Текст книги "Дракон"

Изображение Цубои быстро расплылось и исчезло.

Президент посмотрел на часы на стене. Девять часов. Осталось только шесть. Тот же срок, за который, согласно плану Джордана, Питт должен подорвать старую атомную бомбу и вызвать подводное землетрясение и цунами.

– О Боже, – прошептал он в пустой комнате, – что, если все пойдет не так?

Глава 69

«Большой Бен» пересекал бескрайнюю подводную равнину со скоростью пятнадцать километров в час. Это была чуть ли не космическая скорость для огромного транспортного средства, движущегося под водой по донному илу. Огромное облако взвешенных частиц взвивалось вихрем за ним, поднимаясь, как огромный цветок, ввысь, в непроницаемый мрак, прежде чем рассеяться и медленно осесть на дно.

Питт внимательно следил за картинкой на обзорном экране, подключенном к лазерно-сонарному устройству, просвечивающему дно перед машиной и представляющего разрез в виде трехмерного изображения рельефа поверхности и подстилающих пластов. Подводная пустыня была довольно однообразной, лишь однажды ему пришлось объезжать узкую, но глубокую расселину, но в основном ему удавалось отдохнуть и немного расслабиться.

Ровно через сорок семь минут после того, как он отцепил парашюты и привел «Большого Бена» в движение, на экране появились четкие очертания «Би-29», понемногу заполнившие весь экран. Координаты цели, переданные со спутника «Пирамидер» и введенные в навигационный компьютер вездехода, позволили ему выйти прямо на цель.

Питт находился теперь достаточно близко, чтобы обломки самолета оказались в зоне досягаемости прожекторов вездехода. Он сбавил скорость и объехал вокруг печальных обломков. Самолет выглядел как выброшенная сломанная игрушка на дне прудика на задворках дома. Питт смотрел на него с чувством восторга, которое испытывают ныряльщики, впервые приблизившись к изделию человеческих рук на морском дне. Быть первым, кто увидит, первым, кто прикоснется к утонувшему автомобилю, пропавшему самолету или обломкам кораблекрушения, – это внушающее страх и меланхолию переживание, знакомое, кроме них, разве что тем, кто осмеливается разгуливать после полуночи по дому, где водятся привидения.

Бомбардировщик «Демоны Деннингса» погрузился в ил чуть больше, чем на метр. Одного двигателя не хватало, и правое колесо было отогнуто назад и задрано вверх, словно гротескная рука, тянувшаяся к поверхности. Лопасти трех оставшихся пропеллеров отогнулись назад при ударе о воду, как поникшие лепестки увядающего цветка.

На хвостовой секции высотой с трехэтажный дом были ясно видны следы артиллерийского обстрела. Секция отломилась и лежала в нескольких метрах позади основной части фюзеляжа и немного сбоку. Отсек хвостового стрелка был разбит и разворочен, ржавые стволы 20-миллиметровых пушек уткнулись в ил.

Алюминиевые поверхности тридцатиметрового цилиндрического фюзеляжа были покрыты водорослями и ракушками, но стеклянные окна, опоясывающие нос самолета, все еще оставались прозрачными. Маленький демон, нарисованный под боковым окном кабины пилота, был удивительно чистым, без признаков обрастания или осыпания краски. Питт мог бы поклясться, что его глаза-бусинки глядели ему прямо в лицо, а губы раздвигались в сатанинской ухмылке.

Питт был слишком опытен, чтобы позволить воображению разыграться и нарисовать картину, в которой скелеты членов экипажа по-прежнему сидели бы на своих местах с отвисшими челюстями и поникшими набок черепами, замершие в мертвом молчании. Питт достаточно долго занимался подводным плаванием сквозь остовы затонувших кораблей, чтобы знать, что мягкие ткани человеческого тела растворяются в морской воде первыми, быстро пожираемые придонными рачками. Затем исчезают кости, в конце концов растворяются в соленой ледяной воде. Как ни странно, дольше всего сохраняется одежда, особенно кожаные куртки и ботинки летчиков. Со временем исчезнут и они, как и сам бомбардировщик.

– Осматриваю цель, – доложил он Сэндекеру, сидевшему в кружившем над его головой «С-5».

– В каком она состоянии? – вскоре ответил ему бесплотный голос адмирала.

– Одно крыло сильно повреждено. Хвост оторван совсем, но основная часть фюзеляжа совершенно целая.

– Бомба находится в переднем бомбовом отсеке. Тебе надо поставить «Большого Бена» в том месте, где передняя кромка крыла примыкает к фюзеляжу. Затем сделать разрез через верхнюю часть фюзеляжа.

– Красотке нынче ночью повезло, – сказал Питт. – Правое крыло оторвано назад, что открывает легкий доступ в этом месте. Я могу занять прекрасную позицию, чтобы разрезать шпангоуты сбоку.

Питт маневрировал вездеходом, пока его манипуляторы не смогли дотянуться до переднего бомбового отсека самолета. Тогда он вставил руку в похожее на перчатку управляющее устройство, через электронные датчики и гидроусилители приводящее в движение механические руки манипуляторов, и выбрал из трех инструментов, прикрепленных к «запястью» левого манипулятора, дисковую фрезу для резки металла. Управляя этой системой, словно она была непосредственным продолжением его руки, он проложил и измерил разрез на экране монитора, на который проецировались внутренние сечения конструкций самолета. Он смог выполнить эту сложную операцию, следя за нею по изображениям, показывающим виды места будущего разреза под несколькими разными углами с близкого расстояния – спереди, сверху, сбоку, – вместо того, чтобы полагаться на прямое наблюдения через прозрачный нос кабины вездехода. Он поднес фрезу к алюминиевой обшивке и ввел в компьютер расположение и глубину разреза. Затем он включил инструмент и стал наблюдать, как он врезался в фюзеляж «Демонов Деннингса» с точностью хирургического скальпеля.

Мелкие зубья дисковой фрезы рассекли потерявший с годами прочность алюминий, из которого был сделан самолет, как лезвие бритвы разрезает бальсовую модель планера. Не было ни искр, ни свечения раскалившегося от трения металла. Материал был слишком мягким, а вода ледяной. Поддерживающие обшивку стрингеры и поперечные элементы жесткости вместе со жгутами кабелей так же легко поддавались фрезе. Когда пятьдесят минут спустя разрез был закончен, Питт подвел к вырезанному куску второй манипулятор. «Запястье» этого манипулятора было оборудовано большим захватом, пальцы которого смыкались, как щипцы.

Захват прошил обшивку, и его пальцы сомкнулись вокруг шпангоута. Рука медленно поднялась вверх и подалась назад, отрывая прочь огромный кусок боковой части и крыши самолета. Питт осторожно развернул манипулятор на девяносто градусов и очень медленно опустил оторванный кусок на покрытое илом дно, так что ему удалось не взбаламутить воду и сохранить видимость.

Теперь перед ним была дыра размером три на четыре метра. Огромная бомба того же типа, что и «Толстяк», сброшенный на Нагасаки, бомба с кодовым названием «Дыхание матери», была ясно видна сбоку через эту дыру. Она висела там, надежно закрепленная широким хомутом и расчалками, зловеще поблескивая в лучах прожекторов вездехода.

Питту все еще оставалось удалить участки туннеля-лаза, проходящего над бомбовым отсеком и соединяющего кабину пилотов с отсеком стрелка в середине фюзеляжа. Часть этого туннеля уже была удалена вместе с узкими металлическими мостиками, проходившими вдоль бомбового отсека, чтобы огромную бомбу можно было втиснуть в брюхо самолета. Ему нужно было также вырезать направляющие, установленные для того, чтобы при сбрасывании бомбы она не зацепилась стабилизаторами.

Эта операция также прошла гладко. Оставшиеся препятствия вскоре были опущены на кучу вырезанных ранее обломков. Теперь ему предстояло выполнить самую сложную часть процедуры извлечения бомбы.

«Дыхание матери», казалось, просто источала смерть и разрушение. Девять футов в длину и пять в диаметре – такие размеры были заданы ее конструкторам, чтобы ее можно было хоть как-то разместить в самом большом из существовавших тогда бомбардировщиков; она была похожа на большое, толстое, уродливое яйцо, окрашенное в цвет ржавчины, с приделанными у одного конца стабилизаторами, окруженными цилиндрическим защитным кольцом, и чем-то вроде застежки-молнии вокруг среднего сечения.

– Доступ свободен, приступаю к извлечению бомбы, – доложил Питт Сэндекеру.

– Тебе придется использовать оба манипулятора, чтобы извлечь и транспортировать ее, – сказал Сэндекер. – Когда ее в последний раз взвешивали, она потянула почти на пять тонн.

– Мне потребуется один манипулятор, чтобы обрезать подвеску и расчалки.

– Этот вес чрезмерен для одного манипулятора. Он не выдержит такой нагрузки, не сломавшись.

– Я знаю об этом, но ведь мне потребуется время после перерезания троса подвески, чтобы заменить фрезу на захват. Только после этого я смогу осмелиться поднять ее.

– Держись на связи, – приказал Сэндекер. – Я проверю, что предусмотрено инструкцией, и немедленно скажу тебе.

Ожидая ответа адмирала, Питт подвел отрезную фрезу к нужному месту и ухватился захватом за подъемную скобу под подвеской.

– Дирк?

– Слушаю вас, адмирал.

– Пусть бомба упадет.

– Повторите, что вы сказали.

– Обрежь тросы подвески, и пусть бомба свободно упадет на дно. «Дыхание матери» – бомба имплозивного типа, она может выдерживать сильные удары.

Все, что Питт мог увидеть, глядя на устрашающее чудовище, маячившее всего в нескольких метрах перед ним, – это огненный шар, стремительно разбухающий перед его глазами, неизменно демонстрируемый в документальных фильмах.

– Ты слышишь меня? – спросил Сэндекер, и в его голосе звучала нервозность.

– Это факт или слух? – ответил Питт.

– Исторический факт.

– Если вы в ближайшие минуты услышите сильный подводный взрыв, то будете знать, что это вы испортили мне сегодняшний день.

Питт глубоко вздохнут, выдохнул, непроизвольно закрыл глаза и направил фрезу для того, чтобы разрезать тросы подвески. Наполовину проржавевшие за почти пятьдесят лет пребывания в морской воде, тросы легко поддались зубьям фрезы, и огромная бомба упала на закрытые створки бомболюка. Единственный взрыв, который произошел, – это брызнувшее во все стороны облако ила, проникшего в отсек и осевшего на его дно.

В течение неприятной, долгой минуты Питт сидел в оцепенении, чувствуя себя очень одиноким и ожидая, пока муть осядет и бомба опять появится перед глазами.

– Я не слышал взрыва, – уведомил его адмирал спокойным тоном, способным привести в бешенство.

– Вы услышите, адмирал, – сказал Питт, взяв себя в руки и вернув себе способность к рациональному мышлению, – вы обязательно услышите.

Глава 70

Надежда то угасала, то разгоралась опять. До рокового срока оставалось меньше двух часов, а «Большой Бен» тем временем мчался по морскому дну, надежно обхватив «Дыхание матери» клещами своих манипуляторов. Как в последние минуты баскетбольного матча, когда исход и счет еще могут измениться, напряженная атмосфера внутри «С-5 Гэлакси» и в Белом доме все сгущалась, когда операция приближалась к решающей стадии.

– Он опережает график на восемнадцать минут, – тихо произнес Джиордино, – и выглядит неплохо.

– «Как тот, кто на пустынной дороге бредет в страхе и тревоге», – рассеянно процитировал Сэндекер.

Джиордино взглянул на него озадаченно.

– Откуда это, адмирал?

– Кольридж. – Сэндекер смущенно улыбался. – «Старый моряк». Я подумал о Питте, который там внизу, один в бездне, с миллионами жизней на его плечах, путешествует во тьме, в каких-то сантиметрах от мгновенной огненной гибели…

– Мне бы следовало быть сейчас с ним, – горько сказал Джиордино.

– Мы оба прекрасно знаем, что ты бы запер в клозете его, если бы первый догадался это сделать.

– Верно. – Джиордино пожал плечами. – Но я не догадался. А сейчас он смотрит смерти в лицо, пока я торчу здесь, как манекен в витрине.

Сэндекер взглянул на карту и красную линию, изображавшую путь Питта по морскому дну до Б-29 и затем оттуда к месту взрыва.

– Он сделает это и вернется живым, – пробормотал он себе под нос. – Питт не из тех людей, которые легко примиряются со смертью.

Масудзи Кояма, опытный специалист Сумы по обнаружению целей, стоял за спиной оператора радарной установки и показывал на цель Ёсису, Цубои и Такеде Куродзиме, собравшимся у экрана радара.

– Очень крупный транспортный самолет американских ВВС, – объяснял он. – Компьютерное распознавание показывает, что это «С-5 Гэлакси», способный перевозить очень большие грузы на громадные расстояния.

– Высказали, что он ведет себя крайне странно? – спросил Есису.

Кояма кивнул.

– Он прилетел сюда с юго-востока, следуя в направлении базы американских ВВС на острове Симодате, это воздушный коридор, используемый их военными самолетами и проходящий в пределах от семидесяти до ста километров от нашего острова. Следя за ним, мы обнаружили, что от него отделился какой-то объект и упал в море.

– Упал с самолета?

– Да.

– Вы можете определить, что это за предмет?

Кояма покачал головой.

– Все, что я могу сказать вам, это что он, похоже, опускался медленно, словно на парашюте.

– Подводный чувствительный датчик, может быть? – задумчиво сказал Куродзима, главный директор центра «Дракон».

– Это возможно, хотя он выглядел слишком большим для гидроакусгического буя. – Очень странно, – подумав, заметил Ёсису.

– С тех пор, – продолжал Кояма, – самолет находится в этом районе, описывая круги над местом сброса.

Цубои посмотрел на него.

– Как долго?

– Почти четыре часа.

– Вы перехватили какие-нибудь радиопереговоры?

– Несколько очень коротких сигналов, но они были электронно кодированы.

– Рекогносцировщик! – выпалил Кояма, словно на него вдруг сошло откровение.

– Что такое рекогносцировщик? – спросил Ёсису.

– Самолет со сложным радиоэлектронным оборудованием для обнаружения и разведки целей и аппаратурой связи, – объяснил Кояма. – Они используются в качестве летающих командных центров для руководства боевыми операциями.

– Президент – коварный лжец! – внезапно прошипел Цубои. – Он пустил мне дым в глаза и притворился, что готов принять наши условия, чтобы выиграть время. Теперь все стало ясно, он собирается начать нападение на остров с помощью сил специального назначения.

– Но зачем тогда он действует столь очевидным образом? – тихо сказал Цубои. – Американской разведке хорошо известно, что мы можем обнаруживать и отслеживать интересующие нас цели на таких расстояниях.

Кояма глядел на изображение самолета на экране радара.

– Он может выполнять задание по электронной разведке нашей оборонительной системы.

На лице Цубои застыло гневное выражение.

– Я немедленно свяжусь с президентом и потребую, чтобы он убрал этот самолет из наших вод.

– Нет, у меня есть лучший план. – Губы Ёсису раздвинулись в зловещей, ледяной улыбке. – Послание, которое президент поймет.

– Какой у тебя план, Корори? – с уважением спросил Цубои.

– Очень простой, – ответил Ёснгу с бесстрастной прямотой. – Мы собьем его.

В течение шести минут после этого разговора две ракеты «Тосиба» класса «земля-воздух» с головками инфракрасного самонаведения взвились со стартовых установок и устремились к «С-5», экипаж которого ни о чем не подозревал. Беззащитный, устрашающе уязвимый самолет не был оснащен системами оповещения о нападении. Он продолжал выполнять свое задание по отслеживанию продвижения «Большого Бена», кружа над морем в полном неведении относительно страшной угрозы, стремительно приближающейся к его огромному фюзеляжу.

Сэндекер пошел в отсек связи, чтобы послать доклад о ходе операции в Белый дом, пока Джиордино оставался в штабном отсеке. Джиордино стоял, склонившись над столом и изучая отчет морского геолога о подводном желобе, который предстояло пересечь Питту, чтобы оказаться в безопасности на берегу Японии. Он, наверно, уже в пятый раз промерял расстояние, когда первая ракета попала в самолет и взорвалась со страшным грохотом. Ударная волна, а за ней волна декомпрессии швырнула его на стол. Оглушенный, он едва успел опереться на стол локтями, как вторая ракета ударила в нижний грузовой отсек и вырвала огромную зияющую дыру в брюхе самолета.

Конец должен был быть быстрым и драматическим, но первая ракета не взорвалась сразу после удара о бок самолета. Она пробила обшивку в промежутке между шпангоутами в верхней части фюзеляжа, пролетела через грузовой отсек и взорвалась, когда прошивала нервюры корпуса на противоположной стороне отсека. Основная сила взрыва была направлена в ночной воздух снаружи, что спасло самолет от немедленной гибели. Взорвись ракета на долю секунды раньше, его бы разорвало на части.

Еще не успев оправиться от шока, Джиордино подумал: теперь самолет должен рухнуть вниз, он не сможет лететь дальше. Однако он ошибся в каждом из этих предсказаний. Огромная машина «Гэлакси» вовсе не собиралась умирать. Чудесным образом ничего не загорелось, и только одна из систем управления аэродинамическими отклоняющимися плоскостями была повреждена. Несмотря на свои зияющие раны, машина уверенно держалась в воздухе.

Пилоту пришлось послать подбитый самолет в пикирование, прежде чем снова выровнять машину менее чем в тридцати метрах над морем и лечь на курс в южном направлении, прочь от острова Сосеки. Двигатели работали нормально, и кроме вибрации и возросшего сопротивления из-за пробоин в фюзеляже, главной заботой пилота была потеря управления рулем высоты.

Сэндекер прошел в заднюю часть самолета вместе с бортинженером, чтобы оценить размеры повреждений. Они увидели Джиордино, осторожно ползущего на четвереньках по грузовому отсеку. Цепляясь за шпангоуты, как утопающий за соломинку, он с явным отвращением завороженно смотрел через зияющую дыру на море, проносящееся мимо и сверкавшее, как ртуть.

– Будь я проклят, если я собираюсь прыгать! – прокричал он, стараясь перекрыть свист ветра, насквозь продувающего самолет.

– Я тоже вовсе и не думаю этого делать! – крикнул в ответ Сэндекер.

Бортинженер со страхом и изумлением смотрел на повреждения.

– Что здесь, черт возьми, произошло?

– В нас попали две ракеты «земля-воздух»! – прокричал ему Джиордино.

Джиордино замахал руками Сэндекеру, показывая на нос самолета и предлагая уйти подальше от ураганного ветра. Они пробрались в кабину пилотов, пока бортинженер начал обследовать повреждения в развороченном днище. Они нашли пилотов спокойно борющимися с механизмами управления машиной и вполголоса совещающимися между собой, словно они выполняли пример из учебника, как надо действовать в случае аварии, отрабатывая его на учебном тренажере.

Джиордино устало опустился на пол, благодаря судьбу, что остался в живых.

– Поверить не могу, что эта большая пташка все еще летит, – радостно пробормотал он. – Напомните мне, чтобы я не забыл расцеловать ее конструкторов.

Сэндекер склонился над приборным щитом между креслами пилотов и быстро окинул взглядом приборы, чтобы оценить повреждения. Затем он спросил:

– Какие у нас шансы?

– У нас еще сохранились электрические приводы и часть гидравлических, управляемость достаточна для маневрирования, – ответил первый пилот, майор Маркус Тернер, крупный краснолицый техасец, обычно веселый и любящий пошутить, но теперь напряженный и мрачный. – Но взрыв, должно быть, перерезал топливные магистрали от главного бака. Показания уровня топлива сильно упали всего за две минуты.

– Вы можете оставаться барражировать над точкой за пределами радиуса действия ракет?

– Нет.

– Я могу приказать это от имени президента, – резким тоном сказал Сэндекер.

Тернеру это не понравилось, и он не собирался уступать.

– Не сочтите это проявлением неуважения, адмирал, но этот самолет, похоже, в любую секунду может разломиться на части. Если у вас есть склонность к самоубийству, то это ваша проблема. Мой же долг – спасти свой экипаж и свой самолет. Как профессиональный военный моряк вы понимаете, о чем я говорю.

– Я вполне понимаю ваши чувства, но мой приказ остается в силе.

– Если машина не развалится и мы будем очень экономно расходовать горючее, мы сможем совершить посадку на аэродроме Наха на Окинаве, – продолжал невозмутимо Тернер. – Это ближайшая длинная посадочная полоса вне самой Японии.

– Окинава исключается, – кратко объявил Сэндекер. – Мы выйдем из зоны действия зенитных систем острова и будем держаться в радиусе возможности связи с моим человеком на дне. Эта операция слишком важна для нашей национальной безопасности, чтобы ее можно было прервать. Постарайтесь удержать нас в воздухе так долго, как только сумеете. В крайнем случае сажайте машину в море.

Лицо Тернера покраснело, с него начал катиться пот, но ему удалось натянуто улыбнуться:

– Хорошо, адмирал, но советую приготовиться к дальнему заплыву до ближайшего берега.

Но тут, словно судьба хотела добавить к удару еще и оскорбление, Сэндекер почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Он быстро обернулся. Это был радист. Он посмотрел на Сэндекера и безнадежным жестом покачал головой, что означало дурные новости.

– Сожалею, адмирал, но радио не работает. Мы не можем ни передавать, ни принимать.

– Это решает дело. Мы не сможем сделать ни черта, летая здесь с неисправной рацией.

Сэндекер смотрел на Джиордино, и в каждой глубокой морщине на лице адмирала читались досада и душевная боль.

– Дирк не узнает, в чем дело. Он подумает, что его бросили.

Джиордино оцепенело уставился через ветровое стекло в какую-то точку между черным морем и черным небом. Он чувствовал боль в сердце. Уже во второй раз за последние несколько недель у него возникло ощущение, что он подвел своего лучшего друга. Наконец он обернулся к адмиралу, и, как ни странно, тот улыбался.

– Дирку мы сейчас не нужны. Если кто-либо вообще способен взорвать эту чертову бомбу и вывести «Большого Бена» на берег, то это сделает он.

– Я тоже ставлю на него, – сказал Сэндекер с полной убежденностью.

– Окинава? – спросил Тернер, крепко сжимая в руках штурвал.

Очень медленно, долго, трудно, словно он бился с дьяволом за свою душу, Сэндекер обернулся к Тернеру и кивнул.

– Окинава.

Гигантский самолет развернулся на новый курс и улетел в темноту. Через несколько минут шум его двигателей стих вдали, и море осталось лежать безмолвным и пустым, если не считать одного человека на дне.