Текст книги "Сотканный мир"

V
Зловещая мадонна

1

Это были черные дни для Шедуэлла.

Он выбрался из Фуги на волне душевного подъема, зачарованный размахом новых устремлений, и тут же обнаружил, что мир, которым он мечтал править, стянули у него прямо из-под носа. И не только мир. Иммаколата, похоже, решила остаться в Фуге, а он надеялся получить от нее поддержку и помощь. В конце концов, она тоже из ясновидцев, пусть они и отвергли ее. Наверное, не стоит удивляться: когда Иммаколата вернулась на свою покинутую землю, она предпочла остаться там.

Какая-то компания у Шедуэлла была. Норрис, король гамбургеров, по-прежнему бросался угождать ему по первому зову, по-прежнему был счастлив служить Торговцу. И, конечно, с ним оставался Хобарт. Инспектор был безумен, но это и к лучшему. Он был одержим одной-единственной мечтой, и Шедуэлл рассчитывал в один прекрасный день обратить это себе на пользу. Хобарт мечтал возглавить – так он сам говорил – крестовый поход во славу закона.

Однако пока что идти в поход было некуда. Прошло пять долгих месяцев, и с каждым новым днем без ковра отчаяние Шедуэлла возрастало. В отличие от всех остальных, побывавших в Фуге той ночью, он помнил пережитое до мельчайшей детали. Его пиджак, полный чар, помогал сохранять воспоминания свежими. Слишком свежими. Он почти ежечасно погружался в мечты о том мире.

Но он не просто сгорал от желания обладать Фугой. За долгие недели ожидания его одолели куда более дерзкие мечты. Когда эти земли будут принадлежать ему, он сделает то, на что не осмеливался ни один ясновидец: войдет в Вихрь. Эта мысль, единожды зародившись, постоянно терзала Шедуэлла. Возможно, за подобную дерзость он поплатится, но разве игра не стоит свеч? Укрытый завесой облака, называемого Ореолом, Вихрь представлял собой средоточие магии, не превзойденной никем за все время существования ясновидцев, а значит, за всю историю мира.

В Вихре заключалось знание о Творении. Отправиться туда и увидеть тайны мироздания своими глазами – разве это не означает стать равным богам?

2

И сегодня он услышал отголосок, вторивший музыке его мыслей, в маленькой церкви Святых мучеников Филомены и Калликста, затерянной в асфальтовых джунглях Лондона. Шедуэлл явился туда не ради спасения души, его пригласил священник, в данный момент служивший мессу для горстки офисных работников. Незнакомый человек написал Торговцу, что хочет сообщить важную новость. Новость, из которой он сможет извлечь выгоду. Шедуэлл отправился на встречу без колебаний.

Он был воспитан в католической вере и, хотя давно уже не верил ни во что, все-таки помнил ритуалы, усвоенные в детстве. Он слушал «Санктус», и его губы шевелились, произнося знакомые слова, хотя прошло уже двадцать лет с тех пор, как он слышал их в последний раз. Затем евхаристическая молитва – нечто краткое и сладостное, чтобы не отвлекать бухгалтеров от их вычислений, – а потом Пресуществление.

«Примите и вкусите от него. Ибо это есть Тело Мое…»

Старинные слова, старинные ритуалы. Однако они до сих пор обладали коммерческой привлекательностью.

Стоит заговорить о Власти и Могуществе, и аудитория обеспечена. Повелители никогда не выходят из моды.

Крепко задумавшись, он не сознавал, что месса уже закончилась, пока рядом не остановился священник.

– Мистер Шедуэлл?

Торговец оторвал взгляд от своих лайковых перчаток. В церкви было пусто, остались только они двое.

– Мы вас ждали, – продолжал священник, не дожидаясь подтверждения, что говорит с нужным человеком. – Вы пришли очень кстати.

Шедуэлл поднялся со скамьи:

– А в чем дело?

– Не пройдете ли со мной? – предложил священник в ответ.

Шедуэлл не видел причин противиться. Священник провел его через неф в отделанную деревом комнату, где пахло, как в борделе: смесью пота и духов. В дальнем конце комнаты – занавеска, которую священник отдернул в сторону, и еще одна дверь.

Прежде чем повернуть в замке ключ, он сказал:

– Держитесь поближе ко мне, мистер Шедуэлл, и не приближайтесь к усыпальнице…

Усыпальница? Теперь у Шедуэлла появились догадки, в чем тут дело.

– Понимаю, – сказал он.

Священник открыл дверь. Перед ними круто уходили вниз каменные ступени, освещенные тусклым светом из комнаты, откуда они вышли. Шедуэлл насчитал тридцать ступенек, потом сбился со счета. Лестница вела в почти абсолютную темноту, сгущавшуюся после первого десятка ступеней, и Шедуэлл, вытянув руки, держался за сухие и холодные стены, чтобы не потерять равновесие.

Однако внизу был свет. Священник обернулся через плечо, его лицо в сумраке походило на бледный шар.

– Идите поближе ко мне, – повторил он. – Это опасно.

Внизу священник крепко взял Шедуэлла за руку, как будто не верил, что тот выполнит его указания. Казалось, что они попали в центр лабиринта, отсюда во все стороны разбегались галереи, переплетавшиеся и поворачивавшие под немыслимыми углами. В некоторых горели свечи. В других было темно.

И только когда его проводник свернул в один из таких коридоров, Шедуэлл осознал, что они здесь не одни. В стенах были вырезаны ниши, и в каждой стоял гроб. Шедуэлла передернуло. Покойники окружали их со всех сторон, Шедуэлл ощущал на языке привкус праха. Он знал: есть только одно создание, по доброй воле выбирающее подобное общество.

Пока он пытался упорядочить свои мысли, священник выпустил его руку и со всех ног кинулся бежать по проходу, на ходу бормоча молитву. Причина его бегства – фигура, с ног до головы закутанная во все черное и закрытая вуалью, – приближалась к Шедуэллу по галерее, словно заблудившаяся среди могил плакальщица. Ей не нужно было говорить, не нужно было поднимать с лица вуаль, чтобы Шедуэлл понял: это Иммаколата.

Она остановилась, немного не дойдя до него и не произнося ни слова. От ее дыхания шевелились складки вуали.

Потом она произнесла:

– Шедуэлл.

Голос ее звучал глухо, почти натужно.

– Я думал, ты осталась в Сотканном мире, – сказал он.

– Меня там едва не прикончили, – ответила Иммаколата.

– Прикончили?

За спиной Шедуэлл услышал стук подметок священника, по ступенькам удирающего из подземелья.

– Твой приятель? – поинтересовался он.

– Они мне поклоняются, – пояснила она. – Называют меня богиней, Матерью Ночи. Они оскопляют себя, чтобы доказать свою преданность. Вот почему тебе приказали не подходить к усыпальнице. Они считают, что это богохульство. Если бы их богиня не заговорила, они не позволили бы тебе зайти так далеко.

– Почему ты их терпишь?

– Они помогли мне, когда я нуждалась в приюте. Чтобы залечить раны.

– Какие раны?

При этих словах вуаль поднялась, хотя Иммаколата не шевельнула и пальцем. От открывшегося зрелища Шедуэлла едва не вывернуло. Некогда идеальные черты инкантатрикс были изуродованы до неузнаваемости: сплошь раны и шрамы.

– Но как?.. – сумел выдавить он.

– Муж хранительницы, – ответила она. Рот ее был так изуродован, что она с трудом выговаривала слова.

– Это он сделал с тобой такое?

– Он пришел со львами, – сказала она. – А я проявила неосмотрительность.

Шедуэлл не хотел слушать дальше.

– Тебя это задевает, – заметила она. – Ты человек чувствительный.

Последние слова она произнесла с легкой иронией.

– Ты же можешь замаскировать это, правда? – спросил он, думая о ее способности менять внешность. Если она умеет имитировать других, почему бы не подделать собственные совершенные черты?

– Ты что, принимаешь меня за потаскуху? – спросила она. – Раскрашивать себя из тщеславия? Нет, Шедуэлл. Я не стану скрывать свои раны. В них больше чести, чем в красоте, – Иммаколата улыбнулась жуткой улыбкой. – Разве ты так не думаешь?

Несмотря на вызывающие слова, голос ее дрожал. Он чувствовал, что она измучена и почти отчаялась. Она боялась, что безумие снова обретет над ней власть.

– Мне тебя не хватало, – произнес Шедуэлл, стараясь смотреть ей в лицо. – Мы неплохо работали вместе.

– У тебя теперь новые союзники, – отозвалась она.

– Ты уже знаешь?

– Сестры время от времени тебя навещали, – это известие совсем не обрадовало его. – Ты доверяешь Хобарту?

– Он выполняет свою функцию.

– Какую же?

– Ищет ковер.

– Однако пока не нашел.

– Нет. Пока еще нет, – Шедуэлл старался смотреть прямо на нее и так, чтобы в его взгляде отражалась любовь. – Я скучал по тебе, – сказал он. – Мне нужна твоя помощь.

У Иммаколаты вырвалось негромкое шипение, но она ничего не ответила.

– Разве ты не для этого позвала меня сюда? – спросил он. – Чтобы мы начали все сначала?

– Нет, – ответила она. – Я слишком устала.

Шедуэлл очень хотел вернуться на землю Фуги, однако мысль о том, чтобы начать заново с того места, где они прекратили поиски, и опять мотаться из города в город, как только ветер принесет какой-либо слух о Сотканном мире, не вдохновляла и его.

– Кроме того, – продолжала Иммаколата, – ты переменился.

– Нет, – возразил он. – Я по-прежнему хочу отыскать Сотканный мир.

– Но не для того, чтобы продать, – сказала она. – Ты хочешь править им.

– С чего ты взяла? – запротестовал Шедуэлл, лучезарно улыбаясь. Глядя на истерзанное существо перед собой, он не мог понять, сработал ли его обман. – Мы же заключили уговор, богиня, – напомнил он. – Мы собирались обратить их в прах.

– И ты по-прежнему этого хочешь?

Шедуэлл колебался. Он знал, что рискует лишиться всего, если солжет. Иммаколата отлично его изучила и, наверное, при желании смогла бы заглянуть в его мозг. Он лишился бы гораздо большего, чем ее общество, почувствуй она обман. Но она и сама изменилась. Инкантатрикс походила на испорченный товар. Ее красота, имевшая над ним безоговорочную власть, исчезла. Теперь она выступала в роли просительницы, хотя и пыталась притворяться, будто это не так. И Шедуэлл отважился на ложь.

– Я хочу того, чего хотел всегда, – заявил он. – Твои враги – мои враги.

– Значит, мы должны покончить с ними, – сказала она. – Раз и навсегда.

Изуродованное лицо озарилось светом, и человеческие останки в стенных нишах пустились в пляс.

VI
Хрупкий механизм

1

Утром второго февраля Кэл нашел Брендана в постели мертвым. Он умер, сказал врач, примерно за час до рассвета. Тихо скончался во сне.

Его умственные способности начали стремительно угасать за неделю до Рождества. Он мог назвать Джеральдин именем жены и принимал Кэла за своего брата. Прогнозы были самые неутешительные, однако никто не ожидал такого быстрого финала. Не было времени ни объясниться, ни попрощаться. Еще вчера он был здесь, а сегодня его уже оплакивали.

Однако, как бы сильно Кэл ни любил Брендана, ему было трудно скорбеть о нем. Джеральдин плакала и испытывала все подобающие случаю эмоции, когда соседи приходили с соболезнованиями, а Кэл лишь играл роль горюющего сына, но ничего не чувствовал. Кроме одного: смущения.

И смущение делалось все сильнее по мере приближения кремации. Кэл отстранялся от себя самого и, не веря глазам, смотрел на собственное бесчувствие. Ему вдруг стало казаться, что существуют два Кэла. Один изображает скорбь и занимается похоронными делами, как положено, а второй остроумно критикует первого, распознавая блеф в его пошлых словах и пустых жестах. Этот второй был голосом Безумного Муни, разоблачителя лжецов и лицемеров.

«Ты ненастоящий! – шептал поэт. – Взгляни на себя! Стыд и позор!»

Такое раздвоение имело странные побочные эффекты, самым главным из которых было возвращение прежних снов. Кэлу снилось, что он парит в воздухе чистом и ясном, как глаза возлюбленной; ему снились деревья, усыпанные золотистыми плодами, животные, говорящие по-человечески, и по-звериному рычащие люди. Еще ему снились голуби, по нескольку раз за ночь, и он часто просыпался в уверенности, что Тридцать третий и его подруга разговаривали с ним на птичьем языке, только он не мог уловить смысл их речей.

Мысль об этом преследовала его и днем. Кэл понимал, что это нелепо, но поймал себя на том, что беседует с птицами во время дневной кормежки. Он полушутя уговаривал их рассказать все, что им известно. Голуби в ответ моргали круглыми глазами и набивали зобы.

Подошло время похорон. Приехали родственники Эйлин из Тайнсайда и родня Брендана из Белфаста. Для братьев Брендана были закуплены виски и «Гиннесс», приготовлены сэндвичи с ветчиной на хлебе со срезанной корочкой, а когда все бутылки и тарелки опустели, родственники разъехались по домам.

2

– Нам нужно устроить себе каникулы, – предложила Джеральдин через неделю после похорон. – Ты плохо спишь.

Кэл сидел у окна столовой, глядя на сад.

– Необходимо привести в порядок дом, – отозвался он. – Эта мысль меня угнетает.

– Дом всегда можно продать, – ответила Джеральдин.

Это было простое решение, которое его оцепеневший разум не смог найти сам.

– Чертовски хорошая мысль, – сказал Кэл. – Найдем жилье, где под забором не будет железной дороги.

Они тут же принялись за поиски нового дома, пока не началось весеннее подорожание. Джеральдин была в своей стихии, водила его смотреть варианты, засыпала бесконечными идеями и соображениями. Они нашли скромный домик с террасой в Уэйверти, приглянувшийся им обоим, и даже сговорились о цене. Однако от дома на Чериот-стрит оказалось не так-то просто избавиться. Дважды потенциальные покупатели уже собирались подписать контракт, но передумывали в последний момент. Недели шли, и даже неукротимое воодушевление Джеральдин угасало.

Дом в Уэйверти был продан в начале марта, пришлось искать что-то новое. Но теперь они утратили энтузиазм и не нашли ничего подходящего.

А Кэлу по-прежнему снились говорящие птицы. И он по-прежнему не мог понять, о чем они толкуют.

VII
Легенды города призраков

1

Через пять недель после того, как останки Брендана были развеяны на Поляне Памяти, в дверь к Кэлу постучал человек с перекошенным красным лицом. Его редеющие волосы были зачесаны поперек головы, чтобы скрыть плешь, в пальцах зажат окурок толстой сигары.

– Мистер Муни? – осведомился гость и, не дожидаясь подтверждения, продолжил: – Вы меня не знаете. Моя фамилия Глюк, – переложив сигару из правой руки в левую, он схватил Кэла за кисть и яростно потряс ее. – Антонин Глюк.

Лицо этого человека казалось смутно знакомым, но откуда? Кэл сосредоточился, пытаясь вспомнить.

– Скажите, – произнес Глюк, – мы не могли бы с вами поговорить?

– Я голосую за лейбористов, – сообщил Кэл.

– Я не агитатор. Меня интересует ваш дом.

– О! – Кэл просиял. – Тогда входите.

И он провел Глюка в столовую. Гость тотчас же бросился к окну, из которого открывался вид на садик.

– Ах! – воскликнул он. – Так вот это место!

– В данный момент тут все вверх дном, – сказал Кэл извиняющимся тоном.

– Так вы все оставили без изменений? – осведомился Глюк.

– Без изменений?

– После событий на Чериот-стрит.

– Вы на самом деле хотите купить дом? – уточнил Кэл.

– Купить? – удивился Глюк. – О, что вы, прошу прощения. Я и не знал, что дом продается.

– Вы сказали, что интересуетесь…

– Так оно и есть. Но только не покупкой. Нет, меня интересует это место, поскольку оно было центром волнений, случившихся в августе прошлого года. Разве я не прав?

Кэл сохранил лишь обрывки воспоминаний о событиях того дня. Конечно, он помнил чудовищный ураган, учинивший столько разрушений на Чериот-стрит. Ясно помнил разговор с Хобартом и как из-за него не смог увидеться с Сюзанной. Но остальное – Доходяга, смерть Лилии и все, что было связано с Фугой, – начисто испарилось. Однако живой интерес Глюка его заинтриговал.

– Все это не было вызвано естественными причинами, – заявил тот. – Ничего подобного. Это прекрасный пример того, что в нашем деле принято называть аномальными явлениями.

– В вашем деле?

– Знаете, как порой называют Ливерпуль?

– Нет.

– Город призраков.

– Город призраков?

– И на то есть причины, уж поверьте мне.

– А что вы имели в виду, когда сказали «в нашем деле»?

– Ну, это очень просто. Я записываю события, которые не имеют рационального объяснения. Они стоят за гранью понимания ученых, и люди предпочитают их не замечать. Аномальные явления.

– Но в нашем городе часто дует ветер, – заметил Кэл.

– Поверьте мне, – сказал Глюк, – то, что произошло здесь прошлым летом, было не просто сильным ветром. Один из домов на другом берегу реки за ночь превратился в руины. Потом среди бела дня начались массовые галлюцинации. В небе появились огни, разноцветные огни. Их видели сотни людей. И многое другое. Все это творилось в городе в течение двух-трех дней. Неужели вы полагаете, что это простое совпадение?

– Нет. Если вы уверены, что все…

– Что все именно так и было? О да, все именно так и было, мистер Муни. Я уже более двадцати лет собираю сведения, собираю и анализирую. Все подобные феномены происходят по определенной схеме.

– Не только у нас?

– Господи, конечно, нет! Я получаю сообщения со всей Европы. Постепенно вырисовывается общая картина.

Пока Глюк говорил, Кэл вспомнил, где видел его раньше. По телевизору. Кажется, он рассказывал о том, как правительство замалчивает визиты инопланетных посланников.

– А то, что произошло на Чериот-стрит, – продолжал Глюк, – и в городе вообще, есть часть общей картины, совершенно очевидной для тех, кто изучает такие явления.

– И что же это значит?

– Это значит, что за нами наблюдают, мистер Муни. За нами пристально следят.

– Но кто?

– Существа из иного мира, технологии которых нам и не снились. Я видел лишь отдельные фрагменты их творений, оставленные легкомысленными путешественниками. Однако этого достаточно, чтобы понять: по сравнению с ними мы просто безмозглые детишки.

– В самом деле?

– Мне понятно выражение вашего лица, мистер Муни, – сказал Глюк без всякого раздражения. – Вы смеетесь надо мной. Но я видел доказательства собственными глазами. Особенно много их было в прошлом году. Либо они становятся все беспечнее, либо уверены, что мы безнадежно отстали от них.

– И что из этого следует?

– Что их план, касающийся нас, вступил в финальную стадию. Что они готовы утвердиться на нашей планете, и мы проиграем, даже не начав защищаться.

– Вы говорите об инопланетном вторжении?

– Вы можете иронизировать…

– Я не иронизирую. Честное слово. Не скажу, что легко вам поверю, но… – Кэл впервые за много месяцев подумал о Безумном Муни. – Ваши слова мне интересны.

– Хорошо, – отозвался Глюк, и его сердитое лицо подобрело. – Приятно слышать. Меня обычно воспринимают как клоуна. Однако, должен вам сказать, в своих исследованиях я чрезвычайно скрупулезен.

– В это я верю.

– Мне нет нужды приукрашивать правду, – торжественно заявил собеседник Кэла. – Она и без того достаточно красноречива.

Он заговорил о своих последних открытиях и выводах. Британия, оказывается, до отказа набита разнообразными чудесами и странностями. Слышал ли Кэл, спрашивал Глюк, о дожде из морской рыбы, выпавшем в Галифаксе? Или о том, что в деревне в Уилтшире имеется собственное северное сияние? Или о том, что в Блэкпуле живет трехлетний ребенок, с рождения понимающий иероглифы? Все случаи, утверждал Глюк, тщательно проверены. И это еще самое малое. Остров буквально по щиколотку утопает в чудесах, которые большинство населения не желает замечать.

– Истина лежит прямо у нас перед носом, – сказал Глюк. – Нам нужно лишь увидеть. Пришельцы уже здесь. В Англии.

Было забавно представить себе, как Англию выворачивает наизнанку апокалипсис из падающих с неба рыб и мудрых детей, но какими бы нелепыми ни казались факты, энтузиазм Глюка обладал мощным убеждающим воздействием. Тем не менее в его тезисах что-то было не так.

Кэл не мог понять, что именно, и совершенно не собирался спорить с исследователем, однако внутренний голос твердил ему, что в своих изысканиях Глюк свернул не в ту сторону. Из-за этой литании чудес в голове у Кэла началось какое-то дурное кружение: попытки вспомнить некий позабытый факт, ускользающий от понимания.

– Разумеется, власти опять все скрывают, – сказал Глюк. – В нашем-то городе призраков.

– Скрывают?

– Ну конечно. На самом деле пострадали не только дома. Исчезли люди. Растворились. Во всяком случае, по моим сведениям. Люди с большими деньгами и связями. Они приехали сюда, но не уехали обратно. Во всяком случае, не уехали туда, куда собирались.

– Поразительно.

– О, я могу рассказать вам такое, что исчезновение плутократов покажется сущим пустяком, – Глюк заново зажег сигару, которая гасла каждый раз, когда он принимался за новую тему. Он раскуривал ее, пока его не окутали клубы дыма. – Мы знаем очень мало, – сказал он. – Вот почему я продолжаю искать и расспрашивать. Я пришел бы к вам гораздо раньше, если бы не другие важные дела.

– Сомневаюсь, что смогу рассказать вам что-нибудь, – ответил Кэл. – То время я помню довольно смутно…

– Конечно! – воскликнул Глюк. – Так и должно быть. Это случается сплошь и рядом. Свидетели всё забывают. Я уверен, что наши друзья, – он ткнул сигарой в небеса, – способны вызывать забывчивость. А кто-нибудь еще был в доме в тот день?

– Наверное, мой отец.

Кэл не был полностью уверен даже в этом.

– Не мог бы я поговорить и с ним?

– Он умер. В прошлом месяце.

– О, примите мои соболезнования. Смерть была внезапной?

– Да.

– И вот теперь вы продаете дом. Оставляете Ливерпуль на произвол судьбы.

Кэл пожал плечами.

– Вряд ли, – сказал он.

Глюк пристально вглядывался в него сквозь клубы дыма.

– Я просто никак не могу собраться с мыслями в последнее время, – признался Кэл. – Как будто живу во сне.

«Ты нашел на редкость точные слова», – произнес голос у него в голове.

– Понимаю, – кивнул Глюк. – Как я вас понимаю!

Он расстегнул пиджак и распахнул его. Сердце Кэла учащенно забилось, но гость всего лишь сунул руку во внутренний карман, выуживая визитку.

– Вот, – сказал он. – Возьмите. Прошу вас.

«А. В. Глюк», – написано было на карточке, ниже бирмингемский адрес и алые буквы: «Сегодняшняя истина прежде была лишь догадкой».

– Откуда эта цитата?

– Уильям Блейк, – ответил Глюк. – «Бракосочетание Рая и Ада»[8]8
  Перевод А. Сергеева.


[Закрыть]. Сохраните у себя карточку. Если что-нибудь с вами произойдет… что угодно… что-то выходящее из ряда вон… прошу вас, сообщите мне.

– Хорошо, – пообещал Кэл. Он еще раз взглянул на карточку. – А что означает буква «В»?

– Вергилий, – признался Глюк и заключил: – Ведь у каждого из нас есть свои маленькие тайны, верно?

2

Кэл сохранил карточку скорее на память о знакомстве, чем в надежде воспользоваться ею. Ему понравился этот человек и его оригинальность, однако подобное представление доставляет удовольствие один-единственный раз. Во второй раз пропадает все эксцентрическое обаяние.

Когда пришла Джеральдин, Кэл начал рассказывать ей о посетителе, но тут же передумал и перевел разговор на другую тему. Он знал, что Джеральдин посмеется над тем, что он уделил этому человеку столько внимания. Каким бы безумным ни казался Глюк с его теорией, Кэл не хотел слышать насмешек над ним, хотя бы и в мягкой форме.

Возможно, Глюк свернул не туда, шагая вперед, но все же он пустился в свое необыкновенное путешествие. Кэл уже не помнил почему, но у него возникло подозрение, что именно это их и объединяет.