Текст книги "Городская магия"

Я послушно присела на край скамейки.

– Тогда почему… – начала было я, но он перебил:

– Я очень не люблю, когда мне пытаются морочить голову, Чернова. Если я инвалид, это еще не значит, что я выжил из ума.

– Вы не… – запротестовала я, но Давлетьяров остановил меня жестом.

– Это я обсуждать не намерен. – Он помолчал. – Судя по тому, что ты постаралась не столкнуться с Ларисой, ты уже имела с ней беседу?

– Угу… – я ковыряла землю носком кроссовки. – Она сказала мне, чтобы я больше сюда не ездила, потому что я вас вывожу из душевного равновесия и мешаю выздоровлению. Вроде как врач так сказал. И вы тоже.

– Но ты, конечно же, все равно явилась, – констатировал Давлетьяров. – И, надо думать, отправилась прямиком к главврачу.

– Конечно, – передразнила я. – Я решила, что если бы так все и было, Лев Евгеньевич сам бы мне сказал, а не стал передавать через кого-то. Ну и вы уж наверняка тоже не постеснялись бы…

– Совершенно верно, – хмыкнул он. – Впрочем, я выслушал еще более интересную историю. Ты присутствовала при самом ее завершении, поэтому расскажу в двух словах. Ты якобы в приступе откровенности созналась Ларисе, что совершенно измучилась, таскаясь сюда. Тебя, видите ли, гложет чувство вины, но чем дальше, тем тебе становится тяжелее тащить добровольно взваленную на себя обязанность, – с чувством продекламировал Давлетьяров. В обычно сумрачных глазах начали разгораться опасные зеленые искорки, уж не знаю, что его так завело. – И так далее, и так далее. Разные красивые слова про предательство и иже с ним.

– С ума сойти, – сказала я. – Я никогда ни с кем не откровенничаю. Я вообще была уверена, что никто не знает, куда я езжу. Игорь Георгиевич, но зачем же она нам обоим врет?

– Я тоже хотел бы это узнать, – скривил губы Давлетьяров. – Никакого смысла в этом вранье я не вижу.

– Похоже, она просто не хочет, чтобы вы со мной общались, – задумчиво произнесла я. – Может, она правда вам добра желает? Ну вроде как… я ведь правда вам и про университет рассказываю, и все такое… Ну и чтобы не бередить, значит…

– Чернова, или прекрати изъясняться, как учащийся сельского ПТУ, или вовсе замолчи, – поморщился Давлетьяров, и у меня отлегло от сердца – сейчас он явно не играл. – Как, по-твоему, почему тебя главврач пригрел, а не выгнал взашей? Ты ведь мне никто, Чернова. Я не раз просил тебя не пускать, но тебя все равно пускали.

– Потому что я на вас как раз положительно влияю, – буркнула я, повторяя слова Льва Евгеньевича, и подивилась неожиданной откровенности Давлетьярова. – Не даю замкнуться в себе и вообще злю. А когда вы злитесь, вам определенно лучше становится.

– Слово в слово то, что он сказал и мне, – кивнул Давлетьяров.

– Погодите, Лев Евгеньевич сказал, что приезжала какая-то дама, и ей он то же самое рассказал… – вспомнила я. – Может, это Лариса Романовна ее послала?

– Имя он назвал?

– Говорит, госпожа Розен, «очаровательная дама», – скопировала я главврача.

– Никто ее не посылал, – отрезал Давлетьяров. – Это Лариса собственной персоной.

– Она же Смирнова, – удивилась я.

– Смирнова она по мужу, – пояснил Давлетьяров.

– Ну тогда я вообще ничего не понимаю, – созналась я. – Сперва называется другой фамилией, потом сочиняет историю для меня, историю для вас… а зачем!? А вы, кстати, тоже что-то насочиняли, я слышала!

– Я почти не соврал, – заявил Давлетьяров. – То, что ты способна довести меня до белого каления, известно, по-моему, всему университету. Вопрос в том, как эту информацию подать.

– Угу, вы и подали… – пробурчала я. – Слышала… такое впечатление, как будто я вас к стулу привязываю и заставляю слушать пересказ любимого бразильского сериала…

– Слушать новости университета в твоем изложении немногим лучше, – хмыкнул Давлетьяров.

Парировать я, конечно, не сумела, поэтому просто спросила:

– А зачем вы перед ней изображали такого вот… хм…

– Я уже говорил, Чернова, я не люблю, когда меня держат за дурака.

– Зато из других дураков делать вы обожаете, – понятливо кивнула я. Все равно не скажет, эту его интонацию я отлично изучила. – Игорь Георгиевич, ну почему все-таки Лариса Романовна взяла с меня обещание сюда не ездить? Мешаю я ей, что ли?!

– Все может быть, – изрек Давлетьяров, и я примолкла. Минуты через три меня осенило.

– А может… может, она боится, что вы мне расскажете что-то такое, что я… – Я запуталась в фразе и замолчала, глядя на Давлетьярова. – Но вы же вообще никогда ни о чем таком…

– Лариса этого не знает, – улыбнулся он краем рта.

– И что ж вы такое знаете-то? – мрачно спросила я.

– Я много чего такого знаю, Чернова, – передразнил Давлетьяров. – Если бы я еще мог угадать, что именно не должно достигнуть твоих ушей и почему…

Я подумала еще немного. Сегодня у меня был богатый по части озарений день.

– Игорь Георгиевич, а не может так оказаться, что те бандюганы по тому же поводу за мной катались? – спросила я. – Ну, хотели напугать так, чтобы я носа из дома не высовывала, и сюда не показывалась. Они ведь больше не появлялись после той истории с машиной. – Я невольно вздрогнула.

– Я уже ничему не удивлюсь, – дернул плечом Давлетьяров. – Версия вполне логичная. Видимо, им платили за разговоры со студенткой-недоучкой, а о том, что эта недоучка – боевой маг, благоразумно не упомянули.

Я смутилась.

– Да из меня боевой маг… – махнула я рукой.

– Чернова, не идиотничай, – велел Давлетьяров. – Вспомни полигон.

– Не хочу, – буркнула я и добавила, подумав: – А может, они меня нанять хотели? Только зачем все эти игрища? Пришли бы, сказали, мол, так и так, хочешь работать на нас, платим столько-то, делать надо то-то и то-то. Может, я бы согласилась. А так… шпионские страсти какие-то!

Давлетьяров иронически фыркнул.

– Ну и что вы смеетесь? – обиделась я. – Допустим, людей убивать – это я ни за какие деньги, но если бы пригрозили родителей… Да что вы, не понимаете, что ли?

– Даже слишком хорошо понимаю. – Давлетьяров неожиданно поднялся со скамьи, сунул руки в карманы, ссутулив широкие плечи. – Ладно, Чернова, что толку гадать. Если к тебе придут с предложением, тогда будет ясно.

– А Лариса Романовна тогда причем? – мрачно спросила я. – Она на этих, что ли, работает?

– Может быть. – Давлетьяров по-прежнему стоял ко мне спиной. – А может быть, и нет. Я тебе не дельфийский оракул, Чернова.

Я обиженно замолчала. Надо же… Целых две версии нарисовалось. Первая: Лариса Романовна наняла мелких бандитов, а может, и не бандитов даже, а просто страхолюдных парней, шпану уличную, и велела им напугать меня так, чтобы не осмеливалась высунуться из дома и к Давлетьярову не ездила. А когда у них ничего не вышло, решила поговорить со мной по душам, считая меня, видимо, полной дурой. Ну что поделать, если я частенько так выгляжу, особенно когда увлекаюсь раздумьями?

И вторая: Лариса Романовна с разговорами сама по себе, а парни на машине сами по себе, и прислал их кто-то, никакого отношения к преподавательнице не имеющий. Если честно, ни та, ни другая версии мне не нравились.

– Долго ты еще будешь пребывать в астрале, Чернова? – поинтересовался Давлетьяров. – Кажется, ты сегодня должна была привезти черновики плакатов и заготовку для речи на защите?

– А, да! – спохватилась я и полезла в сумку. – Вот…

Еще через пять минут все версии вылетели у меня из головы: Давлетьяров начал громить мои наброски. Это, значит, из зала не будет смотреться, это неинформативно, это аляписто, это вообще убожество. А когда он добрался до речи, я вообще решила пойти и утопиться, потому что прежде таких выражений никогда не слышала и даже не подозревала, что их можно применить лично ко мне. Словом, эту злосчастную речь я переписывала еще раз тридцать, а потом еще училась произносить ее с выражением. А с выразительным чтением у меня плохо, родители слишком рано научили меня читать самостоятельно, обрадовались, что ребенок занят, вслух ему читать не надо, и успокоились. А я в результате неправильно ставлю ударения в некоторых словах и читаю вслух совершенно без выражения, монотонно и скучно. За декламацию стихотворений мне бы, по-честному, следовало ставить двойки, спасала только репутация отличницы, у учительницы литературы рука не поднималась поставить оценку ниже «четверки».

А уж как произнести речь, чтобы она звучала выигрышно… Давлетьяров долго со мной бился. Потом оставил в покое мою декламацию и начал с пулеметной быстротой задавать мне вопросы на самые разные темы, изображая своей персоной, надо думать, комиссию. Могу не без гордости сказать, что почти на все его заковыристые вопросы я смогла ответить, хотя с некоторыми пришлось изрядно попотеть.

Мне было решительно непонятно, с чего Игорь Георгиевич так гонит коней, ведь до защиты диплома еще месяц, успела бы я еще и сама речь написать и переписать сто раз, к чему править ее именно сейчас? Но нет, если ему шлея под мантию попала, сопротивляться бесполезно.

– Держи, Чернова, – сказал он мне напоследок, протягивая мне окончательную версию моего диплома, неделю назад отданную ему на последнюю читку. Я перелистала страницы и ужаснулась – на полях живого места не было. Ну что он еще там нашел?! – Внесешь эти правки, и можешь мне больше не показывать. Речь изволь выучить наизусть, не вздумай читать по бумажке. Ясно тебе?

– Так точно, – буркнула я. У меня язык уже заплетался и в горле пересохло.

– Тогда до свидания. – И Давлетьяров демонстративно отвернулся к книжной полке, выбирая очередной томик иностранного классика.

– До свидания, – ответила я и отправилась восвояси.

Конечно, правки я внесла и чистовую версию потащила в следующий выходной с собой, а то ведь с Давлетьярова станется заявить, что я ленюсь и халтурю! И речь я, кстати, тоже вызубрила наизусть и даже пару раз отрепетировала, записывая себя на одолженный у соседки диктофон (та, не утруждая себя, записывала лекции на диктофон, а потом просто слушала нужные куски). Звучало, если честно, просто ужасно, оратор из меня никакой. Правда, Игорь Георгиевич утверждал, что труд сделал из обезьяны человека, а из меня при благоприятных условиях и надлежащей дрессуре может получиться сносный специалист, но вот красиво говорить я как не умела, так и не умею. На письменную речь не жалуюсь, а выступать – избавьте!

Уже предвкушая справедливый разнос, я пробежалась по аллее, никого не нашла, удивилась и отправилась в здание санатория. Знакомая дверь была заперта, на стук никто не отозвался. Пойманная в коридоре незнакомая медсестричка только пожала плечами – она недавно заступила на смену и ничего о Давлетьярове не знала. Отловленный на крыльце сосед Давлетьярова тоже ничего не слышал. Оставалось только снова наведаться к Льву Евгеньевичу. На мой резонный вопрос, а где, собственно, Игорь Георгиевич, и не случилось ли чего, тот с удивлением посмотрел на меня поверх очков и ответил:

– Игорек выписался еще в среду. Странно, Ниночка, что он вам об этом не сказал.

– Как выписался?.. – ошалело спросила я.

– Да очень просто, – пожал плечами Лев Евгеньевич. – Физически он здоров, серьезных отклонений в психике я тоже не вижу, последствия травмы вполне сгладились, а дурной характер, увы, не повод держать его здесь и дальше.

– И куда же он делся? – обескураженно спросила я.

– Видимо, домой отправился, – ответил Лев Евгеньевич. – Хотя кто его знает, Игорек юноша непредсказуемый. Вы не расстраивайтесь, Ниночка, думаю, ему нужно кое о чем поразмыслить наедине с собой, а потом он объявится.

Да уж, непредсказуемый, ничего не скажешь… Вот, значит, зачем он в прошлый раз так меня гонял с этой речью. Видимо, уже знал, что в среду отчалит из этой тихой гавани, и торопился покончить с делами. Но почему же он ни слова мне не сказал?

– Спасибо, Лев Евгеньевич, – сказала я. – А я-то рассчитывала ему речь показать…

– Он же ваш руководитель, на защите и услышит, – улыбнулся врач.

– Он не мой руководитель, – уныло ответила я. – Мой официальный руководитель еще и диплом-то мой не читал… Да и прочтет – немного поймет. Он в этой теме ни ухом, ни рылом, простите за выражение.

– Ах вот оно что! – прищурился Лев Евгеньевич. – Да вы аферистка, Ниночка! Не ожидал от вас, не ожидал… Да что вы так смутились, шучу я, шучу!

– Да я не смутилась, – вздохнула я. – Я так… До свидания, Лев Евгеньевич, поеду плакаты рисовать.

– Удачи вам, Ниночка, – кивнул Лев Евгеньевич. – Кстати, если встретите еще Игорька, передайте ему от меня лично, что он мерзавец и просто невоспитанный человек, раз позволяет себе так обращаться с девушками.

– С удовольствием передам, – усмехнулась я. – Слово в слово!..

Я медленно шла обратно по дороге и размышляла. Давлетьяров, несмотря на свой мерзкий нрав, был все-таки очень обязательным человеком и данные обещания выполнял. Заставил он меня написать диплом? Заставил, хотя это стоило ему, должно быть, новых седых волос. Он ведь ни слова за меня не написал, лишь последние косметические правки внес. А так только ругал последними словами, жестоко критиковал, доводил до злых слез и заставлял думать. Тут я невольно улыбнулась. В чем-то мы с ним здорово похожи: если Давлетьярова разозлить, он и правда горы свернет, а если разозлить меня, я начинаю куда лучше соображать.

Так вот, к чему я веду… У этого его внезапного исчезновения должна была быть какая-то причина, а придумать я пока могла только одну такую. Скорее всего, Игорю Георгиевичу очень не понравилось происходящее вокруг нас с ним, все эти странности, да еще пугавшие меня бандиты. Наверно, он склонился к первой из версий по моей классификации: кто-то, может быть, даже Лариса Романовна, хочет прекратить наше общение. А я, из своего ослиного упрямства, ни ее не послушалась, ни подосланных парней не испугалась (на самом деле испугалась, конечно, но она-то об этом не знала!). И что будет предпринято дальше? Бог весть… Отговорить меня от визитов Давлетьяров бы не смог, знал ведь, что если я заведусь, все равно поступлю по-своему, а значит, решил самоустраниться. Я была уверена, что у себя на квартире он не появится, не стоит даже и искать там. Мало ли, куда он может податься, страна у нас большая, а денег у него достаточно на первое время: я случайно узнала, что из университета он не увольнялся, стало быть, за все время, проведенное в санатории, ему полагалось содержание, как за больничный. А министерство наше платит хорошо.

Был еще другой вариант, мелодраматический: к Давлетьярову явился некто и намекнул, что если он не прервет контактов со мной, это сделают насильственно, неважно даже, к какой стороне будет применено насилие, к нему самому или ко мне. Правда, в таком случае, подозреваю, этот некто полез бы под стол собирать выбитые зубы сломанными руками, Давлетьярова пугать дело сложное и небезопасное. Я не помню, упоминала ли я когда-нибудь, но в одной из бесед со Львом Евгеньевичем я с удивлением услышала, что Игорь Георгиевич когда-то входил в сборную нашего университета по какому-то модному тогда единоборству с трудновыговариваемым названием, и с тех пор форму не растерял, несмотря на все жизненные катаклизмы.

Третий вариант мне совсем не нравился, потому что заключался в следующем: долго пугать Давлетьярова не стали, а просто и доходчиво объяснили, почему ему следует уехать, возможно даже с этими самыми неизвестными. Это магу пули не страшны, а обычному человеку, сами понимаете… Но это уж было совсем что-то фантастическое, не думаю, чтобы Давлетьяров владел какой-то грандиозной тайной, иначе бы его убрали уже давно, времени и возможностей было навалом. Скорее, он просто знал что-то, что не должно было достигнуть посторонних ушей, может, какую-то неприятную подробность относительно боевой магии, из тех, что старательно замалчивали, чтобы не спугнуть таких, как я, молодых и ретивых. А Давлетьяров мог выложить это просто так, из чистой вредности.

Так или иначе, но он исчез, не оставив следов. Если он сделал это добровольно, то тем самым явно давал понять: искать его не следует. Если же нет… Тогда я все равно ничего не могу поделать. Не в полицию же заявлять! Меня на смех поднимут: во-первых, я Давлетьярову никто, а во-вторых, он взрослый свободный человек и имеет право уехать хоть на край света, никого не ставя в известность.

Таким образом, я волей-неволей постаралась отстраниться от этой проблемы, отдала свой диплом Пал Иванычу, нарисовала с отцовской помощью плакаты, выучила речь до последней запятой, и была, в общем, готова к защите задолго до своих однокурсников. Пал Иваныч, само собой, высказал несколько глубокомысленных замечаний, относящихся больше не к сути, а к форме, я клятвенно пообещала внести исправления, затянула это дело, ничего, конечно, не исправила (менять что-то в выправленном Давлетьяровым тексте казалось мне кощунством), а там Пал Иваныч и сам забыл, чего от меня хотел. На что я, собственно, и рассчитывала.

Время пролетело незаметно. Я исправно ездила с родителями на дачу по выходным, чем несказанно их радовала, сдавала последние зачеты и экзамены, а там подошел и день защиты дипломов.

Все мои однокурсники, ясное дело, нервничали, а я уже не чаяла отделаться от этого проклятущего диплома раз и навсегда. Что, конечно, не исключало нервной дрожи.

Народу в зале собралось предостаточно, чуть не весь преподавательский состав, аспиранты, студенты – на защиты выпускников особого факультета всегда собирались толпы, а комиссию возглавлял сам ректор. Одного этого оказалось достаточно, чтобы вогнать Свету в истерику. Мне хотелось сказать ей, чтобы радовалась – в комиссии нет Давлетьярова, который как раз очень даже мог бы разнести любого выпускника в пух и прах, но я не стала. Я вообще старалась о нем не вспоминать. Исчез и исчез, значит, были на то причины. И замнем для ясности.

Моя очередь была после Маргариты. Она, казалось, вовсе не волновалась, отбарабанила свою речь, вполне бодро ответила на вопросы комиссии, умудрилась даже удачно пошутить, когда не сумела дать ответ на чье-то замечание. Я не сомневалась, что на ее фоне буду выглядеть бледно. Мало того, что я вдруг начала трусить, как какая-нибудь первокурсница, так еще жутко неудобно чувствовала себя в новеньком костюме и в туфлях на высоченных каблуках. Так и казалось, что все пялятся на мои дрожащие коленки. Я бы куда лучше чувствовала себя в брюках, но тут уж уперлась моя матушка – на защиту изволь пойти одетой прилично, то есть в юбке. Вот и мучайся теперь в этом дурацком костюме…

Думаю, когда я вышла на защиту, вид у меня был, словно перед расстрелом. Но странное дело, стоило мне увидеть знакомые, любовно отрисованные папой плакаты (а смотрелись они не хуже, а даже и лучше напечатанных на плоттере) и взять в руки указку, как дрожь в коленках утихла. С голосом, правда, мне удалось совладать не сразу, поначалу я дала петуха, но потом вроде дело наладилось. Во всяком случае, я хорошо знала, о чем говорила, и не боялась даже каверзных вопросов. Комиссия слушала меня заинтересованно, да и зал притих. В общем, мне удалось добраться до конца заготовленной речи без приключений, разве что указку я все-таки уронила, но такие неприятности со мной случаются постоянно. Будучи в ударе, я даже внимания на это не обратила, походя материализовав вторую точно такую же и только потом подумав, как такое фиглярство может выглядеть со стороны. Но вроде никто и не заметил…

– Гхм… Благодарю вас, – произнес ректор, когда я окончила говорить. – Вопросы?

Посыпались вопросы. Всех их я ожидала, более того, у меня и ответы были заготовлены – все-таки Игорь Георгиевич не зря меня дрессировал. Пал Иваныч только покрякивал, довольно улыбаясь. Очевидно, он считал, что это его чуткое руководство позволило мне достичь таких успехов.

– Наина Юрьевна, – произнес вдруг один из приглашенных министерских гостей, я его не знала, когда вопросы вроде бы иссякли. – По поводу практической части вашего дипломного исследования… Вы рассматриваете крупный объект с весьма четко определенными параметрами. Скажите, пожалуйста, этот опыт в самом деле был произведен вами на практике?

Очевидно, дядечка из министерства ожидал, что я сознаюсь, будто все выдумала для пущей убедительности.

– Совершенно верно, – ответила я.

– Хм… – протянул министерский гость. – И где же вы взяли опытный материал?

Вот этот вопрос был по-настоящему каверзным. Ну в самом деле, где студентке вроде меня взять для отработки дематериализации настоящий автомобиль? Не правду же им говорить…

– О! – сказала я, лихорадочно соображая. – Даже и сознаться неловко…

– Ну же, – подбодрил Пал Иваныч. – Не смущайтесь, Наина, тут все свои люди.

– Ну… в общем… на автомобильной свалке, – осенило вдруг меня.

– Думаю, служащие были вам весьма признательны! – хохотнул министерский, а я покраснела.

По счастью, вопросов больше не было, ректор одобрительно покивал мне и отпустил восвояси. После меня должны были защищаться Света и Леша Ковалев, а также трое ребят из других вузов. Вот этих трепали, как Тузик тряпку, интересно даже было послушать…

Перед оглашением оценок объявили перерыв.

Собрав свои плакаты и сдав их на кафедру, я вышла на крыльцо. Защита проходила в новом корпусе, носившем гордое звание «бизнес-центра». Всего три этажа, зато роскошные большие аудитории, оснащенные всем необходимым, хоть международные конференции тут проводи. Собственно, на то здание и рассчитывалось.

На улице сияло солнце, и было, прямо сказать, жарковато. Я в который раз прокляла юбку, из-за которой вынуждена была в такое адское пекло нацепить колготки, а также высоченные каблуки, передвигаться на которых я могла только с черепашьей скоростью.

– Тебя можно поздравить, – сказали сзади, и я от неожиданности подпрыгнула на месте.

– Вы-ы?!

Позади меня, прислонившись к парапету, стоял Давлетьяров собственной персоной и, по обыкновению, курил.

– Вы… вернулись?! – не веря своим глазам, произнесла я.

– Не понимаю твоего удивления, Чернова, – хмыкнул он в ответ. – Я вроде бы здесь работаю. Во всяком случае, об увольнении мне пока не сообщали. – Он протянул мне пачку сигарет. – По-моему, тебе опять надо успокоиться.

Я хотела было отказаться, памятуя, какой горлодер курит Давлетьяров, но потом все-таки взяла сигарету.

– Так вы были на защите? – спросила я зачем-то.

– Был, Чернова. – Давлетьяров недобро усмехнулся. – Должен тебе сказать, выглядела ты отвратительно. Руки трясутся, колени подгибаются, взгляд – как у подопытного кролика. Мне лично хотелось тебя пристрелить, чтобы не мучилась так.

– Спасибо, Игорь Георгиевич, вы так любезны… – пробормотала я. – Как обычно…

– Хорошо еще, речь не забыла, – безжалостно продолжал он. – С указкой тоже неплохо получилось, но, я думаю, это случайность, верно, Чернова?

– Угу… – буркнула я. – Я даже не сообразила, что делаю…

– Одна из худших твоих привычек, Чернова, – констатировал Давлетьяров. – Сперва делать, потом думать. Правда, не могу отрицать, на этот раз она пришлась кстати. Изящный жест. С автомобильной свалкой ты тоже недурно выкрутилась.

– Надо было заранее что-то придумать, – вздохнула я. – Я даже не предполагала, что могут такое спросить…

– Иногда я не понимаю, зачем убил на тебя столько времени, Чернова, – как обычно, доброжелательно произнес Игорь Георгиевич, поправляя лацкан светлого летнего пиджака. – Думать ты, как мне порой кажется, так и не научилась.

Я помолчала. Обижаться смысла не было, это я слышала от него раз сто, если не больше. А еще… еще я просто была рада его видеть, и по одной этой причине обидеться так и не смогла.

– Что, правда так ужасно было? – задала я, наконец, вопрос.

– С моей точки зрения – да, – последовал безжалостный ответ. – Комиссии, впрочем, понравилось. Они любят заикающихся с перепугу пай-девочек. – Игорь Георгиевич неожиданно усмехнулся. – Перестань дуться, Чернова, место в аспирантуре тебе обеспечено.

Я вздохнула. Надо было, наверно, сказать, что если бы не Игорь Георгиевич, ничего бы у меня не получилось, и выделиться на общем фоне – тоже, защитилась бы, как все, и только. Впрочем, он и сам это знал прекрасно, а раз так – что воздух сотрясать?

– А вы… – решилась я наконец спросить. – Вы… насовсем вернулись? Или как?

– Чернова, своими изысканными формулировками ты всякий раз ввергаешь меня в изумление, я тебе это неоднократно говорил, – ответил Давлетьяров. – Но если тебе так больше нравится – то да, насовсем. К административной работе я еще пригоден. Это лучше, чем покрываться мхом.

Он сердито свел брови, в глазах промелькнула знакомая мне уже искра. Ага, понятно. Административная работа – это значит, что Давлетьяров сможет отслеживать проекты вроде того, что дважды его покалечил. Хорошо, значит, у него снова есть цель! Ох, не завидую я студентам! Пусть даже Игорь Георгиевич не будет преподавать, он и так прекрасно сумеет вымотать нервы всем окружающим.

Я поймала себя на том, что глупо улыбаюсь, и поспешила принять серьезный вид. Надо бы, кстати, спросить, почему Давлетьяров исчез так внезапно. Не факт, что ответит, но попытка не пытка…

Тут только я сообразила, что сигарета у меня в руке почти потухла, и поспешила затянуться. Именно что поспешила – кашлять пришлось долго.

– Какую же гадость вы курите… – выдавила я, откашлявшись, наконец.

Наверняка Игорь Георгиевич сказал бы мне что-нибудь вроде «Просто ты не умеешь курить, Чернова», но тут хлопнула дверь, и мы оба обернулись на звук.

Из бизнес-центра вышла Лариса Романовна, видимо, решив подышать свежим воздухом, увидела меня и Давлетьярова, мирно стоящих с сигаретами, и, по-моему, остолбенела. Я по-прежнему не могла взять в толк, отчего бы ей так стараться оградить меня от общения с Игорем Георгиевичем (или наоборот?), но факт оставался фактом.

– Наина… – начала было она, но Игорь Георгиевич не дал ей договорить:

– Чернова, по-моему, тебе пора. Результаты начнут объявлять с минуты на минуту.

– А… да, спасибо… – спохватилась я и, обогнув Ларису Романовну, спаслась бегством, даже не пытаясь подслушать, о чем пойдет речь у этих двоих. С перепугу я даже на каблуках развила приличную скорость и умудрилась не грохнуться с лестницы.

Впрочем, входя в зал, я увидела в конце коридора знакомую фигуру Давлетьярова, так что, надо думать, беседа не затянулась.

Для оглашения оценок всех, защищавшихся сегодня, выстроили перед комиссией, как на параде. Лично мне было неуютно, не люблю я, когда на меня пялится столько народу.

Чужих ребят, как я и ожидала, завалили с треском. Только одному поставили «хорошо», остальным едва натянули «удовлетворительно». Наша группа защитилась ровненько, Света и мальчишки на «хорошо», Маргарита на «отлично», а меня ректор приберег под конец.

– Особо хотелось бы отметить выступление Черновой Наины, – провозгласил он. – Гхм… что я могу сказать… Это даже не «отлично», а «отлично» с двумя плюсами. Если бы можно было поставить шесть баллов, это следовало бы сделать. Блестящая работа. – Он обернулся ко мне. – Вы, кстати, об аспирантуре подумывали?

– Д-да… – выдавила я, мучительно краснея и определенно ощущая на себе издевательский взгляд Давлетьярова.

– Ваша работа выглядит заделом для будущей диссертации, я верно понял? – поинтересовался ректор.

Я поняла, что краснеть дальше некуда, и просто кивнула.

– Ну тогда осенью мы ждем вас на вступительных экзаменах, – благосклонно произнес он и объявил: – Всем спасибо, господа, все свободны!

Я, чтобы успокоиться, произнесла про себя несколько непечатных слов, вышла в коридор и поплелась к выходу. Больше всего мне хотелось добраться до своей комнаты в общежитии, рухнуть на койку и не вставать до утра. Принимать участие в попойке я не собиралась. Не до такой степени я дружила с однокурсниками, чтобы напиваться с ними…