Текст книги "Глобальные элиты в схватке с Россией"

Соответственно, критически значимая часть неолибералов весьма «монетизирована». Особенно это заметно среди молодёжи (людям, сформировавшимся в СССР, наука бизнеса всё же дается с большим трудом; никто не может обвинять в «монетизации», например, Новодворскую – как и во всех остальных грехах, кроме отсутствия здравого смысла): как написал несколько лет назад один не очень уже молодой журналист: «Неужели они всерьёз думали, что я буду ругать кого-то бесплатно?»

Впрочем, современных россиян, в отличие от булгаковских москвичей, испортил не только «квартирный», но и «пиарный вопрос». Поэтому после вопроса о деньгах в мозгу неолиберала немедленно возникает второй: «Что за этим стоит?» Грубо говоря, кто и под кого «копает» распространением соответствующей информации.

Здесь опять-таки трогательно выглядит смычка неолибералов от оппозиции и их прежних коллег, в силу более высоких административных способностей удержавшихся в правящей бюрократии. Ведь представители последней точно так же воспринимают любую критику сначала как «оплаченную американским и британским империализмом и вашингтонским обкомом» (в крайнем случае, Ходорковским или Невзлиным, кровавыми когтями тянущимися к горлу молодой «сувенирной демократии»), а затем – как диверсию той или иной группы бюрократов и олигархов против другой такой же группы.

Да, конечно, информационные войны, вопреки всей пропагандистской истерике по поводу незыблемо стоящей «вертикали власти» бушуют в «нулевые» и «десятые» годы не хуже, чем в «лихие девяностые» (Ельцина его доверенные сотрудники пару раз, помнится, досрочно «хоронили» с хорошим коммерческим эффектом, но вот не женили заново его, по-моему, всё же ни разу), и никому не хочется быть использованным ловкими ребятами в чужих корыстных целях.

Но дело в том, что даже в чужой войне, в том числе информационной, можно и нужно участвовать, если она ведётся за правое дело.

Подавление инакомыслия

Неспособность воспринимать инакомыслие и, соответственно, уважать чужую точку зрения в сочетании с ощущением личной ущемленности естественным образом порождает высокую агрессивность.

Эта черта характерна для аудитории интернет-форумов в целом, но в ней она порождается в основном низкой образованностью и иллюзией анонимности (а значит, и безнаказанности); понятно, что эти причины к основной массе российских неолибералов неприменимы.

Вопрос «сколько сребреников тебе заплатили, Иуда?» в качестве основного аргумента против нелицеприятной критики или просто не вызывающей одобрения точки зрения гармонично переходит в угрозы – от прямого обсуждения знаменитой «нерукоподаваемости», то есть организации внутрилиберального бойкота тем, кто записан в «нерукопожатные», до ставшего вполне стандартным в силу своего изящества выражения «Отстаньте уже от нас… А то ведь мы и впрямь начнем предполагать разное…» Такое ощущение, что агрессия как способ ведения дискуссии – это единственное, чему смогли научиться наши неолибералы у руководителя Либерально-демократической партии России, который, хочешь-не хочешь, остается лучшим (если вообще не единственным) политиком России.

Особенно забавно, что такая агрессия проявляется и в отношении к партнерам, хотя бы и ситуативным. Мне очень понравился один из неолиберальных организаторов оппозиционной Национальной ассамблеи, существовавшей под эгидой Каспарова в 2008–2009 годах, вдумчиво, со вкусом и без всякого подвоха рассказывавший одному из участников-коммунистов, как он поучал своего сына, что хорошие коммунисты всё же бывают, – но только мертвые. Это действительно был тот честный максимум сотрудничества, на который он способен.

Деградация носителей неолиберализма как неизбежность

При всем изложенном выше, неолибералы – люди, значительно более образованные и успешные, чем граждане России в целом. Однако наибольшее количество откликов и обсуждений с их стороны вызывают не статьи, содержащие относительно сложные мысли, аргументы и доказательства, а примитивные агитки, состоящие из по-разному поворачиваемых (один-два – максимум!) лозунгов. Более того: даже в сложных текстах самую острую реакцию вызывают обычно мелкие, глубоко частные детали.

Да, это является особенностью аудитории интернет-форумов в целом, но, еще раз повторю, именно у неолибералов такая особенность, в силу их большей образованности и общей культурности (чем они и ценны, и необходимы, при всех своих раздражающих недостатках), наиболее режет глаз и вызывает изумление.

Другое массовое проявление примитивизации – органическая неспособность воспринимать мир многомерно. Увы, речь идет не о стандартном демагогическом приеме огрубления любого вопроса до дихотомии «чёрное-белое»: речь идет об искренней, честной, глубоко органичной неспособности воспринимать более одной стороны любого явления.

Признаюсь, несколько лет назад я поставил эксперимент и специально на протяжении одной и той же статьи высказывал противоречащие друг другу точки зрения (в частности, и ругал, и хвалил Жириновского). Именно посетители неолиберальных форумов впадали по этому поводу в негодование и жестко критиковали автора за высказывание диаметрально противоположных тезисов. Мысль, что даже такие сравнительно простые явления, как Жириновский, могут быть не совсем однозначными, просто не умещается в сознании типичного российского неолиберала.

Да, он убежден (как минимум со стакана сока, выплеснутого в тогда еще живого и успешно провоцировавшего его Немцова), что Жириновский – подонок. Да, он видит его чрезвычайную успешность, что означает его эффективность как политика. Но его сознание столь примитивно, что эти две простейшие мысли, строго говоря, ни в малейшей степени не противоречащие друг другу, просто не помещаются в нем одновременно, – и первая напрочь вытесняет вторую. Жириновский находится на арене российской политики более четверти века, – и уже много лет подряд я хвалю этого политика за эффективность, в том числе – и в беседах с неолибералами. И уже много лет подряд я вижу, что эта мысль почти всякий раз оказывается для них новой, неожиданной и, в конечном счёте, не поддающейся восприятию.

Ненависть к Родине

Давно уже разжевано и доказано даже для самых идеологизированных «глотателей газет», что великий Л. Н. Толстой, переводя сложную фразу, написанную на староанглийском языке, сумел-таки перевести её неверно. В оригинале было «патриотизм может оправдать даже негодяя», а из-под пера классика вышло «патриотизм – это способ самооправдания негодяя».

Очень хотелось подтвердить свою мысль, с кем не бывает.

Но почему именно неолибералы сделали ошибку классика фактором общественной жизни?

Сначала – понятно: валили КГБ, КПСС и СССР. Но свалили же – почему не поднимать собственный, российский патриотизм, как во всех странах СНГ?

Почему все 90-е годы, пока неолибералы были у власти, любить свою Родину было стыдно? Почему за словосочетание «национальные интересы» в служебном документе еще в 1995 году (личный опыт) можно было огрести серьёзные неприятности?

Потому что, когда в начале 90-х, по известному выражению, «попали в Россию», далеко не все «целили в коммунизм». И те, кто промахнулся, вроде Зиновьева и в целом диссидентов, как правило, горько раскаивались и никакой карьеры в своем раскаянии не сделали.

А карьеру сделали, в тогдашних терминах, «демократы» – они попали как раз туда, куда целили.

Лучше всего это выразил умнейший и откровеннейший из неолибералов Альфред Кох, давным-давно сказавший о бесперспективности и безысходности России с такой чистой детской радостью, что она повергла в шок даже его коллег.

Реагируя на теракт и сентября 2001 года, он же, отметив, что «для меня в Нью-Йорке все улочки родные», без каких-либо наводящих вопросов, по собственной воле признал: «Испытал полное бессилие и опустошение. Два года назад у нас в России взрывали дома, но тогда не было эффекта присутствия», – хотя, если я не ошибаюсь, в августе 1999 года он в России был, а в сентябре 2001 года в США не был. И дело здесь вряд ли только в телетрансляции: дело, скорее, в самоидентификации человека – в том, где именно у него находятся «родные улочки».

Не менее откровенна была еще одна «прорабша перестройки», которая на круглом столе, посвященном событиям 9/11, вдруг стала яростно доказывать, что любые люди, готовые сознательно отдать свои жизни за что бы то ни было, и особенно за какую бы то ни было идею, – выродки рода человеческого и должны выявляться и уничтожаться физически в превентивном порядке, чтобы не мешали нормальным людям нормально жить.

Дело было в Ленинграде (тогда и ныне – Санкт-Петербург), недалеко от Пискаревского кладбища, где лежали эти самые, по её терминологии, «выродки».

Признаюсь: даже американцы в своих войнах после Второй мировой, даже террористы, даже фашисты ближе мне, чем эта визжащая неолиберальная дама, которую я слышал своими ушами. Потому что они сражались за свой народ, за свою веру – или хотя бы искренне думали так, а она вполне сознательно сражалается против своего народа.

Не исключаю, что это вышло у нее нечаянно – просто потому, что в основе её мироощущения лежали запросы потребления.

Последнее слово – главное для понимания отношения неолибералов к России. Иначе понять их политику по отношению к нашей стране можно, лишь поверив, что они бескорыстно испытывают к ней животную ненависть и стремятся любой ценой ее разрушить просто так.

На самом деле всё проще: они просто стремятся обеспечить себе качественное потребление, оставаясь равнодушными к цене этого потребления для всех остальных: «Ничего личного – только бизнес». Дело здесь совсем не в какой-то специфической ненависти: хотя она часто действительно имеет место, но как причина неолиберального поведения всё же второстепенна.

Россия нелюбима либералами не как враг, не как противостоящая сила, но лишь как неудобство, как гвоздь в ботинке: её народ (тоже запрещенное после победы демократии слово, положено говорить: «население»!) мешает им красиво потреблять, как плохому танцору мешают танцевать ноги.

Обычным людям свойственно застывать в тяжком раздумье между севрюгой и Конституцией; при выборе же между Конституцией и куском хлеба 95 % людей не задумаются ни на минуту, и всерьёз осуждать их может только тот, кто не голодал сам.

Но именно у неолибералов – и именно в силу их идеологии – потребительская ориентация выражена предельно полно. И, служа своему потреблению, они автоматически, незаметно для себя самих, начинают служить странам и регионам, где потреблять наиболее комфортно, – нашим объективным, стратегическим конкурентам. И, живя ради потребления, они начинают любить те места, где потреблять хорошо, комфортно, и не любить те, где потреблять плохо, неуютно.

Не любить Россию.

И это очень хорошо демонстрируют практические действия либералов, по-прежнему обслуживающих власть и практически полностью определяющих ее, как минимум, социально-экономическую политику.

Конечно, западные стандарты культуры и цивилизованности во многом несовместимы с российской общественной психологией, а во многом – и с объективными потребностями нашего общественного развития.

Но у неолибералов отторжение от страны достигает высочайшей степени. В результате значительная часть интеллигенции, а точнее – образованного слоя, который является единственным носителем культуры и развития как такового, оказывается потерянной для страны, поскольку обижается на нее кровно, предъявляя ей непосильные для нее, несоразмерно завышенные стандарты своего личного потребления. Потребления не только материального, но и интеллектуального – и еды, и дорог, и разговоров «на кухне», и демократии.

Эти непосильные стандарты несовместимы с существованием страны и требуют уничтожения: либо ее, либо либералов как обладающего существенной властью клана.

Данный выбор становится всё более актуальным, и его откладывание «на потом» всего лишь повышает шансы неолиберального клана, обслуживающего интересы глобального бизнеса, на уничтожение России.

Ростислав Ищенко. Украина: терминаторы

О некоторых особенностях «незалежной» политической элиты

Так называемые «элиты» большинства «развивающихся», то есть «недоразвитых» стран, которые ранее именовались странами «третьего мира», не обладают собственной объект-субъект-проектной идентичностью и, по сути, представляют собой «наёмных менеджеров», которых нанимают глобальные «центры силы». Такие периферийные, зависимые, компрадорские «элиты» практически всегда действуют против национальных интересов своих стран и народов. Как это происходит на практике, ярче всего демонстрирует пример Украины.

В феврале 2005 года, едва заняв пост министра внутренних дел в первом правительстве, утверждённом по итогам первого Майдана, Юрий Витальевич Луценко стал гордо называть себя Терминатором, намекая на намерение уничтожить старую систему (как минимум, в МВД). В принципе, эта кличка подошла бы для характеристики всей украинской политической элиты. Знаю, что термин «элита» в данном контексте многих коробит, но не аристократами же их называть. Эти люди – именно терминаторы (уничтожители). Они уничтожили всё, до чего смогли дотянуться: экономику Украины, армию Украины, законы и Конституцию Украины, аппарат государственного управления Украины. В данный момент они заканчивают уничтожение украинской государственности и довольно резво приступили к уничтожению населения территорий, входивших или пока ещё входящих в состав Украины.

Самое забавное заключается в том, что вместе с умирающим украинским государством эти люди уничтожили и собственное будущее, и будущее своих детей, и даже довольно эффективно уничтожают состояния, награбленные ими за время существования постсоветской украинской государственности. По эффективности аннигиляции породившей его политической системы и собственного политического будущего с украинской политической элитой может сравниться только Саакашвили. Не случайно он и его команда не просто получили на Украине убежище, но органично вписались в местный истеблишмент, мгновенно превратившись из грузинских националистов в националистов украинских.

Прежде чем оформиться в своём нынешнем виде, украинская политическая элита прошла два этапа формирования.

Первый – 1992–1999 годы. Все украинские политики первой величины, все олигархи, все финансово-политические группы родом из этого времени. В этот же период сформирована и идеология, объединяющая украинский истеблишмент, делающая его (при всех внутренних противоречиях) единым целым как в выборе внешнеполитической ориентации, так и в вопросе противостояния с собственным народом.

Виктор Андреевич Ющенко, назначенный третьим президентом Украины 23 января 2005 года под внешним давлением, по итогам государственного переворота, оформленного как первый Майдан и квазиюридически легитимированного третьим (неконституционным) туром президентских выборов 2004 года, первую высокую государственную должность (председателя Национального банка Украины) получил в 1993 году – при первом президенте Украины Леониде Макаровиче Кравчуке. При втором президенте, Леониде Даниловиче Кучме, он успел побывать премьер-министром.

Его соратница по первому Майдану Юлия Владимировна Тимошенко, возглавившая первое правительство президента Ющенко, успела поработать вице-премьером по ТЭК при том же Кучме. А до этого трудилась в связке с уже почти забытым Павлом Ивановичем Лазаренко (представитель президента в Днепропетровской области при Кравчуке, переименованный в председателя Днепропетровской облгосадминистрации при Кучме, при нём же ставший первым вице-премьером и премьером и закончивший свою политическую карьеру в американской тюрьме по обвинению в отмывании денег, полученных незаконным путем). В это время, возглавляя компанию «Единые энергетические системы Украины» (практически монополизировавшую внутренний газовый рынок Украины и имевшую многомиллиардный оборот в долларах уже в середине 90-х), Тимошенко обладала неформальным влиянием большим, чем многие официальные должностные лица Украины и напрямую вела переговоры и заключала контракты с Газпромом и с Министерством обороны РФ.

Нынешний президент Украины Пётр Алексеевич Порошенко начал политическую карьеру в 1998 году (в первую президентскую каденцию Кучмы), избравшись в Верховную Раду третьего созыва. Был одним из руководителей Социал-демократической партии (объединённой) и одним из создателей Партии регионов (обе заявляли о себе как партии власти ещё при Кучме). В правление Ющенко Порошенко последовательно занимал посты секретаря СНБО Украины, председателя совета Национального банка Украины и министра иностранных дел Украины. В президентство Януковича успел поработать министром экономики Украины.

При Кучме же начинал свою карьеру нынешний премьер Арсений Петрович Яценюк, в 2001 году, в возрасте 27 лет, назначенный министром экономики Крыма, а в 2003-м – первым заместителем председателя Нацбанка. При Ющенко Яценюк успел потрудиться министром экономики, министром иностранных дел и председателем Верховной рады.

В 1994 году занял первую заметную должность – заместителя председателя Ровенского областного совета – и вышеупомянутый Луценко, успевший ещё во время президентства Кучмы стать заместителем министра науки и технологий и помощником премьер-министра. Ныне он лидер фракции Блока Петра Порошенко в Раде.

Здесь перечислены только самые заметные, до сих пор занимающие высокие государственные должности или претендующие на них лица. При этом есть сотни менее заметных, но не менее влиятельных персон. Например, Ефим Леонидович Звягильский, поработавший первым вице-премьером и исполняющим обязанности премьера в президентство Кравчука, является единственным депутатом, избиравшимся во все созывы Верховной рады Украины с 1990 года и по сей день.

В период 1992–1999 годов были составлены и главные олигархические состояния Украины. О деятельности Тимошенко в качестве главы ЕЭСУ и её связи с Павлом Лазаренко мы уже писали выше. В 1990 году создал свою фирму «Интерпайп» (тогда занимавшуюся простой перепродажей труб, производившихся государственными предприятиями) будущий олигарх Виктор Пинчук. В его активе также сотрудничество с Павлом Лазаренко и совместная работа с Тимошенко в некоторых проектах. Возможно, Пинчук так и остался бы средним днепропетровским бизнесменом, если бы в 1997 году ему не удалось поменять первую жену (Елену Владимировну Аршаву – дочь заместителя заведующего Днепропетровским облздравотделом) на вторую (Елену Леонидовну, в девичестве Кучму, по первому мужу Франчук – дочь второго президента Украины). Если потолок орбиты, на который его могли вывести родственники первой супруги, упирался в схемы посреднических продаж в рамках Днепропетровской области, то родственные связи с Кучмой делали Пинчука фигурой даже не украинского, а международного масштаба. Впрочем, потеря властных позиций тестем медленно, но верно привела к кризису и пинчуковскую бизнес-империю. Сейчас назвать его олигархом можно только по старой памяти.

Похожим образом начинали свой поход в большой бизнес Ринат Леонидович Ахметов и Сергей Алексеевич Тарута в 1995 году. Первый оказался счастливым наследником взорванного на стадионе донецкого криминального авторитета Ахатя Брагина. Основал в том же году «Донгорбанк», принял активное участие в приватизации, а в 2000-м свёл все свои активы в компанию СКМ, единственным акционером которой и является по сей день.

Второй в 1995 году был назначен исполнительным директором корпорации ИСД (акционером и формальным совладельцем которой является до сих пор, но контрольный пакет в 51,1 % акций с 2009 года принадлежит пулу российских инвесторов). Затем с предыдущим руководством что-то случилось, и Тарута на период 1995–2009 годов стал единоличным владельцем компании.

Группа «Приват» Коломойского – Боголюбова в Днепропетровске «поднялась» после падения Павла Лазаренко во многом благодаря использованию рейдерских талантов Геннадия Корбана. «Приват» сумел принять наиболее эффективное участие в захвате активов, ранее подконтрольных Павлу Ивановичу. Впрочем, в этом дележе отметились все днепропетровские финансовые группировки. Поэтому в Днепропетровске как огня боятся гипотетического возвращения Лазаренко, очищенного отбытием наказания в американской тюрьме и способного потребовать возврата незаконно захваченных активов.

Возникшая ещё во время правления Кравчука так называемая киевская группа, концентрировавшаяся вокруг Виктора Владимировича Медведчука, в основном базировала своё благополучие на политическом влиянии. Систематическим накоплением активов в ней пытался заниматься только Григорий Михайлович Суркис, который в результате потерял большую часть своей собственности и политического влияния.

С 1993 года участвовал в схемах поставок туркменского газа на Украину и Дмитрий Фирташ, звёздный час которого, впрочем, наступил в 2002 году, когда началось активное вытеснение из газового бизнеса структур Тимошенко, а на их место был введён созданный Фирташем Eural TransGas.

В этот же период были сформированы и остальные (более мелкие и менее политически влиятельные) финансово-политические, в том числе территориальные (одесская, крымская, галицийская, закарпатская) группы. Все украинские крупные состояния родом из середины (максимум – из конца) 90-х годов.

Таким образом, политическая элита Украины сформировалась не только как класс, но даже как замкнутое сословие в течение правления первого президента Украины Кравчука и первой легислатуры второго президента Украины Кучмы. После этого приток новых людей в ряды политической элиты был практически закрыт до 2005 года, когда части активистов первого Майдана и людям из ближайшего окружения Ющенко удалось прорваться в украинскую политику, а некоторым даже задержаться там. На деле же замкнутость элиты была частично преодолена только в ходе переворота 2013 года, когда в политические структуры массово хлынули нацистские боевики, составлявшие ударную силу второго Майдана, до сих пор являющиеся единственной силовой опорой киевской власти.

По сути, второй период формирования украинской политической элиты (2005–2013 годы) вылился в практически незаметную постороннему глазу, но достаточно ожесточённую борьбу за смену криминально-олигархической компрадорской воровской элиты, сформировавшейся на Украине в период 1992–1999 годов, криминально-идеологической, квазипатриотической, нацистской элитой, вырвавшейся на авансцену в результате двух Майданов. Эта борьба ещё не окончена. Олигархическая элита обладает в ней преимуществом, связанным с контролем ею государственных структур, с владением практикой аппаратной работы, с международными связями, а главное – наличием крупных капиталов и контролем над украинской экономикой и банковским сектором.

На стороне неонацистов – социал-популистская демагогия, отвечающая надеждам уставшего от перманентного олигархического ограбления населения, позиционирование себя в качестве «истинных патриотов», а также наличие организованных и имеющих опыт участия в боевых действиях вооруженных формирований, обладающих в том числе (хоть и в ограниченном количестве) тяжёлой бронетехникой и крупнокалиберной артиллерией.

С развитием ситуации после путча февраля 2014 года баланс сил постепенно смещается от олигархически-компрадорской к нацистской элите. Это связано с тем, что первоначальные надежды Запада на возможность стабилизации ситуации на Украине и укрепления власти путчистов не оправдались. Между тем «человеческое лицо» украинской власти в виде системных и давно всем знакомых олигархов, которые непосредственно или через своих представителей управляли Украиной последние 25 лет, было необходимо Западу только из расчёта на длительное существование украинской государственности. Начать и проиграть гражданскую войну или даже привести дело к прямому военному столкновению с Россией безумные неонацисты могут значительно быстрее и вернее.

После того как к середине 2015 года Западу стало окончательно понятно, что в силу целого ряда причин (в том числе объективных), но в первую очередь в силу клептократического характера киевского режима и абсолютного непрофессионализма его сотрудников по всей вертикали государственного управления удержать и стабилизировать ситуацию не удастся, а развал режима – дело времени, а не принципа, моральная и материальная, в том числе финансовая поддержка Западом киевской власти сократилась до крайне незначительных величин. В силу практического отсутствия внутреннего ресурса для поддержания нормальной регулярной государственности киевские власти начали «провисать», а нацистские боевики, ранее получавшие финансирование как из государственных, так и из частных источников, стали всё громче выражать своё недовольство. Вынужденный нацистско-олигархический союз (в котором олигархическая составляющая обеспечивала международную легитимацию и поступление кредитов, по сути заменивших в плане формирования бюджета украинскую экономику, а нацисты обеспечивали силовую гарантию от народных выступлений) затрещал по швам и скоро не выдержит внутреннего напряжения.