, чтобы доказывать наркомам, комиссарам, разным уполномоченным, что сведения о погоде имеют непреходящее значение и для всего народного хозяйства и сами по себе.

Такой личностью оказался Алексей Феодосьевич Вангенгейм – первый руководитель Гидрометеорологического комитета при Совете Народных Комиссаров СССР. Он с детства интересовался погодой, так как родился (в 1881 г.) и рос в семье черниговского помещика, рачительного хозяина, основавшего в своем поместье опытную метеостанцию с целью повышения культуры земледелия. Получил двойное образование – физика-математика в Московском университете и агрометеоролога в Московском сельскохозяйственном институте (в Тимирязевской академии). До Первой мировой успел потрудиться синоптиком, доказав, что для сельского хозяйства важно объединить знания о погоде и о реках как источниках орошения. Показателем полноводности Волги и других рек Европейской России Вангенгейм считал уровень воды в Каспийском море и его работа на эту тему и сейчас представляет интерес. В 1914—1917 гг. был военным метеорологом. С 1920-го исследовал вопросы долгосрочных прогнозов в ГФО, где проявил не только научные способности, но и склонность к организационной работе.

В 1924 г. Алексея Феодосьевича перевели в аппарат Главнауки (был такой то ли комитет, то ли управление) Наркомата просвещения, где он занимался возрождением, упорядочением, планированием научной деятельности, оказанием материальной помощи ученым, восстановлением международных связей. Не порывал отношений с метеорологией. Доказывал, что страна нуждается в единой самостоятельной межведомственной службе, независимой от отдельных требований и указаний заинтересованных потребителей. Его усилия увенчались успехом: в 1929 г. был создан Гидрометеорологический комитет при Совнаркоме СССР, а Вангенгейм назначен его председателем. Однако административные игры не прекращались, и в 1931 г. комитет включили в Наркомат земледелия. Алексей Феодосьевич, вынужденный подчиниться, все же в отдельном распоряжении подчеркивал, что гидрометеорология должна оставаться на службе всех отраслей народного хозяйства. Он остался на своем посту, много сделал для укрепления Гидрометслужбы, ее оснащения, разработки единых методов наблюдений, сбора, передачи и хранения данных о погоде. Но непрекращавшиеся чистки под лозунгом вождя «кадры решают все» не обошли Вангенгейма. В 1936 г. его арестовали, в 1942 г. он умер в заключении, в 1956 г. посмертно реабилитирован. Подробности последних лет его жизни неизвестны.

Первые советские годы ознаменовались существенными достижениями в метеорологии, особенно в теоретических ее разделах. И это несмотря на голод, холод, эмиграцию и выдворение из страны многих ученых. Впрочем, теория имела преимущества: она требовала минимальных затрат и… талантливых исполнителей. Такими оказались Александр Александрович Фридман (1888—1925) и Николай Евграфович Кочин (1901—1944).

Александр Александрович Фридман был связан с ГФО (с 1924 г. – ГГО) всю свою творческую жизнь. К величайшему сожалению слишком короткую, всего 37 лет. Как пел Владимир Высоцкий: «…С меня при цифре 37 в момент слетает хмель». Вспоминаются Пушкин, Маяковский… Очень недолго – менее года – Фридман до своей кончины был директором ГГО.

Фридман родился в артистической семье. Его отец, тоже Александр Александрович, окончил балетную школу и консерваторию по классу Римского-Корсакова, был артистом императорского театра и капельмейстером лейб-гвардии придворного Преображенского полка. Мать, Людмила Игнатьевна Воячек, дочь композитора и дирижера, окончила консерваторию по классу рояля. Учился Фридман в престижной 2-й гимназии, закончив ее с золотой медалью. Приход Александра Александровича в метеорологию может показаться непонятным, поскольку с гимназических лет он отличался выдающимися математическими способностями и начинал трудовую деятельность преподавателем математики. Да и в наше время он больше известен как астрофизик-теоретик, автор «теории расширяющейся Вселенной», которая теперь доказана экспериментально и на которой основана современная космология. Из чистой математики, из решения дифференциальных уравнений, «на кончике пера» Фридман получил ошеломляющий результат: пространство Вселенной нестационарно, галактики, из которых она состоит, «разбегаются». А это значит, что Вселенная возникла «вдруг», что возможен ее конец.

Альберт Эйнштейн, открывший теорию относительности, счел вначале результат Фридмана ошибочным, но затем, признав свою неправоту, все же назвал этот результат «слишком ужасающим, чтобы принять его». Признание космогонической теории Фридмана состоялось, когда его уже не было в живых.

Александр Александрович сочетал в себе абстрактное математическое мышление с тягой к изучению природных явлений. Метеорология привлекала своей сложностью и наглядностью, возможностями приложения теории к непосредственным наблюдениям. Сохранилось заявление Фридмана на имя царя: «…желая поступить на службу Вашего Императорского Величества в должности физика сети аэрологических станций, всеподданейше прошу меня на означенную должность определить. К прошению, мною написанному, руку приложил 7 мая 1913 г. Жительство имею: Павловск, Средняя ул., дом 14». Прошение удовлетворили. Первый год работы в ГФО ушел на поиски метеорологических задач, решаемых математическими методами. Результаты были перспективны и для их закрепления Фридмана направили в Германию для стажировки у известных метеорологов-теоретиков.

А потом была война. Первая мировая, в самом начале которой Фридман снова круто и неожиданно для многих меняет свою судьбу. Он становится военным летчиком. В архиве ГГО хранится «Циркуляр № 24… Физик аэрологической обсерватории Александр Фридман зачислен в действующую армию добровольцем. Директор академик Б. Голицын». Более трех лет проводит на разных фронтах, в бурно развивающейся авиации. Летает разведчиком, наблюдателем, но чаще всего бомбит позиции противника. Награждается двумя Георгиевскими крестами и почетным Георгиевским оружием. Убеждается в необходимости метеорологии для авиации, теоретически решает задачу прицельного бомбометания, выводит уравнение падения бомбы, составляет таблицы сопротивления воздуха. В конце войны преподает в школе авиаторов, где читает курсы аэронавигации, прогнозов погоды, конструирования приборов.

Весной 1920 г. Фридман возвращается в Петроград, в ГФО и на преподавательскую работу. В 1922 г. издает книгу «Опыт гидромеханики сжимаемой жидкости», в которой уравнения движения преобразуются в «уравнение вихря», получившее имя Фридмана. В полной мере оно было оценено только через 30 лет, кода появились быстродействующие вычислительные машины и стало возможным выполнять прогнозы атмосферного давления на разных высотах и значительных пространствах. Александр Александрович был весьма озабочен неудачным предсказанием катастрофического наводнения 23 сентября 1924 г. в Ленинграде (380 см, до сих пор – второго по высоте в истории города) и сожалел, что его уравнения не могли быть реализованы из-за обилия вычислений. Таковы были интересы выдающегося ученого, простиравшиеся от частного атмосферного вихря до необозримых просторов Вселенной.[189]189
  Померанец К. С., Френкель В.Я. Об одной трудности в метеорологии. Забытое письмо Фридмана // Природа. 1992. № 5. С. 124—128.


[Закрыть]

Николай Евграфович Кочин поступил в ГФО в 1922 г. в математическое бюро на скромную должность вычислителя (вроде младшего техника…). А до того были обычная питерская начальная школа, перевод благодаря заметным, особенно математическим, способностям в гимназию, физмат университета, артиллерийская техническая школа, участие в подавлении кронштадтского «мятежа» – налаживал связь из Лисьего Носа со штурмовыми отрядами. Почти по Э. Багрицкому: «…нас бросала молодость на кронштадтский лед». Сохранилась выписка из отдела кадров ГФО: «Н.Е. Кочин нанят с 1 июля 1922 г. в 12-й разряд тарифной сетки… С 1 октября 1925 г. переведен в 14-й разряд. Жалование в месяц 33 рубля 81 копейка». А обед в рабочей столовой стоил около рубля… Работая в обсерватории, Кочин продолжал учебу в университете. Незаметного вычислителя не ограничивали прямыми обязанностями, и он, не без поддержки А. А. Фридмана, обратился к тайнам динамики атмосферы. Давно было замечено, что повседневная погода умеренных широт и петербургская, в частности, определяется чередованием циклонов и антициклонов – атмосферных вихрей. Преобразовав известные еще с XVIII в. уравнения движения жидкостей и газов, Кочин получил формулы для расчетов траекторий и скорости циклонов, а также других параметров. Результаты, опубликованные в 1923 г. в авторитетном немецком журнале, соответствовали наблюдениям, что означало возможность их применения в синоптической практике.