Текст книги "Живая нить"

Глава 7

– Бог в помощь! – поприветствовал брата Степан, непонятно откуда возникший вдруг перед колющим дрова на заднем дворе Сергеем. Сергей вонзил острие топора в широкий крепкий чурбан, на котором колол поленья, и протянул руку брату.

– Ты откедова тут взялся-то? – спросил удивлённо.

– Со своей любовью-то совсем голову напрочь потерял? – улыбнулся в ответ старший брат, – а жись-то не стоит на месте. Дела-то никуда не деваются, их делать надобно. Забыл, зачем тебя батя вчерась в Топорнино-то посылал?

– Фу, ты! Налог ведь надобно было сдать! – Сергей как-то виновато поскреб затылок.

– Вот и я о том же, – Степан, сев на стоящий рядом чурбачок, достал из кармана кисет с табаком, и протянув брату, спросил: – будешь?

Сергей, расположившись рядом на соседнем чурбачке, стал тоже скручивать цигарку.

– Тебе заместо меня пришлось в Топорнино-то ехать? – осведомился Сергей, – а на мельнице, поди, Ванька один? Батя-то пахотой занимается? А кто ж помогает-то ему?

– Да Анку сёдни снарядили с батей-то, не всё ей отлынивать да по подружкам бегать. Здесь-то как? Елене, поди, сено уж пора вывозить. Вёдро-то не все время будет, того гляди – и дождик начнется. Покаместь не уехал я, пару возов-то можно бы и привезти.

– А на чём ты приехал-то, не пойму? – спросил Сергей.

– Да дядя Костя одолжил своего коня. На Чалом-то батя сёдни пашет, Звездочка здеся.

– Да… Подвел я Вас, выходит.

– Да ладно. Елене-то тоже подмогнуть малость надобно. Батя ей мешок муки ржаной да мешок пшёнки прислал. А сама-то она где? Никого чё-то не видать. Ни Елены, ни девок.

– Девки-то на заднем огороде, помидоры сбирают. Вызвались помочь Елене с засолкой. А сама-то Елена к батюшке отправилась, о нас с Матрёнкой просить. На Василия-то надёжа плохая. Не видал сёдни Терентия Иваныча-то?

– Приходил. Отказывается Василий. Не богоугодное, грит, дело затеяли.

Сергей глубоко затянулся.

– Ну, может, здеся Елена договорится? – спросил осторожно Степан.

– Может и договорится… – произнёс после некоторого молчания расстроенный Сергей.

– У-у – у! Скока гостей-то у нас сёдни! – Елена подошла к разговаривающим мужчинам, приветливо улыбнулась Степану.

– Как живы-здоровы? – поприветствовал родственницу Степан.

– Слава богу, потихоньку! – отозвалась Елена, – хороший человек завсегда вовремя. У нас и баньку вона робята истопили. Щас выстоится с пару часиков-то, можно тоды и в первый пар уже идтить.

– Да, погоди ты с банькой-то, тетка Лен! Скока мы тогда накосили-то? Стога четыре, кажись? Просохло уж, поди. Погода-то солнечная стоит.

– Да, што ж, так вот сразу с дороги-то и за сеном сразу собрались? – всплеснула руками Елена.

– Летняя-то пора горячая, сама знаешь, – отозвался Степан, – рассиживаться-то некода. В народе-то бают: летний день год кормит. А дрова-то, – обернулся Степан к Сергею, – и завтрева поколоть можно, аль попозжее еще приедем.

– А как сходила-то, теть Лен? – спросил Сергей, кивнув брату в знак согласия.

– Неладно сходила, Серег! – произнесла удрученно тетка, – не берется за такое дело батюшка-то наш. Ни в какую не соглашатся! – Елена поглядела на Сергея виноватым взглядом, словно провинилась перед ним, не сумев выполнить обещанную помощь.

– Да что ж они, как сговорились-то! – не выдержал Сергей, – чем же не богоугодно дело-то, коль любят друг дружку люди?!

Степан посмотрел сочувствующе на Сергея. И вдруг приободрился.

– Слушай, Серёг! А село Петропавлово-то знаешь?

– Это Голодаево-то которо? – спросила Елена.

– Раньше Голодаевым прозывали, а щас уж который год Пе-тропавловым кличут.

– Это что неподалёку от Екатерининского тракта-то стоит? – заинтересовался Сергей.

– Оно самое и есть. Церковь-то там какая красивая!

– Красивый храм! – подтвердила Елена, – Трехпрестольный! Один-то из двух придельных в честь Николая Чудотворца сделали, другой-то во имя святого Михаила. А вот главный-то престол в честь святых апостолов Петра и Павла. Потому-то, видать, и селу-то названье сменили. В честь этих святых имя-то дали. И построена-то та церковь еще в конце прошлого столетья, годах в восьмидесятых, бают.

– Главное-то не то, что красиво, а то, что с батюшкой, что там служит, я знаком! – произнес с воодушевлением Степан. Сергей, воспрянув духом, с надеждой посмотрел на брата.

– Давно, правда, дело-то было, лет пять-то уж точно прошло, – проговорил Степан, – Ехал я как-то вот также из нашего волостного центру Топорнина, а по дороге-то гроза началась. Дождь, словно из ведра льет. Еду я, стало быть, по дороге-то осклизкой и вижу, впереди какой-то мужик мучается с лошадью. Дорога-то в том месте возле одной лощины пролегала. Развезло её опосля дождя-то. Вот и съехала у него наполовину телега-то в лощину. А конь – ни в каку! Ни с места. Стоит и тока пофыркиват. Ну, помог, конечно, человеку-то. Познакомились. А он не деревенский вовсе оказался. Со скотиной-то никак еще не приспособился управляться-то. Прислали из городу батюшку в Петропавлово. Там он и справлят теперя службу-то. Ну, щас-то уж, наверно, пообжился, приспособился к деревенскому-то житью.

– Поможет, думаешь? – спросил с надеждой, Сергей.

– Ежели и не возьмётся, так может, что и присоветует. На обратном-то пути щас и заеду потолковать с батюшкой, – отозвался Степан – аль, может, погодить с недельку-то? Корпей-то хоть и крут, да тоже ж человек, охолонет, поди, со временем-то?

– Через неделю-то Медовый Спас уже, – напомнила Елена. – А опосля-то него две недели Успенсково поста, вплоть до Успенья Пресвятой Богородицы. Стало быть, ежели на энтой-то недели не решится вопрос, то до сентября-месяца с Вами никто и говорить-то не станет. В пост да праздники святые венчанье-то не совершают.

– Ну, тоды и вовсе время терять нам не с руки, тёть Лен, – произнес Степан.

И обернувшись к Сергею, распорядился по праву старшего брата:

– Сбирайтесь, давайте, скорее! Щас привезём Елене с луга сено, на двух-то подводах быстро управимся. Для одной-то коровы много ли надо сена-то?

– Да там же четыре стога-то, Степан, – обратилась к нему Елена.

– Ничё, тёть Лен, два-то стога за две ходки перевезем, а остальные вдругорядь. Девчата щас вон помогут. А уж опосля-то можно и в баньке попариться. А вечером уж и до дома отправимся. Сергея с Матрёнкой-то тоды заберу с собой, конечно. Дрова опосля тебе поможем расколоть. До зимы-то далековато еще. А пока Аринку тебе оставим в помощницы. Она девка сноровистая. У нее всяка работа в руках спорится.

– Пойду девок, щас тоды, пошлю одеться во што-нить светлое для леса-то, а то там мошкары, поди, навалом, а сама обед готовить примусь. Аль, может, чайку с дороги-то выпьешь, Степан, пока девки-то обряжаются, успеешь, поди? И Серега с тобой за компанию чаем побалуется. Я на днях из кислицы вареньице наварила – язык проглотишь!

– С удовольствием, тёть Лен, – улыбнулся, поднимаясь, Степан. – Поветь-то у тебя цела? Крышу нигде не прохудило? А то, поди, сено некуда везти?

– Да крепкая ещё. Спасибо, Степан, за заботу. Константин-то тоже пашней уже заниматся?

– Да, дядя Костя-то уже и жито на озимь посеял, и с пшеничкой заканчиват. До Спаса Медового ещё неделя, а он уж и пчелами своими занялся. Улья подчищает, первые соты подрезал. Сёдни утрецом-то, коды за лошадью-то к нему пришёл, так он меня чаем со свежим медом угостил, – и увидев показавшихся во дворе девчат, произнес: – А вот и девки наши с полными ведрами помидор с огорода идут.

– Ну, пойдёмте тоды все в дом. Щас Вас чаем напою, да и поедете, – пригласила Елена и пошла навстречу девчатам.

Ветерок, пропитанный целебным ароматом луговых трав, перемешанный с благоухающим запахом высохшего сена, кружил голову. Стояла благодатная для уборки хлеба погода. Откуда-то с высоты, из необъятных глубин голубого, без единого облачка неба доносилась звонкая мелодичная, услаждающая слух удивительным разнообразием мелодий из трелей других птиц, наполненная какой-то невероятной силой полноты звучания песня взмывшего в поднебесье лугового жаворонка. Грунтовая дорога, заросшая по краям подорожником, одуванчиком и мать-мачехой, вилась среди убранных местами, а местами еще неубранных хлебов. Кое-где виднелись несжатые полосы овса и неубранного льна. А кое-где уже вспахивалась пашня под будущий засев озимых хлебов.

Степан с Сергеем и девчатами, нагрузив обе подводы душистым сеном второго стога, возвращались с дальних покосов в Еленину деревню. Сенная труха, набившаяся под холщёвые рубахи, нещадно колола тело, от тяжёлого труда ныла у всех четверых поясница, но молодые, полные сил парни и девчата были довольны своей проворной дружной работой. Степан, по извечной деревенской привычке оценивать нового в окружении человека по труду, остался доволен работой Матрёнки. Подметил, как ловко и проворно орудовала она вилами, укладывая пласт сена в телегу, как ложилась ровно и надёжно уложенная ею копна на возок. «Работящая, стоящая девка!» – подумал Степан, – «Корпею-то не будет теперя её хватать. Вдвоём-то им теперича сложнее будет справляться с хозяйством-то. Ну, ничего. Главное, чтобы простил он ее. А уж потом-то как-нить разберёмся. Может, где и подмогнём, ежели тяжко-то кода им придётся».

Выгрузив и сложив в повети привезенное с лугов сено, парни и девчата направились к дому, из которого спешила уже им навстречу Елена – звать их обедать. Аринка с Матренкой пошли умываться, а Степан с Сергеем решили отправиться сразу же в баню, сказав, что поедят после. Елена, сходив в горницу, вынесла мужчинам по полотенцу и чистое мужское бельё, оставшееся еще от мужа. И мужчины, довольные собой и с предвкушением вкусного душистого аромата берёзовых веников и заваренных луговых трав, и конечно же такого желанного после тяжёлого крестьянского труда для горящего, обливающегося потом тела, горячего первого пара, отправились в баню. Нахлеставши друг друга от души березовым душистым веником в обжигающем жаре, проникающим внутрь, во все клеточки распаренного тела, а затем облив себя прохладной водой, вышли Степан с Сергеем в предбанник. Отдохнув немного, наслаждаясь горячей истомой, и успокоив колотившееся в груди сердце, отправились, наконец, мужчины в дом, где ждал их горячий сытный обед.

Отправив накормленных уже обедом девчат в баню, Елена принялась угощать мужчин. Выставила на стол густые щи с бараниной, пшённую кашу, овощи с огорода, свежеиспеченные плюшки с ватрушками. И подперев ладонью подбородок, смотрела с улыбкой, как уминают за обе щеки гости её угощенья. Затем, будто вспомнив что-то, встала из-за стола, и сходив в другую комнату, принесла и положила на лавку возле Степана сверток из газеты.

– Чуть не забыла носки вот вам отдать.

– Опять навязала на всю семью никак? – покачав головой, произнес Степан. – И что ты все гоношишься, тёть Лен? Сами у нас девки навяжут.

– Да девкам-то, поди, побегать ещё охота. У Матрены детишки малые на руках. А Прасковье-то вас всех обвязать – вона скоко надо. Да и всем-то ещё не успела: детишкам да мужикам тока пока. А Прасковье-то глины голубой накопайте по дороге, назад-то кода поедете. Щас ведёрко с лопатой вам приготовлю. Возле Волкова на бережку Сикиязки её больно уж много. Целебна глина-то поможет Прасковьюшке, с её руками-то.

Глава 8

– Слышь, Варвара! Новость-то слыхала?! – Гузеиха, соседка Большовых, подошла к Варваре, переливающей воду из привязанного цепью к колодезному бревну ведра в своё.

– Каку ишо новость сорока на хвосте принесла? – Варвара, между делом, без всякого интереса к сообщению вечно распускающей всякие деревенские сплетни Гузеихи, спросив машинально, по привычке, нагнулась за коромыслом. Положив его на плечи, поддела крючками за ручки вёдер, и выпрямившись, развернулась уходить в направлении своего дома.

– Самую што ни на есть антиресную для тебя! Невестушка-то ваша убегла вчерась! – Гузеиха, сделав обиженную мину, в ответ на недолжное к себе внимание, проследила с глубоким удовлетворением за вмиг сменившимся выражением лица не принимающей её всерьёз соседки. Варвара, повернувшись обратно к Гузе-ихе, опустила вёдра на землю, и выпрямившись, устремила свой изумлённый взгляд на говорившую.

– Куда убегла? Ты што несёшь-то, старая?!

– Што люди бают, то и я несу! Ночью-то вчерась Корпей за дочерью своей в погоню пустился, а сёдни утрецом-то едет тиханький такой! Плечи опустил и по сторонам не глянет. Гавриловна по утру-то до ветру отправилась, да ево-то и увидала. А Лукерья-то с Надеждой опосля к Баженовым подались. С Серегой, значит, и убегла! – Гузеиха, радуясь произведённому впечатлению, не скупилась на подробности.

– Да мало ли по какой нужде одна соседка к другой-то ходит? Да и у мужиков своих дел-то невпроворот. Будут они нам докладать, куды да зачем ездили! – Варвара, нагнувшись, подцепила вёдра и пошла к своему дому. Слова соседки поразили её, но не хотелось Варваре выказывать этой трясогузке, как она её про себя называла, своё истинное отношение к услышанной новости.

«Не с ней же обсуждать случившееся!» – подумала Варвара и выровняла, согнувшуюся вмиг осанку, чтобы не видели люди её слабости.

Услыхав от матери новость, Митька сорвался с места и направился в задние сени. Запрягающий коня Макар, выслушав новость, плюнул с досады в сторону, сдержав сорвавшееся было ругательное слово. Но заметив ведро с дёгтем в руках сына, подался к нему.

– А ну-ка стой, Митрий! – Макар, быстрым шагом приблизился к сыну, схватил его за руку, но тот, вырвав руку, бросился к калитке. Макар, догнав сына у ворот, поддал ему затрещину. Митька от оплеухи отлетел в сторону и, выронив от неожиданности ведро, уставился на отца.

– Тебе слово девка давала? – спросил сурово Макар, глядя пристально в глаза сыну.

– Ну, нет… – ответил нехотя, пряча глаза, парень.

– А чево тады её славить собрался?! Знал ты, што любит другова? Чево загодя-то об ентом не подумал?!

– Так просватали ж ведь! Зачем же она так-то?! – Дмитрий посмотрел на отца затравленным от обиды взглядом.

– Это мы с Корпеем порешили! Корпею и разбираться с ней! А тебе раньше надо было её отвоевывать! Опосля драки-то тока дураки руками машут! Девку ославишь – домой не возвертайся! – вынес своё решение Макар. И развернувшись, пошёл к запряженному наполовину коню. Дмитрий, сжав зубы, поплёлся в сарай за отцом.

– Эй, Митёк! А ты чё такой смурной-то?! Аль невестушка сбежала? Крепчее привязывать-то к себе надобно было! – Петька Кузнецов в окружении парней и девок прогуливавшихся по широкой улице деревни, осклабился на проходившего мимо Дмитрия Большова, – и на посиделки не заглядывашь! Са-а-п-сем головушку повесил!

– А ты-то чё скалишься?! – взъерепенился Митька, – аль сам-то не сох по ней? Али думашь, што не сознаёшься, так и не видать со стороны-то? Всё шуточки да прибауточки сыплешь, да подколки разны отпускашь в её сторону-то. Всё завроде поддеть стараешься. А она-то и в сторону твою сроду не глянет, вот и блажишь от злости-то, да других подначиваешь! Это она тока не догадывается, што ты клинья-то так под нее подбиваешь, а другие-то давно всё уже поняли да растолковали!

– Да ты чё, белены объелся?! Ежели тебе отворот поворот дали, так на других как шавка кидаться взялся? – Петька пошел на Митьку.

– Э-э-э! Хватит мужики! Вам девок, што ли, мало?! Из-за одной готовы друг дружку порешить?! – Тимошка Старцев встрял меж наскакивавшими друг на друга парнями.

– И то верно! – засмеялся деланным смехом Петька и, отойдя от Митьки к тихой Глаше, обнял ее за плечи, и направившись с ней прочь, запел громким голосом:

«Эх, сосватали мы девку!

А она строптивая!

Я пойду, грит, сваты, замуж!

Да тока за любимова!»

– Да ежели бы ты сосватал, от тебя бы щас сбегла! Подойти-то к ней не смешь! А за спиной тока герой! – крикнул ему вдогонку Митька и направился в свою сторону.

Домолотив второй ряд высушенного и разложенного Лукерьей на долони жнивья, Корпей принялся поднимать на второй ярус по приставной лестнице очередные снопы ржи и просовывать их через сажальню на решётчатые колосники сушильни.

Лукерья, примостившись на низком деревянном чурбане у широкой двери гумна, где гулял задуваемый, поднявшийся под вечер ветерок, провеивала обмолоченное зерно, подбрасывая его широкой лопатой наклонно вверх против ветра. Увидев забравшегося на второй ярус и сажавшего на гряды колосьями вниз снопы Корпея, Лукерья отложила в сторону лопату, и встав с чурбана, подошла к мужу.

– Слышь, Корпеюшка! Для посева озимых-то, поди, хватит тут зерна-то доброва. Я щас провеянное-то зерно ишо скрозь решето просею, да на ночь ево в воду ишо опущу от сорных-то трав штоб отделить. А остальное-то, поди, попозже высушим да обмолотим? Не к спеху энто-то занятие. С озимыми бы разобраться да овёс со льном ишо на поле не убранными стоят.

Корпей, спустившись вниз, глянул исподлобья на Лукерью.

– Всё ты верно рассудила, женушка. Да тока за ворота-то не выйти на люди щас! Здеся-то, в сарае, кто меня видит? А на улицу – поди, сунься – тут же и глаза колоть зачнут!

– Да на кажный-то роток не накинешь платок! Посудачут да и угомонятся. Што ж, теперича и урожай што ли бросишь в поле? Што-то ты на себя не похож, Никанорыч!

– Два дни-то погоды, чай, не сделают. А соседи-то наговорятся. Надоест судачить-то, небось. А усмешки-то в лицо не шибко охота получать. Так што в овине сёдни заночую, хлебушек досушу. И останется у нас с тобой тока пшеничка да ячмень не молоты, а овёс-то, што на поле ишо стоит, так тот и до Покрова обождать может с обмолотом-то. Уберем ево под кровлю-то, а там потихонечку и обмолачивать зачнем.

Степан с Сергеем и Матрёнкой подъехали к высокой деревянной с тремя куполами, окрашенными в коричневый цвет, церкви. Привязали Звездочку к ограде, огораживавшей двор храма. Поднявшись по ступеням на крыльцо церкви и перекрестившись на икону над входными вратами, зашли в полутёмную прохладу храма. Священник, стоя в полумраке перед высвечивающимся от горящей свечи изображением Христа на иконостасе, читал в полголоса молитву. Закончив читать, обернулся на звук шагов. Пришедшие пересекли пространство пустой церкви, подошли к священнику.

– Простите, если помешали, батюшка, – обратился к священнику Степан.

– Чем могу быть полезен? – отозвался священнослужитель, вглядываясь в лица пришедших. И взглянув на Степана, задержал на нём взгляд. – Видал вас где-то, вроде. Не помню где.

– Да, батюшка Александр, времечко-то быстро бежит, – проговорил с улыбкой на лице Степан, рассматривая возмужавшее, с окладистой темной бородой, лицо своего знакомого. – Дорогу в дождь-то не припоминаете?

– Как же! Помню! Спаситель мой явился. – разулыбался священнослужитель, – имя только вот не вспомнить… Ай, нет… Постой! … Степан, кажись? – священник рад был вспомнить имя человека, выручившего его несколько лет назад. – Так что ж вас привело ко мне? – Александр дотронулся до плеча Степана.

– Нужда, батюшка! Без нее-то не потревожили бы, – и обернувшись к Сергею, произнес: – поглядите покедова храм, помолитесь, а мы тут поговорим с батюшкой.

Сергей с Матренкой, переглянувшись, отошли в сторону.

– Тут дело такое, батюшка Александр,… – замялся Степан, глянув с виноватой улыбкой на священника.

Священник, проводив взглядом, отошедших к иконе Николая Чудотворца молодых, повернулся к Степану.

– Да понял я вашу нужду, Степан. Родители-то, видать, против?

– Родные-то не супротив. Приемный отец Матрёнки за сына своего друга решил её выдать. А девка-то взяла да и сбегла. Любят ведь друг дружку-то. Когда Сергей узнал о сватовстве-то её, с лица сменился. Кинулся было к ним, да батя встрял. А то б бока-то намяли б. А теперя вот как быть-то не знам. Раз убегла, так уж домой-то не воротиться ей. Да и народ-то у нас в деревнях, сам, поди уж, узнал… Им лишь бы посудачить. А девке-то каково?! Да и матери с отцом-то тоже ж не позавидуешь.

– Ваш-то Василий, стало быть, не взялся? – произнес священник, оглянувшись на молодых, – не дело это, Степан, крадучись от отца с матерью-то. Не по-христиански.

– Да все понимаем, батюшка, но деться-то теперя нам некуда. Когда ещё Корпей-то охолонёт, а как ей теперя в чужой-то семье, на каком-таком положеньи-то, стало быть, находиться? В какой роли теперя она жить-то у нас станет? Не сбежали б куда от насмешек-то людских! Кабы опосля-то не натворили чё! Присоветуй чё-нить, батюшка! Аль обвенчай, коль другова-то выхода нет.

Священник покачал с укоризной головой, задумчиво поглядел на молодых. Матрёнка, прильнув лбом к иконе Пресвятой Богородицы, беззвучно шевелила губами. Сергей по-прежнему стоял у лика Николая Мирликийского, устремив на него вопрошающий взгляд.

– Щас скока безбожников-то развелось, – произнёс осторожно Степан, – а наши-то душой стремятся в храм. Верят, надеются! Неужто ж не сыщется добра душа помочь-то им?!

– Вот на жалость только не надо нажимать, – Александр повернулся к Степану, – сам всё вижу, да только и у нас тут свои правила, – охватив рукой бороду, погладил в задумчивости подбородок. – Вот, что скажу тебе, Степан: ты мне ничего не говорил. Я ничего про ваши дела не слыхал. Молодым больно уж храм наш приглянулся! Таких в нашей волости-то больше не встретишь. Разве только в селе Топорнина, аль в Дмитриевке. Проситься стали, мол, непременно здесь обвенчать их. Придёте средь бела дня, как положено, с родными. Кто кому кто не знаю – не нашенские вы. И про ваши тяжбы, ежели чё, знать, мол, не знаю, и ведать не ведаю. А в остальном – чтоб всё по правилам. Вначале причастие, потом венчанье. Когда ждать-то?

– Да, хоть завтрева, батюшка!

– Не годится завтра. Перед пятницей-то не венчает Церковь православная, как и перед средой. А в субботу-то тоже нельзя. Так что жду вас в пятницу, коль успеют к причастию подготовиться. А нет – так в воскресенье.

– Вот спасибо, мил человек! – у Степана лицо осветилось радостью, – ежели в чём нужда есть, так мы подмогнем!

– Да не надо ничего, Степан. Ты мне и так уже помог однажды.

– А муку-то вы где мелете? Чё-то не видал ни разу вас на мельнице-то нашенской.

– Да ручная у нас мукомолка-то в хозяйстве. Ничего, справляемся. Как-то засобирался было в ваше село-то сунуться, а мне наши мужики сказали, что в очереди больно много подвод стоят из разных деревень. А в Кувыкова-то целых пять мельниц заложили, да когда еще их построят-то. Ну и поехал в Топорнина. Там много мельниц-то: и ветровые и паровая есть. Да только больно далеко ехать-то: целых тридцать вёрст. Вот и приобрели ручную. Долго на ней конечно, но зато всегда под рукой.

– Да ежели чё, мы завсегда вас выручим. Безо всякой очереди измелем.

– Спасибо, Степан. Мы уж приспособились.

– Ну, а ежели надобность-то возникнет, то приезжайте! – подтвердил еще раз приглашение Степан и направился к брату.

Услыхав радостную новость, обрадованные Сергей с Матренкой подошли к священнику поблагодарить. Александр посмотрел с улыбкой на светящиеся радостью лица ребят и напомнил им о кольцах и рушнике.