Текст книги "Министерство будущего"

43

Я секрет на службе у всех. Сначала вы должны сосчитать все мои блоки и перевести их в знаки, которые меня не характеризуют. Блоки и знаки скованы цепью; с помощью знака, который меня не характеризует, вы можете открыть и прочитать то, что я в себе заключаю. В обмен на меня люди предоставят вам свои обязательства; если злоумышленник похитит меня у вас, вы сумеете найти меня и сообщить всему миру, где меня прячут. Я начинался как бессловесная фраза, ключ от любого замка; теперь же, отперев все парадные двери, я стал ключом, который запирает черный ход, дабы злоумышленники не могли скрыться с места преступления. Я ничто, благодаря чему происходит все. Вы обо мне не знаете, не понимаете меня, и все же, если вы ищете справедливости, я помогу вам ее обрести. Я блокчейн, я криптография, я шифр. Используйте меня.

44

Самый старый лед находится ближе к центру Антарктиды, между Трансантарктическими горами и хребтом Гамбурцева. Горы Гамбурцева почти такие же высокие, как Альпы, но полностью укрыты льдом; их обнаружили во время облета с помощью радара подледного зондирования. Между этим недавно обнаруженным хребтом и Трансантарктическими горами пролегает плоская равнина; покрывающий долину лед, по мнению ученых, не уйдет из нее по меньшей мере еще пять тысяч лет. Лед в других частях континента сползет в море через несколько десятилетий. Козырное место.

Понятное дело, что эта точка максимальной секвестрации углерода в ледяном покрове находится далеко от побережья, полярный ледниковый щит в этом месте имеет толщину три километра, то есть возвышается на эту величину над морем, потому как скальное ложе ледника находится чуть ниже уровня океана. Перекачка сюда морской воды потребует очень больших затрат энергии. И много труб. Посчитайте сами и увидите: вариант безнадежный.

Тем не менее нашлись люди, пожелавшие рискнуть. Смельчаки эти, похоже, не дружат с арифметикой, зато при деньгах. Главным представителем этого любопытного народца был русский миллиардер из Кремниевой долины, которому идея полива Антарктиды морской водой показалась настолько оригинальной, что он решил профинансировать эксперимент. Когда речь заходит об Антарктиде, негоже воротить нос от любых спонсоров. Я, по крайней мере, никогда не воротил.

И вот, когда в Южном полушарии еще стояло лето, целая эскадрилья частных самолетов вылетела из южноафриканского Кейптауна, где в аэропорту есть отдельная стойка с надписью «АНТАРКТИДА» (блеск!). Мы высадились на шельфовом леднике Фильхнера, вдающемся в замерзшее море Уэдделла. Разгрузились и оборудовали поселок из юрт, домиков «Джеймсуэй» и палаток, выглядевших совсем крохотными на безбрежном ледяном поле. Такими они, собственно, и были. Даже поселки для туристов у возвышенности Пайонир-Хайтс и на берегу Принцессы Астрид больше нашего. Однако наше стойбище служило пунктом доставки растущего ассортимента специализированного оборудования. Кое-что для операции выделила «Транснефть», российская государственная трубопроводная корпорация. Самую крупную установку – гигантский насос – на берег шельфового ледника Фильхнера доставил и путем замысловатой процедуры сгрузил большущий российский ледокол. Водозаборные трубы продели сквозь морской лед, а магистральные подсоединили к насосу и проложили в глубь материка поперек ледника Фильхнера и шапки полярного льда, мимо южного полюса, к Куполу Аргус – высшей точке Восточного антарктического ледяного щита. Купол возвышался над окружающей территорией, отчего по энергетическому эквиваленту не уступал горам Гамбурцева.

Энергию для насоса и подогрева трубопровода, чтобы в нем не замерзала вода, поставлял снятый с подводной лодки ядерный реактор – подарок российского ВМФ. Если операцию удастся осуществить, объяснил миллиардер своим людям в России, то она превратится в одно из крупнейших начинаний на планете. Санкт-Петербург будет спасен от затопления. Тот факт, что для успеха операции потребуется энергия десяти тысяч лодочных ядерных реакторов, очевидно, предпочли не упоминать. Ну и что? Метод же надо проверить?

Таяние льда на всех континентах поднимало уровень океана на 5 миллиметров в год, что, казалось бы, не так страшно, если не вспоминать, что всего двадцать лет назад подъем составлял 3 миллиметра в год и темпы таяния все время росли. Если текущая скорость увеличится вдвое, вода начнет прибывать с такой быстротой, что затопит береговые районы по всему миру, и эта новая катастрофа еще больше усугубит и без того шаткую экологическую ситуацию.

Многие сетовали, что в случае заметного увеличения темпов повышения уровня мирового океана все попытки откачивать воду в Антарктиде и других местах окажутся пустой затеей. Если уровень начнет подниматься хотя бы по сантиметру в год – что запросто может случиться, ха-ха-ха, – то объем лишней воды будет равен кубу с площадью основания размером с территорию округа Колумбия и высотой в два Эвереста. Чтобы перекачать такую уйму воды, потребуется больше труб, чем было выпущено за всю историю человечества.

Оппоненты или по крайней мере наш миллиардер возражали: раз будущие темпы подъема уровня океана пока неизвестны, вариант заслуживает право на жизнь. Операция позволит сравнить реальные затраты с моделями, а также покажет, как ведет себя вода, выпущенная с высоты на полярную ледниковую шапку. Как далеко она разольется, насколько повлияет на уже существующий лед и так далее.

Когда к насосу подключили первую магистраль и начали перекачивать воду на юг, мы сели в вертушки и отправились на передовой рубеж операции. Длинный перелет, и так каждую неделю. Трубопровод внизу выглядел черной ниткой, прилипшей к белому полотну.

– Все равно что сосать океан через соломинку и выплевывать воду на берег, – сказал я.

– Верно, – ответил кто-то. – Но когда соломинок десять миллионов…

– Нет, – возразил я. – Дурацкое сравнение. И все же благодаря ему мы сейчас здесь и, возможно, извлечем кое-какие полезные выводы.

– Тогда не называй его дурацким!

– Больше не буду. Мой рот – могила. Вы ничего не слышали. А если слышали, то я говорил не всерьез.

– Ну ты и хитрожопый, Гриффен.

– Эй! Прекрасный день в Антарктиде. Чего вам еще надо? – сказал я.

45

Мэри вылетела в Сан-Франциско, где Федеральный резерв США организовал встречу с представителями других крупных центральных банков. В Базеле ежегодно проводилось собрание представителей всех центробанков под эгидой Банка международных расчетов, однако эти встречи носили лишь формальный характер. Насущные дела обсуждались в других местах, поэтому когда Федрезерв США приглашал на консультацию, своих представителей присылали все центральные банки. Так случилось и на этот раз. Глава Федрезерва приняла Мэри и выделила ей окно в программе встречи. Появился шанс обратиться к банкирам напрямую, попытаться убедить их в пользе карбон-койна.

Перед совещанием Мэри заскочила на ежегодную конференцию негосударственой организации (НГО) «Калифорния, вперед» – по приглашению молодой женщины, однажды проходившей у нее стажировку. Мэри прошлась с Эстер по городским холмам Сан-Франциско до конференц-центра имени Джорджа Москоне. Утро выдалось бодрящим, холодно было почти как в Цюрихе, с добавкой морского воздуха и ветра. Или это, или что-то еще – может быть, холмы или особый свет – придавали городу ощущение необузданности и открытости, что делало его совершенно непохожим на старый степенный Цюрих. Мэри очень любила Цюрих, но город над заливом вызывал совершенно иное чувство – великолепия, он нежился в лучах ветреного тихоокеанского солнца и с каждым кварталом открывал новые панорамные виды.

Конференция «Калифорния, вперед» представляла собой саммит нескольких десятков организаций. Калифорния, будь она не штатом, а отдельным государством, являлась бы пятой по размеру экономикой мира, но при том, благодаря своевременно установленному жесткому регламенту, сохраняла углеродную нейтральность. Власти штата намеревались продолжать в том же духе, и люди, прибывшие на конференцию, очевидно, считали, что у них есть чему поучиться. Мэри была не против.

Эстер представила ее сотрудникам Совета штата по водным ресурсам, Общества местной растительности Калифорнии, группы по вопросам экологически чистой энергии из Калифорнийского университета, группы по вопросам водного хозяйства оттуда же, начальнику отдела охраны рыбных ресурсов и диких животных, управляющему программой биоразнообразия штата и многим другим лицам. Все вместе они проводили Мэри до станции канатного трамвая, сели с ней в открытый вагон и доехали до Рыбацкой пристани. Мэри удивилась, она думала, что причудливые вагончики, скользящие вверх-вниз по крутым холмам наподобие швейцарского фуникулера, но прикрепленные к кабельным каналам в уличном покрытии, обслуживают одних туристов, однако хозяева конференции заверили ее, что канатный трамвай не уступает в скорости другим видам городского транспорта и вдобавок экологически наиболее чистый. Вверх-вниз, вверх-вниз, скрежет и стук, свежий воздух… Ее не покидало ощущение, что она находится в месте, гордящемся собственной исключительностью. В некотором смысле Сан-Франциско был топологической противоположностью Цюриха. У людей из НГО «Калифорния, вперед», и без того полных энтузиазма, как у отпускников, разгорелись глаза и раскраснелись щеки.

На Рыбачьей пристани они взяли плавучее такси до Сосалито, откуда микроавтобус довез их до большого склада. Внутри этого здания инженерный корпус сухопутных войск США создал гигантский макет Калифорнийского залива и дельты, трехмерную карту с действующими водными потоками. С низких мостков над макетом все подробности были видны как на ладони; калифорнийцы охотно рассказали и показали Мэри, как функционирует северная часть штата.

Средиземноморский тип климата Калифорнии отличали жаркое сухое лето и влажная прохладная зима, что поддерживало плодородие обширных сельхозугодий как на прибрежной равнине, так и в большой долине в центре штата. Долина была по-настоящему гигантской, ее площадь превышала территорию Ирландии или Нидерландов. Одна из главных житниц мира, но уж очень засушливая. Воды здесь всегда не хватало, а после изменений климата положение еще больше усугубилось. Трубопроводы были проложены в каждой точке штата, воду перегоняли по мере надобности, однако с наступлением засухи ее все равно недоставало. Вдобавок засуха происходила в последнее время все чаще и чаще. Хотя временами случались и наводнения. Воды было то слишком мало, то слишком много, периоды засухи и наводнений сменялись без какой-либо системы, но засуха все же случалась чаще. В худших случаях вспыхивали лесные пожары либо происходили ливневые паводки, и постоянно сохранялась угроза превращения всего штата в пустыню наподобие Мохаве.

Гидрологи объяснили положение с водоснабжением на макете. Обычно снежный покров Сьерры к весне накапливал около восемнадцати кубических километров влаги и длинным засушливым летом постепенно сбрасывал ее за счет медленного таяния в водохранилища. Водохранилища, перекрытые дамбами между холмами, при полном заполнении вмещали до пятидесяти кубических километров воды – этот гигантский запас мог бы спасти штат в летние месяцы. Во время засухи воду можно было бы качать из подземных слоев и подавать нуждающимся, а во время паводков снова наполнять подземные хранилища, улавливая воду на поверхности и не позволяя ей утекать в залив.

Ради осуществления этой цели был принят закон «Об устойчивом управлении запасами подземных вод» или, для краткости, программа «Сигма». Фактически закон признал воду новым ресурсом общего пользования, принадлежащим всем сразу и управляемым всем обществом. Были введены учет и контроль, назначены цены, распределены квоты, часть земель штата была выведена из сельхозпроизводства. В засушливые годы воду качали из-под земли, следили за ее расходом, экономили где только можно; в годы паводков накапливали воду в долине и спускали ее в подземные резервуары.

Местные особенно гордились подземными резервуарами: они установили, что ложе центральной долины обладало неодинаковой проницаемостью. Основная его часть по твердости не уступала паркетному полу, как выразился один из демонстраторов, в то же время были обнаружены несколько «врезанных каньонов», проделанных в конце последних двух-трех ледниковых периодов потоками талой воды, текущей из ледяной шапки Сьерры. Каньоны постепенно заполнились валунами и грунтом, приобрели такой же вид, как вся остальная поверхность долины. Однако в действительности они пропускали скапливающуюся наверху воду наподобие дренажных траншей Френча, подпитывая подземные резервуары намного быстрее, чем другие части долины. Правительство штата Калифорния выкупило и отторгло участки земли вокруг этих дренажных траншей, построило дамбы, плотины, насыпи, регуляторы течения и каналы, чтобы после сильных осадков вода со всей долины попадала в эти старые врезные каньоны и задерживалась там достаточно долго, не успевая просочиться вниз и уйти в море. Разумеется, количество воды, которое они могли таким образом удержать, было ограничено, однако теперь у авторов проекта имелась комбинация из хорошей системы контроля паводков и надежной подпитки грунтовых вод, что позволяло создавать запасы воды во «влажные годы» и потреблять их во время засухи.

Хорошо по отдельности, превосходно в комплексе. Более того – вынужденное создание такого «водопровода» для пополнения запасов воды побудило власти вернуть приличную долю земель в то состояние, в каком они пребывали до появления европейцев. Аграрное производство недавнего прошлого превратило всю долину в гигантскую промышленную ферму, обделило ее во всех отношениях, кроме товарного производства, истощило, обезобразило, опустошило, сделало непригодной для жизни людей, а ведь это место раньше называли Серенгети Северной Америки, здесь обитали миллионы животных, в том числе калифорнийский олень, серый медведь, пума и волк. В бешеной гонке за превращение долины исключительно в зону производства продуктов питания всю эту живность вместе с их ареалами обитания истребила первая волна переселенцев – вариант «золотой лихорадки». Теперь же необходимость борьбы с паводками и засухами привела к восстановлению больших участков долины и возвращению животного мира за счет системы заповедников и природных коридоров, ведущих к холмам вокруг долины. Холмы всегда оставались нетронутыми в большей степени, чем сама долина, теперь там снова высадили дубовые рощи из местных пород, дающие приют всякой живности. Был возобновлен ход лосося, в пересохших озерах устроены камышовые болота, разбиты способные выдерживать мощные паводки сады, для удержания воды создали рисовые террасы на склонах, их засадили генетически модифицированными сортами риса, способного оставаться в затопленном состоянии дольше обычных сортов.

Все это было частями единой системы, в которую входили крупные преобразования в городах и на городских окраинах. Мэри дали понять, что первоначальная застройка Калифорнии производилась глупо и как бог на душу положит: автомобили, пригороды, нажива – последовала еще одна «золотая лихорадка», не уступающая уродством той, что произошла в долине. Возвращение от безумия к нормальному состоянию – перепроектирование, реставрация, перестройка – займет по крайней мере еще целый век. Однако штат с населением сорок миллионов человек уже обрел углеродную нейтральность и движется к отрицательному уровню эмиссии; процесс, конечно, далеко не закончен, остро стоят вопросы акционерной собственности, зависимости от остального мира. Но и тут ведется работа, чтобы штат в конечном итоге действительно можно было назвать «золотым».

Все это Мэри услышала, глядя на красивый макет ландшафта, похожий на вид с небольшого самолета или спутника. Он показался ей долиной лилипутов с яркими заплатками зелени, перечеркнутой вдоль и поперек живыми изгородями, которые на самом деле были природными коридорами шириной в милю для диких животных. Окружающие холмы блеклого соломенного цвета были густо утыканы точками зеленых лесопосадок.

– Прекрасно выглядит, – похвалила Мэри. – Надеюсь, что мы везде повторим этот метод.

– Макеты всегда красивы, – непринужденно ответила Эстер. Однако было заметно, что она гордится скорее не макетом, а своим штатом.

Вернувшись в Сан-Франциско, Мэри встретилась с председателем совета управляющих Федрезерва США на верхнем этаже самого высокого небоскреба города «Биг Тауэр». Вид из зала переговоров открывался такой, будто они стояли на вершине горы Тамалпаис на севере от Сосалито. Панорама напомнила Мэри обзорную площадку над макетом Калифорнии, только в этом случае вид был настоящий и уходил за горизонт. Тюрьма Алькатрас выглядела серой пуговицей на синем блюде залива, вдали зеленели холмистые берега. На западе из океана гребнем морского змея торчали зубцы Фараллоновых островов. Тут и там через залив были перекинуты невесомые мосты. Сам город выглядел урбанистическим и всклокоченным, скопления белых зданий и сетку улиц перемежали немногочисленные парки. Вид был великолепен, Мэри и заметить не успела, как совещание началось. Происходящее в зале заставило ее быстро переключить внимание.

Глава Федрезерва Джейн Яблонски пребывала в должности уже девять лет, оставалось еще три года. У нее был терпеливый вид человека, слышавшего в прошлом массу увлекательных предложений и не поверившего ни одному из них – слишком терпеливый, решила про себя Мэри. Примерно одного возраста с Мэри, черноволосая Яблонски пришла на встречу в серебристо-сером костюме. Вокруг нее сидели помощники и члены совета управляющих. Джейн назначил прежний президент; ходили слухи, что нынешний подумывал о ее замене.

Вместе с американцами на встречу прибыли представители нескольких центральных банков других стран – Китая, Европейского союза, Банка Англии и Бундесбанка Германии. Сплошь нужные люди.

Все центробанки представляют собой занятный гибрид, Федеральный резерв США не исключение. Будучи федеральным агентством, то есть государственным учреждением, Фед финансируется частными банками, хотя в то же время имеет право надзора за ними. Федрезерв эмитирует деньги, выполняя функцию сеньоража на пару с Министерством финансов Соединенных Штатов. Эта функция и право определять процентную ставку делали его ответственным за состояние доллара США, самую твердую валюту мира, к которой были привязаны курсы всех остальных валют – стоило возникнуть какой-нибудь напасти с местной валютой, как все тут же бежали в доллар. Доллары – как деньги последней надежды. В этом чрезвычайно важном отношении американская империя была жива-живехонька.

После вступительной части слово получила Мэри. Она объяснила собравшимся идею карбон-койна, досадуя, что с ней нет ее автора, Янус-Афины, или Дика. Нет, представить идею она должна сама, других просто не стали бы слушать.

Яблонски и ее коллеги, как оказалось, уже слышали об углеродном качественном смягчении и даже были осведомлены о работе Чена и идущих вокруг нее дебатах. Председатель Федрезерва не проявила к ней интереса.

– По моему мнению, мы не имеем права поддерживать какую-либо другую валюту помимо американского доллара, – сказала Яблонски, когда Мэри закончила свою речь. – Федеральный резерв создан и существует исключительно ради стабилизации доллара. Это также подразумевает стабилизацию цен в более широком смысле, что требует от нас следить за уровнем занятости и по мере сил его поддерживать. Ваша идея выходит за пределы нашей сферы ответственности. Если мы попытались бы ввести новую валюту и она каким-либо образом дестабилизировала или нарушила статус доллара, это означало бы, что мы не справились со своими обязанностями.

Мэри кивнула.

– Я понимаю. Однако вы не сможете быстро преодолеть углеродный характер экономики только путем количественного смягчения. Это будет слишком дорого и не принесет прибыли. Если же попросту напечатать доллары и оплатить ими расходы, это подорвет статус доллара еще больше, чем наш план. Но что-то пора делать. В нашу эпоху нет задачи важнее. Если мы не сумеем быстро сократить выбросы углекислоты и направить огромные капиталы, бродящие по миру в поисках наиболее выгодного приложения, на сокращение выбросов, цивилизация погибнет. И уж тогда-то доллар точно ослабеет.

Яблонски с мрачной улыбкой кивнула.

– Если наступит конец света, доллару, конечно, не поздоровится. Однако, в отсутствие чрезвычайных обстоятельств, мы обязаны защищать доллар теми средствами, которые имеются в нашем распоряжении. Наша сфера ответственности – денежно-кредитная, а не налогово-бюджетная. К тому же предложения о введении налога на углерод, как нам кажется, уже набирают силу.

– Помимо кнута нужен пряник. Об этом свидетельствует моделирование, не говоря уже о здравом смысле.

– Это не наша епархия.

Европейцы согласно закивали. Китайский представитель, пожилой мужчина, посмотрел на Мэри с участием.

– Может быть, пора ее сделать вашей?

Слова Мэри вызвали у Яблонски явное неудовольствие. В конце концов, кто здесь руководит встречей? Мэри пригласили выступить с предложением. Пусть даже общее положение требовало срочных действий, а новый инструмент выглядел перспективным, Яблонски не собиралась ставить себя и свое учреждение под удар без санкции Конгресса. Об этом совершенно недвусмысленно говорило выражение ее лица.

Точно так же дело обстояло с европейцами. Китайцы, возможно, думали иначе, однако, оставшись в меньшинстве, они вряд ли выступят первыми. Чтобы идея сработала, все центральные банки должны согласиться и с тем, что проблема реальна, и с методами ее решения. Если они откажут в поддержке, никто не сможет заставить их передумать. Центробанки именно потому и не подчинены правительствам своих стран, чтобы на них не могли давить политики.

Мэри еще раз все взвесила в уме. Деньги правят миром, а значит, миром правят эти люди, банкиры. Их никто не выбирает, они ни перед кем не отчитываются. Финансисты – самая элитарная из технократических элит. Мэри вспомнила своих сотрудников в Цюрихе. Ее штаб состоял из экспертов различных областей, людей с разным опытом, среди них было много ученых той или иной направленности. А здесь она противостояла банкирам, банкирам и еще раз банкирам. Даже уяснив идею и оценив ее по достоинству, они не станут торопиться с внедрением. Главный принцип любого банкира: в трудные времена не предпринимай ничего радикального и неопробованного. В итоге проигрывают все.

Бросив взгляд на Сан-Франциско, залив, гору Тамалпаис и широкие просторы Тихого океана, Мэри тяжело вздохнула. Здесь встретились не просто две женщины и трое мужчин, а пять разных групп, пять учреждений, пять стран, составляющих сердцевину глобальной системы национальных государств. Министерство будущего – маленькое и бедное, центральные банки – большие и богатые. Пусть ситуация требует срочных действий, пусть идея хороша, это еще не значило, что кто-то согласится на перемены. Самая лучшая идея не вызовет изменений сама по себе. Верна ли она? Интуиция Мэри подсказывала, что верна. Власть заняла окопную оборону, однако этот образ не передавал полной картины, их окопы на самом деле – базис, корнями достающий до самого центра Земли. Его невозможно поколебать.

Встреча уныло подходила к завершению. Приближалось время банкета – зачем от него отказываться?