Текст книги "Первая судебная риторика. «Риторика для Геренния» («Ad Herennium»)"

29. Поскольку украшение состоит из сравнений, примеров, амплификаций, предыдущих судебных решений, а также других средств, которые служат для разворачивания и обогащения аргумента, давай рассмотрим недостатки, которые свойственны им.

Сравнение неправильно, если оно неточно в каждой части, и [ему] не хватает подходящего основания[69]69
  Того, с чем (кем) сравнивается.


[Закрыть], или [оно] наносит ущерб тому, что (кого) оно представляет[70]70
  Тому, что (кто) сравнивается.


[Закрыть].

Пример неудачный, если он либо является ложным, и, следовательно, опровержимым, или низменным, которому, следовательно, нельзя подражать, или если он заключает в себе больше или меньше того, что требует материал [дела].

Ссылка на предыдущее судебное решение будет неудачной, если оно вынесено по отличающемуся делу, или оно спорно, или если оно сомнительно, или такого рода, что нашими противниками могут быть представлены или более уместные предыдущие решения, либо в большем количестве.

Неправильно, когда наши противники, допуская факт, посвящают аргумент тому, чтобы установить его как факт; для этого его следует скорее развивать.

Неправильно также усиливать то, что следует доказать; например, если человек собирается обвинить другого в убийстве, и, прежде чем он представил убедительные аргументы, станет преувеличивать злодеяние; общепризнано, что нет ничего более постыдного, чем убийство. Вопрос, собственно, не в том, позорно деяние или нет, а в том, было ли оно совершено.

Заключение является ошибочным, если оно не включает в себя все пункты [аргумента] в том порядке, в котором они рассматривались; если оно не содержит краткого вывода; и если заключение не представляет чего-то определенного и непоколебимого, ясно дающего понять, что то, что было в предложении, впоследствии установлено причиной, доказательством и аргументом в целом.

30. Выводы, среди греков именующиеся ἐπίλογοι[71]71
  Эпилог.


[Закрыть], являются троякими, состоящими из подытоживания, амплификации и призыва к состраданию. Мы можем использовать вывод в четырех местах: в прямом вступлении, после изложения фактов, после самого сильного аргумента и в заключение своей речи.

Подытоживание сводит воедино и напоминает все, о чем мы говорили, – коротко, чтобы освежить [в памяти], но не повторить [содержание речи]; мы будем воспроизводить все положения в том порядке, в котором они были представлены [в речи], так что слушатель, если он не запомнил их, понуждается их вспомнить. Также следует позаботиться, чтобы подытоживание не обращало назад к введению или изложению фактов. В противном случае речь будет выглядеть разработанной и переданной с большим старанием, чтобы продемонстрировать искусство оратора, расхвалить его остроумие, а также обнаружить его памятливость. Поэтому подытоживание должно брать начало в разделении[72]72
  То есть напоминать только о спорных моментах дела.


[Закрыть]. Затем мы должны по порядку и кратко подавать то, что разработано в доказательстве и опровержении[73]73
  См. I: 3.


[Закрыть].

Амплификация есть принцип использования общеупотребительных мест, чтобы взволновать слушателей. Для усиления обвинения подобает извлекать общеупотребительные места из [следующих] десяти наставлений.

(1) Первое общеупотребительное место берется от авторитета, когда напоминаем, какое большое попечение вызывал обсуждаемый вопрос у бессмертных богов, или наших предков, или царей, государств, варварских народов, мудрецов, Сената; и также, в особенности, какое наказание предусмотрено в этих случаях законами.

(2) Второе общеупотребительное место используется, когда изучаем, кто подпадает под действие актов, на которых наше обвинение основывается; все ли люди, что является наиболее возмутительным; или высшие нас по положению – те, о ком упоминается в общеупотребительном месте от авторитета; или равные нам по свойствам характера, физическим качествам и происхождению; или низшие, которых мы во всех этих отношениях превосходим.

(3) С помощью третьего общеупотребительного места спрашиваем, что случилось бы, если бы подобное снисхождение даровали всем преступникам, и показываем, какая опасность и вред воспоследуют из равнодушия к этому преступлению.

(4) С помощью четвертого общеупотребительного места показываем, что если мы потворствуем этому [человеку], многие другие поощряются к совершению преступлений – тому, что опасение приговора до сих пор препятствовало.

(5) С помощью пятого общеупотребительного места показываем, что если выносится не то судебное решение, на котором мы настаиваем, то не найдется ничего, что смогло бы исправить вред или судебную ошибку. Здесь представится случай произвести сравнение с другими ошибками, чтобы показать, что другие промахи могли быть либо сглажены временем или исправлены намеренно, но что до тех пор, пока нынешняя ошибка не устранена, ничто не будет служить смягчению или исправлению ее.

(6) С помощью шестого общеупотребительного места показываем, что деяние было совершено с умыслом, и заявляем, что за умышленное преступление нет никакого оправдания, поскольку за непреднамеренное деяние предусмотрено законное прошение о помиловании.

(7) С помощью седьмого общеупотребительного места показываем, какое это деяние отвратительное, жестокое, кощунственное и тираническое; как изнасилование женщин или одно из тех [преступлений], которые служат поводом к войне и толкают врагов к посягательству на жизнь.

(8) С помощью восьмого общеупотребительного места показываем, что это не обычное, но особенное преступление – низкое, гнусное и неслыханное, – и, следовательно, оно должно быть незамедлительно и безжалостно отомщено.

(9) Девятое общеупотребительное место состоит в сравнении обид, как если скажем, что развратить свободнорожденного человека – это более омерзительное преступление, чем украсть священный предмет, потому что одно проистекает из необузданной распущенности, а другое – от нужды, (10) В десятом общеупотребительном месте исследуем живо, обвиняюще и усердно все, что имело место при реальном осуществлении деяния, и все обстоятельства, которые обычно сопутствуют такому деянию, чтобы благодаря перечислению обстоятельств, сопутствующих совершению преступления, могло показаться, что место предстает и действие разворачивается перед нашими глазами.

31. Мы будем пробуждать жалость в наших слушателях, вспоминая перипетии судьбы; сравнивая процветание, которым когда-то наслаждались, с теперешним бедствием; перечисляя и разъясняя результаты, которые воспоследуют, если мы проиграем дело; упрашивая тех, чью жалость стремимся вызвать, и вверяя себя их милосердию; открывая, что постигнет наших родителей, детей и других родственников через наш позор, и в то же время показывая, что мы скорбим не из-за собственных утеснений, но из-за их тревог и страданий; раскрывая доброту, человеколюбие и сочувствие, проявленное нами к другим; показывая, что мы всегда или в течение длительного времени находились в трудных условиях; кляня нашу судьбу или невезение; показывая, что наше сердце станет смелым и терпеливым от невзгод. Взывание к жалости должно быть кратким, ибо ничто не сохнет быстрее, чем слеза.

В этой книге я фактически разобрал самые темные места, изучаемые искусством [риторики]; поэтому эта книга должна закончиться здесь. Остальные правила, как представляется, лучше перенести в третью книгу. Если ты изучил материал, что я представил, со мной или без меня, со вниманием, равным усилиям, которые я приложил в собирании его, я, со своей стороны, пожну плоды своего труда, если ты поделишься со мной сведениями и тем воздашь мне за усердие и порадуешь приобретенными знаниями. Ты [лучше] изучишь заповеди искусства [риторики], и мы [вместе] бодро выполним оставшуюся часть труда. Что это будет, я точно знаю, поскольку достаточно знаю тебя. Позволь мне обратиться к другим правилам, чтобы я мог удовлетворить твое очень похвальное желание – мне доставляет большое удовольствие его исполнить.

Книга III

1. В предыдущих книгах, полагаю, я достаточно наглядно показал, как использовать изобретение в любой судебной речи. Метод [разработки] совещательной и показательной речи я перенес в эту книгу, чтобы как можно скорее объяснить тебе все правила изобретения.

Нам осталось изучить четыре раздела искусства [риторики]. Три из них рассматриваются в настоящей книге: композиция, исполнение[74]74
  Возможно, точнее было бы называть исполнение декламацией – pronuntiatione (лат.), поскольку декламировать речь можно, очевидно и на этапе подготовки ее к произнесению (декламации).


[Закрыть] и запоминание[75]75
  Возможно, целесообразнее называть этот раздел искусства риторики памятью – memoria (лат.), поскольку память нужна оратору не только для того, чтобы запомнить, но и вспомнить текст.


[Закрыть]. Стиль, поскольку, как представляется, он требует более полной разработки, я предпочитаю обсудить в четвертой книге, которую я надеюсь завершить быстро и послать тебе, чтобы ты ни в чем не нуждался при изучении искусства [риторики]. Изучая все принципы, что я здесь впервые изложил, когда пожелаешь – со мной, а когда и без меня – читая, ты никак не сможешь удержаться от равного со мной продвижения к мастерству в этом полезном искусстве. Теперь, когда я привлек твое внимание, я возобновляю движение к нашей цели.

2. Совещательные речи первого рода есть те, в которых рассматривают вопрос предпочтительного выбора между двумя [возможными] направлениями действий, второго рода – выбор между несколькими направлениями действий. Пример выбора между двумя направлениями действий: что лучше: уничтожить Карфаген или оставить его существовать? Пример выбора из нескольких [направлений действий]: когда Ганнибал был отозван в Карфаген из Италии, [ему] предстояло обдумать, остаться ли в Италии, или вернуться домой, или вторгнуться в Египет и захватить Александрию[76]76
  В результате происков недоброжелателей в сенате Карфагена, Ганнибал был отозван из Италии в 203 г. до н. э.


[Закрыть].

Также вопрос, подлежащий обсуждению, иногда изучается сам по себе; например, когда Сенат должен обсуждать, стоит ли выкупать пленников у врага[77]77
  Такой вопрос решался в римском Сенате после поражения римлян при Каннах (216 г. до н. э.). После речи Тита Манлия Торквата Сенат ответил Ганнибалу отказом.


[Закрыть]. Или иногда вопрос становится общим для обсуждения и разбирательства на основании какой-то побудительной причины, не имеющей отношения к самому вопросу; например, когда Сенат должен обсуждать, следует ли для Сципиона делать исключение из закона, чтобы позволить ему стать консулом до достижения [установленного] возраста[78]78
  Публий Корнелий Сципион Африканский Старший (235 ‒ 183 гг. до н. э.) – римский полководец. По законам Римской республики, минимальный возраст консула составлял 41 (для патриция) и 42 года (для плебея). Сципион первый раз был избран консулом в 205 г. до н. э. ввиду его экстраординарных заслуг в борьбе с Карфагеном.


[Закрыть]. А иногда вопрос выносится на обсуждение сам по себе, а затем возбуждает дебаты больше из-за посторонней побудительной причины; например, когда во время Италийской войны[79]79
  Италийская или Союзническая (Марсийская) война (91 ‒ 88 гг. до н. э.) – восстание италийских племен против Рима. Причиной конфликта явился отказ римского сената предоставить права римского гражданства италийским союзникам.


[Закрыть] Сенат должен был обсуждать, предоставлять или нет гражданство союзникам. В случаях, когда предмет сам по себе порождает обсуждение, весь разговор будет посвящен самому предмету. В тех [случаях], когда к обсуждению приводит посторонняя побудительная причина, – именно эта причина будет подчеркиваться или принижаться.

Оратор, который дает совет, должен своей речью выявить пользу в качестве своей цели, чтобы вся его речь работала на это.

Польза в политических дискуссиях имеет два аспекта: безопасность и честь.

Рассмотрение вопроса безопасности заключается в выработке того или иного плана, обеспечивающего предотвращение возникшей или надвигающейся опасности. Безопасность [обеспечивается] силой и хитростью, которые мы будем рассматривать как по отдельности, так и совместно. Сила определяется обученностью [войска], разрядами[80]80
  Имеется в виду деление римского общества по имущественному цензу на 5 разрядов или классов, установленное Сервием Туллием.


[Закрыть], вооружением, наличием метательных машин, призывом к людям[81]81
  Воодушевление войска перед сражением речами полководцев.


[Закрыть] и многими подобными вещами. Хитрость использует деньги, обещания, притворство, утаивание, ускорение[82]82
  Очевидно, имеется в виду ускорение продвижения войска, позволяющее достичь внезапности при нападении на противника.


[Закрыть], обман и другие средства, обсуждение которых следует отложить на более подходящее время, если когда-нибудь я попытаюсь написать об искусстве войны или государственного управления.

Достопочтенное разделяется на правое (rectum) и похвальное (laudabile). Правильным является то, что совершается в согласии с добродетелью и долгом. Правое разделяется на мудрость, справедливость, твердость и умеренность. Мудрость есть разум, способный неким правильным способом различать хорошее и плохое; точно так же знание искусства [риторики] называется мудростью; также знание многих вещей, [хранящихся] в памяти, или опыт во многих занятиях называется мудростью. Справедливость есть беспристрастность, определяющая каждому то, на что он имеет право соразмерно его значению. Твердость есть стремление к великим делам и презрение к низким средствам для достижения их; также перенесение трудов в надежде на [получение] блага. Умеренность состоит в способности твердого духа умерять страсти.

3. Мы используем род мудрости в речи, если сравниваем преимущества и недостатки, рекомендуем стремиться к одному и избегать другого; если советуем что-то в предмете, в котором мы разбираемся, [какая вещь] что означает или откуда берется, что надлежит делать; или если рекомендуем некоторую политику в вопросе, с которым знакомы или из непосредственного опыта или из молвы – в этом случае мы легко убедим слушателей в желательном для нас направлении [действий], ссылаясь на прецедент.

Мы используем род справедливости, если говорим, что должны пожалеть невинных людей и просителей; если показываем, что необходимо воздавать за заслуживающее благодарности; если объясняем, что должны наказать виновных; если призываем ревностно хранить веру; если говорим, что законы и установления государства должны быть особенно хранимы; если утверждаем, что союзы и дружеские отношения должны неукоснительно соблюдаться; если ясно показываем, что обязанности, налагаемые природой по отношению к родителям, богам и отечеству, должно скрупулезно блюсти; если отстаиваем, что узы гостеприимства, клиентуры, родства и брака должны быть нерушимо почитаемы; если показываем, что ни награда, ни милость, ни опасность, ни вражда не должны уводить с правого пути; если говорим, что во всех делах должны соблюдаться установленные принципы. С помощью этих и подобных родов справедливости мы можем показать, что дело, о котором ведем речь в совете, является справедливым, а его противоположность – несправедлива. В результате мы будем снабжены общеупотребительными местами как для убеждения, так и для разубеждения.

Когда мы называем в качестве побудительной причины для направления действий постоянство в твердости, необходимо дать понять, что люди должны следовать и руководствоваться благородными и доблестными деяниями, и что, тем самым, поступки низкие и недостойные должны, следовательно, быть презираемы мужами и признаваемы не соответствующими их достоинству. Ни опасности, ни тяготы, сколь бы великими они ни были, не отклонят нас от достопочтенных деяний; смерть следует предпочесть позору; никакое страдание не должно вынудить забыть долг; в отстаивании истины не следует опасаться человеческой неприязни; справедливость повелевает уважать страну, родителей, гостей, близких и прочих, обязывает быть твердыми в любой опасности и переносить любые тяготы.

Мы используем род умеренности, если осуждаем непомерное желание почестей, денег или тому подобного; если ограничиваем каждую вещь ее определенными естественными границами; если показываем, сколько [чего] достаточно в каждом случае, выступаем против того, чтобы заходить слишком далеко и устанавливаем должное ограничение в любом вопросе.

Добродетели такого рода умножаются, если мы их представляем [и прославляем], но обесцениваются, если призываем не принимать их во внимание, умаляя значение того, о чем шла речь выше. Конечно, никто не предложит отречься от добродетели, но пусть оратор скажет, что дело не такого рода, где в качестве мерила можно рассматривать какую-то выдающуюся добродетель; или что добродетель состоит скорее из качеств, противоположных тем, что здесь явлены. Также, если это вообще возможно, мы покажем то, что наш противник называл справедливостью, есть трусость, и леность, и ложное великодушие; что он именовал мудростью, назовем дерзостью, ребяческой болтовней и обидным умничаньем; что он провозгласил умеренностью, провозгласим бездеятельностью и вялым равнодушием; что он именовал твердостью, станем называть безрассудной смелостью гладиатора.

4. Похвально то, что вызывает достойное упоминание во время события и оставляет добрую память после него. Я отделил похвальное от правого не потому, что четыре рода, которые я перечислил под названием правого, обычно не порождают достохвальную память, а потому, что, хотя похвальное имеет свой источник в правом, мы должны, тем не менее, во время произнесения речи разбирать одно отдельно от другого. В самом деле, следует стремиться к правильному не единственно ради похвалы; но если похвалы удостаиваются, желание стремиться к правому после этого удваивается. Поэтому, когда вещь показывается правильной, следует показывать также, что она похвальна или по мнению приличных людей – если, например, что-то должно нравиться более достойным и вызывать неодобрение у людей низшего звания, – или известных сторонников, или всех сограждан, или чужеземцев, или [наших] потомков.

Произведя разделение по местам[83]83
  Здесь автор трактует место как ценностный топ, в современной классификации.


[Закрыть] в совещательной речи, следует кратко объяснить, как развивать дело в целом.

Введение может быть выполнено в виде прямого вступления или тонкого подхода теми же средствами, что и в судебной речи. Если случается излагать факты, в повествовании правильно будет следовать тому же методу [, что применяется в судебной речи].

Поскольку в речах такого рода окончание – это [определение, что есть] польза, и польза определяется из соображений безопасности и чести, если мы можем доказать, что обе цели будут достигнуты, следует посулить проделать это двойное доказательство в речи; если хотим показать, что будет достигнута одна из двух [целей], укажем лишь то, что намерены утверждать. Итак, если говорим, что нашей целью является обеспечение безопасности, следует использовать ее подразделения: силу и стратегию. Ибо то, что в предуведомлении [к изучению совещательной речи] я, чтобы придать ясность и выразительность, назвал хитростью, следует при произнесении речи именовать более почетным названием стратегии. Если говорим, что цель нашего совета есть выбор правильного [направления действий], и употребляются все четыре рода правого, будем использовать их все. Если не все эти роды употребляются, будем при произнесении речи использовать как можно больше их.

Мы используем доказательство и опровержение, когда укрепляем в нашу пользу места, изъясненные выше[84]84
  См. II: 14–17.


[Закрыть], и опровергаем противоположные [места]. Правила искусного распространения аргумента можно найти во второй книге[85]85
  См. II: 30.


[Закрыть].

5. Но может так случится, что при рассмотрении [дела] совет одной стороны основывается на соображениях безопасности, а другой – на [соображениях] чести, как в случае тех, кто, будучи окруженными пунами[86]86
  Пуны, пунийцы – карфагеняне. Речь идет, очевидно, о сражении при Каннах (216 г. до н. э.) во время 2-й Пунической войны. После битвы из 7000 римлян, окруженных карфагенянами в лагере, предпочли пробиться через ряды друзей, препятствовавших им, и врагов всего 600 человек, а оставшиеся сдались.


[Закрыть], обдумывают выбор направления действий. Итак, оратор, выступающий с точки зрения [предпочтения] безопасности, будет использовать следующие места: нет большего блага, чем сохранение [жизни]; никто не может употребить свою доблесть, если не основывал свои планы на предосторожности; даже боги не помогают тем, кто бездумно подвергает себя опасности; не должно считать почетным то, что не обеспечивает безопасности. Тот, кто предпочитает безопасности соображения чести, будет использовать следующие места: доблесть не остается в забвении; боль, если она пугает или смерть, если она страшит, менее тягостны, чем позор и бесчестье; необходимо принимать во внимание стыд, который за этим последует – действительно, ни бессмертия, ни бесконечной жизни не стяжаешь, а также не доказано, что, как только одной опасности избежишь, с другой не столкнешься; даже фортуна обычно сопутствует смелым; не тот, кому сейчас не грозит опасность, но тот, кто живет достойно, живет благополучно – в то время как тот, кто живет позорно, не может всегда пребывать в безопасности.

Как правило, [в совещательной речи] мы используем такое же заключение, как и в судебных речах, за исключением того, что здесь особенно полезно представить примеры из прошлого в возможно большем количестве.

6. Обратимся теперь к показательной речи. Так как этот вид речи включает в себя восхваление и порицание, места, на которых основывается похвала, будут по противоположности служить нам в качестве оснований для порицания. Итак, предметом похвалы могут выступать: внешние обстоятельства, физические качества и свойства характера.

К внешним обстоятельствам относятся такие, которые могут сложиться благодаря случаю или определяющимся судьбой возможностям, благоприятным и неблагоприятным: происхождению, образованию, богатству, могуществу, славе, гражданству, друзьям и тому подобному и их противоположностям. Физические качества – достоинства или дефекты, – дарованные телу от природы: ловкость, сила, красота, здоровье и их противоположности. Свойства характера покоятся на рассудительности и на образе мыслей [это есть]: мудрость, справедливость, твердость, умеренность и их противоположности. Итак, на этом в речах такого рода будет [основываться] доказательство и опровержение.

Прямое вступление[87]87
  См. I: 4.


[Закрыть] начинается или от себя, или от человека, которого мы обсуждаем, или от слушателей, или от самого предмета. От своего лица: если говорим в похвалу, скажем, что делаем это из чувства долга, потому что узы дружбы обязывают; или по доброй воле, потому что такова добродетель человека, которого обсуждаем, что каждый должен хотеть высказаться; или потому что необходимо, чтобы показать из хвалы, ему воздаваемой окружающими, его характер. Если говорим в осуждение, скажем, что мы вправе делать это, потому что это наша обязанность; или что делаем это по доброй воле, потому что считаем полезным, чтобы все были извещены о порочности и неслыханном беспутстве [этого человека]; или потому что нам угодно, порицая других, показать, какое поведение угодно нам.

Когда почерпаем введение от человека, который обсуждается: если говорим в похвалу, скажем, что страшимся не найти слов для описания его дел; все люди должны свидетельствовать о его добродетелях; сами его дела превосходят красноречие всех панегиристов. Если говорим в осуждение, мы должны и, очевидно, можем, изменив нескольких слов, как я показал чуть выше, выразить чувства с обратным результатом.

Когда введение обращается от слушателей: если говорим в похвалу, скажем, что, ибо мы не возносим хвалу среди людей, незнакомых с человеком, скажем кратко, чтобы освежить их память; или если они не знают его, постараемся удовлетворить их желание узнать человека такого совершенства; так как слушатели имеют то же стремление к добродетели, что имел или ныне имеет предмет восхваления, мы надеемся легко завоевать одобрение его поступков от тех, чьего одобрения желаем. Напротив, в осуждение: скажем, что, так как слушатели знают человека, мы ограничимся лишь несколькими словами на примерах его испорченности; но если они его не знают, постараемся сделать так, чтобы узнали, чтобы они могли избежать его нечестия; поскольку слушатели не похожи на предмет нашего порицания, мы выражаем надежду, что они решительно не одобряют его образа жизни.

Когда введение исходит из самого предмета: скажем, что не знаем, что хвалить в особенности; мы опасаемся, что при обсуждении великого множества вещей пропустим еще больше; и добавим что угодно, что вызовет подобные чувства. Чувства противоположные этим возникают, если мы порицаем.

7. Если введение было разработано в соответствии с любым из способов, только что описанных, не возникнет никакой необходимости в том, чтобы за ним следовало изложение фактов; но если есть повод для этого, если мы должны перечислить, одобряя или порицая, какие-то действия обсуждаемого лица – указания по повествованию будут найдены в первой книге.

Разделение следует проводить так: изложим вещи, которые намерены хвалить или порицать; затем перечислим события, соблюдая их точную последовательность и хронологию, так что можно [будет] понять после обсуждения, как человек поступал и насколько благоразумно и осмотрительно. Но сначала будет необходимо изложить достоинства и недостатки его характера и затем объяснить, как, подобно присущим ему особенностям характера, он использовал физические достоинства или недостатки, или внешние обстоятельства. Ниже приводится порядок, который следует соблюдать, изображая жизнь [человека]:

(1) Внешние обстоятельства: происхождение – в похвалу: предки, от которых он ведет род; если он знатного происхождения – он был им равен или превосходил; если простого происхождения – он имел поддержку в себе, а не в добродетелях предков. В осуждение: если он знатного происхождения – он был позором для своих предков; если низкого происхождения – он не менее бесчестен по сравнению с ними. Образование – в похвалу: что он был хорошо и благородно наставлен в подобающих предметах на протяжении всего детства. В порицание.:.[88]88
  Фрагмент текста утрачен.


[Закрыть]

(2) Далее мы должны перейти к физическим достоинствам: если по своей природе он обладает статью и красотой ― [они] служили ему к чести, а не так, как прочим, во вред и стыд; если он имеет исключительную силу и ловкость, укажем, что они были приобретены соответствующими усердными упражнениями; если он всегда отличался хорошим здоровьем, – что оно было соблюдено заботой [о себе] и борьбой со своими страстями. В осуждение: если человек имеет физические достоинства, объявим, что он злоупотребил тем, что, как подлый гладиатор, получил благодаря случаю и природе. Если ему не хватает их, скажем, что все это, кроме наружности, объясняется его собственной виной и неумеренностью.

(3) Затем вернемся к внешним обстоятельствам и рассмотрим достоинства и недостатки его характера, проявленные по отношению к ним: богатым он был или бедным? Какой властью обладал? Какова была его репутация? Кто были его друзья? Или с кем он враждовал и какой подвиг совершил в этих распрях? Что порождало вражду? К кому относился по-дружески, кому благоволил, кому вредил, к кому испытывал симпатию? Какой характер у человека был в богатстве или в бедности? Как он относился к использованию своих привилегий? Если он мертв, какой смертью умер, и какие это имело последствия?

8. Ко всем обстоятельствам, кроме тех, в которых человеческий характер, главным образом, изучается, должны быть применены четыре вышеупомянутых достоинства. Таким образом, если говорим в похвалу, скажем, что один поступок был справедливым, другой мужественным, третий свидетельствовал об умеренности, а четвертый – о мудрости; если говорим в осуждение, заявим, что один был несправедливым, другой трусливым, третий обличал несдержанность, а четвертый – глупость.

Из этой договоренности сейчас, без сомнения, ясно, как следует относиться к тройственному разделению[89]89
  Относящему к внешним обстоятельствам, физическим качествам и свойствам характера.


[Закрыть] похвалы и порицания – с дополнительным условием, что не должно использовать все три [предмета] для похвалы или для порицания, потому что зачастую не все из них вообще применимы, и часто также, когда это делается, что приложение[90]90
  Т.е. достоинства или недостатки.


[Закрыть] настолько мало, что нет необходимости обращаться к нему. Поэтому следует выбрать ту разновидность [предмета похвалы или порицания], которая, по-видимому, выражена наиболее сильно.

Наши заключения будут краткими, в виде подытоживания[91]91
  См. II: 30.


[Закрыть] в конце речи; в самой речи мы будем с помощью общеупотребительных мест часто вставлять краткие амплификации.

Такого рода речи не должны быть менее настоятельно рекомендуемы [для изучения] только потому, что в жизни их произносят в редких случаях. Однако [даже] если потребность сама по себе может возникнуть лишь время от времени, способность удовлетворять ее настолько искусно, насколько это возможно, должна представляться желательной. И если показательные речи редко используются сами по себе, тем не менее, в судебных и совещательных речах обширные куски нередко посвящены похвале или порицанию. Поэтому будем верить, что такого рода речи должны также требовать от нас некоторого прилежания.

Теперь, когда я завершил самую трудную часть риторики – [умение] тщательно разрабатывать изобретение и применять его в каждом роде речей – настало время перейти к другим частям. Поэтому далее я буду описывать композицию.

9. Поскольку посредством композиции мы расставляем в порядке то, что изобрели, так что у всего может быть определенное место, следует посмотреть, какой разновидности способа организации [материала речи] необходимо следовать. Видов композиции два: один проистекает из принципов риторики, другой приспособлен к конкретным условиям.

Композиция будет основываться на принципах риторики, если соблюдаем наставления, которые я изложил в первой книге – используем введение, изложение фактов, разделение, доказательство, опровержение и заключение – и при произнесении речи следуем порядку, предписанному выше. Точно так же на принципах искусства [риторики] будем выстраивать композицию не только в общем случае – на материале всей речи, – но и в отдельных аргументах, следуя предложению, причине, доказательству, украшению и заключению, как я уже объяснил во второй книге[92]92
  См. II: 18–31.


[Закрыть]. Композиция, основывающаяся на принципах риторики, является двойной – одной для всей речи и другой для отдельных аргументов.

Но есть и другая композиция, которая, если мы должны отойти от порядка, установленного правилами искусства [риторики], приспосабливается к условиям в соответствии с решением говорящего; например, если следует начать свою речь с изложения фактов, или с какого-то очень сильного аргумента, или с чтения некоторых документов; или если сразу после введения использовать доказательство и установление фактов; или если мы должны внести некоторые другие изменения такого рода в устроение речи. Но ни одно из этих изменений не должно вносить, если этого не требует дело. Ибо, если уши слушателей, по-видимому, были оглушены, и их внимание утомлено многословием наших противников, мы можем с успехом опустить введение и начать речь либо с изложения фактов, либо с какого-то сильного аргумента. Затем, если это выигрышно, – поскольку это не всегда необходимо – можно вернуться к мысли, предназначавшейся для введения.

10. Если дело представляется настолько трудным, что никто не сможет терпеливо выслушать введение, начнем с изложения фактов, а затем возвратимся к мысли, предназначавшейся для введения. Если изложение фактов не вполне правдоподобно, начнем с какого-нибудь сильного аргумента. Часто бывает необходимо употреблять такие изменения и перестановки, если само дело обязывает нас изменить части композиции, предусмотренные принципами искусства [риторики].

При доказательстве и опровержении аргументов целесообразно принять композицию следующего вида: (1) сильнейшие аргументы должны быть расположены в начале и в конце прошения; (2) те, что средней силы, а также те, что не являются ни бесполезными для речи, ни существенными для доказательства, те, что являются слабыми, если представлены по отдельности и поодиночке, но становятся сильными и правдоподобными, будучи соединены с остальными, должны быть помещены в середине, поскольку сразу после того, как были заявлены факты, слушатель ожидает увидеть, можно ли каким-либо способом доказать причину, и именно поэтому мы должны тотчас представить некий сильный аргумент; (3) а что до окончания, поскольку то, что было сказано в конце, легко запоминается, полезно, заканчивая говорить, оставить некий очень веский аргумент свежим в голове слушателя.