Текст книги "Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век"

«Без терпимости нет свободы…»
Максим Максимович Ковалевский

Нина Хайлова

Максим Максимович Ковалевский родился 27 августа 1851 года в Харькове в богатой семье. Род Ковалевских – старинный, казацкий. Среди фамильных реликвий хранились духовные завещания, датированные XVII веком. Дворянский титул был пожалован его предкам Екатериной II. Бабушка Ковалевского по отцовской линии была близкой родственницей адмирала П.С. Нахимова. Дед Ковалевского со стороны матери происходил из польского рода Познанских, а бабушка была немкой из рода Мюнстеров. «После этого предоставляю решить, к какой я собственно принадлежу национальности, – с иронией писал Ковалевский. – Прибавьте окружающих меня с детства немецких гувернанток и французских гувернеров, изучение многих предметов, в том числе истории и мифологии, на французском языке, более раннее знакомство с Шиллером и Мармонтелем, чем с Пушкиным и Гоголем, – и вам легко будет прийти к тому заключению, что в украинской обстановке потомок малороссийских казаков, с примесью польской и немецкой крови, приобщался с самого детства к европейской культуре».

Его отец (тоже Максим Максимович), полковник, участник Отечественной войны 1812 года, в течение двадцати пяти лет был предводителем дворян Харьковского уезда и фактически исполнял обязанности предводителя Харьковского губернского дворянства. Он отличался независимым нравом, считал службу при царском дворе ниже своего достоинства. Вполне в его духе был отказ от предложения представить его в камергеры. Максим Максимович был умен, красив, пользовался успехом у дам и женился уже пожилым человеком на молоденькой девушке на двадцать пять лет себя младше. Воспитание сына всецело взяла на себя мать, Екатерина Игнатьевна, так как отец был слишком занят делами по общественной службе и управлению хозяйством в имении. Судьба Ковалевского сложилась так, что ему не удалось создать собственную семью. На всю жизнь он сохранил горячую любовь к своей матери, женщине умной, необыкновенно сердечной, с развитым вкусом. Она была поклонницей оперного искусства, театра, ценительницей живописи, знатоком французской литературы. Именно матери, как считал сам Ковалевский, он был обязан удачным выбором первых книг для чтения, рано развившимся в нем интересом к истории и этнографии. До четырнадцати лет Ковалевский получал домашнее образование, затем поступил в пятый класс 3-й Харьковской гимназии. По окончании ее с золотой медалью в 1868 году он стал студентом юридического факультета Харьковского университета.

1860–1870-е годы в России были временем острых политических диспутов между сторонниками различных взглядов на обновление жизни. В студенческую пору Ковалевский – член кружка во главе с Е.Н. Солнцевой, занимавшегося культурно-просветительской работой, пропагандой идей мирного постепенного прогресса. В значительной мере на мировоззрении Ковалевского сказалось его увлечение работами Г. Спенсера, О. Конта, Дж. Милля, изучение истории социальных идей, особенно теории «критического социализма» Прудона, согласно которой изменения в общественном строе должны происходить не путем насильственного переворота, а в результате постепенного изменения нравственных понятий людей, развития человеческой солидарности («взаимности», по Прудону). «Свобода», «равенство», «взаимность» – эти принципы, сформулированные Ковалевским в юности, определяли его взгляды и деятельность на протяжении всей дальнейшей жизни. На склоне лет Ковалевский с улыбкой вспоминал свой юношеский порыв, когда, желая дать внешнее выражение своим мыслям, заказал себе печать с выгравированными на ней тремя дорогими ему словами.

Многое в судьбе Ковалевского определила встреча с профессором Харьковского университета Д.И. Каченовским: «Это человек, зародивший во мне первые семена политического свободомыслия, давший мне первые сведения о конституционных порядках западноевропейских стран, вызвавший во мне желание посвятить себя проповеди тех начал гражданской свободы, местного самоуправления, народного представительства и судебной ответственности всех органов власти от высших до низших, исторический рост которых он так умело излагал в своих лекциях об английской конституции».

В 1872 году, по окончании университета, Ковалевский был оставлен для подготовки к магистерскому экзамену по государственному и международному праву. Вплоть до 1876 года он продолжал образование в Берлине, Париже, Лондоне, Вене. Сфера его интересов в этот период включала в себя конституционное право, историю французских и английских государственных учреждений, историю политических учений, первобытную культуру, этнографию.

Разнообразие исследовательской тематики объяснялось масштабностью замысла молодого ученого. Он поставил перед собой цель выяснить происхождение и проследить эволюцию основных общественных учреждений и институтов, различных форм общественного сознания и отношений (община, семья, собственность, государство, право, религия, мораль и т. д.), а также определить закономерности и специфику перехода различных народов к гражданскому обществу и правовому государству. Реализуя данный проект на протяжении последующих лет, Ковалевский по сути создал собственную социологическую систему – «генетическую социологию». В ее основании – идея многофакторности общественных процессов, широкое применение историко-сравнительного метода при изучении законов социальной эволюции, особый интерес к такому явлению, как «коллективная психология».

Юношеское увлечение идеей развития человеческой солидарности переросло в стойкое убеждение, основанное на результатах научного анализа: общественное развитие ведет к постепенному углублению солидарности во взаимодействии между народами и социальными группами. Наглядным примером этой закономерности, по Ковалевскому, служит экономическая эволюция: переход от «хозяйства орды и племени» к «национальному хозяйству», а в будущем установление «всемирного хозяйства».

Вернувшись на родину, Ковалевский в 1877 году защитил в Москве магистерскую диссертацию «История полицейской администрации в английских графствах с древнейших времен до смерти Эдуарда I», а в 1880 году – докторскую диссертацию «Общественный строй Англии в конце средних веков». В 1877 году он доцент, с 1880 по 1887 год – профессор юридического факультета Московского университета по кафедре государственного права европейских держав.

В Московском университете Ковалевскому принадлежало, по общему признанию, одно из первых мест. Он был чрезвычайно популярен среди учащейся молодежи, разночинной интеллигенции, в литературных кругах. Дом Ковалевского являлся своеобразным культурным, духовным центром. Обычно по четвергам в его квартире собирался большой круг знакомых. Среди постоянных посетителей были профессора университета и других высших учебных заведений Москвы, члены редакций газеты «Русские ведомости» и журнала «Русская мысль». К Ковалевскому приезжали из провинции, среди его гостей часто оказывались иностранные ученые, общественные деятели, путешественники. Бывали у Ковалевского и писатели – Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, Н.К. Михайловский, Г.И. Успенский. Секрет удивительной притягательной силы Ковалевского объяснялся во многом его выдающимися чисто человеческими качествами. Определяющей чертой его характера была терпимость, а жизненным кредо – слова немецкого поэта, лауреата Нобелевской премии Г. Гауптмана: «Терпимость – это религия будущего. Терпимость основана на уважении к ближнему, как к равному себе. Без терпимости нет свободы».

Преподавательская деятельность Ковалевского совпала с периодом контрреформ Александа III. Важнейшей задачей правительство считало насаждение в высшей школе «верноподданнических настроений». Автономия университетов после введения в 1884 году нового университетского устава была фактически уничтожена. Однако внешние обстоятельства не могли заставить Ковалевского отказаться ни от своих убеждений, ни от стремления активно распространять близкие ему взгляды. В своих лекциях Ковалевский ставил перед собой цель «подготовить россиян к конституции». Вместо требуемого программой «живого очерка самодержавия» Ковалевский с университетской кафедры фактически проповедовал основные принципы реформ, необходимых для России. Классовую борьбу он рассматривал как признак незрелости или, напротив, вырождения того или иного общественного строя. На примерах европейской истории он стремился показать опасность обострения социальных противоречий, неизбежно приводящего к революции. Отсюда вытекала и его политическая доктрина конституционной, или «народной», монархии («конституционализм, дополненный реформаторством»). В доносах на Ковалевского неоднократно подчеркивалось его «тлетворное» влияние на умы молодежи. Кампания против Ковалевского, начатая по инициативе министра народного просвещения И.Д. Делянова, завершилась увольнением его из университета 6 июня 1887 года.

После вынужденной отставки Ковалевский вскоре уехал из России. Период пребывания за границей (1887–1905) – еще одна блестящая страница его биографии. «Русский ученый, устраненный от кафедры в своем Отечестве, стал культурным „гражданином мира“, аккредитованным представителем передовой мыслящей России в умственных центрах Европы», – вспоминал известный литературовед Д.Н. Овсянико-Куликовский.

Круг зарубежных знакомств Ковалевского постоянно расширялся. В него входили литераторы, ученые, государственные и общественные деятели. Однако «центром интереса» Ковалевского, по его собственному признанию, стала его «знаменитая однофамилица» С.В. Ковалевская, в то время профессор математики Стокгольмского университета. Именно ей Ковалевский был во многом обязан своим приглашением в 1887 году в Стокгольм для организации там преподавания общественных наук. Вместе они провели много времени в Швеции, позже в Англии, Франции, Италии, Швейцарии. Ковалевский подчеркивал, однако, что ему «в ее (Ковалевской. – Н.Х.) жизни приписана преувеличенная роль». «…Мы сошлись приятельски потому, что оба были одиноки на чужбине», – писал он.

Спустя год после прочтения курса лекций в Стокгольме Ковалевский был приглашен в Оксфорд и, таким образом, стал «первым русским, призванным говорить о России на английском языке, так как до этого времени приглашали немцев и датчан». Тематика его лекций в Европе и Америке включала в себя самые разнообразные темы, в том числе становление общества, права, морали, семьи, собственности, политических учреждений; историю экономического и социального развития Европы и т. д. Особый интерес западные слушатели проявляли к России – истории становления ее хозяйственного уклада, формирования государственно-правовых институтов.

В Европе Ковалевский жил на вилле, купленной им в конце 1880-х годов в окрестностях Ниццы, в Болье. Он искал необходимые материалы в библиотеках и архивах, читал лекции в Париже, Стокгольме, Оксфорде, Брюссселе, Сан-Франциско, Чикаго и т. д.

В годы пребывания за рубежом Ковалевский стал признанным авторитетом в мировой науке. Его многочисленные научные работы широко публиковались на Западе. В 1907 году он был избран членом-корреспондентом Французской академии. Он избирался также почетным членом Академии законодательств в Тулузе, почетным членом исторического общества в Венеции, членом Британской ассоциации наук; с 1895 года – вице-председателем, а с 1907 года – председателем Международного института социологии в Париже.

Очевидно, что научные интересы Ковалевского, хотя и формировались в большинстве своем на зарубежном материале, тем не менее служили и своеобразным ответом на запросы трансформирующегося русского общества. Откликом такого рода стало и увлечение Ковалевского идеей новой постановки высшего образования.

Он всегда предупреждал об опасности чрезмерной специализации обучения в ущерб общему образованию, проводил мысль о единстве науки, недопустимости какого-либо одностороннего подхода к изучению общества. Наиболее широко реализовать принципы свободы преподавания и самоуправления ему удавалось в 1901–1906 годах в русской высшей школе общественных наук, созданной им в Париже совместно с юристом, знатоком гражданского права Ю.С. Гамбаровым, социологом Е.В. де Роберти и др. Школа должна быть вне политики – в этом Ковалевский был убежден, видя главную цель преподавания в подготовке широко и свободно мыслящих людей. Неизбежным следствием этого должно было стать не менее важное для Ковалевского и его единомышленников «смягчение резких противоположностей между крайними мнениями, сближение политических групп, способных действовать на общей почве».

М.М. Ковалевский возвратился в Россию в августе 1905 года, когда революция стремительно набирала силу. Не прошло и месяца после его приезда, вспоминал В.Д. Кузьмин-Караваев, «как имя его стало буквально каждый день встречаться на столбцах газет, – то в виде подписи под статьями, то как инициатора или устроителя того или другого общественного дела… М.М. исключительно быстро сделался центром, к которому стремились люди, бесконечно разнообразные по положению, по убеждению, по профессии».

Характерная черта общественной жизни в России в начале XX века – вера в близость «новой эры» социальной справедливости, утверждения гуманистических начал. Предельно политизированное общество стремилось получить практические рецепты переустройства жизни. Ковалевский не мог не откликнуться на призыв жаждущей просвещения публики. Он считал своим профессиональным и гражданским долгом способствовать мирному, в демократическом русле, обновлению жизни, используя опыт Западной Европы. Тем более что, по его наблюдению, эволюция политического и экономического строя России поражала многочисленными аналогиями с прошлым народов европейского Запада.

Предвидеть проблемы, ожидающие Россию в недалеком будущем, по возможности сгладить их остроту рядом предупредительных государственных мероприятий – достижение этих целей, по убеждению Ковалевского, было невозможно без знания устоев русской национальной экономики, прежде всего аграрного строя, основанного на общинном землевладении. Ковалевский, опираясь на свой опыт изучения земских учреждений на Западе, пришел к выводу о том, что основой мелкой земской единицы (волости) в России должна стать именно преобразованная на демократических началах община.

«Я всей душой стремился очистить этот вопрос (об общине. – Н.Х.) от доктринерства и метафизики, проанализировать различные точки зрения и, кроме того, изучить судьбу подобных же учреждений в других странах» – так характеризовал Ковалевский свой научный метод. Выводы, к которым пришел ученый, были неоднозначны. Не случайно одни современники видели в нем критика общинных порядков, другие обвиняли в избытке «лиризма» по отношению к общине. «Я не страшусь признать справедливость этих двух мнений, которые ничуть друг другу не противоречат», – замечал Ковалевский.

Среди мер, которые Ковалевский еще до начала Столыпинской реформы предлагал предпринять в аграрной сфере, были: уменьшение налогового бремени на крестьянство, отмена круговой поруки, организация переселенческой политики, расширение сельскохозяйственного кредита, проведение своеобразной «национализации» дворянских земель, заложенных в банках, и предоставление этих земель (наряду с казенными) крестьянам в долгосрочную аренду, поддержка демократизации общинного землевладения на законодательном уровне и многое другое.

Выступления Ковалевского в печати касались и вопросов реформы государственного управления. Наиболее перспективной формой устроения государства, определившей политическое развитие в XIX веке, Ковалевский считал представительную демократию, основанную на самоуправлении народа (парламентаризме) и равенстве всех граждан перед законом. Движение России в сторону утверждения представительной демократии Ковалевский, как либерал-эволюционист, предполагал через целый ряд последовательных изменений, рассматривая в качестве необходимого начального этапа конституционную монархию. М.М. Ковалевский органично сочетал в себе качества ученого-энциклопедиста и политика-прагматика. С высоты своего научного знания он, может быть, как никто другой из российских политиков, понимал, сколь трудным и длительным будет путь России от самодержавия к демократии. Ковалевский, по нашему мнению, представлял собой выкристаллизовавшийся в событиях русской Смуты начала XX века новый тип политика, не понятый большинством современников (что, заметим, вовсе не умаляет ценности его опыта). Это тип умеренного либерала-демократа, политика-центриста, высшей ценностью для которого является «общественная солидарность», а руководством к действию – здравый смысл и забота об «общем благе».

По отзывам современников, Ковалевский по возвращении на родину «стал знаменем, символом русской культуры и всех русских культурных начинаний». Ему была свойственна безграничная вера в силу просвещения и культуры, их спасительную миссию. В разговоре с друзьями он сказал как-то: «Я не сомневаюсь в том, что гораздо действеннее писать статьи, чем бросать бомбы…» Ковалевский всегда старался следовать наставлению Иоанна Златоуста: «Убеждай с кротостью». «Можно ненавидеть ложное учение, но не человека, его исповедующего. Любовь – высшая учительница; она одна может содействовать освобождению людей от заблуждения».

В сентябре 1905 года Ковалевский, как человек, «никогда не изменявший либеральному знамени», был приглашен участвовать в съезде земских и городских деятелей, состоявшемся в Москве. Разделяя позицию съезда о необходимости расширения полномочий Государственной думы и упрочения гражданских и политических свобод, Ковалевский выступил с особым мнением по аграрной программе. На первый план при разрешении вопроса об утолении земельного голода крестьян он ставил правильно организованную переселенческую кампанию, а также «широкое наделение казенными землями, принудительный выкуп одних латифундий, ничем не стесняемую свободу самим крестьянам переходить от общинного к подворному или семейному пользованию».

В ноябре 1905 года Ковалевский принял участие в очередном земском съезде. Его откровенное заявление о том, что республика кажется ему в России так же мало мыслимой, как монархия во Франции, снова встретило осуждение многих радикальных делегатов съезда.

Восприняв близко к сердцу свой «полууспех» на родине, Ковалевский уехал из России в Париж. В письме к своему давнему другу А.И. Чупрову от 14 декабря 1905 года он так описывал ситуацию в России, пережитую им недавно: «Я вынес впечатление дома умалишенных, в котором одни стачечники знают, что делают, а революционеры к ним примазываются, уверяя, что они пахали… Либеральные земцы все протягивают руку налево… Вся эта либерально-демократическая комедия… производит впечатление сплошной мерзости. Господа эти всего боятся – даже того, чтобы называть вещи по имени: бунт матросов – бунтом, а грабеж усадеб – грабежом. Я тщетно предлагал им в бюро подобного рода резолюции. У них не хватает смелости принять их».

Отголоском всего этого, по выражению Ковалевского, «бедлама» стало поведение русской колонии в Париже. «По моем приезде студенты школы попросили меня прочесть им лекцию о русских событиях, а затем потребовали от меня отчета, как я смею не быть республиканцем в России. Лекция закончилась аплодисментами и свистками… Я прекратил чтения, и школа закрыта не то временно, не то навсегда. И к лучшему. Теперь уже никто не хочет учиться, и все заняты только тем, чтобы внедрять в других честные убеждения клеветою и физическим насилием. Красные хулиганы стоят черных…»

Пребывание Ковалевского в Париже в 1905–1907 годах оказалось недолгим. Сложные перипетии общественной жизни втянули его в круговорот событий на родине. Вернувшись вскоре в Петербург, Ковалевский, по его словам, «сразу очутился в центре всего движения». Первым делом он основал в Петербурге газету «Страна», издававшуюся с февраля 1906 по январь 1907 года. В редакции активно работали приглашенные Ковалевским профессор политэкономии И.И. Иванюков, видный экономист А.С. Посников, правовед Ю.С. Гамбаров, известный в России либеральный публицист К.К. Арсеньев, литературоведы Н.А. Котляревский и Д.Н. Овсянико-Куликовский. К тому времени большинство членов редакции уже состояло в недавно созданной Партии демократических реформ (ПДР). Ковалевский примкнул к этой партии и принял активное участие в выработке ее политической программы. Газета «Страна» стала фактически органом партии.

Достойным поприщем для Ковалевского как политика и общественного деятеля могла стать Государственная дума. Работа в комиссиях первого русского парламента предоставляла возможность оказывать непосредственное влияние на формирование государственной политики. Посоветовавшись с В.О. Ключевским, политические воззрения которого были ему близки, Ковалевский принял решение выставить свою кандидатуру в Думу от Харьковской губернии. Ситуация для избрания складывалась благоприятно. Ковалевский вспоминал: «Так как никто особенно не стремился сделаться депутатом, опасаясь, как бы не навлечь тем самым на себя беды, то отношение было более или менее следующее: хочешь лезть в петлю, ступай – мы тебе препятствовать не будем».

Выступления Ковалевского в I Думе начались с обсуждения адреса в ответ на тронную речь царя в день открытия народного представительства 27 апреля 1906 года. Исходя из опыта западных демократий, Ковалевский предлагал включить в ответный адрес выражение признательности монарху со стороны народных представителей за дарованную им возможность участия в законодательной деятельности. Одновременно он настаивал на необходимости включения в адрес выражения готовности Думы к рассмотрению возможно большего числа государственных вопросов, в частности внешней политики России.

С каждым днем работы I Думы крупная фигура Ковалевского все чаще появлялась за думской кафедрой. «С верхних скамей, на которых я расположился с прочими членами от Харьковской губернии, меня пригласили пересесть на нижние, чтобы не тратить времени и быть поближе к трибуне», – вспоминал Ковалевский. «Учитель-депутат» – так отзывались о нем соратники. Неоднократно в заседаниях Ковалевский выступал со справками по истории парламентаризма и практике народных представительств в западных странах. Эти речи часто вызывали неоднозначную реакцию среди депутатов как «справа», так и «слева».

Независимость Ковалевского от какой-либо партийной программы (по выражению Милюкова, его «недисциплинированность») часто проявлялась в ходе думских заседаний. Так, пытаясь приостановить применение смертной казни на то время, пока соответствующий законопроект прорабатывается в Думе, Ковалевский предложил депутатам обратиться с соответствующей петицией к царю. «Кадеты и трудовики почему-то сочли унизительной форму петиции, но я нашел поддержку в более консервативной части Думы», – вспоминал Ковалевский. Собрав несколько тысяч подписей, он отвез петицию в Петергоф – летнюю резиденцию Николая II. «Никакого ответа на нее не последовало», – констатировал Ковалевский.

Речи Ковалевского в Думе часто служили ему материалом для газетных статей в «Стране». Желая оказать воздействие на ход прений, он бесплатно рассылал свою газету многим депутатам без различия партий. «Кадеты относились ко мне с оглядкой, не всегда уверенные в том, что я буду голосовать с ними в унисон», – писал Ковалевский. Тем не менее леволиберальная Дума выбрала Ковалевского руководителем и членом многих парламентских комиссий. Он, например, возглавил комиссию по составлению закона о личной свободе. Ею было принято предложение Ковалевского придерживаться в своей деятельности английского принципа Habeas corpus. Он был также членом комиссий по составлению законопроектов о гражданском равноправии, свободе собраний и т. д. Ковалевский являлся горячим сторонником политической амнистии, неоднократно высказывался в Думе в защиту прав печати.

Известие о роспуске I Думы настигло Ковалевского в Лондоне, куда он прибыл во главе думской делегации на конференцию Межпарламентской ассоциации мира. Политическая деятельность Ковалевского в России получила высокую оценку и признание международной общественности. «Когда бюрократическое самодержавие превратится в конституционную монархию, когда революция уляжется и начнется эволюция, Максим Ковалевский будет фигурировать в первом ряду обновителей русского отечества», – отмечалось в парижском издании «Век» в мае 1906 года.

По возвращении в Россию Ковалевский отказался поддержать радикально антиправительственное Выборгское воззвание, инициированное кадетами. По словам Ковалевского, иное решение лишило бы его перед собственной совестью права считать себя доктором по государствоведению. «Никто из специалистов этой науки не может допустить призыва подданных к неплатежу налогов и к отказу нести воинскую повинность», – заявлял Ковалевский.

Вместе с тем он осудил роспуск I Думы и считал неприемлемым для общественных деятелей вхождение в состав правительства, возглавляемого Столыпиным. Ковалевский ответил письменным отказом на приглашение Столыпина участвовать в политическом рауте у него на дому, мотивировав свое решение тем, что этот вечер, предшествующий началу судебного процесса против «выборжцев», он намерен провести со своими товарищами по I Думе. Столыпин счел себя крайне задетым этим письмом, текст которого вскоре стал общеизвестным и обошел столичную и провинциальную печать. Позднее, 18 декабря 1907 года, в день окончания суда над «выборжцами», Ковалевский устроил у себя собрание представителей различных партий «с целью выразить сочувствие осужденным».

На выборах во II Думу Ковалевский потерпел неудачу. Он считал ниже своего достоинства «корректировать» убеждения в зависимости от ситуации, и его принципиальная, демократическая позиция по аграрному вопросу показалась землевладельцам Харьковского уезда настолько революционной, что они открыто стали агитировать против, используя также недоброжелательное отношение к Ковалевскому правительственных кругов. В итоге Ковалевскому не хватило трех голосов, чтобы пройти в выборщики от Харьковской губернии.

Возвратившись в Петербург, Ковалевский принял предложение П.Б. Струве выставить свою кандидатуру от Петербурга по кадетскому списку. Ситуация на этот раз складывалась поначалу благоприятно для Ковалевского. Однако выбор его от Петербурга вскоре был кассирован властями под тем предлогом, что ему недостает нескольких дней для того, чтобы считаться проживающим в Петербурге полный год.

Не имея возможности попасть в Думу, Ковалевский связывал надежды на продолжение своей общественной деятельности с участием в работе Государственного совета. Несмотря на сопротивление властей, 8 февраля 1907 года он был избран членом верхней палаты парламента от академической курии. В Государственном совете Ковалевский стал лидером «прогрессивной группы», куда входили либерально настроенные представители науки, юриспруденции, торговли.

Роспуск II Государственной думы Ковалевский воспринял как личную трагедию. «Нигде, кажется, не найду убежища от тягостного чувства, что дело свободы в России проиграно, – писал он А.И. Чупрову, – что желание одних всякими средствами добиться сразу создания социальной республики и неискренность других привели к восстановлению порядков Плеве. Долго ли еще предстоит мне лаяться в Петербурге, не знаю. Столыпинская банда меня терпеть не может, черносотенцы, разумеется, идут так же далеко в своей ненависти. А так как ближайшее будущее принадлежит тем или другим, то мои дни в России сочтены».

Современники особо отмечали речи Ковалевского в Государственном совете по вопросам судебной реформы, где он выступал сторонником суда присяжных, отстаивал принцип подсудности должностных лиц на общих основаниях. Позиции здравого смысла определяли его подход к решению проблем национально-государственного устройства, в основе которого – принцип равенства всех граждан перед законом и необходимость обеспечения интересов России как единого целого.

Ковалевский продолжал активно заниматься и научно-преподавательской деятельностью. В марте 1914 года он был избран действительным членом Российской академии наук по отделению политических наук. Массу времени и сил отнимало у Ковалевского его участие в деятельности огромного количества общественных организаций.

Начало Первой мировой войны застало Ковалевского в Карлсбаде, где он лечился. Такой поворот событий в международных отношениях явился для него, всю жизнь верящего в то, что «разум управляет миром», тяжелым ударом. Австрийские власти интернировали Ковалевского; немецкая печать отзывалась о нем как об «опасном русском панслависте». Благодаря усилиям международной общественности Ковалевский был освобожден и в феврале 1915 года вернулся в Россию.

С осени 1915 года у него стала стремительно развиваться болезнь сердца. Превозмогая недуг, 10 февраля 1916 года Ковалевский в последний раз выступил с речью в Государственном совете в защиту законопроекта о подоходном налоге, отстаивая интересы малоимущих слоев населения. Тревога за его здоровье проникла в прессу и общество. В газетах появились официальные бюллетени о ходе болезни. Отовсюду в его дом шли телеграммы и письма с пожеланиями здоровья.

Скончался Ковалевский 13 марта 1916 года. Похороны, в которых приняли участие десятки тысяч людей, носили грандиозный характер. На улицах Петрограда, по которым двигалась траурная процессия, направлявшаяся к Александро-Невской лавре, пришлось приостановить движение транспорта. На гранитном памятнике, установленном на могиле Ковалевского, высечена надпись: «Историку и учителю права, борцу за свободу, равенство и прогресс».