Текст книги "Дневник школьника уездного города N"
Автор книги: Кирилл Чаадаев
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)
21 января 2020. Вторник
Кто-то из параллельных классов на днях занес на школьные компьютеры старенький Counter Strike 1.6. Компьютеры, правда, быстро почистили, игру удалили, но этот вирус из наших голов, это наслаждение игрой в запретные минуты, когда, спалившись, можно схлопотать двойку, отчего игра приобретает особой оттенок, подкрашенный яркими красками адреналина, – этот вирус из наших голов уже не стереть.
Игра быстро перекочевала на флешки – она запускается, не требуя установки на компьютер, а локальная сеть школы позволяет играть друг с другом прямо в классе. На прошлой неделе мы делали первые робкие вылазки в Half Life. Мы – это я, Эдик и Влад. На нас мало обращают внимания на информатике – мы не сдаем по ней ЕГЭ. Поэтому как-то раз тихонечко, молча, чтобы учитель не слышал, мы устроили резню на карте с бункером. В середине урока Эдик не выдержал и громко воскликнул:
– Давайте уже без бункера! Надоели карту взрывать!
Учитель поднял голову из-за своего монитора. Мы быстро свернули игру: сделали вид, типа усиленно пытаемся кодить. Учитель опустил голову обратно. От безнаказанности мы осмелели. Постепенно к нам присоединились некоторые другие одноклассники. Half Life для большой кучи народа стал тесен – мы перешли на C. S. 1.6. Сегодня, на наше счастье, поставили четыре информатики подряд. К концу последнего урока почти все парни в классе поделились на террористов и контртеррористов. В тесной аудитории стоял гомон как на футбольном стадионе во время драки болельщиков с ментами. Отовсюду кричали:
– Справа! Заходи справа!
– Осторожней! Он со «слоном» в окне!
– Ха-ха-ха! Ножом! Ножом его!
Перед звонком учитель прошелся по классу – на всех компьютерах мгновенно вспыхнул пустой рабочий стол. Выборочно он проверил выполнение задания, которое он объявлял в начале урока. Мне и Эдику влепил по двойке. Мы не только не справились с его дурацким заданием, но и не смогли ответить, в чем оно вообще заключалось.
Помню, как раньше на уроке химии мы с друзьями играли в кости на щелбаны. Я тогда притащил в школу пару игральных кубиков, и мы с Авдеем, Тарасом, Игорем и Севой, оккупировав несколько задних парт, устроили там какую-то вакханалию с азартными играми. Несколько раз на нас шикали с последних парт – мы не обращали внимания. Нам было совершенно плевать, что кто-то пытается учиться. Мы хотели веселиться, а когда мы чего-то хотели, мы это делали…
Дима стал подозрительно мало бормотать. Я все чаще замечаю, как он сидит, глядя перед собой куда-то в пустоту, или искоса бросает взгляды на сидящую в третьем ряду параллельно с нами Арину. Похоже, он на нее серьезно запал. Я, конечно, не уверен на все сто – я далеко не профи во всех этих сердечных делах – просто люблю наблюдать. Я ведь фантазирую из себя писателя – типа, как Хемингуэй, который, устроившись в баре с «Монтгомери мартини», наблюдает за манерами людей, слушает их диалоги, догадывается об их мотивах…
Из своих наблюдений я заметил одну странность, произошедшую с Мишей. Началось все с того, что вчера, когда нам раздали пятиминутные тесты по истории. Я написал их за него, но он все равно получил тройку, хотя я точно сделал их правильно! Потом у него какой-то очень уж печальный вид. Я так и сказал ему на большой перемене, когда мы с Сашей спускались по лестнице в столовую и случайно на него натолкнулись:
– Ты не высыпаешься, что ли? Чем же ты занимаешься по ночам?
Он ответил что-то неразборчивое и быстро ушел.
Сегодня после школы Саша потащила меня в кафе «попить кофе и поесть пиццу, а то на улице зима как-никак». Пицца и кофе оказались холодными. Точнее, они остыли к тому моменту, когда мы за них принялись, потому что большую часть времени мы, конечно, целовались.
Когда принесли счет, и Саша сразу же схватила его своими тонкими пальцами с аккуратным бежевым маникюром, я про себя взмолился богам – всем, которых смог вспомнить: Амону Ра, Зевсу, Велесу, Яриле, Тору, Гуаньди, Сисигами, Мистеру Среде, Билкис, ирландским лепреконам и скандинавским валькириям – никто меня не услышал. Перед этим мы договорились с Сашей платить поровну, но, заглянув в счет, я понял: лежащих в кармане денег мне не хватит. Не то чтобы я не думал об этом, когда мы делали заказ – нет, просто я не успел что-либо предпринять. Прежде чем я открыл рот, Саша выпалила:
– Я хочу капучино и пиццу с морепродуктами.
И подошедшая официантка быстро записала в маленький блокнот. Я подумал: «Мне бы просто воды из-под крана». Но вслух сказал:
– Тоже капучино.
– Вы будете пиццу большую или маленькую? – спросила официантка и уставилась на меня.
– Маленькую, – поспешно ответил я и добавил, обращаясь к Саше: – я просто не очень голоден.
Сам же я жалел, что потратился на обед в столовой. Если бы ничего не ел на большой перемене, хватило бы на пиццу.
Рассмотрев как следует счет, Саша деловито полезла в сумочку за кошельком. Я скромно опустил руку в карман. В голове пронеслась мысль: «Убегай, Кирилл. Встань и беги». Потом я представил, как завтра приду в школу, и все будут обсуждать, как я сбежал со свидания, оставив Сашу платить за счет. Да и вообще – как я потом в глаза ей смотреть буду? Я поспешно отогнал бредовые мысли.
Я вытащил из кармана смятую купюру, под столом на коленке незаметно растер ее, чтобы выглядела не как из жопы, набрал в грудь воздуха, на пару секунд задержал дыхание – главное, чтобы голос не дрогнул, – выдохнул и как можно беззаботней сказал:
– Вот черт. Кошелек потерял. Осталось вот только сто рублей.
Саша подняла на меня испуганные глаза.
– Как потерял? – спросила она.
Я стал врать стандартную херню, что, видно, выпал по дороге или украли в автобусе. «Нет-нет, не волнуйся, денег там было немного. Просто сам кошелек жалко. Его мне подарила мама на день рождения».
– Прости, что так получилось. Давай я тебе завтра отдам?
– Конечно-конечно! – замахала руками Саша.
Она искренне ужасалась моей легенде, и я почувствовал горькую каплю стыда, которая будто упала мне на язык, там набрякла, заполнила весь мой лживый рот, провалилась дальше по пищеводу в желудок, и теперь рвотой лезла обратно. Я сдержался. Не признаваться же, что у меня тупо нет денег.
Честно говоря, эта проблема с деньгами меня жутко напрягает. Раньше я как-то догадывался, что девушки требуют определенных расходов, но не подозревал, насколько больших. Пора с этим что-то делать…
24 января 2020. Пятница
Последние три дня сразу после уроков несколько часов подряд пока не темнело, я раздавал листовки по улице Гагарина между детской поликлиникой и офисом Сбера. Вечерами возвращался домой поздно, без сил валился на кровать и забывался густым вязким сном. Сейчас едва держусь, чтобы не отрубиться: вставил спички в глаза и выпил литр кофе, иначе я бы отправился в удивительный и волшебный мир сновидений созерцать собственные страшные глубины подсознания раньше, чем дописал бы этот абзац.
На мамины расспросы, почему я прихожу так поздно, я отвечал, что сижу допоздна в школе на дополнительных занятиях по обществознанию и истории – типа готовлюсь к ЕГЭ.
На самом деле никакими дополнительными занятиями я, конечно, не занимался. Дрожащими руками я протягивал трепыхающиеся на ветру листы с рекламой отремонтированного фитнес-зала в среду, с зазывающими в «Чайхану» картинками в четверг и с парикмахерской экономкласса в пятницу, то есть сегодня. Я научился неплохо убеждать прохожих в том, что они должны взять мою рекламу. Сначала они отказывались: игнорили меня, обходили стороной, на протянутую руку даже не обращали внимания. Тогда я понял: нужно менять тактику – они не смогут отказаться, если им на ходу впихивать листовки. Я замечал какого-нибудь спешащего с работы прохожего, резко выскакивал у него на пути и совал рекламу под самый нос. Благодаря инстинктивному желанию избавиться от назойливого школьника, они не задумываясь брали листовку. Иначе пришлось бы сопротивляться, обходить стороной, предпринимать какие-то усилия, чтобы не стать жертвой моего агрессивного маркетинга, а люди этого не любят – они, как и все в нашем мире, по всей видимости, подчиняются закону наименьшего сопротивления.
Сомневаюсь, что своими действиями я привлек много клиентов, но мне на это пофиг: главное – получить свои честно заслуженные денежки. За три дня – шестьсот рублей. Это два похода в кино или один с попкорном и колой, если платить только за себя, а в прошлый раз Саша настояла, чтобы мы делили расходы пополам. Еще кое-что удалось сэкономить на обедах в четверг и пятницу. В среду вообще ничего не ел – все деньги вернул за вторничный долг в кафе. Так что теперь я типа богатенького Буратино, который променял учебу на развлечение.
Саша после школы пыталась выведать, куда я убегаю и почему не иду гулять с ней.
– Ты не хочешь проводить меня сегодня? – спрашивала она все три дня подряд.
Я отвечал, что очень хочу, но мне нужно идти к маме в больницу, типа на нее навалили много работы, и я должен помочь. Саша сначала умилялась, потом расстраивалась, под конец, раздосадованная, злилась. Я оправдывался перед самим собой, что эта маленькая ложь на самом деле во благо.
– Я правда не могу, – сказал я сегодня после школы, когда Саша, повиснув у меня на руке со словами «ну пятница ведь», тянула гулять на набережную.
– Давай завтра, – сказал я.
– Обещаешь?
– Да.
В школе ничего особенного не происходит: все настолько размеренно и уныло, настолько стабильно и застойно, что, кажется, будто вот-вот развалится по частям – за всю неделю даже нечего и вспомнить. Разве что сегодня вызвали к доске на обществознании, и Наталья Алексеевна попросила перечислить три закона диалектики Гегеля. Честно говоря, я офигел от этого вопроса. Я возмутился: в школьной программе нет такого!
– В школьной программе много чего нет. Если учить только то, что предписывает школьная программа, то на интеллектуальном уровне ты сможешь поспорить разве что с неандертальцем, – отрезала Наталья Алексеевна.
Оказалось, они разбирали этот вопрос на дополнительных занятиях, на которые я не смог прийти, потому что раздавал листовки.
Да, еще на днях произошел один забавный случай с Эдиком. Мы почти всем классом, за исключением нескольких серых мышек, обедали в школьной столовой на большой перемене. Я ел булку, запивая компотом, рядом, по правую руку плотно прижавшись ко мне и крепко стиснув пальцы на моем запястье, словно боясь, что, если меня отпустить, я улечу как красный шарик из рук девочки на картине Бэнкси, сидела Саша. Напротив нас, остро стреляя глазами, что-то весело рассказывал Эдик. Он беспрестанно шмыгал носом и похохатывал, снова шмыгал и вновь похохатывал. Потом он стал рассказывать какую-то особенно, по его мнению, смешную историю – весь налился красным, будто сигналивший об остановке светофор, его речь ускорилась – он форсированным маршем приближался к развязке, хотя никто уже не понимал ни слова, нить повествования оторванной плетью болталась в воздухе, все вежливо ждали окончания, но оно наступило внезапно: Эдик на полуслове разразился клокочущим хохотом и, как обычно бывает у человека с заложенным носом, – случился казус – поток соплей ринулся из носа в стакан с компотом.
Бедняга Эдик. Его испуганное лицо в этот момент способно было затмить самую экзотическую мимику Мистера Бина. Секунду ничего не происходило: столовую будто погрузили в космический вакуум, потом наш стол взорвался безудержным смехом. Эдик не знал, куда деться. Из носа тянулась длинная сопля, рот набит картофельным пюре, в правой руке занесенная над тарелкой вилка, в левой – откусанная булка хлеба. Его жалкий растерянный и вместе с тем невероятно комичный вид вызывал смешанные чувства. Отсмеявшись, я протянул ему пачку одноразовых бумажных платков. Они чудом оказались в моем кармане – мать утром насильно впихнула. Невзирая на все мои протесты, она заявила, что без них я никуда не пойду, потому что «это дурной тон, если у молодого человека в нужный момент не окажется под рукой салфетки». Как в воду глядела!
Не смеялся только Миша. Он, погруженный в собственные мысли, сидел отдельно ото всех и ни с кем не разговаривал. Что-то с ним происходит. Может, у него что-нибудь случилось? Может, ему нужна помощь? Я попытался с ним заговорить – осторожно, издалека, но он отбрыкнулся и сразу же куда-то исчез.
Пожалуй, на сегодня все. Пойду смотреть, каких демонов мне подкинет подсознание на сегодняшнюю ночь. Недавно приснилось, что я плыву в маленькой лодке по морю со сломанными веслами и пробоиной в днище. Подо мной неведомая глубина – вода аж черная – и вокруг лодки нарезают круги русалки с Сашиным лицом. Что бы это могло значить?
26 января 2020. Воскресенье
Близится окончание зимы. Не календарной – эта протянется еще месяц до Масленицы, на которой, как и в прошлом году, в парке Старого Города напротив маленькой церквушки будут жечь уродливое чучело из прошлогоднего сена, а на центральной площади возле ДК Химиков будут подносить людям блины на лопате. Наступила та странная погода, когда в пуховике уже жарко, а без него еще холодно. Скупые на тепло, но яркие косые лучи ползущего по длинной дуге солнца заливают город светом на девять с половиной часов в день, и эта цифра неумолимо растет по мере продвижения в сторону весны.
Выходные назло выдались холодными. Градусник на заправке «Роснефти», мимо которой я неумолимо проезжал каждый раз, когда выбирался со своей окраины куда-нибудь к центру города – со своего болота к бурлящему потоку жизни – нерешительно колебался около нуля. Более-менее теплые будни сожгли последние намеки на снег, но в выходные исхудалые лужи вновь покрылись мутной пленкой, а сердитые ветра шумели за окнами. И все же ожидание ранней южной весны уже витало в пока еще прохладном воздухе.
Авдей с Тарасом близки к примирению. Они пока не разговаривают друг с другом – дуются, как маленькие дети, но снова тусуются в одной компании. Скорее всего, это заслуга Игоря. Я вчера переписывался с ним в ВК, и он мне так и сказал, что почти помирил их. В этом весь Игорь – ему всегда нужно кого-то спасать, кого-то успокаивать, о ком-то заботиться. Они и меня звали гулять на выходных, но я отказался по одной очень понятной причине по имени Саша. Игорь пожелал мне хорошо провести время. Авдею же мой отказ не понравился. Он заявил:
– Ты вторую неделю подряд отлыниваешь. Пацанов на бабу променял?
Я пообещал, что на следующей неделе мы обязательно увидимся. Его слова неприятно застряли у меня где-то между мозжечком и затылочной долей мозга – они раздражающе зудели; я постоянно возвращался к ним, отплевывался, как будто в рот попали листья табака, и вновь возвращался.
Вообще я стал ловить себя на мыслях об отношениях. Само слово – «отношения» – какое-то оно токсичное, разве нет? Есть вполне научный термин: «отношение» – с буквой «е» на конце. Викисловарь дает ему семь значений. Первое: «мнение по поводу чего-либо»; второе: «характер обращения кого-либо с кем-либо»; третье: «взаимодействия и взаимосвязи между людьми, организациями, сообществами»; четвертое, пятое и шестое – в том же духе; рядом с седьмым стоит пометка «разг.», и обозначает оно «любовь, сексуальную связь, гражданский брак». Пример: «Вы женаты? Нет у нас отношения».
Вот и у нас с Сашей получается тоже какие-то «отношения». Какое же абстрактное слово! Если применить его к парню и девушке, то оно как-то сразу выражает все эти семь значений одновременно. И все же остается до конца непонятным, что имелось в виду.
Еще я заметил, как много шуток про «отношения». Серьезно, две трети (кстати, дробь в математике – тоже отношение) стендапов на «ТНТ» посвящены отношениям мужчины и женщины или сексу. Раньше они казались мне унылым говном без капли юмора, неинтересными и бессмысленными словоизлияниями. А теперь я вдруг стал с них смеяться…
Иногда я задумываюсь, зачем вообще нужны два разных пола: мужчина и женщина? Эволюция и все такое как-то слабо убедительны, а всю эту мифическую чушь про Адама и Еву я, конечно, не беру в расчет. Отчасти легенда красивая, типа мужчина и женщина когда-то были одним, пока бог не оторвал у Адама ребро и не сделал из него Еву. Правда, этот же миф обрек женщин две тысячи лет считаться всего лишь продолжением мужчины, чтобы в начале двадцать первого века выплеснуться третьей волной феминизма.
С чего я вообще завел разговор обо всей этой обширной, безумно почитаемой человечеством теме? Вчера мы виделись с Сашей. Мы сидели близко друг к другу, соприкасаясь плечами, развалившись на двухместных диванчиках в кафе с очаровательным названием «Лето». Зимние ветра за окном набрасывались на зазевавшихся прохожих. На столе перед нами стоял сет с роллами. Нам было тепло и уютно. Сашина голова покоилась у меня на груди, а иногда Саша сползала по шершавой спинке дивана и, уложив голову мне на колени, поднимала на меня глаза. Я опускался, чтобы поцеловать ее зовущие губы. Она тянулась ко мне с ответным поцелуем. Мы оба нежились в томительном блаженстве от близости друг друга.
Время от времени мы болтали по пустякам. Саша спрашивала:
– Ты кем хочешь стать?
– Я?
– Ага.
Писателем. Я хотел стать писателем, но я не собирался говорить об этом Саше.
– Да… Как-то не знаю… А ты?
Она морщила носик, слегка ерзала, будто где-то в обивке дивана затерялась горошина, и говорила:
– Я тоже еще не решила.
– А куда поступать собираешься?
– Не знаю. А ты?
– И я.
Какое-то время мы молчали. Лежа головой у меня на коленях, Саша крутила золотистый локон на пальце. Я любовался ею. Внезапно она будто замерла, вся подалась ко мне и спросила:
– А мы встречаемся?
Этот вопрос я слышал уже второй раз за неделю. Но первый был не от нее. На алгебре я, погруженный в решение какого-то логарифма, внезапно в полной тишине рядом с собой услышал возглас. Ни с того ни с сего без предисловий, объяснений, без имен и намеков, Дима вдруг воскликнул:
– Так вы встречаетесь или нет?
На миг мне показалось, что к нам обернулся весь класс. Позже я убедился, что никто не обращал на нас внимания, хотя, когда в кафе тот же вопрос задала Саша, я вновь вспомнил Димин возглас – может, она все же его слышала? Диме я тогда ничего не ответил, сделал вид, типа не понял, о чем он говорит, хотя и без лишних слов было все ясно. С Сашей такое не прокатит. Саша ждала ответа.
Викисловарь дает слову «встречаться» пять значений… Разумеется, Саша имела в виду последнее – пятое, возле которого наклонным шрифтом стояло пояснение «перен.» и рядом пример: «Сначала мы некоторое время встречались, а потом появился Ваня»… Я подумал, что древние люди, жившие в пещерах и не имевшие развитого языка, не знали слов «встречаться» или «отношения». А значит, они не ведали всего того, что за ними стоит. Ведь «встречаться» – это не только «состоять в близких, интимных отношениях, ходить на любовные свидания», как говорит Викисловарь, но и типа какие-то права друг на друга, какие-то обязательства друг перед другом, что ли. Это еще более абстрактное слово, чем «отношения»! Древние люди, не зная всего этого, видимо, просто поступали так, как им хотелось. Я тоже ничего не знаю, но что-то мне подсказывает: я не могу поступать как древние люди.
Сейчас я сижу за компьютером, пишу эти строки, передо мной раскрыт учебник философии, вчитываясь в который я безуспешно пытаюсь понять разницу между диалектикой и метафизикой, о чем Наталья Алексеевна рассказывала на пропущенных мной дополнительных занятиях, но где мне найти тот учебник, в котором можно было бы прочитать, как надо «встречаться» и что такое «отношения»?..
Тогда в кафе Саша подняла на меня взгляд и спросила: «А мы встречаемся?» Я посмотрел в ее глаза под дрожащими ресницами и увидел ответ.
– Да, – сказал я.
Она удовлетворенно кивнула.
29 января 2020. Среда
В последние дни школу наводнил поток выпускников. В большинстве вузов, где они учились, шли каникулы, и они, вспомнив свою альма-матер, устремились делиться с нами своими сокровенными знаниями о Большом Мире, лежащем за полторы-две тысячи километров необъятных просторов страны. Конечно, не все приехали из Москвы и Питера – некоторые учились ближе: кто в Краснодаре, Ростове или Новочеркасске, в Белгороде или Казани.
Одна девочка приехала из Рязанского меда – об учебе ее слушали невнимательно – у нас никто не собирался на медицинский, но о городе в пять раз крупнее нашего захолустного Мухосранска, о разгульной студенческой жизни, о таком удивительно далеком мире не на отшибе, а в самом центре России – ее заваливали вопросами так же, как и других счастливчиков, которым удалось отсюда вырваться.
Обычно они приходили на алгебре. Наша школа с физ.-мат. уклоном выпускала в мир будущих инженеров, строителей, программистов, экономистов и всяких там проектировщиков, поэтому теснее всего их отношения за время учебы складывались именно с учительницей математики. Они рассказывали о своих достижениях, учительница внимательно слушала, кивая головой, соглашалась, не без основания гордилась – все они ее заслуга.
Особенно интересно наблюдать за выпускниками прошлого года. Они с горящими глазами как из пулемета строчат историями одна увлекательней другой. Я слушаю их с открытым ртом: когда кто-нибудь из них, робко приоткрыв дверь, заглядывает в кабинет, я откладываю в сторону учебники и в сладком предвкушении готовлюсь незримо прикоснуться к чужой далекой жизни.
Дима, наоборот, затыкает уши и продолжает как ни в чем не бывало решать свои любимые задачки. Я на днях не выдержал и спросил его, неужели ему неинтересно, что они рассказывают.
– Интересно, – ответил он. – Но математика интересней.
Только однажды он оторвался от задачника, когда к нам пришел парень из Физтеха с седыми висками, как у Фандорина. Тогда Дима так тянул шею, весь обратившись во внимание, что, казалось, вот-вот мимикрирует под жирафа. Я, не выдержав, засмеялся, чем нарушил монотонную лекцию выпускника о величии выбранного им вуза.
Кто-то с задних парт спросил, куда поступать, если не знаешь, кем хочешь стать. Он ответил:
– Не знаешь, куда поступать, иди на экономический. Потом, правда, всю жизнь будешь жалеть, но зато не попадешь в армию.
– Меня и так, может, в армию не возьмут…
– Тебя, может, в рай не возьмут. А в армию всех берут.
Когда выпускник ушел, Дима пробормотал что-то вроде «надо больше работать» и с особым остервенением набросился на свою тетрадку с нерешенной задачей.
Я заметил, что те, кто закончил школу несколько лет назад и уже отучился два-три курса в университете, совершенно по-другому к нам обращаются. Если вчерашние выпускники, полные энергии и энтузиазма, распираемые от желания поделиться со всем миром их эмоциями и мыслями, выливают на нас весь свой поток сознания, как миссис Дэллоуэй на читателей Вирджинии Фулф, то выпускники с двух– – трехлетним стажем студенчества смотрят на нас как на детей и либо пытаются фальшиво умничать, либо принимают утомленный от жизни вид: их ничего не волнует, они от всего устали, они все видели, они дерзки и скептичны – любой вуз, по их мнению, говно, система прогнила, а школьное образование зашло в тупик. На таких я смотрел и думал: им легко говорить – они живут и учатся в Москве и, видимо, забыли, что когда-то сидели на моем месте и мечтали жить и учиться в Москве…
Встречи с выпускниками на какое-то время заряжают меня мотивацией. Я с воодушевлением и с решительным настроем, что сейчас выучу все знания мира, хватаюсь за учебники, но вскоре запал выгорает и на его месте остаются сомнения: а что дальше? Ну вот выучу я все тесты по ЕГЭ – дальше что? Дальше поступление в университет. В какой? На кого? Серьезно, кем ты собираешься стать, Кирилл? Я пока не нашел ответов на эти вопросы.
Еще после того, как я стал подрабатывать после школы, резко сократилось время. Оно куда-то пропадает – растворяется в небытии, как пожирающая собственный хвост змея. Дело не только в том, что я трачу несколько часов на раздачу листовок или, как вчера, на расклейку объявлений на автобусных остановках, но и потом, вечером, у меня совершенно не хватает сил даже на то, чтобы оторвать книгу от стола. Только вот сегодня в Центре Занятости Молодежи сказал, что работы нет, и я смог сесть за написание этого текста.
Дополнительные занятия, естественно, я тоже пропускаю. Наталья Алексеевна сегодня даже спросила:
– Кирилл, ты передумал сдавать ЕГЭ по моим предметам?
Я не передумывал.
– Тогда почему ты перестал посещать занятия?
Я что-то мямлил в ответ – не додумался заранее подготовить легенду. Сказать правду я не мог, так как весь этот разговор происходил на предпоследнем уроке при полной одноклассников аудитории, включая Сашу. Да и в личной беседе я бы едва осмелился выдать хоть каплю правды. Если хорошенько подумать, когда вообще я говорю правду? Если только в те моменты, когда сажусь за компьютер, чтобы из голой страницы вордовского документа сделать очередную историю своей ничем не примечательной жизни в далекой южной провинции…
– Кирилл, ты парень неглупый, местами даже очень неглупый, – сказала Наталья Алексеевна после урока, когда мы остались наедине, – но все устроено так, что для сдачи экзаменов ума недостаточно. Он даже не всегда нужен. А вот что действительно необходимо – это тщательная подготовка. Ты собираешься поступить в хороший вуз или хочешь остаться здесь?
Вопрос, конечно, был риторическим. В последнюю неделю всего раз к нам пришел выпускник, который в силу семейных обстоятельств не смог уехать из города – учился и работал здесь. Он не блистал знаниями, экзамены сдал средненько, но баллов вполне хватило бы, чтобы поступить в какой-нибудь московский технический университет второго-третьего эшелона. У него сильно болела мама, поэтому ему пришлось остаться. Мало кто в школе знает об этом – не знал и я до вчерашнего разговора с Натальей Алексеевной – ее слова меня потрясли, потому что, когда он приходил – тот парень – все мои одноклассники (и я тоже) смотрели на него презрительно, даже в какой-то степени брезгливо, как на безнадежного неудачника, как на выпавший из помойного ведра мусор. И каждый думал, что таким не станет.
Честно говоря, я бы, может, и не сел ничего писать сегодня – уж очень устал за последние дни, если бы не одна встреча, которая просто выбила меня из колеи. Расстроенный из-за отсутствия работы, я возвращался домой. Я не сразу заметил на лавочке перед подъездом сгорбленную невзрачную женскую фигуру в каких-то лохмотьях. Погруженный в собственные мысли, я бы прошел мимо – мало ли кто это может быть – если бы она не окрикнула меня:
– Кирилл, привет!
Ее сухой скрежещущий голос больше походил на кашель. Я остановился. Женщина долго молча смотрела на меня сильно запавшими тусклыми глазами. Черты лица мне были смутно знакомы, но я никак не мог припомнить, где видел ее раньше.
– Не узнаешь? – прищурившись, спросила она.
Морщины от уголков глаз глубокими шрамами разрезали ее высохшее лицо. Челка мышиных волос выбилась из-под косынки. Она с какой-то легкостью, со своеобразным изяществом откинула их со лба. И я с ужасом понял, кто передо мной. Этот жест я знал с детства. Так делала давняя мамина подруга, наша соседка с первого этажа Кошкина Валентина Борисовна.
Кажется, я упоминал ее раньше. Это у нее несколько лет назад умерла дочка. Точнее, Валентина Борисовна случайно убила дочь, когда ее полуголую в мертвецки пьяном состоянии принесли домой какие-то незнакомые люди. Она хотела только наказать дочь, проучить ее ремнем, но та, шатаясь, бросилась убегать по квартире и, поскользнувшись, ударилась виском об угол стола. Видимо, тюремный срок кончился.
– Совсем взрослый стал, – сказала Валентина Борисовна, не сводя с меня глаз.
Мне сделалось не по себе. Я лихорадочно пытался сообразить, как вежливо, но поскорее уйти.
– Мама дома?
– Нет… Не знаю… Скорее всего нет, – сказал я.
Мы какое-то время молчали. Валентина Борисовна закурила сигарету. Потянуло горьким дымом. Я переминался с ноги на ногу.
– Не куришь?
Я помотал головой.
– Хорошо. Правильно.
Мы снова молчали. Воздух медленно набухал сумеречной серостью. Будто сквозь мутное стекло я видел, как алеет тонкий кончик сигареты. Валентина Борисовна рассматривала меня рассеянным взглядом. Я смотрел куда угодно: вверх на голые искривленные стебли виноградника, вниз на черные асфальтные пятна под ногами, по бокам на облупленную краску с балконов на первом этаже, на приоткрытую манящую внутрь дверь подъезда – только бы не встретиться с ней глазами.
– Ну ладно, Кирюш. Не хочу тебя задерживать. Ты, наверное, спешишь.
Я кивнул и опрометью бросился в подъезд, скачками взбежал на третий этаж, рванул дверь – только успел повернуться ключ – и когда захлопнул ее на все замки, остановился отдышаться. Дыхание восстановилось через несколько минут. Сердце еще долго выстукивало неровный пляшущий ритм.
Позже я сказал маме, что видел Валентину Борисовну. Она сначала никак не отреагировала – по крайней мере мне так показалось, но потом она несколько раз у меня переспросила:
– Что она говорила?
Ничего дельного я не мог ответить. Вновь и вновь я пересказывал одно и то же. Потом мама, успокоившись, пошла спать, а я сел за свою писанину. Честно говоря, не знаю, почему меня так сильно зацепила эта встреча. В округе полно людей, кто сидел в тюрьме или у кого случалось подобное несчастье. Не знаю… Я ничего не знаю…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
